Анна Дмитриевна занялась проверкой тетрадей, ломая голову – что же придумать, ничего такого ей в голову не приходило, и она даже подумала, что хорошо бы Наташа решила и сейчас неправильно. Но Наташа, напрягая память, заставила себя сосредоточиться и решила накоиец-то правильно свой первый пример. Правда, она еще этого не знала и поэтому спокойно продолжала решать дальше и все примеры решила правильно, потому что они были легкими.Когда Анна Дмитриевна посмотрела к ней в тетрадку и увидела наконец-то правильные ответы, она почувствовала себя счастливой, как никогда, и сразу же придумала, чем наградить Наташу, – взять ее с собой в цирк! У нее уже были билеты для сыновей. "Старший не пойдет, не беда", – подумала она.Когда Наташа узнала, что правильно решила примеры, она попросила Анну Дмитриевну задать ей еще что-нибудь и целый вечер решала примеры и была не менее счастлива, чем учительница, а про награду даже забыла. Чувствовала себя так, как будто ее вдруг почистили, обновили, ликвидировали непонятным ей образом неисправность ее механизма.– Молодец, умница! – сказала Анна Дмитриевна и погладила ее по голове. – Собирайся, завтра пойдем в цирк!– В цирк? – спросила Наташа. – А что это такое?Анна Дмитриевна, радостно улыбаясь, рассказала ей про цирк, и Наташа помчалась домой, полетела домой и, ворвавшись домой как ветер, рассказала бабушке Насте и про порядок действий и про цирк.– Я теперь сама буду арифметику делать! Я отменила свое затемнение, теперь в голове у меня светло, как днем!Бабушка Настя обиделась и проворчала:– Революционерка ты, Наталья, и учительница твоя – революционерка!И ушла в свою комнату, и закрылась на защелку, и гоняла косточки на счетах, и поминала во время своей важной работы Артема и Васю, ушедших на фронт из десятого класса…Вспоминая свое детство и сравнивая себя со своими учениками, Наталья Савельевна обнаружила сходство между собой и Саней. Сколько сил потеряла Анна Дмитриевна, чтобы вразумить ее! Учительница могла бы вычеркнуть ее из своего класса, могла оставить на второй год, но не сделала этого, потому что ее отличала замечательная личная заинтересованность в жизни своих учениц. И эта заинтересованность не покидала ее до конца дней, пока она не ушла навсегда сама, удостоверившись, что это ее свойство вместе с любовью к детям восприняла от нее Наташа Вишнякова.Думая дальше о себе и о своих учениках, Наталья Савельевна заметила также сходство между собой и Федей Гончаровым. Она тоже славилась в школе как отчаянная забияка и задира, и у нее тоже было прозвище, а звали ее Дистрофиком – по причине большого истощения и даже прозрачности.Продолжая аналогию, она узнавала себя и в Маше Соколовой. Она тоже не могла равнодушно пройти ни мимо воробьев, ни мимо дворовых кошек, которые после войны снова замяукали в ленинградских дворах. Однажды Наташа собрала около десятка кошек, и повела их с собой в школу, и довела до класса, держа в руке одну заветную корюшку. Ну и шуму было в школе! Были сорваны все уроки, а Наташа отправилась домой с грозной запиской от самого директора.Перебирая в памяти нынешних своих первоклассников, она поразилась тому, как все повторяется в жизни и как это повторение выглядит новым и неизвестным для новых людей. Чувствуя родство со своими первоклассниками, она видела и то, что отличает их, сегодняшних детей, от детей войны.Неожиданная волна страха за них накатила на нее, когда она подумала о войне, и так же неожиданно ее посетила мысль: "Если вывели в люди меня, самую трудную в то время, то сейчас для меня не должно быть препятствий, чтобы вернуть долг. Те трудности, что я испытываю сейчас, не идут ни в какое сравнение с теми, что испытывала Анна Дмитриевна со мной".Разъятая на составные части, на множество знакомых характеров, Наталья Савельевна почувствовала облегчение, оттого что сумела хорошо ответить себе на вопрос – что дальше делать с Саней?
