https://wodolei.ru/catalog/unitazy/cvetnie/s-risunkom/
— О чем ты думаешь! Разве ты не знаешь, что случилось? Нам надо спасаться! Почему ты в этом платье? Как ты сядешь на лошадь в таком…
— Дорогой мой Эмилиано, — постаралась успокоить его девушка. — Разве дело в том, как я одета? Мои служанки собирают самое ценное из моих вещей, и я вскоре спущусь вместе с ними в патио. Беги к отцу и скажи, что я сейчас буду.
После всех событий этой ужасной ночи Лопес соображал с трудом, тем не менее послушался Доротеи.
А немного погодя на взмыленном муле к дому подскакал пеон.
— Они приближаются! Они уже близко! Это Рубрис и Эль-Кид! — выкрикивал он.
В ответ по усадьбе пронеслась волна встревоженных воплей, и вся эта беспорядочная масса людей и животных, груженных добром Лерраса, поспешно хлынула со двора и направилась в сторону города.
Где-то далеко позади них слышался топот копыт, а впереди холодными звездами маячили огни города. К этой земле обетованной и устремился торопливый людской поток.
Они проехали уже целую милю, когда дон Томас окликнул Эмилиано:
— Почему Доротеи нет рядом с тобой?
— Она где-то здесь! — отчаянно вертя головой по сторонам, воскликнул Лопес. — Она где-то…
— Где? — проревел Леррас. — Во имя всего святого, Эмилиано, где она?
Ответа он не получил.
Действительно, Доротеи, наследницы богатства Лерраса, среди беглецов не было.
У дона Томаса помутился рассудок. Повернув коня, он направился обратно к усадьбе. Пришлось отнять у него поводья и силой везти к городу. Так он и ехал — без поводьев, в Отчаянии закрывая лицо руками.
Ночной воздух позади них сотрясал воинственный клич: «Рубрис! Рубрис! Рубрис!»
— Псы смердящие! Набитые дураки! — в сердцах ругался дон Томас. Как им только в голову пришло, что они могли схватить Рубриса? Кто, кроме него, способен на подобный разбой?
За спинами беглецов нарастал бешеный конский топот. Теперь им пришлось изо всех сил пришпорить лошадей и мулов, а вопли и гиканье приближавшейся погони становились все громче и громче.
Однако и до города оставалось рукой подать. Толпа беженцев из поместья уже влилась в его главную улицу. Встревоженные жители высыпали на улицу и увидели, как лошадь знатного дома Томаса, великого Лерраса, ведут в поводу, словно лошадь слепца, а за ним тянется длинная процессия из груженных добром животных, погоняемых насмерть перепуганными людьми.
Такого здесь еще не видали. Это походило если не на конец света, то на настоящую катастрофу. И тем не менее многие из пеонов были не в силах спрятать улыбку.
Процессия беженцев добралась до самого вместительного городского здания — тюрьмы; широко распахнувшиеся тюремные ворота пропустили ее на центральный двор.
Конечно же дона Томаса и дона Эмилиано поспешили отвести в самые лучшие апартаменты. Сам начальник тюрьмы вместе со знаменитым жандармом Бенито Халиской приветствовали их.
Бульдожье лицо Халиски заметно побледнело. Он стоял в углу и, уставившись мрачным взглядом прямо перед собой, молча слушал Лерраса.
— Тот, кого вы принимали за Рубриса, оказался обыкновенным бандитом. Настоящий Рубрис, черт бы его побрал, собрал раз в пять больше самых отъявленных мерзавцев, чем у него было до этого; и теперь они жгут и грабят мое поместье! Чтобы вас черт побрал, как и всю вашу проклятую жандармерию! Эх, Мексика, Мексика! Неужели на твоей земле перевелись умные люди? Я лишился дома, а моя дочь попала в руки самих дьяволов!
