Глаза Мика наполнились слезами. И правда, они тут сидят, а голодного Гогу не разбудили… Мик полез в катер. Отвинтил маленькую пластиковую клетку, приложил ухо, прислушался. Разъял клетку на две половинки. Лежащий кверху лапками попугай казался мертвым.
— Оживет? — громко прошептала Тина, вытягивая шею.
— Пусть не оживает, так ему и надо! — позлорадствовала Кирико, поджимая губки. — В другой раз не будет обзываться!
— Не дразни — и не будет обзываться! — рассудил Рене, сверх обыкновения не только умытый, но и причесанный.
— Ты сам противный, с чубчиком! — тут же ответила Кирико. — Попугай лохматый, не ходи с заплатой. Заплата оторвется, лохматый разобьется!
— Слушайте, детский сад! — рассвирепел Андрей. — Там родители ваши, а вы… Капризы, дразнилки… Чтоб всем улыбаться, ну!
Малышня испуганно склонилась над тарелками.
Мик взял птицу в руки, подул в клюв. Попугай встряхнулся, оседлал палец хозяина, распушил хохолок и завопил:
— Пир-раты! Вниз головой повесили! Как окор-р-рок! Безобр-разие!
— Гога, надо поздороваться. А то останешься без завтрака, — предупредила Нино.
— За что?! Некультур-рно! Пр-ривет! — надрывался попугай. В ответ с ближайшего дерева зачирикала незнакомая пичуга.
2
К вечеру Андрей едва-едва волочил ноги. Они с Наем облазали и разобрали на корабле все, что только в силах были облазать и разобрать. Вечер разразился внезапно, с духотой, темнотой, таинственными криками и скрипучим пением лиан. Тонкий проводок гипнозащиты огородил возле катера площадку. Посреди площадки пылал костер из загодя собранных местных плодов, похожих на кокосовые орехи. Сквозь скорлупу, по мере нагревания, выпаривалось масло, давая ровное трескучее пламя. Над джунглями висело беззвездное, размытое нежным пепельным свечением небо Геокара.
— Мама Нино, а медведи здесь водятся? — спросила Тина, баюкая на руках кукольного робота.
— Нет-нет, девочка. Ни медведи, ни носороги, ни дикие кабаны.
— А слоны?
— И слоны тоже, успокойся.
— А если водятся, они нас растопчут?
— Нет, конечно. Как, интересно, они защиту преодолеют?
— Они такие огромные, а защита такая тоненькая.
— Пусть попробуют! Сунутся — так испугаются, хоботы задерут — и деру!
— По парашютам! — спросонок рявкнул попугай с Микиного плеча.
Тина безмолвно пожевала губами, усваивая то, что услышала. И полезла к Нино подмышку. Пряча грустные глаза, Нино погладила густые Тинкины волосы. Мысленно девушка там, на Тембре: ее отец пал третьей жертвой проклятой «чумы»…
Андрей исподтишка оглядел свой маленький отряд.
О чем-то перешептываются Рене с Кирико.
Мик молча уставился на огонь.
Най читает при свете костра, вдев кристалл в видеобраслет. Изображает бывалого человека! И чужая планета для него пустяк, и костер не в диковину.
— Мама Нино, расскажи сказку! — Готлиб трет кулаками глаза и широко их распахивает, чтоб никто не подумал, будто он хочет спать. Знает нахаленыш — пока тебе рассказывают сказки, в постель не уложат.
— Какую? — неохотно отзывается Нино.
— Про Василису Премудрую и доброго волка.
— «Планету сокровищ»! — хором закричали Рене и Кирико.
— Лучше «Аленький цветочек», — попросила Тина.
— Ладно, будет вам цветочек. Придвигайтесь.
Нино неторопливо повела старую историю про купца, девушку и чудовище.
Андрей не слушал. Ему было не до купцов. И не до чудовищ. Без всяких аленьких цветочков они угодили в историю.
