— И каково ваше мнение, как профессионала? Вы верите в это?
Финлейсон пощипал усы и посмотрел на стойку бара, к которой шумной толпой подошли американцы и заказывали «Джим Бим Бурбон» на камнях.
— Ну, — медленно сказал он, — я думаю, это правдоподобно.
— Но правда ли это? Могут они действительно держать такое количество одновременно в одном месте? — теперь Мюррей склонился вперед и при тусклом свете свечи пытался поймать взгляд Финлейсона. — Возможно ли это?
— О, конечно. Безусловно, я не имел такого рода дел со Вьетнамом. В основном моя работа связана с иностранной помощью здесь, в Лаосе. Но мне, действительно, попадаются некоторые золотые цифры. И они очень неустойчивы. Как вы знаете, после золотого кризиса в 1957-м большая часть торговли переместилась отсюда в Сайгон. Сейчас это самый крупный мировой рынок золота — китайские красные покупают его через Лондонский объединенный фонд золота. По международному закону все покупки золота должны производиться в долларах, в американских, конечно. И, если те цифры, которые я видел, верны, сумма значительная.
— И какая часть из них — горячие деньги?
— Скажем так: большая часть — теплые.
— И все в долларах?
— Естественно. Кто захочет иметь дело со старыми вьетнамскими пиастрами, когда кругом зелененькие?
— И что же происходит с этими зелененькими?
— Их стараются вывезти из страны. Они называют это «выплеск». Это делается каждые шесть-восемь месяцев. Деньги вывозят в какое-нибудь безопасное место, обычно на Филиппины, а потом переправляют назад, в старые добрые Штаты.
Финлейсона прервал один из американцев у стойки бара, который заметил Бензозаправку и, пошатываясь, подошел к их столику.
— Привет, Джордж! Как дела с кипом?
— Спасибо, удовлетворительно, — Финлейсон попытался представить Мюррея. — А как полеты?
— Вверх-вниз, как всегда. На прошлой неделе одна потеря — С-4 6, полетел двигатель, и он втемяшился в горы. Ну и житуха, четыре сотни баксов в неделю, и ты сгораешь в вонючих лаотянских горах! Ладно, увидимся, Джордж.
— С удовольствием, — пробормотал Финлейсон. — Пилоты «Эйр Америка», — сказал он Мюррею, когда они остались одни. — Это подразделение ЦРУ — единственная чартерная авиакомпания в мире, которая не перевозит пассажиров, но летает везде и сбрасывает все, что угодно.
Бензозаправка осушил стакан, а Мюррей напряженно думал, изучая согнутые спины пилотов у стойки бара, и молчал.
— А что насчет этого американского сержанта? — спросил Финлейсон. — Что вы с ним обсуждали?
— Напрямую — ничего. Для начала — он служит в военной полиции и не хочет провести три года за решеткой, плюс позорящие рекомендации при увольнении. Все, что он сказал, это то, что он может провести меня на летное поле поглазеть и даже, возможно, организует для меня их форму. Но эта сторона дела вас не касается, — Мюррей снова перегнулся через стол. — Джордж, позвольте мне задать вам личный вопрос.
— Валяйте.
— Когда-нибудь в своей жизни вы совершали что-нибудь незаконное?
Финлейсон выпучил светлые глаза:
— Незаконное? Что за мысль? И думать забудь, старина!
— А как насчет Национальной лаотянской лотереи в прошлом году? — улыбнулся Мюррей. — Единственная и неповторимая в своем роде на весь мир — уникальная лотерея без единого выигрыша? — Мюррей внимательно вглядывался в лицо собеседника, но бесполезно: оно ничего не выдавало.
— Я полагаю, Чарльз Пол рассказал вам об этом?
— А разве это не общеизвестно? Вы даете совет министерству финансов Лаоса: говорите им, что это хороший способ повысить госдоход — а потом берете свою маленькую долю.
Финлейсон медленно кивал головой, глядя в бокал с вином:
— Что верно, то верно, — сказал он. — Это было немного не по правилам, согласен. Но я все же думаю, что Полу не следовало трепать языком.
Мюррей улыбнулся:
— Возможно, вы не совершили ничего слишком уж незаконного в прошлом, но все будет совершенно по-иному, если вы свяжетесь с нами. Понимаете?
— Понял.
По голосам пилотов у стойки стало понятно, что они уже накачались: они орали и швыряли игральные кости. Мюррей позавидовал им. Четыре сотни долларов в неделю с примесью риска, и никаких моральных обязательств.
— Итак, что вы хотите, чтобы я сделал? — тихо спросил Финлейсон.
— Узнайте время, дату и место следующего «выплеска». Вы можете это сделать?
— Буду держать ухо близко к земле. Иногда то тут, то там всплывают кое-какие факты.
— Мне нужны не «кое-какие факты», Джордж. Если вы собираетесь войти в долю, то узнаете все или ничего. Что вам известно о предыдущих «выплесках»?
— О, о них было слышно, но обычно это случается только после операции. Я помню, потому что им всегда дают кодовые названия. Последнее — «Хэппи Хаунд», до этого были — «Майти Маус» и «Буллпап». Словно дети с важными игрушками, правда похоже?