СНОВА САНЯ ИВАНОВ – ЕСТЕСТВЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК С трудом высвободив время, Наталья Савельевна пошла к Сане домой, чтобы увидеть его в более свободной обстановке. Отца у Сани не было. Мать призналась ей, что "гуляла" с одним солдатом, а он был женат. Но раз по душе пришелся, разве смотришь на эти вещи строго. Как подошел конец службе, он и сказал ей: "Поеду домой, на жену одним глазом гляну, может, тебя выберу, может, ее. Ты меня жди. Перевес на твоей стороне, так мне кажется"."Перевес" и правда получился на ее стороне – незамужняя женщина с ребенком на руках. А солдат так и не вернулся. Вот и сыну семь лет, а приветов никаких, а к другим душа не лежит, так и слышит: "Ты меня жди". Особый он был человек, хоть и простой, правдивый очень, ведь и наврать-то мог, что свободный, и во всем остальном, но не наврал. А про сына не знает, не хотела ему мешать выбор делать, очень любила его, солдата.Прослушала Наталья Савельевна грустную повесть, при Сане рассказанную. Саня на нее несколько раз глаза вскидывал – приглядывался, как она поняла мамкину жизнь, а потом сказал:Ничего, мамка, не горюй, вот я в армию пойдуслужить, найду там твоего солдата, и мы с ним крепко поговорим.Засмеялась мамка, улыбнулась Наталья Савельевна, а Саня принялся делать уроки, решать задачу, и против обыкновения решил, и Наталья Савельевна тут же ее проверила и похвалила Саню.Саня засмущался:– Это от волнения, Наталья Савельевна, у меня получилось! Больше, наверно, не получится!– Получится, Саня! У нас с тобой все получится, нас же двое, да еще твоя мама. Не может быть, чтобы у нас у троих не получилось.– Он будет так стараться, правда, Саня? – дрожащим голосом спросила мамка.– Очень буду, изо всех сил, – ответил Саня, шмыгая носом.Наталья Савельевна стала собираться. Саня вышел в коридор и, встав на стул, снял ее пальто и помог ей одеться. Во всех его действиях ощущалась сноровка, и, когда Наталья Савельевна его поблагодарила, он ответил: "Пожалуйста". Он стоял на стуле, маленький, худенький, светлоголовый, и мало чем напоминал ей Саню в классе, того Саню, который вечно жался по стенкам на переменах и не умел справиться с собой от смущения, когда она вызывала его отвечать.Сейчас перед ней стоял человек, полный достоинства, владеющий собой и даже не по годам предупредительный.– Саня у нас в доме за главного, – сказала мамка, – я с ним во всем советуюсь, мужчина все-таки! Он и работу по дому выполняет, я с ним не знаю никакой мороки. Конечно, он очень еще ребячливый, но и лет-то ему всего семь! Он у меня – как светлый месяц в небе, вот только двоек у него много, одно только меня и пугает.– Не будет у нас двоек! – на прощанье сказала Наталья Савельевна и вышла на улицу. Там ее подхватили снегопад и северный ветер и понесли по направлению к дому. Сквозь пургу чуть виднелись фонари, и вдалеке шла электричка из Ленинграда и фосфоресцировала, как огромный светлячок.Навстречу Наталье Савельевне бежали дети. Дети были повсюду, куда ни взгляни, и она подумала: I "Много детей, как хорошо! Какое это все-таки счастье – наши дети!"