— …Мама, неужели и ты за то, чтобы мне лететь? — допытывался Андрей. Трудно было смотреть на осунувшееся мамино лицо.
Мама на экране закусила губу и несколько раз кивнула.
Андрей не знал, какой еще задать вопрос, не находил аргументов для возражения. Он догадывался, как ей трудно: в Восьмой точке свалились трое, в том числе отец, а она добровольно погребла себя на Второй, откуда сама же и объявила всепланетный карантин. Андрей бы не смог так
— ухаживать за чужим человеком, когда в сотне километров от тебя мается самое тебе близкое, нужное, любимое и — как там еще? — родное существо. Он бы плюнул на запреты — но его самого держат в Лагере, запертом извне силовым колпаком. А теперь вообще эвакуируют на конфетную планету Геокар. В оберточке с надписанным адресом, как почтовую; посылку. Когда он нужен здесь.
— Я нужен здесь! — Андрей невольно повысил голос, ища глазами набухшие глаза матери. Но она отводила взгляд.
— Да? А обо мне ты подумал? Мало мне отца, еще про тебя не хватает услышать! Нет уж, убирайтесь подобру-поздорову подальше!
— Одни? В Дальний Космос? На незаселенную планету? — Андрей лицемерил: о безопасности полета было кому позаботиться. Взрослые не оставили никакой лазейки. Впору биться головой о стену. — Ты ведь не заразилась. А возишься с больными дольше всех!
Мама горько махнула рукой. В тысячу раз легче заразиться самой, чем мучиться от неумения помочь другим. Ну некого здесь подозревать. Ни подходящих вирусов. Ни микробов. И вспышки болезни какие-то странные. Она контактна с больными — и здорова. А родители Ная слегли без всяких контактов, одни-одинешеньки в экспедиционной палатке. Что в этих условиях может врач? Вести экстренные наблюдения да рассылать по точкам роботов с укрепляющими микстурами и силовыми колпаками…
— Сынок, не изводи меня. Ты уже взрослый… Ты…
— Мне будет тяжело одному, я нужен здесь! — упрямился Андрей.
— Мне лучше знать, где ты нужен! Прощай! — крикнула мама. И, закрыв рукой лицо, вслепую шарила, пока не нащупала выключение связи.
Следующие сутки Андрей почти не спал, безучастно глядя, как суетятся роботы, сворачивая Лагерь. Они паковали, программировали, усердно прилаживали на стены катера приборы. Укутанных тройной защитой детей, как кукол, переставляли с места на место. В число этих кукол попали и Андрей, и Нино, и Най…
— Настоящий звездолет я вам не дам, вы не справитесь, — глухо говорил из-под гермошлема командор. — Все необходимое разместим на катере. Не бойся, настроим так, что ни в чем не потерпите нужды…
Андрей глотал непроходящий комок в горле и кивал.
— Программа обкатана, проверена, участия человека не требует, — вторил из-под гермошлема отец Ная, Главный Навигатор. — Прокол пространства, выход, посадка — все автоматизировано и абсолютно надежно. Вам ничего не придется делать.
Андрей кивал.
— Вы с Нино тоже могли бы спать. Капитаны, вторые пилоты — это скорее традиция, чем необходимость, — прибавляла мама, глядя чуть в сторону. — Молчу-молчу, раз хотите по-настоящему…
И Андрей снова кивал.
Пожалуй, он испытал облегчение, когда катер наконец оторвался от Тембры. Ни о чем не хотелось думать, говорить. Хорошо, что Нино, сидя в соседнем кресле, ни словом не нарушила молчания. Перемигивались на пульте приборы. Шелестели двигатели. Светились неоновые полосы над пассажирскими ложами — экипаж спал здоровым наведенным сном. А они с Нино, спеленатые в противоперегрузочные коконы, были на борту катера пленниками автоматов, отлично знающих, как нырнуть в Прокол, вылупиться возле Геокара и приземлиться на космодроме Маяка. За весь полет экипажу не понадобится даже пальчиком шевельнуть!