— Узнайте название, время и место следующего «выплеска», Джордж. — В это время американцы у стойки бара бурно спорили насчет пари. Мюррей сидел очень тихо и ждал реакции банкира.
Некоторое время Финлейсон вытирал салфеткой губы, а потом еще какое-то время вертел в руке бокал, разглядывая его на свет.
— Если я могу быть так здравомысляще неблагоразумен, — наконец сказал он, — я должен иметь гарантии вашей честности. Я хочу сказать, если что-нибудь пойдет не так...
Мюррей кивнул:
— Что-нибудь не так и...
— Я хочу сказать, старина, мне не известно, каковы ваши действительные планы в этом деле. Мне известно, что за этим стоит Пол, возможно, выкладывает наличные и так далее. Но каковы ВАШИ планы?
— Мне нужно два пилота, — сказал Мюррей. — Два лучших пилота Юго-Восточной Азии с железными нервами и без лишних колебаний. Два пилота, которые смогут быстро в темноте поднять транспортный самолет средних размеров — «Карибоу» или С-123 — и пролететь несколько сотен миль над верхушками деревьев без радара или радиокомпаса и смогут посадить его в таких же условиях вслепую.
— А вы? — в голосе Финлейсона не было волнения, просто здоровая подозрительность.
— Я? — Мюррей улыбнулся и допил вино. — Я — носитель идеи, перемещенный интеллектуал. Если все провалится, насчет меня не волнуйтесь. Я не стану шантажировать вас через IMF. Просто потом опишу все и представлю как вымысел. На этом можно будет неплохо заработать. Но в данный момент я единственный из нас, кто как аккредитованный журналист может обратиться в авиа США с просьбой поприсутствовать при сбросе риса; кто может без особых на то разрешений пройти на летное поле: пересекать границы и не отвечать при этом на заковыристые вопросы; может появляться в запретных зонах, не вызывая лишних подозрений. Подходит?
Финлейсон кивнул и жестом попросил принести счет.
— Позвольте только вот о чем вас спросить, Уайлд, если это прозвучит не очень нагло. Чем вы занимались до того, как приехали в Азию?
— Разорял богатую жену.
Финлейсон никак это не прокомментировал и снова просто кивнул. Пилоты у стойки перестали переругиваться и заорали, требуя еще выпивки. Когда Мюррей и Финлейсон проходили мимо к выходу, один из них, тот, который подходил к их столику, развернулся на табурете и прокричал, передразнивая английский акцент:
— Твое здоровье, старина Джордж!
— Всем доброй ночи, — ответил Финлейсон, решительно подавив агрессивность.
Остальные пилоты, тупо улыбаясь, наблюдали за ними: крупные, надраенные, стопроцентные американские парни лет сорока пяти, все перевидавшие на своем веку и теперь, накачавшись алкоголем, отдыхавшие, сидя на разбухших бумажниках вдали от дома.
«Господи, — подумал Мюррей, когда они шагнули в теплую ночь. — Не удивительно, что они летают в горы! Только интересно, получают ли они также и за риск?»
* * *
— Приветствую вас, нам повезло, сэр! — Люк сбросил длинные ноги со стола и с мальчишеской улыбкой подался вперед в кресле. — Удалось устроить вас на сброс завтра на рассвете. Естественно, если погода будет благоприятствовать.
Мюррей сел напротив. Кабинет был гол, большую часть одной стены занимала контурная физическая карта Лаоса и Северного Вьетнама. С фотографии в рамочке на них с видом присутствующего на похоронах смотрел президент США.
Люк раскурил трубку, и она начала пускать колечки дыма, словно игрушечный паровозик.
— Завтра в 5.30 утра вы должны зарегистрироваться в аэропорту, «Эйр Америка», ворота № 2. Взлет по расписанию в 6.30. Этот полет на север продлится два с половиной часа. К середине утра погода портится, поэтому вы должны вылететь так, чтобы оказаться в зоне сброса, когда солнце разгонит туман в горах. Вам подходит?
— Вполне. Где зона сброса?
Люк развернулся в кресле и ткнул мундштуком трубки в верхнюю часть карты:
— Это числовая сетка, нам не дают точных координат до самого вылета. Все, что я могу сказать — это на севере, недалеко от границы с Северным Вьетнамом. Сбрасывать будут рис и пшеницу в тройных мешках для антикоммунистических племен Мео. Вот здесь в нашей листовке, — Люк развернулся обратно и бросил через стол толстую папку с надписью «КОРОЛЕВСТВО ЛАОС. НЕОБХОДИМАЯ ИНФОРМАЦИЯ». — А вот ваш пропуск благонадежности. Дадите его капитану Джассиа в офисе менеджера по транспорту авиа США. Когда окажетесь за воротами, вам любой подскажет, где его искать.
— У ворот не будет никаких проблем? — небрежно спросил Мюррей.
