— Это народ празднует очередную победу Лерраса, — самодовольно произнес дон Томас.
— Победу? — переспросила девушка. — Ах да, конечно. А Эль-Кид? Ты уверен, что его еще не убили?
— Произошло нечто странное. Один монах, по имени брат Паскуаль — эдакий великан, настоящая гора мяса без всяких мозгов, — спустился в лощину Эль-Сиркуло, чтобы переговорить с Эль-Кидом, а за ним увязался… Кто бы, ты думала?
— Откуда же мне знать? Кто-нибудь из друзей?
— Тот самый ничтожный пеон, с которого и начались вся эти неприятности. Тот самый предатель Хулио Меркадо.
— Ах… я помню.
— Так вот, он пожелал погибнуть вместе с Эль-Кидом. Какое безумие самому лезть в ловушку, из которой ему уже не выйти живым! Несчастное, безмозглое создание!
— Или своего рода герой, — возразила девушка.
— Герой? — в негодовании воскликнул дон Томас. — Пеон — и герой? Да как ты можешь ставить рядом два этих слова?
— Извини, я пошутила.
Доротея пожелала отцу спокойной ночи и вернулась в отведенную ей комнату.
Там она застала Розиту, лежащую ничком на постели. Волосы танцовщицы разметались, крепко сцепленные руки не шевелились.
Доротея подошла к ней, взяла со стола стакан воды и завернутый в тонкую бумагу порошок.
— Выпей это, Розита. После него ты будешь хорошо спать.
— Не трогайте меня, — попросила та. — Прикосновение любого из рода Леррасов несет в себе проклятие.
Доротея спокойно отступила назад:
— Тебе нужно поспать, Розита. Знаешь, когда надвигаются несчастья, то лучше их встретить со свежими силами…
— Но он мертв! — воскликнула танцовщица. — О Господи! Мне кажется, что эти пули вонзились в мое тело!
— Нет, он еще жив, — успокоила ее Доротея. — К нему в лощину спустились брат Паскуаль и Хулио Меркадо.
Розита проворно вскочила с постели:
— Это правда? Оба? Благослови их Господь за их мужество!
— Вот видишь, пока ничего не должно случиться, и ты можешь спокойно поспать… Это очень сильный порошок. Через пять минут уже не сможешь раскрыть глаз. Я видела, как он действует.
— Зачем вы пытаетесь меня усыпить? — полюбопытствовала Розита. — Ведь не пройдет и пяти минут после восхода солнца, как и его не будет в живых!
— Странная вещь, — проговорила Доротея, — как в минуту опасности уличную танцовщицу подводит ее низкое происхождение!
Оскорбленная этим замечанием, Розита взвилась, будто от удара кнута. Даже скорбь не могла помешать ее гневу.
Доротея спокойно наблюдала за ней.
— А мне казалось, что раз мы любим одного человека, то должны быть сделаны из одного теста.
Наконец весь смысл сказанного дошел до Розиты. Гнев в ее глазах потух, теперь в них читалось удивление и испуг.
— Неужели, Доротея? Неужели и вы? — пробормотала она. — Мне казалось, вы просто забавлялись…
Доротея Леррас улыбнулась:
— Ну да, мы соперницы и должны ненавидеть друг друга. Но это потом. А сейчас мы должны попытаться ему помочь.
— Помочь? — переспросила Розита. — Помочь ему? Вы и я? Мы вместе? Даже Рубрис и Тонио не смогли бы помочь ему сейчас. К тому же они в тюрьме! Что же можем сделать мы с вами?
— Ну, — протянула Доротея, — я и сама пока не знаю. Возможно, последовать примеру брата Паскуаля и Хулио Меркадо.
Доротея говорила так спокойно, что Розита удивленно посмотрела на нее. В этот самый момент дон Томас постучал в дверь и распахнул ее:
— Доротея, ты еще не легла? Можно нам войти? Я хочу, чтобы ты сама услышала последние новости от нашего отважного друга, славного Бенито Халиски. Он поведает тебе, как идет осада этого негодяя, который осмелился похитить тебя. Послушай, что ждет Эль-Кида через пару часов.