Дробно зазвенел сигнал двухминутной готовности. Когда секунда за секундой погасили почти весь мерцающий, разбитый на сто двадцать секторов овал, Андрей и Нино заученно раскрыли рты, затаили дыхание. В то же мгновение навалились дурнота и мрак. Невесть сколько времени их сознание плавало в пространстве среди немыслимых угольных мешков, цветных пятен, спиралей. А когда мир снова замкнулся внутри рубки, в лобовой экран било зеленое солнце Геокара. Андрей с Нино впервые преодолели прокол не погруженные в сон. Это что-нибудь да значило.
— Молодцы, — негромко сказала Нино, ни к кому не обращаясь. Неизвестно даже, кого она имела в виду — экипаж на борту или тех, кто так благополучно выстрелил ими в Космос. Только голос еще подчинялся в этом царстве автоматики. Но и голосу не находилось никакого применения.
Лобовой экран разделился пополам. Зеленое солнце уплыло в верхнюю половину. Нижнюю постепенно заполнила поверхность Геокара. По мере разворота, неощутимого внутри кокона, менялись рельеф и очертания видимой в экране суши. Визирный круг с увеличением выхватывал из моря джунглей то реку, то горный хребет, то ожерелье непонятных матовых жемчужин.
— Мамочки, до чего красиво! — воскликнула Нино.
И снова Андрей промолчал. Не к лицу капитану корабля прыгать от восторга, даже если капитан липовый, а восторг самый натуральный.
В зону визира вплыл цветок — три округлых лепестка нежно-салатного цвета, мохнатая желтая сердцевинка, опушенный тысячами щетинок пестик. Поодаль — аккуратная капелька космодрома с пятью длинными ангарами. Угловатой запятой — Здание. Цветок миновал перекрестье визира, но, описав небольшую дугу, вернулся.
— Маяк! — сказал Андрей. — Трехлепестковое зеркало и антенный штырь.
— Вот это наводочка! — восхитилась Нино. — В яблочко!
Точка пересечения визирных линий намертво приклеилась к вершине штыря. Андрей поерзал на месте, сколько позволял кокон. Ориентация катера не менялась.
— Лучше бы чуть-чуть промахнулись! — буркнул он себе под нос.
— Кто?
Андрей нетерпеливо дернул плечом, засек время. В течение первой минуты он щурил левый глаз, в течение следующей — правый. На ум никак не приходила цифра — площадь поверхности Геокара. Но, пожалуй, она была поболее той, которую занимало острие антенны. И все-таки катер шел кормой точнехонько на штырь. Разумеется, на самом деле он спускается с орбиты по какой-то кривой. Но автоматика посадки подчинена захвату визира, в конце пути непременно произойдет то, что изображает сейчас экран!
— Как бабочку на булавку! — Андрей скрипнул зубами.
Ну что стоило сесть на километр в сторону? Не обязательно даже на ровную площадку — пусть на скалу, в реку, прямо в джунгли. В конце концов — на Здание. Так нет же — из миллиона шансов судьба выбрала самый неприемлемый.
— Боишься, пропорет катер? — спросила Нино.
— Дура, с нами ничего не будет! Маяк испортим…
А для этого не имело смысла улетать с Тембры. Потому что без Маяка не вызвать помощь с Земли. Те, кто на них надеется, так и будут погибать на Тембре от «костной чумы»…
Нино представила поломанный цветок с лепестками, искореженными посадочным пламенем, и всхлипнула.
— Не хлюпай, не поможет! — Андрей сбросил оцепенение, нащупал маховичок, крутнул на полоборота. По кокону от шеи до пояса пролегла щель. Андрей крутнул еще на оборот, протиснул руку и плечо между пористыми губами противоперегрузочной оболочки.
А дальше что делать?
