Нам необходим был материал, который дискредитировал бы Коулмана как свидетеля, а не доказывал, что он образцовый гражданин. Я разрешил Джею взять с собой Либерти: этот сработает лучше справочного бюро и запросы о Коулмане распространятся по аэропорту быстрее, чем слабительное по кишкам больной овцы.
Когда они ушли, я рассказал Делиз обо всем, что со мной случилось за последнее время – разумеется, кроме пребывания у Сьюзан.
– Я сразу поняла, что этот Пултер натуральный фашист, – произнесла она. – И неужели ты спустишь ему это с рук? Ты полагаешь, он действовал по указке Гордона или Тревоза?
– Вовсе нет, он вполне мог сделать это ради собственного удовольствия, чтобы поддержать в форме своих бойцов. Мне кажется, что Гордон и Тревоз заставили его изменить показания, и он хочет, чтобы я перестал спрашивать почему.
– Что ты собираешься делать, Дейв? Кстати, твой пистолет в сейфе. Финбар принес его сегодня утром.
– Я знаю только одно: теперь я не могу сидеть сложа руки. Время пошло. Если я не ошибаюсь относительно Джейка Гордона, то скоро он очень сильно расстроится. Так что я должен продолжать это расследование. А когда я играл в регби, меня били и хуже.
– Ты пугаешь меня, Дейв! У тебя какая-то мания! Ты едва держишься на ногах – и собираешься гнаться за Гордоном. У меня нет сил на это смотреть.
Я не нашел, что ответить. Я частный детектив, а не почтальон, и мой путь не пролегает по накатанному маршруту изо дня в день. Я не знаю, почему Делиз этого не понимает. Может быть, нам действительно лучше расстаться.
На меня накатила волна усталости.
– Делиз, ты не могла бы купить мне карту Ранкорна и пленку для аппарата «майнокс»? Это может завтра мне понадобиться, – сказал я ей.
Как только она вышла, я составил два кресла рядом, лег и погрузился в глубокий сон. Когда я проснулся, было почти 10 часов вечера и кто-то барабанил в наружную дверь. Я был накрыт спальным мешком – вероятно, Делиз укутала меня, уходя.
Я осторожно посмотрел сквозь прозрачную створку двери и не поверил своим глазам. Ко мне явился заместитель начальника городской полиции Синклер собственной персоной. Рядом с ним стояла сотрудница из розыска в длинном синем плаще. Я открыл дверь. Она хотела войти, но Синклер преградил ей путь рукой.
– Вы постойте здесь. Нам надо поговорить наедине, а кроме того, я не хочу, чтобы вы приближались к этому человеку. Он может вас заразить.
Синклер презрительно осмотрел меня с ног до головы, но ничего не сказал. Сам он выглядел очень неплохо, и цвет его лица на этот раз был вполне нормальным. Добротный серый двубортный пиджак он, несомненно, надел не по случаю визита ко мне.
– Не верю своим глазам, – сказал я. – Вы, собственной персоной? Вас больше не устраивает проезжая часть?
Проигнорировав мой вопрос, Синклер принялся расхаживать по комнате, рассматривая бумаги на столах, передвигая вещи, в общем, учиняя пристальный досмотр. Я терпеливо ждал.
– Что это такое? Ты что, собираешься переезжать? – спросил он с надеждой, увидев карту Ранкорна.
– Это не имеет к вам никакого отношения. Я работаю на «Бартл, Бартл и Гримшоу», помогаю собирать свидетельства в пользу Хэдлам и…
– А, это… Я к тебе совсем по другому поводу. Расследуй сколько твоей душе угодно. Ты слышал новости? – Он посмотрел на часы. – Включи радио.
Я повиновался и поймал «Радио Большого Манчестера». Диктор читал сообщение о пробках на дорогах, и я хотел перестроиться на другую волну.
– Нет, это то, что нужно, – приказал Синклер.
Вы слушаете «Радио Большого Манчестера» с Северо-Запада. Итак, что происходит? Забастовка или что-то другое? В результате необъяснимого прекращения дорожно-строительных работ парализована сеть автодорог по всей стране. Министерство транспорта приносит извинения за задержку ремонтных работ на более чем двадцати главных автодорогах и заявляет, что предпринимает все возможный усилия, чтобы найти замену строительным рабочим. Представитель ведущей строительной компании «Страхан-Далгетти» заверил, что мы имеем дело не с официальной забастовкой, а с резким оттоком рабочей силы, вызванным сезонными колебаниями рынка. Одностороннее движение установлено: на магистрали М-6 на участке…
Диктор перечислил все ремонтируемые участки дорог по стране, включая развязку М-25, М 40. На дороге М-25 возле аэропорта Хитроу некоторые машины оказались заперты больше чем на 18 часов, что вынудило полицию объявить чрезвычайное положение. Правительство обещало создать комиссию для срочного расследования причин происшествия.
Я выключил приемник.
