Но догадалась все-таки, вырвала листок и убрала на память – может, когда-нибудь пригодится адресату или отправительнице, а Лене пришлось на другой день переписывать диктовку, так как Наталья Савельевна сказала, что нечаянно потеряла ее тетрадь.Выйдя из школы, Лена хватилась письма, вспоминала, где она могла его оставить, да так и не вспомнила, а потом и совсем забыла о нем. Шагая с Аллой и ее бабушкой, она без умолку болтала, что моды в этом году переменились, будут носить длинные платья, а плащи "болонья" немодны и пальто джерси совсем из моды вышли.– Немодны, немодны, – заворчала бабушка, слова-то какие недетские. И где вы, окаянные, таких слов понаслушиваетесь, скоро вашим родителям горе с вами будет! Что есть, то носить надо!.. А разбираться много будете, натянут на вас мешки, и будете в мешках как миленькие ходить.Девчонки засмеялись, представив себя в мешках.– Это же замечательно. Так еще никто не ходил!– Чего раскудахтались?! – сказала бабушка. – Вот пустосмешки. Некогда смеяться – опаздываем в бассейн.
НЕКРАСИВЫЙ И КРАСИВЫЙ Лена осталась на дороге одна. Идти к Гончарову расхотелось, и она, взглянув по сторонам, Увидела дом-мухомор. "Ладно, – решила она, – забегу к Сане, я у него еще не была, хотя он меня звал несколько раз. Все равно мама сегодня поздно придет, а дома одной скучно".Дорога в школу занимала у нее пять минут, зато на обратный путь Лена тратила несколько часов. Иногда она являлась домой под вечер, занятая своими делами, усталая, но наполненная новыми впечатлениями которые она тут же передавала маме, за что тут же получала нагоняй. Ежедневно она сообщала маме о Феде, о его здоровье, не забыв прибавить, какой он красивый мальчик, хоть и хулиган, от которого все учителя отказались.Мама, выслушивая ее рассказы, однажды не вытерпела и сказала:– Почему у тебя на языке только одна фамилия?Не хватает, чтобы в семь лет ты влюбилась в этогоГончарова.Лена покраснела.– Я в него не влюбилась, он мне просто нравится.Отец, услышавший ее последние слова, отвлекся от книги и, в свою очередь, заметил:– Елена! У тебя плохая наследственность. Скажи спасибо своей маме. Она дня не может прожить, что бы в кого-нибудь не влюбиться!И в семье полковника Травкина началась традиционная перепалка двух взрослых людей.Полковник был настолько ревнивым, что ревновал жену даже к вещам, не говоря о людях. В свою очередь, Ольга Сергеевна давала ему массу поводов для ревности. Она вечно была кем-то увлечена, кем-то взволнована, в кого-то влюблена. Ольга Сергеевна работала врачом "Скорой помощи", и объектов для любви у нее было сколько угодно: старики, старушки, мужчины, женщины, молодые люди и девушки. Помогая людям, она впускала их к себе на заселение сердца и потом целыми днями ходила под впечатлением тех встреч. Она заметила, что когда человеку плохо, он становится прозрачным и открытым для доброго глаза и насквозь просматривается, и если кто взглянет на него в ту минуту, увидит обычно скрытое. Ольга Сергеевна жаждала таких встреч и получала особую радость, оттого что в трудную минуту приходила к людям на помощь.Лена, направляясь к Сане, припомнила почему-то домашние сцены, и совсем ей расхотелось возвращаться домой. Дома стало очень неспокойно, перепалки перешли в скандалы, а скандалы доходили чуть ли не до драки, когда отец, предварительно выпив, начинал приставать к маме с угрозами. Однажды, когда отец замахнулся на маму, она, Лена, бросилась сама на него, а по дороге ударилась об угол стола и расшибла себе щеку. Она пришла тогда с синяком в класс, и все на нее уставились, а Гончаров пожалел, что не он ей такой красивый синяк поставил. А ей было стыдно, что синяк из-за отца и что он стал домой приходить пьяный, и дома стало неуютно и скучно, каждый стал жить сам по себе.Никому она про нелады в семье не рассказывала, она уже знала, что никто им не поможет, а только осудят отца и маму. Бабки во дворе стали у нее выпытывать про отца – вроде пьяный приходит, про маму – вроде заплаканная ходит, но Лена, верная подслушанным у них же советам, не поддавалась на расспросы.– У нас всё в порядке, как всегда.Последнее время она засиживалась у Феди, вернее у его мамы. Там она чувствовала себя уютно и хорошо, как никогда не чувствовала себя дома, где не было уюта и домашности. Мебель красивая была, холодильник – полный продуктов – был, а вот как у Феди у них не было, потому что мама редко бывала дома. А когда бывала, то готовила как-то нехотя обед или не готовила вовсе, и они втроем шли в столовую или в ресторан и обедали там, а уюта, оказывается, у них не было. Мама для работы вся живет, а не для них с папой, как Федина мама, которая не работает, и всегда она дома, и всегда она ласковая и домашняя, и спросишь ты ее о чем, она тут же тебе и ответит, не то что ее мама – ей надо сто раз повторить, прежде чем она вопрос поймет: все о чем-то она думает, все время она не с папой и не с ней, Леной.