Глава 26
Все сорок разбойников Рубриса, словно сорок голодных волков, алчущих наживы, ворвались в дом Лерраса. По-волчьи воя, они принялись рыскать повсюду. Когда они подлетели к воротам усадьбы, то оказалось, что там еще хватает народу. Конечно, большая часть прислуги бежала, однако многие остались; к тому же вокруг дома собралась большая толпа пеонов, работавших на ближайших землях. Несколькими рядами они окружили господский дом — не приближаясь к нему вплотную, но и не отходя слишком далеко.
Пеоны пришли сюда целыми семьями: мужчины, женщины и дети. Женщины сидели на земле, скрестив ноги, и держали на руках детей. Мужчины расхаживали взад и вперед, переговариваясь друг с другом, или молча следили за происходящим жадными глазами.
Им хорошо было видно, что творилось вокруг. Один из шаривших вокруг дома бандитов Рубриса по неосторожности поджег дровяной сарай, и теперь вздымавшиеся к небу языки пламени освещали танцующим багряным светом всю панораму вокруг.
Бандитов пеоны совершенно не боялись. Наблюдая, как те тащат из дома ковры, огромные гобелены, связанные лицом друг к другу картины, золоченые кресла, в которых представители рода Леррасов восседали на протяжении многих веков будто короли, они показывали на них пальцами и, посмеиваясь, переглядывались между собой. Кое-кто из пеонов подходил поближе, чтобы разглядеть сваленное в кучу добро, они трогали его руками и восхищенно показывали друг другу.
Бандиты не обращали на пеонов ни малейшего внимания, лишь время от времени перекидывались с ними своеобразными шутками, носившими грубоватый характер черного юмора.
— И давно ты, братец, в рабстве? — спрашивал Ороско пахаря-пеона.
— Да побольше, чем ты режешь глотки, дружок.
— По мне, так лучше резать глотки, чем пахать на этих проклятых Леррасов, — парировал Ороско.
— Может, оно и так. Только однажды, когда я буду вести мою борозду, я забороню в нее вместо удобрений твои останки. А потом на этом самом месте выращу виноград, который будет питаться соками из костей самого знаменитого Ороски, — насмешливо продолжил пеон.
— Если чертов Леррас отравится вином из этого винограда, я буду полностью удовлетворен! — нашелся Ороско.
Все вокруг весело рассмеялись.
Однако нельзя было сказать, чтобы пеоны особенно завидовали бандитам, даже когда те вытаскивали из дома роскошные вещи и тут же напяливали их на себя.
Один из разбойников обернул вокруг талии кружевную скатерть на манер кушака. Другой украсил седло своего мустанга серебряным ремнем. Третий напялил на себя форму дона Эмилиано с бриллиантовыми пуговицами, богато расшитую галунами. Дело в том, что Лопес провел несколько лет в армии, где, пользуясь влиятельными связями Лерраса, стремительно продвинулся по служебной лестнице. Постепенно бандиты все более и более распалялись.
Первым делом они отыскали погреба и, выкатив в патио бочонки белого и красного вина, тут же принялись за него. Они выносили из погребов сотни бутылок с выдержанными винами, отбивали им горлышки и сразу же вливали в себя их содержимое. Приглашали и пеонов присоединиться к этой вакханалии, но те не стали бы пить, даже если бы умирали от жажды.
Показывая на бандитов пальцами, женщины говорили детям:
— Вы видите этого человека? Неужели вам хочется стать таким же, как он? Рано или поздно ему накинут на шею петлю. Сеньор Вильяхен, скажите, ведь это правда, что вас ожидает виселица?
— Разумеется, сеньора. И я надеюсь, что, когда меня будут вешать, вы и ваши дети придете полюбоваться, как я пройдусь ногами по воздуху. Я собираюсь изобразить для вас восхитительный танец, а пока что разучиваю фигуры.
