А еще через год мы развелись. Дело в том, что, когда дети были еще маленькие, я тайком возобновила тренировки, и однажды муж застал меня на месте преступления. Он с такой силой вырвал у меня пистолет, что я сломала о спусковую скобу указательный палец.
Мои дети не были в безопасности из-за моего… порока. Судья именно так и сказал. Дэвида и Санди передали на воспитание матери Фредди. Потом Дэвида поместили в больницу из-за его иммунодефицита: оставлять мальчика дома было невозможно. Свекровь совершала настоящее преступление, отказываясь принимать необходимые меры безопасности, — не стерилизовала игрушки, утверждая, что воспитание «под колпаком» превратит ребенка в мокрую курицу. Просто чудо, что он не погиб от вирусной инфекции. Случилось так, что мой бывший муж погиб в авиакатастрофе в Гватемале, а через полгода его мать умерла от сердечного приступа. Тогда мне передали детей при условии, что я не притронусь к оружию. В течение нескольких лет я должна была примириться с неожиданными визитами, внезапными обысками, во время которых полицейские перерывали весь дом. Меня подвергали тестам на парафин, чтобы проверить, нет ли на пальцах следов пороха.
— Вы могли тренироваться, надев перчатки.
— Это выдумка киношников. В перчатках невозможно по-настоящему ощущать оружие, они замедляют реакцию и лишают руки необходимой чувствительности.
Сара вдохнула дым сигариллы, кончик которой превратился в мерцающий уголек.
— В шестнадцать лет Санди убежала из дому. Она всю жизнь ненавидела собственную мать — так настроила ее бабка, представив меня в образе жаждущей крови маньячки. При любой ссоре дочь бросала мне в лицо: «Такие, как ты, разделались с индейцами и перебили в Америке всех бизонов!» Кажется, она вступила в какую-то секту и занималась проституцией на побережье возле Сан-Франциско, добывая деньги для своего гуру, который собирал средства на «дело мира и согласия во всем мире». Я пробовала отбить у них Санди и дважды похищала ее, прибегнув к помощи мускулистых парней, пыталась распрограммировать с помощью приборов, чтобы убрать из мозга девчонки все то дерьмо, которым его забил ее наставник. Ничто не помогло. Каждый раз она убегала снова. Три месяца назад Санди позвонила, предупредив, что однажды явится и убьет меня, потому что мое предприятие обеспечивает защиту торговцев оружием, отмеченных печатью зверя.
— Сурово, — заметила Джейн. — А полиции, естественно, до этого дела нет?
— Разумеется. Увы, в этой стране полицейских мало, их ненавидят и плохо оплачивают. Будущее за частной полицией.
Гостиная постепенно погружалась в темноту. Джейн склонила голову, в полумраке ее лицо своим непроницаемым выражением напоминало фарфоровую маску.
— Спасибо за исповедь, но мне нечего предложить взамен, — сказала она грустным тоном, с оттенком брезгливого сочувствия. — Вам не позавидуешь. Нелегко, наверное, нести такой груз.
— Иногда просто тяжело… — призналась Сара. — Но вы сами убедитесь: голова заполняется мыслями быстрее, чем можно ожидать.
— А я и не спешу ими обзаводиться, — возразила Джейн. — Потеря памяти — не такая тягостная штука, как это описывается в романах. В конце, концов, она даже удобна. Вот пример: представьте, что за полгода до несчастного случая где-нибудь в Луксоре или Лас-Вегасе я спустила в рулетку миллион долларов. Не потеряй я память, сейчас было бы отчего рвать волосы у себя на голове и слез хватило бы до конца жизни. Амнезия в данной ситуации — благо.
— Если рассматривать дело под этим углом зрения, то все не так уж плохо, — осмотрительно заметила Сара.
— Знаете поговорку английских моряков? — спросила Джейн. — «Самое худшее таится в обыденном». Эту аксиому можно применить и к прошлому. На пару килограммов приятных воспоминаний приходится пять тонн дерьма.
Намереваясь с этой эффектной репликой уйти со сцены, Джейн поднялась с дивана и отправилась к себе. Сара осталась одна в гостиной, ей было не по себе. Она сознавала, что испытывает неясную симпатию к Джейн, не без зависти к ее свободе, а вернее — к пустой голове. В тридцать лет еще не поздно все начать сначала, можно построить свою жизнь.
Встав с дивана, Сара пошла в ванную, умылась холодной водой и посмотрела на свое отражение в зеркале. Она знала, что красива той суровой красотой, которой были отмечены лица жен первопроходцев, в чьей жизни было не так уж много поводов для улыбок. Но понимала Сара и то, что ее черты скоро увянут от непосильной работы и постоянной усталости. Она поднесла пальцы к вискам и слегка натянула кожу, разглаживая мелкие морщинки в уголках глаз. Пустяковая пластическая операция — и она станет выглядеть на пятнадцать лет моложе. Вот только не любит она ловчить, и все тут! Даже окрашивание волос вызывает в ней неприязнь. И разве избавишься от подтачивающих женскую привлекательность тяжелых воспоминаний? Джейн разбередила в ней старую рану. Память — это огромная губка, пропитанная мыльной жидкостью, и если забыть ее в ванной, она еще долго будет распространять вокруг себя затхлый запах.