Андрей нерешительно пошевелил пальцами. На пульте — все буквы алфавита и целая гирлянда шестизначных цифр, за год не разберешься. Посадочные ориентиры? Курс? Коррекция? Где-то ведь должна быть ручная наводка, только где? Выгнать с экрана цветок, ткнуть ось визира в джунгли, а там уже сработают автоматы. И траекторию пересчитают, и углы, и скорости… Постой, не этот ли штурвальчик? Вроде он самый. Тогда, как говорится, раз-два — взяли!
«Раз-два-взяли» не получилось — штурвальчик свободно вращался на оси в обе стороны, приборы жили. Взрослые и вправду позаботились о том, чтобы ничего не пришлось делать! До Маяка каких-нибудь две сотни километров, а пульт отражает все попытки вмешаться в его работу.
Великий разум, на что же пульт обязан реагировать без промедления?
Перед взором Андрея всплыла страница учебника.
Чудак! Конечно же, на аварийную ситуацию! Теперь бы только сообразить, на какую. Исковеркать Маяк? Для пульта это не авария, он борется лишь за жизнеобеспечение катера, за безопасность пассажиров. Создать маленькую аварию на борту? Не успеть. Да и что тут с ходу поломаешь? А если ничего не ломать? Если дать ложный сигнал? Пульт ведь тоже не успеет прозвонить все цепи корабля. Осталась сотня километров дальности, тридцать высоты, пульт обязан решать быстро. Или поверить человеку…
Андрей левой рукой, сколько мог, затянул шов кокона, оставив на свободе правую — пористые губы оболочки ощутимо сдавили плечо. Изловчился. И изо всей силы трахнул кулаком по выпуклой пластине с мелкой светящейся надписью: «Аварийный подскок». Какой-то момент Андрею казалось, ничего не вышло. Ни тревоги, ни вопроса не выразили равнодушные шкалы. Но вдруг взвыли сирены. Корабль затрясся. Локоть разодрала невыносимая боль. И прежде чем потерять сознание, пилот заметил, как цветок кувыркнулся и исчез из визирного круга…
Вспоминая, Андрей заново пережил отчаяние и боль. Боль была настолько всамделишной и нестерпимой, что он застонал.
— Что? — мгновенно откликнулась Нино.
— Рука, — соврал и не соврал Андрей, открывая глаза. Сказка была досказана. Костер догорал. Никому не хотелось вставать и подкидывать в пламя новый орех.
— Может, электроукол?
— Да нет, прошло. Укладывай малышей.
— Нет, еще пять минут, — заканючила Тина.
Что ж, сегодня еще можно позволить себе не спешить. А завтра наступит завтра…
Обманутая тишиной и светом, где-то запела птица. Но вовремя осмотрелась, изумилась, захлопала крыльями и улеглась на покой.
— Смотрите, — прошептал Рене. — Только тихо, не спугните.
Все повернули головы по направлению его взгляда.
В глубоких зарослях тлели две пары огоньков. Они то разгорались ярче, то притухали, словно зеленые светлячки.
— И вон там. И вон еще. — Кирико чуть вытянула подбородок.
Джунгли следили за людьми в двадцать пар глаз.
— Ну, ваши минуты кончились, — сказала Нино, глядя на Андрея: «Давай, мол, приказывай, капитан. А не то натерпятся страху перед сном
— кошмары будут сниться…»
— И в самом деле, пора. — Андрей встал, хрустко потянулся одной рукой: — Сви-стит сви-рель: «По-ра в по-стель! По ложам, по ложам ре-бяток по-ложим!»
— Ты чего ежишься? Замерз? — Нино потрепала Готлиба по шее и насторожилась: — Да ты весь горишь. У тебя температура!
— Пупик болит, — вяло отозвался Готлиб.
У Нино упало сердце:
— Давно?
— Не-а. Кусочек вечера. И еще чуть-чуть до костра.
— Чего же ты молчал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13