Кид опередил тех бандитов, которые первыми ворвались в дом. С револьвером в руке, он поспешил к комнате Доротеи Леррас. Дверь в нее оказалась открытой. Горящая лампа освещала царящий беспорядок: в одном месте валялась шляпа с перьями, в другом — расшитые золотом домашние туфли, небрежно брошенное на спинку стула шелковое платье с меховой отделкой элегантными складками легло подолом на пол. Комната выглядела так, будто в ней уже побывали грабители, которых интересовали одни только драгоценности, а на остальные вещи, почти столь же ценные, даже не глянули.
В кресле у окна, такого памятного для Кида, сидела Доротея Леррас. Ее светлые волосы в лунном свете казались серебряными. Она спокойно наблюдала за тонкой струйкой дыма, поднимавшейся от ее цигарки.
Перед тем как войти, Кид снял шляпу. Затем, затворив за собой дверь, запер ее на ключ.
И тут же в дверь со всего маху ударили плечом. Чей-то голос проревел:
— Откройте! Откройте!
— Что тебе тут нужно, Роблес? — откликнулся Кид.
— Ах, это вы, сеньор? Тысячу извинений! — поспешил ретироваться Роблес. — Я было подумал… — Топот его сапог, сопровождаемых звоном шпор, удалился по коридору.
Крики и улюлюканье наполнили весь дом. А со всех сторон к нему, словно притягиваемые магнитом, потянулись пеоны, которым не терпелось поглазеть на разгром поместья.
Кид снял с шеи платок, отер с лица пот и пыль.
— Я рада, что вы оказались первым, — произнесла Доротея. — Больше всего я боялась, что им окажется кто-то другой.
— Еще бы, вы могли бы сорвать криком голос!
— Я бы не стала кричать, — возразила девушка и открыла стоящий рядом с ней ларец с драгоценностями.
На сверкающих камнях тускло поблескивал маленький пистолет с перламутровой рукояткой. Он был старинного образца и походил скорее на изящную дорогую игрушку, чем на боевое оружие.
Монтана подошел ближе и взял пистолетик. Доротея, как бы желая помешать ему, приподняла руку, но тут же безвольно уронила ее на подлокотник кресла. Молчаливо любуясь чудесной игрушкой, Кид повертел ее в руках, затем положил обратно поверх драгоценностей.
— Что тут произошло? — Монтана вопросительным жестом указал на царивший в комнате беспорядок.
— Служанки укладывали мои вещи, когда услышали приближающийся топот ваших лошадей, — объяснила Доротея.
— И вы остались из-за ваших платьев? — насмешливо поинтересовался Кид.
Вместо ответа Доротея вытянула губы и выпустила в кольцо лунного света тоненькую струйку дыма.
— Расскажите мне о Рубрисе, — неожиданно потребовала она.
Где-то над ними раздался страшный грохот, послышались крики и треск ломающегося дерева. Однако Доротея и бровью не повела. А Кид продолжал следить за нею взглядом голодного ягуара.
— Какое вам дело до Рубриса? — удивился он. — Ведь Матео — душегуб и грабитель, и вам это хорошо известно.
— Поэтому вы стали его другом, а сегодня ночью возглавили его банду?
— Он сам вел свой отряд, — солгал Кид.
Губы девушки тронула улыбка. Нагнувшись, Кид вынул из ее пальцев почти догоревшую цигарку и выбросил окурок в окно.
— Я видела его здесь, в нашем патио, — сообщила Доротея. — Видела, как он притворялся смертельно испуганным, когда на него направили дула ружей. Видела, как он заставлял себя кричать и корчиться от боли под ударами хлыста. И ему удалось провести остальных; они поверили, что он не может быть тем самым злодеем Рубрисом. Но я-то поняла, что он может быть еще ужаснее, чем это можно себе представить.
— Да о ком вы говорите? — прикинулся непонимающим Кид.
— Вот это да! — воскликнула Доротея. — А вы, оказывается, отлично умеете лгать! Хотите сказать, что ничего не знаете об этой громадной горилле, которую захватили в плен? Ну конечно! Чего вам о нем беспокоиться! Если бандиты грабят дом моего отца с криками «Рубрис!», то это должно доказывать, что ими командует именно он?