Шла Лена к Сане, думала про себя и жалела папу с мамой.Саня заметил Лену и закричал ей из окна:– Заходи, Ленка!Когда Саня помогал ей раздеваться, она, удивленная его вежливостью, сказала:– В школе тебя и Жирафа одевает, и Наталья Савельевна, и твоя мама, а дома ты мне раздеваться помогаешь! Вот смешно!Саня шмыгнул носом и сказал:– А дома-то все по-другому!И действительно, дома он был другой, свободный какой-то, улыбался чего-то, а в классе всегда серьезный, насупленный.Лена вошла в комнату и огляделась:– А у вас ничего, хорошая обстановка. Я думала – хуже живете!– А чего нам хуже жить, мамка хорошо получает, хоть и дворником. Она еще мусоропровод чистит, и за это получает прилично, – сказал Саня без тени смущения, глядя прямо на Лену.Он так смотрел ей прямо в глаза, что ей стало тяжело на него в ответ смотреть. Она отвела глаза в сторону, подумав про себя: надо же, какой все-таки Санька молодец! Ему ни капельки не стыдно, что его мать дворником работает. А ее мама пугает: "Будешь плохо учиться – пойдешь в дворники или пивом торговать в ларек". А его, интересно, кем пугает мама? Хотела она его об этом спросить, да он опередил ее:– Не хотела мамка учиться, когда маленькая была, все на двойки да на двойки. Еле шесть классов кончила. Вот и стала дворником. А я ей говорю: "Иди сейчас учиться", – а она говорит, что ум слаб. Меня изо всех сил заставляет учиться, иначе, говорит, будешь дворником, или пивом в ларьке напротив торговать, или коров пасти. А насчет коров я не против. Ты когда-нибудь пасла коров?Лена никогда не занималась удивительным этим делом, поэтому сказала с сожалением:– Нет, не приходилось!– А я вот пас с дедом Игнатом! Знаешь, лежим на траве, трава густая, земля теплая-теплая и пахнет травой. Коровы траву хрупают. Ой как хорошо они хрупают! Над нами жаворонки – дед расскажет сказку про жаворонка, над нами самолет – дед про самолет какую-нибудь историю расскажет. Он на трех войнах воевал. А ветер подует, он – про ветер. Коровы его слушаются. Он их всех знает, какой характер у каждой, а они ходят вокруг и на него посматривают; которая непослушная – ту ругает, да так смешно ругает ее, что корова прямо иногда обидится и замычит. Ну как мы иногда. А теленки-то какие хорошенькие!Саня весь растворился в воспоминаниях. Лене надоело его слушать, и она стала оглядываться по сторонам, рассматривать комнату повнимательнее. И обнаружила в той комнате нехватку, недостачу некоторых предметов, которые обязательно должны были быть. И оттого комната имела все-таки грустный вид, и женщина жила в ней грустная, и мальчик был тоже грустный.– Саня, а у тебя папа где? – перебила она Саню, и уставилась на него, и ждала ответа, и долго ждала ответа, пока Саня вернулся из жаркого лета.– Вот я и сам думаю – где? Понимаешь, он солдатом был. Мамка говорит – хороший был!– А куда он делся?– К другой ушел!– Ничего себе хороший, такого ребенка бросить! – Лена любовно, как старшая сестра, оглядела Саню.Вспомнился ей один смешной случай, скорее – некрасивый случай и совсем не смешной. Встал посреди урока Саня, как ребеночек, и со штанишек у него капало. Отпираться он не стал, на Лену не стал сваливать, а мог бы со стыда на Лену свалить, у нее тоже колготки были мокрые – лужа-то по сиденью растеклась.Лена тогда еле из класса вышла, и плакала, и Саню упрекала: "Я с тобой не буду больше сидеть. Опозорил ты меня на всю школу; видишь, на меня пальцами показывают!" – "А ты не бойся, это ведь я, а не ты!"И он тогда закричал девчонкам из первого "Б": "Это не она, а я! Она просто со мной на одной парте сидела!" Затем повернулся к Лене и сказал как ни в чем не бывало: "Все в жизни случается. Еще хорошо, ничего такого не получилось, могло и хуже быть!"Отвлеклась Лена от воспоминаний, потому что зазвонил кто-то. Саня распахнул дверь и сказал:– Нет, здесь такие не живут! – И захлопнул дверь снова.– Ты чего не спросил, кто там?– А зачем? – удивился Саня.– Ну мало ли, бандиты или пьяный дядька! Сколько случаев, ужас! Недавно я слышала, забыла, но помню, что ужас, – ответила ему Лена.– Не боюсь я никого. Да никто и не придет, а случаи те навыдумывали, наверно!– Не веришь, что бандиты есть, что они прийти могут?! – со страхом сказала Лена, оглядываясь на дверь, где не висело много хитрых замков, а один, одинокий, висел.– Не знаю, – ответил Саня. – Мы с мамкой не боимся!