— Сволочь… Кровосос, — прошептала Розита.
Но тут Доротея воскликнула:
— Ну конечно, пусть войдет! Я горю от нетерпения послушать его!
В дверном проеме появился сержант Бенито Халиска; слегка согнув колени, он трижды быстро поклонился. Затем вошел в комнату, потупив взор, чтобы было не так заметно, как он сияет от удовольствия быть принятым в покое дамы из великого рода Леррасов.
Сержант походил на пьяного. Глаза налились кровью, лицо было каким-то помятым и осунувшимся, он тяжело дышал, а его голос совсем осип. Но не вино вскружило ему голову, а эйфория предвкушения близкой победы.
— Отважный сержант Халиска, — начала Доротея, выходя в центр комнаты, в то время как застывшая от ужаса Розита замерла на месте. — Вы сейчас совершаете подвиг, который навсегда покроет вас славой. Истинное удовольствие видеть вас, сеньор! Возьмите стул и садитесь. Вот сюда. Вы весь в дорожной пыли, вам просто необходимо промочить горло. Я принесу вам вина.
— Молодец Доротея, очень хорошо! — похвалил ее отец. — Каждый из рода Леррасов должен знать, как чествовать отвагу. Не важно чью…
Доротея подошла к столику, на котором в чаше с водой охлаждалась фляга вина. Наливая его в большой фужер, приговаривала через плечо:
— Но сержант Халиска не просто отважен. Вы только подумайте, что он совершил! Подумайте, как он умен, — притворился, что готов отпустить Рубриса, а сам захватил его обратно и тем самым освободил меня без всякого выкупа! Думаю, я никогда не слыхала о более хитроумном поступке!
Халиска громко засмеялся. Он и в самом деле был пьян от радости. Подумать только, его отметил сам великий Леррас! Ему улыбалась, ему говорила лестные слова женщина из рода Леррасов!
— Каждый старается в меру своих способностей… Ну и удача, конечно, — хрипло выдохнул он. — Но теперь Эль-Кид в ловушке… А я пью за вас, сеньорита… Пью до дна!
Дон Томас стоял рядом с героем, как бы осеняя его своим величием. Улыбка Доротеи становилась все обворожительней, ее голубые глаза сияли небесной голубизной.
— А рано утром, — заявил сержант, — я поставлю Рубриса и Тонио к тюремной стене и сам возьму в руки ружье. Это, сеньорита, для начала. Видите, вот они, ключи от тюрьмы, всегда со мной. Все надежно заперто. А утром эти двое умрут. Если хотите, можете присутствовать.
— Вы настоящий герой, сержант Халиска! — снова воскликнула Доротея. — Конечно же я хочу видеть, как умрут эти мерзавцы. А вас произведут в капитаны. Нет, сразу в полковники!
— Ну что вы, что вы, сеньорита, — смущенно забормотал сержант. — Это уж слишком.
— Вам нужно выпить еще вина, — заявила Доротея.
— Я уже достаточно выпил, сеньорита.
— Нет, нет, еще пару глотков. Какой же вы полковник, если вам достаточно одного-единственного бокала? Так не пойдет, полковник Халиска.
Доротея снова наполнила вином бокал, но на этот раз ухитрилась подсыпать в него пару маленьких пакетиков. Тонкий порошок моментально растворился, не оставив ни малейшего следа, разве что в вине появилось чуть больше пузырьков.
— Итак, полковник, — продолжала щебетать девушка, — выпейте еще. За смерть Эль-Кида! Сколько новых песен будет сложено о ваших подвигах! Как народ будет воспевать полковника Халиску! А потом вы станете генералом! Вы будете командовать целой армией!
Закатив глаза от неземного блаженства, Халиска осушил второй бокал.