– Будешь отрицать, что это твоя работа? Загадочный отпрыск добряка Пэдди! Ты один нанес этой стране больший экономический ущерб, чем две последние забастовки на верфях! Я бы и сам никогда в это не поверил, если бы не знал тебя.
– Может быть, вы заодно сообщите мне, что вы здесь делаете, мистер Синклер? – спросил я с бесстрастным выражением на лице.
– Прекрати, Дейвид. Ты прекрасно знаешь, что я здесь делаю. У нас есть информаторы в строительном бизнесе. Они нужны нам там из-за ИРА. Я видел их отчеты – все говорят одно и то же. Частный детектив из Манчестера разворошил муравейник и завладел материалами рэкет-треста.
– И этот частный детектив, разумеется, я.
– Нет, Дейвид, – устало произнес он. – В Великобритании семьсот двадцать одно детективное агентство, но я предпочел начать с того, которое принадлежит законченному психу. Тебе дать зеркало?
Я ничего не ответил.
– Итак, будем считать, что я пришел по адресу. Следующий вопрос – куда ты дел бумаги?
Я истерически рассмеялся. Нервы сдавали.
– Какие бумаги? О чем вы говорите? Вы хотите, чтобы я оговорил сам себя?
– Не знаю, какое тебе предъявят обвинение, – отозвался он, тяжело качая головой. – Надеюсь, в преступлении государственной важности. Или в экономическом саботаже. И за то, и за другое полагается смертная казнь. Сегодня утром министр внутренних дел полтора часа разговаривал с шефом. Он ждет моего отчета. Нам надо, чтобы работы на дорогах возобновились, и тогда мы сможем забыть обо всем, включая и твою роль. А вот здесь на ковре – следы от шкафа.
– У меня нет бумаг, – признался я. – Я отослал их к Теду Блейку, чтобы он мог использовать их в своей передаче «Удар по правам».
– Черт, черт и черт! – Он сел и стал вытирать лоб пестрым носовым платком. Синклер, который никогда не ругался и не выказывал никаких признаков нарушения душевного равновесия, сейчас казался на пределе отчаяния.
– Я знал, что если это действительно ты, все пойдет наперекосяк! Полагаю, Блейк хорошо тебе заплатил? На этого деятеля давно пора надеть намордник. Он постоянно уводит у нас информацию. Министр подчеркнул, что если есть хоть какой-то шанс восстановить положение, ничего не должно просочиться в массмедиа. Теперь мы получим международный скандал. Ирландское правительство уже в курсе дела.
– Блейк не заплатил мне ни пенни! – возмущенно крикнул я. – Я отослал документы к нему, потому что хотел, чтобы он сделал этот рэкет достоянием гласности.
– Смотри, какой сознательный! Если британское правительство и полиция Большого Манчестера подвергнутся унижению – поверь мне, твоей карьере частного детектива конец! А лицензия твоего толстого дружка на развлечение публики будет отозвана, не успеет он и глазом моргнуть. Об этом я позабочусь.
Никогда я не видел его в такой ярости. Его просто трясло.
– Я отослал бумаги Блейку вчера, но сегодня утром он был у меня и ни словом о них не упомянул, – жалобно вставил я.
Я набрал номер Теда. Синклер дышал мне в затылок. Тед заявил, что ни о каких секциях с документами не знает, но поспрашивает: иногда вещи оставляют не у тех дверей.
Не успел я положить трубку, как Синклер вылетел за дверь.
Я осмотрел свое жалкое помещение с убогой обстановкой. С загороженным фанерой окном оно походило на тюремную камеру, но пока другого пристанища у меня не было. Я разложил раскладушку, выпил несколько глотков виски и продолжил свой прерванный отдых.
Утром я встал в половине шестого. Тело по-прежнему болело, но в груди стало легче, и я снова мог свободно дышать. Вместе с новым днем вернулась часть прежней энергии и оптимизма, и я распаковал приобретения, сделанные на распродажах. Все это были летние и потому уцененные вещи: легкий синий пиджак, льняная рубашка в синюю клетку и однотонная льняная жилетка. Под рубашку я надел два тонких шерстяных джемпера с длинными рукавами. В офисе не было большого зеркала, о чем я всегда жалел, но я успешно обрезал все этикетки. Жилетка скрывала кобуру.
Вчера я почти не прикасался к еде, поэтому зверски хотелось есть, и я отправился пешком на вокзал Пикадилли, по дороге рассматривая себя в зеркальных витринах. Столпотворение, обнаруженное мною на вокзале, было вызвано, вероятно, тем хаосом, что воцарился на автодорогах.
Вернувшись в офис, я сделал несколько звонков. Финбар Салвей доложил, что несколько продвинулся в своих изысканиях. Он завел какие-то контакты в службе безопасности аэропорта и продиктовал мне данные из личного дела Коулмана, которое ему удалось посмотреть:
Коулман работает на «Бритиш Эйрвэйс» пять лет, а до того семь лет служил на «Алиталии». Возраст – 35 лет. Гражданство – Великобритания. Причина смены места работы – ему не нравился маршрут: Рим, Гамбург, Берлин. На «БЭ» его взяли за беглое владение итальянским и немецким. На самом хорошем счету, ни разу не болел, не пропустил ни одного рейса, на него не подано ни одной жалобы. Отказался от места в аэропорту Хитроу, где ему предлагали обучать начинающих бортпроводников. Причина – любит летать. Фирма оказала ему финансовую помощь в выплате ипотечного кредита на дом в Престбери и квартиру в Неаполе.