Люк, смеясь, покачал головой:
— Нет, нет, здесь в Лаосе мы со всеми в дружеских отношениях! Сброс риса — вот как их можно завоевать. Знаете, мы сбрасываем оборудование для целых школ: доски, учебники, даже комиксы с надписями, переведенными на местный диалект. Слова, а не выстрелы — вот путь к победе!
«И так говорим все мы», — подумал Мюррей, вставая и пожимая протянутую руку. Люк проводил его до двери и вышел с Мюрреем на слепящий солнечный свет.
— Не забудьте одеться потеплее, — сказал он вдогонку, — парочка газет и запасная нижняя рубашка не помешают. В этих самолетах очень холодно. И не забудьте паспорт, так, на всякий случай.
— Спасибо, — Мюррей жизнерадостно помахал на прощанье рукой.
«Полезный симпатяга Люк очень пригодился, — подумал он, — следовало бы взять его в долю, подкинуть что-нибудь за беспокойство. Но Люк Уилльямс сделал это из любви, из любви к свободе и к новому миру отважных, где горные племена читают „Пинатс“ и едят рис, падающий с небес».
Мюррей пошел к взятому им напрокат джипу «виллис», который он припарковал подальше от посольства, в тени вата характерной фаллической формы. Парусиновый верх джипа был опущен с обеих сторон, и Мюррей уже почти влез в машину, когда увидел появившуюся из-за угла храма девушку. Она снова была в брюках и в черном китайском мундире, застегнутом под самое горло, и в соломенной шляпе конической формы, которая затеняла ее лицо. Девушка остановилась возле джипа.
— Мистер Уайлд? Мы встречались вчера с мистером Наппером и потом еще на приеме.
Мюррей стоял и неуверенно улыбался. Впервые он слышал, как она говорит на английском, правильно, с заметным французским акцентом, будто отказываясь перенять протяжную манеру произношения мужа.
— Могу я подвезти вас куда-нибудь? — спросил он.
— Нет. Я иду в американское посольство. Спасибо.
Мюррей, прикрыв глаза рукой, смотрел на жаркую, сонную улицу и пытался найти какой-нибудь способ задержать Жаклин. Время ланча прошло, кафе закрылись на сиесту, а для респектабельной выпивки было еще слишком рано; только в конце главной улицы были открыты темные забегаловки с кондиционерами, но Мюррей не хотел рисковать получить отказ.
— Вчера я не поняла, — неожиданно сказала она, — что вы тот самый мистер Уайлд, который преподавал в университете Хюэ. Факультет иностранных языков, верно?
— Верно. Вы знаете Хюэ?
— Bien sur! Или, вернее сказать, я знала его до того, как он был разрушен. Это был самый красивый город на Востоке. То, что они сделали — преступление! — голос Жаклин неожиданно возвысился от переполнявших ее эмоций и тут же снова стал ровным. — Вы были там, когда это случилось, не так ли? Должно быть, это было ужасно.
Однако Мюррей промолчал, и в воздухе повисла тяжелая пауза. У него вдруг пропало всякое желание беседовать дальше о Хюэ, это было слишком болезненно для короткого предварительного разговора. Несколько секунд они молча стояли друг перед другом в тени храма.
— Как давно вы во Вьентьяне? — наконец произнес Мюррей, вспомнив бар «Des Anus», в этот час тихий и прохладный.
— Большую часть времени мой муж служит во Вьетнаме. Мы здесь уже четыре месяца, но на следующей неделе вернемся обратно.
— Вы живете в Сайгоне?
— Американцы выделили нам там дом. Не очень-то весело, но, по крайней мере, лучше, чем в этой деревне. Надеюсь, нас когда-нибудь пошлют в Гонконг, — она слегка безнадежно пожала плечами. — Mais on ne salt jamais.
— Идемте, выпьем немного в отеле, может, это напомнит вам о Франции, — сказал он с наигранным энтузиазмом. Какую-то долю секунды она колебалась:
— Нет, я должна идти в посольство. Спасибо.
Мюррей тоскливо смотрел вслед Жаки, ее тело свободно двигалось под просторным китайским кителем, и думал о том, когда у него в последний раз была такая девушка? Может быть, никогда. Он даже не спросил ее, откуда она.
* * *
В джипе было душно. Когда Мюррей разворачивал бывшую в употреблении французскую карту дорог «Croquis Routier de L'Indo-Chine», купленную им в то утро в местном книжном магазине, на ней оставались влажные следы его рук. В продаже не оказалось современных карт страны. На составленной американцами, казалось, не было городов и деревень, а только числовые сетки и азимуты радиокомпаса. Мюррей также отыскал поверхностную карту Вьентьяна — большой, бесполезный документ, на котором обозначены только дружественные посольства, почта и библиотека. Однако на ней была указана дорога в аэропорт и, что самое главное, место, где она соединяется с заброшенной Route Nationale Treize, ныне шоссе 13 на Луангпхабанг.
Именно к этому шоссе и ехал Мюррей, предварительно высчитав время и расстояние и записав эти данные в записную книжку. Он решил объехать американское посольство, где мог наткнуться на Люка, который наверняка поинтересовался бы, куда он держит путь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35