Утром следующего дня Саня рассказал Соколовой, что у него дома была Наталья Савельевна, его не ругала, была она немного другая, чем в школе, конечно лучше. Соколова Сане позавидовала, но потом они заговорили о своих планах на лето. Каждое утро они заводили разговор про лето, и им даже казалось, что оно от их разговоров быстрее идет навстречу. Обсудили, как Саня будет пасти коров с дедом Игнатом. Жирафа дала дельный совет насчет того, что коров надо выгонять в поле как можно раньше утром. Саня, поблагодарив ее за совет, в свою очередь, посочувствовал ей насчет ежа, которого она собиралась поймать летом, и посоветовал поймать ежа в лесу, потому что ежи только в лесу и водятся. Жирафа также поблагодарила его за совет, и тут задребезжал звонок, и остальные советы пришлось пока оставить при себе.Начался урок труда. Саня – светлый месяц – на уроке труда сидел со своей пронырливой и болтливой соседкой Леной Травкиной, и ножницы, как живые, ходили в его задумчивых руках. Гончаров вертелся на парте и приставал к Жирафе – какой все же сопливый Саня Иванов! – и мешал ей выдергивать нитки из тряпки. Сам он склеивал коробку из картона, но ему было не до коробки, он мечтал раз и навсегда вытеснить Саню из сердца Жирафы и довел ее до слез, так что Наталья Савельевна отсадила его на свободное место к Алле Щукиной (Миша Строев болел, и его место пустовало). Впереди Аллы сидели Саня с Леной.Лена, конечно, не могла выдержать столь близкого соседства с Гончаровым и, обернувшись назад, стала задирать его:– Вот, Носорог, прощайся со своей Жирафой! Прогнала она тебя, не быть тебе больше отличником, не с кого списывать будет, с Алки много не спишешь!– А ну отвернись, пока не заревела красной краской!Лена взмахивала ресницами и не отворачивалась.– А коробка у тебя кривая! Ой, совсем окривела у него коробка!Разъяренный Гончаров схватил банку с клеем, замахнулся, хотел бросить, но не бросил. От резкого рывка клей из банки вырвался и обрушился на Санину голову. Саня был так увлечен работой, что долго не чувствовал клея на голове, а Гончаров и остальные, кто все видел, лишились речи на время, пока клей не потек Сане за шиворот. Тут Саня вскочил на ноги, отбросил в сторону ножницы и закричал истошно:– Ой, ой, Наталья Савельевна, у меня кто-то ползет; – и стал руками сгонять с головы этого "когото", пока не запутал все волосы и пока не понял, что это клей.Гончаров, увидев Саню жалким и беспомощным, вдруг пожалел его. Он встал и признался:– Извините меня, пожалуйста, Наталья Савельевна, я нечаянно, я не хотел!Наталья Савельевна и разбираться не стала, и слушать его не стала, а Гончаров в эту минуту не был похож сам на себя. Она вытолкала его за двери, приказав без родителей не являться, и повела Саню в столовую, где добрые поварихи окунули ему голову в таз с теплой водой и посадили его у плиты сушиться.Окутанный полотенцем, как в тюрбане, сидел он на кухне. Перед ним стоял стакан киселя и тарелка с блинами. Улыбался Саня, наблюдая за уютными поварихами, а Гончаров тем временем шел домой, обязательно ступая в сугробы, по колено в них проваливаясь. Иногда падал нарочно, может, полегчает на сердце. Настроение было такое, что хоть оставайся в сугробе и замерзай!Уселся Федя в сугроб и стал себя закапывать. За этим занятием и застал его Миша Строев, который шел из поликлиники со своей знаменитой мамой – парашютисткой. В обычае первоклассников пройти мимо своего школьного товарища не останавливаясь, только прошептать маме: "Вон из нашего класса мальчишка!" Или закричать на всю улицу: "Федька!" – и, получив в ответ: "Чего?", успокоиться и пройти мимо Феди или Пети как ни в чем не бывало.