— А кто же еще?
— Не важно. Важно лишь то, что настоящего Рубриса на рассвете поставят к стенке и расстреляют.
— А вам-то что за дело, Доротея? Даже если вы и правы, то какое это отношение имеет к вам?
— Гринго этого не понять.
Мгновение Кид пристально смотрел на изящный изгиб ее губ. Внезапно он резко наклонился к ним. Но не успели его губы коснуться ее, как он отстранился и сделал шаг назад.
— Ну хорошо! Предположим, вы правы. Предположим даже, что Рубрис в тюрьме. Что вам до этого?
— Во многих богатых мексиканских семьях детям брали в няньки только англичанок или француженок. А моя нянька была из пеонов. Бывало, в детстве она любила рассказывать мне страшные истории о бандите Рубрисе. И хотя это было давно, я до сих пор их помню. Вы когда-нибудь слышали историю о Рубрисе и сеньоре Лльяно?
— Да, доводилось. Он подвесил беднягу за ноги и держал над медленным огнем, пока тот не зажарился. Вам, должно быть, было очень интересно слушать об этом.
— А еще Рубрис забрал все расходные книги Лльяно, в которых значилось, кто из пеонов и сколько был ему должен. Эти книги он тоже сжег. История о Лльяно была одной из первых, которую я услышала от няньки.
Доротея отвела взгляд от Кида и посмотрела в окно. Там полыхал дровяной сарай, пламя пожара подкрашивало освещенные лунным светом места пляшущим красным цветом.
— И она вам понравилась? — полюбопытствовал Монтана.
— Я никак не могла взять в толк, для чего понадобилось сжигать эти книги, и приставала к няньке с вопросами. Самому Рубрису они были ни к чему, однако сотни пеонов, находившиеся на положении рабов, оказались избавленными от изнурительного труда, потому что теперь им не нужно было отрабатывать долги.
— Но вы же Леррас, в конце-то концов!
— В конце концов, я мексиканка.
— Поэтому любой мексиканец дороже вам кого бы то ни было? В особенности гринго из Страны доллара?
— А вы сами кем считаете Рубриса? — неожиданно задала вопрос Доротея.
— Полагаю, он похож на чудовищный гибрид медведя с лисицей. Но, кроме всего прочего, он мой друг.
— А дружба для вас свята, сеньор, не так ли?
Кид присел на корточки у кресла девушки:
— Но не настолько, насколько любовь.
— Тогда вы, наверное, влюблялись множество раз.
— По-настоящему — только один.
Доротея лишь тихонько рассмеялась. Монтана улыбнулся в ответ и встал:
— И все же, черт побери, чего вы хотите?
— Хочу заплатить за жизнь вашего Рубриса, — ответила девушка.
— Вы?
— Видите ли, Леррасы всегда до смешного высоко ценили своих женщин, — пояснила она. — Они без колебаний согласились бы обменять Рубриса на Доротею, если бы вы надумали торговаться с ними… К тому же все эти драгоценности достанутся товарищам Рубриса.
Монтана в растерянности смотрел на Доротею. Ему казалось, будто все его прежние представления о женщинах рушатся окончательно.
Глава 27
Розита не заметила, как начала высказывать мысли вслух! Находившийся рядом Тонио жадно слушал ее.
— Что все это значит? — восклицала девушка. — Где это видано, чтобы Эль-Кид так стелился перед женщиной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— Дорогой мой Эмилиано, — постаралась успокоить его девушка. — Разве дело в том, как я одета? Мои служанки собирают самое ценное из моих вещей, и я вскоре спущусь вместе с ними в патио. Беги к отцу и скажи, что я сейчас буду.
После всех событий этой ужасной ночи Лопес соображал с трудом, тем не менее послушался Доротеи.
А немного погодя на взмыленном муле к дому подскакал пеон.
— Они приближаются! Они уже близко! Это Рубрис и Эль-Кид! — выкрикивал он.