— На самом деле, — объяснил дон Томас дочери, — у Эль-Кида не осталось ни малейшего шанса. Можно считать, что с ним покончено. Лишь только рассветет…
— Кажется, я засыпаю, — вдруг зевнул Халиска. — Прошу прощения, сеньор, нельзя ли мне прилечь на…
— Мой храбрый Халиска! — воскликнул дон Томас. — Как раз напротив есть свободная комната. Идемте, мой друг. Ах, подумать только — за одну ночь всех троих… всех троих — одним разом! И не думайте, что я смогу забыть такое. И сам не забуду, и своим друзьям в столице не дам позабыть о вас. Вас непременно ждет повышение! Сюда, полковник!
И дон Томас вывел Халиску в коридор.
Глава 32
Осторожно ступая, Розита подошла к Доротее:
— Кажется, теперь я знаю, с чего начать.
Откинувшись на кресле, Доротея смотрела в пространство перед собой широко открытыми голубыми глазами и задумчиво улыбалась; необычайная сосредоточенность в ее взгляде говорила о том, что ее мысли странствуют где-то далеко-далеко.
— Для начала нам нужно забрать у него ключи, — откликнулась она. — Такой здоровенный медведь вряд ли проспит более двух часов. Но этого вполне достаточно, чтобы успеть кое-что сделать. Господи, как эти песни и кастаньеты на улице мешают думать!
Постучав в дверь, на пороге снова появился Леррас.
— Отважный, честный служака, — засмеявшись, произнес он. — Моментально отключился и уже храпит. Все складывается как нельзя лучше. Мне кажется, я прямо-таки помолодел и готов петь от счастья! Спокойной ночи, дорогая!
И дверь опять закрылась.
— Сначала заберем ключи, — повторила Доротея, — а там придумаем, что делать.
— Да, сначала ключи, — согласилась Розита.
Они открыли дверь и осторожно прошмыгнули через коридор к комнате напротив. Издалека доносились голоса, пьяные и ликующие. Открыв дверь, девушки вошли внутрь. Комната тускло освещалась лампой с прикрученным фитилем. Бенито Халиска лежал на большой кровати, свесив одну ногу на пол и широко разбросав руки. В последний момент, чтобы легче было дышать, он расстегнул ворот мундира и рубашки, теперь из-под одежды выбивались густые черные волосы, покрывавшие грудь жандарма. Когда Доротея наклонилась над ним, в нос ей ударил сильный запах пота; от одежды Халиски разило, как от конюшни.
Почувствовав легкую тошноту, она отпрянула назад. Но Розита решительно шагнула вперед.
— Ну надо же, какая глотка! Так и хочется перерезать! И голова, как нарочно, откинута назад — прямо под нож! — прошептала она. — Но нет, он не мой. Боюсь, Эль-Кид ни за что не простил бы мне, если бы я прикончила эту скотину; он принадлежит ему. Вот они… Да какие здоровые! Ими можно щелкать вместо кастаньет!
Она выудила из оттопыренного кармана тяжелую связку ключей. А мгновение спустя девушки уже вернулись обратно в свою комнату.
Розита повесила ключи на крюк в гардеробе, заполненном мужской одеждой, которая принадлежала младшему сыну хозяина дома, чью комнату теперь занимала дочь Лерраса.
Потом она подошла к креслу Доротеи и присела на подлокотник.
— Предположим, нам удастся прокрасться в тюрьму с черного хода… — прошептала та.
— Там нет черного хода, — уточнила Розита. — Там всего три двери и все выходят на центральный тюремный двор.
— Тогда пойдем во двор…
— Сейчас на улице веселится толпа горожан, и никто из них не упустит случая поглазеть на сеньориту Доротею, — возразила Розита.