Ничего интересного эта информация мне не давала. Коулман по-прежнему выглядел добропорядочным гражданином – если не считать того, что он солгал о Хэдлам и Риштоне.
Я позвонил Джею. Трубку взяла Ловена.
– Как вы себя чувствуете, молодой человек? – спросила она.
– Никаких проблем, от которых не мог бы вылечить день хорошей работы, Ловена, – ответил я. Она хмыкнула. – Вы не могли бы вытащить Джея из постели? Сегодня я хочу начать пораньше.
– Вам нужен покой, Дейв. Я молилась за вас, но нельзя полагаться только на Господа. После таких травм надо вести себя очень осторожно: у вас может быть скрытое сотрясение мозга или разрыв селезенки.
– Все в порядке. Когда я валяюсь в кровати, мне только хуже. Джей подойдет?
– Все-таки берегите себя. Симптомы могут проявляться с большой задержкой. – Ловена говорила как профессионал. – Джей встал сегодня очень рано. Этот поганец Либерти устроил ему веселую жизнь, но ответственность идет Джею на пользу. Похоже, я еще уговорю его ходить со мной в церковь! Сейчас он уже собирается выходить, но только не вздумайте просить меня смотреть за сорванцом. Я сказала Джею: с какой стати мне навязывать его себе на шею? Если этого не делает Социальная служба, значит, они считают, что его мать вполне нормальна. Он ее ребенок, так пусть встает с дивана и занимается им сама.
С этими словами она повесила трубку. Я не мог осуждать ее за нежелание возиться с Либерти – но разве он не должен быть сегодня в школе?
Я рассмотрел карту Ранкорна. Планировка города выглядела весьма замысловато: Новый город, Старый город, кольцевая дорога…
Джей появился за несколько минут до Делиз, с Либерти на буксире. Либерти устроил сцену и отказался идти в школу, а Джей не хотел, чтобы он шатался по городу. Вспомнив, что случилось в прошлый раз, я согласился, но когда снова предложил отвезти его к матери, Либерти показал мне ту сторону своего характера, которую мне видеть еще не доводилось. Он бросился на пол и принялся визжать и бить ногами. Джей стоял над ним, вертя запястьями и не зная, куда деваться от смущения.
Чтобы отвлечь его, я спросил, не узнал ли он чего-нибудь нового о Коулмане.
– Вчера Либерти пролез в ресторан для персонала аэропорта, – мрачно ответил он. – Ходил от столика к столику и спрашивал Коулмана. Потом, когда мы вернулись в центральный зал, по радио передали объявление, что мистер Коулман просит мистера Уокера подойти к администратору: Либерти, естественно, всем представлялся. Мы подошли, и нас соединили с Коулманом по телефону. Я думал, он сдаст нас в полицию, но когда я сказал ему, что мы просто наводили о нем справки, он повесил трубку.
Эта новость улучшила мое настроение. Скорее всего она означала, что Коулману действительно есть что скрывать. Если бы Либерти Уокер принялся охотиться за мной, я бы без полиции не обошелся.
Джей сел за руль и мы втроем отправились в Ранкорн. Возле аэропорта, где велись дорожные работы, скопилась огромная пробка, но не на выезде из города, а на въезде. Хотя погода стояла ясная, я захватил новенький австралийский плащ, а на случай, если придется вести длительное наблюдение из машины, запасся также сэндвичами и пакетами с соком. На подъезде к Ранкорну, в Роксэвидже, мы миновали большую промышленную зону. Левая ее часть принадлежала Гордону. Больше всего это место походило на военную базу. На несколько миль вдоль дороги тянулось ограждение из проволочной сетки. Джей ехал так же медленно, как и весь поток машин на дороге. Через некоторое время показался новый город, состоящий из ровных рядов маленьких аккуратных домиков.
Ничего похожего на бетонные джунгли, которые я ожидал увидеть. Никаких граффити на стенах, а дома-коробки с круглыми окнами, которыми был знаменит этот городок, все снесли.
Прокружив не меньше двух часов и несколько раз заехав на автобусную полосу, Джей наконец припарковал машину в старой части города, и мы отыскали улицу, которая значилась в адресе агентства «Ранкорн». На стене дома рядом с конторой страхования автомобилей глазастый Либерти рассмотрел медную табличку с интересующим нас названием. Никакой двери, однако, мы не увидели. Я зашел в страховой офис и спросил у клерка, не знает ли он, как попасть в «Ранкорн-Недвижимость». Молодой человек передернул плечами и ответил, что их фирма не имеет никакого отношения к «Недвижимости», а на вопрос, что означает табличка на стене, промолчал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49