В ответ по усадьбе пронеслась волна встревоженных воплей, и вся эта беспорядочная масса людей и животных, груженных добром Лерраса, поспешно хлынула со двора и направилась в сторону города.
Где-то далеко позади них слышался топот копыт, а впереди холодными звездами маячили огни города. К этой земле обетованной и устремился торопливый людской поток.
Они проехали уже целую милю, когда дон Томас окликнул Эмилиано:
— Почему Доротеи нет рядом с тобой?
— Она где-то здесь! — отчаянно вертя головой по сторонам, воскликнул Лопес. — Она где-то…
— Где? — проревел Леррас. — Во имя всего святого, Эмилиано, где она?
Ответа он не получил.
Действительно, Доротеи, наследницы богатства Лерраса, среди беглецов не было.
У дона Томаса помутился рассудок. Повернув коня, он направился обратно к усадьбе. Пришлось отнять у него поводья и силой везти к городу. Так он и ехал — без поводьев, в Отчаянии закрывая лицо руками.
Ночной воздух позади них сотрясал воинственный клич: «Рубрис! Рубрис! Рубрис!»
— Псы смердящие! Набитые дураки! — в сердцах ругался дон Томас. Как им только в голову пришло, что они могли схватить Рубриса? Кто, кроме него, способен на подобный разбой?
За спинами беглецов нарастал бешеный конский топот. Теперь им пришлось изо всех сил пришпорить лошадей и мулов, а вопли и гиканье приближавшейся погони становились все громче и громче.
Однако и до города оставалось рукой подать. Толпа беженцев из поместья уже влилась в его главную улицу. Встревоженные жители высыпали на улицу и увидели, как лошадь знатного дома Томаса, великого Лерраса, ведут в поводу, словно лошадь слепца, а за ним тянется длинная процессия из груженных добром животных, погоняемых насмерть перепуганными людьми.
Такого здесь еще не видали. Это походило если не на конец света, то на настоящую катастрофу. И тем не менее многие из пеонов были не в силах спрятать улыбку.
Процессия беженцев добралась до самого вместительного городского здания — тюрьмы; широко распахнувшиеся тюремные ворота пропустили ее на центральный двор.
Конечно же дона Томаса и дона Эмилиано поспешили отвести в самые лучшие апартаменты. Сам начальник тюрьмы вместе со знаменитым жандармом Бенито Халиской приветствовали их.
Бульдожье лицо Халиски заметно побледнело. Он стоял в углу и, уставившись мрачным взглядом прямо перед собой, молча слушал Лерраса.
— Тот, кого вы принимали за Рубриса, оказался обыкновенным бандитом. Настоящий Рубрис, черт бы его побрал, собрал раз в пять больше самых отъявленных мерзавцев, чем у него было до этого; и теперь они жгут и грабят мое поместье! Чтобы вас черт побрал, как и всю вашу проклятую жандармерию! Эх, Мексика, Мексика! Неужели на твоей земле перевелись умные люди? Я лишился дома, а моя дочь попала в руки самих дьяволов!
Глава 26
Все сорок разбойников Рубриса, словно сорок голодных волков, алчущих наживы, ворвались в дом Лерраса. По-волчьи воя, они принялись рыскать повсюду. Когда они подлетели к воротам усадьбы, то оказалось, что там еще хватает народу. Конечно, большая часть прислуги бежала, однако многие остались; к тому же вокруг дома собралась большая толпа пеонов, работавших на ближайших землях. Несколькими рядами они окружили господский дом — не приближаясь к нему вплотную, но и не отходя слишком далеко.
Пеоны пришли сюда целыми семьями: мужчины, женщины и дети. Женщины сидели на земле, скрестив ноги, и держали на руках детей. Мужчины расхаживали взад и вперед, переговариваясь друг с другом, или молча следили за происходящим жадными глазами.