— Поглазеть на меня? Да, наверное. Они все ненавидят Лерраса и уставятся на меня, как голодные псы на мясо. Однако, Розита, что у нас за люди! Все они без ума от Рубриса и Эль-Кида. Боготворят их обоих, а тем не менее поют и танцуют накануне их гибели…
— Но это же такое событие, — попыталась оправдать горожан Розита. — Как же его не отпраздновать? Но вам в любом случае нельзя ввязываться в это дело, Доротея. Стоит вас кому-нибудь увидеть, и все пропало. Это все равно что осветить нас факелом.
— Потому что у меня светлые волосы? Тогда с ними придется расстаться, — решительно заявила Доротея.
Рывком выдвинув ящик стола, она достала ножницы и, приподняв тяжелые, отливающие золотом пряди, принялась срезать их. Розита, открыв рот от изумления, молча смотрела на нее, не в силах поверить своим глазам. Да, Леррасы были не такие, как все. В них жила какая-то необыкновенная, сверхчеловеческая сила. А Доротея, на голове которой теперь осталась лишь короткая стрижка, не обращая внимания на Розиту, уже сбрасывала с себя одежду.
— Посмотри, там, в углу, кажется, есть коричневая вакса для обуви. Быстрей, Розита! — торопила Доротея. — Это она? Хорошо! Помоги мне намазаться. Я должна стать такой же чумазой, как пеоны, чтобы меня приняли за свою. Так… здесь… и здесь. Теперь наденем вот это…
Коричневая вакса была втерта в кожу за несколько секунд, и Розита прямо охнула, когда увидела блестящую, ставшую смуглой от гуталина кожу Доротеи.
Из одежды девушка выбрала себе только белые штаны и такую же белую длинную рубаху; черный шелковый шарф скрыл то, что осталось от роскошных волос.
— Посмотри, — попросила она. — Могу я в таком виде спокойно разгуливать по улицам? Посмотри на меня, Розита! Вот смотри, как я иду… немного сутулюсь… останавливаюсь и сворачиваю цигарку… Она прилипает к моей нижней губе… А когда я говорю, то она подпрыгивает у меня во рту. Вот я прислоняюсь к стене и опираюсь на одну ногу…
— Здорово! — воскликнула Розита. — Но стоит вам поднять на кого-нибудь ваши голубые глаза…
— А я и не собираюсь их поднимать. Ведь я же всего-навсего воришка, чумазый оборванец, который не смотрит людям прямо в глаза, а только искоса. Вот так!
— Сейчас получилось очень похоже, — одобрила Розита. — Если только кто-нибудь не толкнет вас или не прижмется слишком сильно. У мальчишек нет таких мягких округлостей, Доротея.
— Я стану жестче кожи, из которой плетут кнуты, — пообещала Доротея. — Ты готова?
— Вы уже придумали, как мы будем действовать?
— Идем прямо к тюрьме. Ты отвлечешь от меня внимание толпы. Они не отрываясь будут смотреть на тебя, потому что ты будешь петь и танцевать, а я тем временем отопру дверь и прошмыгну внутрь. У нас же есть ключи! Ты поняла меня, Розита?
— Ох, Доротея! Как я люблю вас! Как вы умны! Какая вы бесстрашная! Увы, я наверняка потеряю Эль-Кида. Однако идемте!
По тюремному двору, обычно служившему строевым плацем, расхаживало не менее двух десятков стражников, а за воротами собралась многочисленная толпа, которая стекалась сюда со всех концов города. Повсюду хватало музыкантов и танцоров; прямо у самых ворот тюрьмы под щелканье кастаньет отплясывали две девушки.
Розита тут же присоединилась к ним. Вихрем закружившись в танце, она неожиданно сделала несколько медленных фигур и запела. Первые же звуки ее чистого, звонкого голоса вызвали крики в толпе:
— Это Розита! Она вернулась! Розита!
Сгрудившиеся в воротах солдаты тоже приветствовали ее.
— А можно мы войдем и станцуем для вас? — спросила девушка. — Здесь пыли по колено, а у вас там утоптанная земля. Давайте мы потанцуем на вашем плацу?
— Нет, Розита, тебе сюда нельзя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26