Сара завернула кран, вытерлась и вновь отправилась на свой наблюдательный пост. Парк уже полностью погрузился во мрак, густая чернота надвинулась на дом со всех сторон, плотно прильнув к прозрачным стенам. Не возникнет ли кто-нибудь из темноты, не появится ли расплющенное о стекло лицо убийцы?
Сара нащупала рукоятку маленького пистолета, который всегда носила на поясе под своей просторной робой лесоруба, — «вальтер», короткий и легкий. Оружие, презираемое сильным полом за его недостаточную мужественность, которое продавцы в специальных магазинах предлагали исключительно дамам. Сара, напротив, не очень доверяла крупнокалиберным пистолетам. У них такая сильная отдача, что можно получить перелом, и они лишь увеличивают риск промахнуться. Нет, классному стрелку достаточно легкого оружия, потому что его пуля попадает точно в цель. Такая пушка, как «Магнум-357», например, плохо разбирается в деталях, она отрывает ногу, руку и наносит увечье бездумно, с самодовольной приблизительностью. Это оружие хорошо для неуклюжего мясника. Саре же хватит ловкости вогнать туда, куда нужно, крохотную пулю калибра 7,65, не заливая стены кровью своей жертвы. Она терпеть не могла бойню. Если понадобится, она выстрелит один единственный раз. Нет смысла расстреливать всю обойму — это удел убийц-дилетантов, стремящихся произвести впечатление. Элитный стрелок делает чудеса с простейшим револьвером 22-го калибра — отец не раз ей это доказывал. Пресловутое «новейшее оружие», якобы обладающее неисчерпаемыми возможностями, о котором трубят на все лады киллеры, на самом деле миф, не имеющий под собой никаких оснований.
Сара достала еще одну сигариллу из зеленого кожаного футляра, который всегда носила в нагрудном кармане. Спать не хотелось. Многие годы бессонница заставляла ее просиживать ночи напролет в постели, и в конце концов она привыкла к этому безмолвному поединку, из которого редко выходила победительницей. Мысли все время вертелись вокруг Джейн, утраченной памяти и той эйфории, которую она, по ее словам, от этого испытывала. Не лукавила ли ее протеже? «А разве у тебя не возникало желание все забыть? — спрашивала себя Сара. — Не думать больше о Дэвиде, его затворничестве, опасности повреждения защитной пленки, вполне вероятной, если учесть, что он встречается с сомнительными девицами?»
Постоянно терзаясь из-за сына, Сара в конце концов устала от этого. Уж ей-то было известно, как Дэвид жаждал вырваться из своей одиночной камеры и побродить по улицам. Но самой заветной мечтой парня было создавать огромные фрески, делать настенные росписи. Сара с трудом представляла сына в непроницаемом комбинезоне, орудующим скребком и кистью на строительных лесах. Дэвид не смог бы передвигаться без фильтрационной установки, и отсюда вытекало множество ограничений, например, необходимость справлять нужду в скафандре, подобно астронавту в открытом космосе. Дэвид был инопланетянином на своей собственной планете.
Однажды они провели такой эксперимент, и Сара шла на некотором расстоянии от сына, который сделал вылазку на пляж в специальном снаряжении. Она с ужасом вспоминала, как туристы показывали на него пальцем и покатывались со смеху. Те же, кто привык к атмосфере вечного карнавала Венис-Бич, решили, что это маскарадный костюм. Сара долго не могла забыть, как на сына смотрели девушки: со страхом и отвращением. Большинство думали, что Дэвид — заразный, хотя на самом деле опасны для него были они.
Сара вовсе не походила на мать-наседку, но ей хватало здравого смысла сознавать, что нелепая случайность могла в любую минуту оборвать его жизнь. Хватило бы и одного сумасшедшего, которому взбрело бы в голову броситься на Дэвида и прожечь его комбинезон сигаретой. Тогда в крошечное отверстие, как в гигантскую воронку, устремились бы микробы.
Да, Сара смертельно устала, отяжелела. Интересно, сколько времени она ведет целомудренную жизнь? Два года? Больше? Сара попыталась вспомнить, когда в последний раз была в постели с мужчиной. Очень давно.
Возможно, она сама виновата в том, что в ее присутствии мужчины чувствуют себя униженными, неполноценными из-за ее незаурядных способностей? В последний раз, когда ей так никого и не удалось подцепить в баре для холостяков, она от отчаяния оплатила услуги мужчины для эскорта. Этот опыт оставил у Сары в душе горький осадок. А ведь одна приятельница, врач, убеждала ее, что женщина, пренебрегающая половой жизнью, быстро становится добычей старости. Вот какой ценой, оказывается, оплачивается безупречная нравственность!