Им хорошо было видно, что творилось вокруг. Один из шаривших вокруг дома бандитов Рубриса по неосторожности поджег дровяной сарай, и теперь вздымавшиеся к небу языки пламени освещали танцующим багряным светом всю панораму вокруг.
Бандитов пеоны совершенно не боялись. Наблюдая, как те тащат из дома ковры, огромные гобелены, связанные лицом друг к другу картины, золоченые кресла, в которых представители рода Леррасов восседали на протяжении многих веков будто короли, они показывали на них пальцами и, посмеиваясь, переглядывались между собой. Кое-кто из пеонов подходил поближе, чтобы разглядеть сваленное в кучу добро, они трогали его руками и восхищенно показывали друг другу.
Бандиты не обращали на пеонов ни малейшего внимания, лишь время от времени перекидывались с ними своеобразными шутками, носившими грубоватый характер черного юмора.
— И давно ты, братец, в рабстве? — спрашивал Ороско пахаря-пеона.
— Да побольше, чем ты режешь глотки, дружок.
— По мне, так лучше резать глотки, чем пахать на этих проклятых Леррасов, — парировал Ороско.
— Может, оно и так. Только однажды, когда я буду вести мою борозду, я забороню в нее вместо удобрений твои останки. А потом на этом самом месте выращу виноград, который будет питаться соками из костей самого знаменитого Ороски, — насмешливо продолжил пеон.
— Если чертов Леррас отравится вином из этого винограда, я буду полностью удовлетворен! — нашелся Ороско.
Все вокруг весело рассмеялись.
Однако нельзя было сказать, чтобы пеоны особенно завидовали бандитам, даже когда те вытаскивали из дома роскошные вещи и тут же напяливали их на себя.
Один из разбойников обернул вокруг талии кружевную скатерть на манер кушака. Другой украсил седло своего мустанга серебряным ремнем. Третий напялил на себя форму дона Эмилиано с бриллиантовыми пуговицами, богато расшитую галунами. Дело в том, что Лопес провел несколько лет в армии, где, пользуясь влиятельными связями Лерраса, стремительно продвинулся по служебной лестнице. Постепенно бандиты все более и более распалялись.
Первым делом они отыскали погреба и, выкатив в патио бочонки белого и красного вина, тут же принялись за него. Они выносили из погребов сотни бутылок с выдержанными винами, отбивали им горлышки и сразу же вливали в себя их содержимое. Приглашали и пеонов присоединиться к этой вакханалии, но те не стали бы пить, даже если бы умирали от жажды.
Показывая на бандитов пальцами, женщины говорили детям:
— Вы видите этого человека? Неужели вам хочется стать таким же, как он? Рано или поздно ему накинут на шею петлю. Сеньор Вильяхен, скажите, ведь это правда, что вас ожидает виселица?
— Разумеется, сеньора. И я надеюсь, что, когда меня будут вешать, вы и ваши дети придете полюбоваться, как я пройдусь ногами по воздуху. Я собираюсь изобразить для вас восхитительный танец, а пока что разучиваю фигуры.
Кид опередил тех бандитов, которые первыми ворвались в дом. С револьвером в руке, он поспешил к комнате Доротеи Леррас. Дверь в нее оказалась открытой. Горящая лампа освещала царящий беспорядок: в одном месте валялась шляпа с перьями, в другом — расшитые золотом домашние туфли, небрежно брошенное на спинку стула шелковое платье с меховой отделкой элегантными складками легло подолом на пол. Комната выглядела так, будто в ней уже побывали грабители, которых интересовали одни только драгоценности, а на остальные вещи, почти столь же ценные, даже не глянули.
В кресле у окна, такого памятного для Кида, сидела Доротея Леррас. Ее светлые волосы в лунном свете казались серебряными. Она спокойно наблюдала за тонкой струйкой дыма, поднимавшейся от ее цигарки.
Перед тем как войти, Кид снял шляпу. Затем, затворив за собой дверь, запер ее на ключ.
И тут же в дверь со всего маху ударили плечом. Чей-то голос проревел:
— Откройте! Откройте!