Но Миша нарушил обычай. Увидев Федю, он подбежал к нему и сказал:– Здравствуй, Федя! Как я рад тебя видеть! Как вы там учитесь без меня? Мамочка, ты иди, иди, я тебя догоню!Гончаров, навалявшийся вдоволь в снегу, поднялся и обрезал:– Чего кричал как ненормальный? Болел, что ли?– Я болел, Федя, понимаешь, целый месяц провалялся, у меня грипп был сумасшедший!– Подумаешь, грипп… – разочаровался Гончаров. Миша обиделся:– У меня температура сорок была целую неделю!– Счастливый, вот мне бы так!– Не советую. Чего хорошего болеть!– Да, понимаешь, мне заболеть надо во что бы то ни стало, а то я пропал. Родителей в школу вызывают! Наталья Савельевна всё! Понимаешь, Травкина приставучая такая, ну а я банку чуть не кинул, а клей – бац Саньке на голову и потек, а Санька кричит: ползет по нему кто-то!Мальчишки весело засмеялись: Миша – представляя себе, как все случилось, а Федя – вспоминая, как было на самом деле.Посмеялся Федя, полегчало у него на сердце.– Чем болел? Ах гриппом! И мне надо заболеть. Только как? Вот когда хочешь, нипочем не заболеешь! Ну как бы заболеть? Послушай, грипп-то из микробов состоит, не осталось ли у тебя несколько микробов, много-то не надо, один-два?!– Не знаю, – отвечал Миша неуверенно, – я уже поправился, но, может, один-два и остались. – Тут в носу у него защекотало, и Миша чихнул.– Молодец! – закричал Федя. – Чихай не в сторону, а на меня, если не жадный.Миша обиделся:– Да мне для тебя ничего не жалко, не то что микробов!– Да ты чихай, чихай! – торопил его Федя, но чиханье Мише не удавалось.– Эх, даже простого дела не можешь сделать, а еще в друзья набиваешься, – досадливо сказал Федя.Миша опустил голову.– Ну ладно, не сердись, последнее к тебе дело. Раз чихнуть не можешь – так плюнь на меня!– Плюнуть? – удивился Миша.– Да, – сказал Федя с отчаянием. – Теперь только и осталось, что на меня плюнуть. Плюй!Миша собрался было осуществить предложение Гончарова, но посмотрел ему прямо в глаза и не смог.– Нехорошо плевать в лицо, – сказал он твердо, – не могу я.– Плюй, тебе говорят! – заревел Федя, видя единственную возможность улучшить тяжелое, безвыходное положение.Миша все еще медлил. Тогда Гончаров размахнулся и ударил его, и Миша, закрыв глаза, плюнул. Не чувствуя боли от сильного удара, он припустился догонять маму, которая издалека наблюдала эту сцену.– За что он тебя ударил? – спросила мама, когда Миша подбежал к ней.– Да так просто!– А почему ты не дал сдачи?– А зачем?– Но он тебя первый ударил и ни за что!– Ну и подумаешь!– Ну какой же ты мальчишка, если ты сдачи дать не умеешь? Неужели тебе не обидно?– Ни капли!– А мне вот обидно, что у меня такой сын трухлявый. Подходи кто хочешь, давай ему по лицу, а он – только "подумаешь"!Миша засмеялся:– Да не волнуйся, мамочка, так надо было, для Феди так надо было.Хотел Миша объяснить маме суть дела, но вдруг сообразил, что мама не поймет его. И открытие это так его поразило, что он замолчал.Дорогой мама твердила ему, что она не допустит, чтобы он рос мямлей и блином этаким, но он не слушал маму, а думал про Федю, помогла ли ему его, Мишина, выходка. Зря, может, он плюнул на человека ни за что ни про что.Шли вместе мать и сын, а мысли их одолевали совсем разные…В тот же вечер Гончаров заболел, то ли ноги промочил, то ли и вправду не пожалел Миша для него микробов, вернее – вирусов. Жизнь четвертаяМИША СТРОЕВ – ПОЮЩИЙ ТРОСТНИК Миша был обычным мальчиком, за исключением одного обстоятельства:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26