Она бросила взгляд на экраны. Камеры мирно спали: они приподняли бы свое единственное веко лишь в том случае, если бы обнаружили перемещение объекта в заданном периметре.
Сара вновь принялась думать о Дэвиде, его навязчивой идее непременно коснуться женской кожи. Месяц назад он умолял ее позволить одной из девушек по вызову пройти процедуру обеззараживания.
— Черт побери! — не выдержала тогда Сара. — Ты отлично знаешь, что этого недостаточно! Ее волосы, кожа будут не опасны, но подумай о том, что останется внутри ее тела? Хочешь, я тебе расскажу? Влагалище — идеальное место для микроорганизмов. Нормальный мужчина может путешествовать в нем сколько угодно без особых проблем. Ты — совсем другое дело. Обычная мочеполовая инфекция сведет тебя в могилу.
— Осточертело целоваться через пленку! — крикнул сын. — Мне кажется, что я держу в объятиях надувную куклу!
Сара всей душой сочувствовала Дэвиду, разделяла его отвращение к искусственным сексуальным отношениям, понимала его желания, однако решения не находила. Крук был с ней откровенен и не оставил никаких шансов. Последнее время она втайне вынашивала безумную мысль: отыскать девицу, страдающую тем же недугом, и предложить ей поселиться вместе с сыном в стерильной камере.
— Боже, — прошептала Сара, — но во что превратится в конце концов их жизнь? К чему приведет это вечное пребывание наедине друг с другом? Всегда вместе, обреченные на постоянное сожительство, ни отдыха, ни разрядки. Сколько времени им понадобится, чтобы начать грызться между собой… и разнести к черту этот защитный кокон, изолирующий их от смерти?
Она взглянула на часы. По-прежнему не ощущая никаких позывов ко сну, Сара подумала, что даже не чувствует особой усталости — не больше, чем обычно.
«Мне уже сорок два года, — размышляла она. — Сколько лет полноценной жизни мне осталось? Когда женщина еще может нравиться и не боится обнажать свое тело при мужчинах, не выключая свет? Потеряй я память, не задумываясь пустилась бы во все тяжкие, бросалась бы на шею мужчинам и вела себя как безумная. Все забыть… Побольше денег… Никакой тяжести на душе, отравляющей существование… никакой ответственности. Когда в голове не остается воспоминаний о былых поражениях, нет страха начать все сначала», — мечтала Сара.
Вызывающее поведение Джейн — всего лишь результат ее забвения. Она ничего не знала о своих ранах и была, по сути, новорожденной, не имеющей представления о своих реальных возможностях. Ничто еще «не пригнуло ее к земле. Она так молода…
Сара вспомнила, как три месяца назад навестила отца в доме ветеранов. Теперь ему семьдесят два года. Старость окончательно разрушила его мозг, и он уже никого не узнает. У когда-то отличного стрелка, способного поразить противника в голову на двухкилометровом расстоянии, теперь были изношенные, скрюченные от артрита пальцы, не способные удержать и ложку. Как быстро проходит жизнь! Все время кажется — можно что-то отложить на потом, а однажды на тебя наваливается немощь — безжалостная, не признающая никаких отсрочек.
В холле дома ветеранов сотрудники оборудовали что-то вроде маленького музея. Всего одна стеклянная витрина, внутри которой среди высохших мух было выставлено табельное оружие морских пехотинцев. Старенькая винтовка «джонсон М» образца 1941 года, знаменитый «гаранд М-1», пистолет-пулемет «М-3» со скорострельностью до 400 выстрелов в минуту, сменивший старика «томпсона», любовно называемого ружьем «томми», и, наконец, автоматический пистолет 11,43, иначе — «кольт», который морские пехотинцы недолюбливали, предпочитая ему карабин или автомат.
Когда Сара увидела содержимое витрины, у нее к горлу подступил ком. Оружие, которое она могла собрать и разобрать с закрытыми глазами, ведь почти все ее детство прошло за этим занятием и пальцы помнили каждую деталь, еще хранившую следы смазки. Из-под ногтей долгие годы невозможно было вычистить черноту, над этим постоянно смеялись одноклассницы, называя ее неряхой и грязнулей.
Покинув дом ветеранов, Сара ощутила неудержимое желание побывать в Сан-Бернардино. Добравшись до места и войдя в лес, она попыталась отыскать тайники, которые они когда-то устраивали вместе с отцом. Там они прятали оружие и запасы еды на черный день. Но с тех пор пейзаж изменился, и она так и не обнаружила ни одного секретного бункера…
Сара постаралась отогнать грустные мысли:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44