Лена на Саню посмотрела внимательнее, в окно посмотрела, где светлый месяц висел на синем небе над Их родной улицей, молодой Гражданкой, где ходят-бродят по чистому полю подъемные краны по колено в снегу, роются широкими носами бульдозеры и стучат по мерзлой земле зубами экскаваторы, где по ночам горят на груди у подъемных кранов круглые огоньки, как будто их сердца, и здесь же жгут уголек строители для тепла или по неизвестной причине.– Хочешь, Саня, я помогу тебе найти твоего папу? – сказала Лена, вздрагивая от решимости, волнуясь, связывая все вместе: свою улицу, месяц за окном, себя, Саню, самолет, который с разноцветны ми огнями пролетел над полем только что, и другой самолет, который скоро поднимет ее в воздух и унесет на серебряных крыльях далеко на восток.Вспомнит она обо всем этом на борту того самолета и заплачет, прибавив его к улице, к Сане, к себе, к месяцу и к самолету с разноцветными огнями.– Как ты это сделаешь? – с интересом и надеждой спросил Саня.Он давно проникся к Лене чувством глубокого доверия за то, что она сидеть тогда с ним не бросила и успокоилась, когда он ей про все объяснил. С ней он чувствовал себя в школе увереннее, хотя на переменах и на уроках она редко обращала на него внимание. Ей было с ним неинтересно. Но он незаметно и заметно тянулся к ней, к Жирафе и Алле, даже к Гончарову, потому что чувствовал в них своих товарищей, крепких друзей. Это их товарищество сохранится у них на всю жизнь, и всегда они будут друг для друга Саньками, Федьками, Ленками, кем бы они ни стали, как бы они ни состарились.– Мой папа командир, у него много солдат! Я знаю рядового Тимофеева, рядового Пятака и еще других! Они – солдаты, может, среди них и есть твой отец?!– Нет, мой отец у моря служил!– Какая разница! Если мой папа чего захочет, он всего добьется. Даже маму он завоевал, когда захотел, а она на него и внимания не обратила, – сказала Лена и спохватилась, что начала рассказывать про родителей и может все рассказать. – Ты жди, Саня, и надейся. Мы его найдем, никуда он от нас не денется, – закончила она и стала собираться уходить, но, вспомнив, что не узнала того, ради чего пришла, сказала: – Саня, а почему ты в школу не приходил?– У меня горло болело, а потом я написал заявление, – сказал Саня важно и протянул Лене лист бумаги, где было написано: "Прошу дать Сани Иванову коникулы. Саня очень устал".– Каникулы, по-моему, через "а".– Через "о", от слово кони, которые быстро летят.– Рано на каникулы, еще февраль.– Мне не рано, мне как раз, я рисовать люблю! Надо на каникулах мне много рисовать! В школе мне неинтересно рисовать, не люблю я в школе рисовать, я море люблю рисовать. А знаешь, я видел море, я у моря родился, жил на море, и даже помню, как мне было четыре года, и я шел по воде, по морю, с краю, конечно, под ногами камешки сияют, вода на них будто плачет, волны наскакивают, мамка за руку меня сильно держит, и мы идем с ней одни, и нам не страшно, свободно. Вот и здесь мы никого не боимся, наверное, потому.Лене стало завидно, что Саня так рассказывает, и она сказала, надевая пальто:– А я! Я сама океан видела, когда папу послали на Дальний Восток. В бинокль видела океан, у него нет берега, он без берега был. И там, знаешь, ходила одна волна, по фамилии Цунами, и всех ела. Куда ни придет, всех ест. Нашего одного знакомого съела, дядю Петю. Не успел уехать, кроликов ему стало жалко, он как раз тогда кроликов разводил, сначала ежей, а потом кроликов, так вместе с кроликами и с домом его съела.Саня не выказал никакого удивления. Раз Лена говорит – значит, так и было. Лене стало обидно, что он не удивляется, и она стала спорить, что океан больше, чем море, хотя Саня с ней не спорил. Ей еще стало обиднее, и она сказала:– Знаешь, кем я буду? Манекенщицей я буду, на выставке мод буду!– В окне будешь стоять и руку вытягивать, неживая вся?– Не манекеном, а манекенщицей! Во все самое красивое буду разодета, по ковру буду ходить, поворачиваться под музыку, и все про меня будут говорить: «До чего ж она красивая, прямо спасу нет!" Хочешь, я тебе бесплатный билет достану, в первом ряду будешь сидеть?Но Саня заупрямился, не хотел сидеть в первом ряду. И от бесплатного билета отказался заранее. Лена на него обиделась:– Не ходи, уговаривать не буду, – и сразу вспомнила про Гончарова. – Я Гончарова позову, ты ведь ни капли не красивый. А Гончаров – он красивый.Очень ей захотелось поговорить с Саней про Гончарова. Саня, мужественно перенесший ее упреки и оскорбления, спросил:– Пришел он в школу?– Не пришел! – вздохнула Лена. – Ты так его расстроил, что он с трудом поправляется.– Он мне на голову клей опрокинул, а я еще и виноват!– Нечего было головой вертеть!– Я не вертел!– Вертел-вертел, – твердила Лена, хотя отлично знала, что он сидел не шелохнувшись.Саня не стал с ней спорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26