— Что тебе тут нужно, Роблес? — откликнулся Кид.
— Ах, это вы, сеньор? Тысячу извинений! — поспешил ретироваться Роблес. — Я было подумал… — Топот его сапог, сопровождаемых звоном шпор, удалился по коридору.
Крики и улюлюканье наполнили весь дом. А со всех сторон к нему, словно притягиваемые магнитом, потянулись пеоны, которым не терпелось поглазеть на разгром поместья.
Кид снял с шеи платок, отер с лица пот и пыль.
— Я рада, что вы оказались первым, — произнесла Доротея. — Больше всего я боялась, что им окажется кто-то другой.
— Еще бы, вы могли бы сорвать криком голос!
— Я бы не стала кричать, — возразила девушка и открыла стоящий рядом с ней ларец с драгоценностями.
На сверкающих камнях тускло поблескивал маленький пистолет с перламутровой рукояткой. Он был старинного образца и походил скорее на изящную дорогую игрушку, чем на боевое оружие.
Монтана подошел ближе и взял пистолетик. Доротея, как бы желая помешать ему, приподняла руку, но тут же безвольно уронила ее на подлокотник кресла. Молчаливо любуясь чудесной игрушкой, Кид повертел ее в руках, затем положил обратно поверх драгоценностей.
— Что тут произошло? — Монтана вопросительным жестом указал на царивший в комнате беспорядок.
— Служанки укладывали мои вещи, когда услышали приближающийся топот ваших лошадей, — объяснила Доротея.
— И вы остались из-за ваших платьев? — насмешливо поинтересовался Кид.
Вместо ответа Доротея вытянула губы и выпустила в кольцо лунного света тоненькую струйку дыма.
— Расскажите мне о Рубрисе, — неожиданно потребовала она.
Где-то над ними раздался страшный грохот, послышались крики и треск ломающегося дерева. Однако Доротея и бровью не повела. А Кид продолжал следить за нею взглядом голодного ягуара.
— Какое вам дело до Рубриса? — удивился он. — Ведь Матео — душегуб и грабитель, и вам это хорошо известно.
— Поэтому вы стали его другом, а сегодня ночью возглавили его банду?
— Он сам вел свой отряд, — солгал Кид.
Губы девушки тронула улыбка. Нагнувшись, Кид вынул из ее пальцев почти догоревшую цигарку и выбросил окурок в окно.
— Я видела его здесь, в нашем патио, — сообщила Доротея. — Видела, как он притворялся смертельно испуганным, когда на него направили дула ружей. Видела, как он заставлял себя кричать и корчиться от боли под ударами хлыста. И ему удалось провести остальных; они поверили, что он не может быть тем самым злодеем Рубрисом. Но я-то поняла, что он может быть еще ужаснее, чем это можно себе представить.
— Да о ком вы говорите? — прикинулся непонимающим Кид.
— Вот это да! — воскликнула Доротея. — А вы, оказывается, отлично умеете лгать! Хотите сказать, что ничего не знаете об этой громадной горилле, которую захватили в плен? Ну конечно! Чего вам о нем беспокоиться! Если бандиты грабят дом моего отца с криками «Рубрис!», то это должно доказывать, что ими командует именно он?
— А кто же еще?
— Не важно. Важно лишь то, что настоящего Рубриса на рассвете поставят к стенке и расстреляют.
— А вам-то что за дело, Доротея? Даже если вы и правы, то какое это отношение имеет к вам?
— Гринго этого не понять.
Мгновение Кид пристально смотрел на изящный изгиб ее губ. Внезапно он резко наклонился к ним. Но не успели его губы коснуться ее, как он отстранился и сделал шаг назад.
— Ну хорошо! Предположим, вы правы. Предположим даже, что Рубрис в тюрьме. Что вам до этого?
— Во многих богатых мексиканских семьях детям брали в няньки только англичанок или француженок. А моя нянька была из пеонов. Бывало, в детстве она любила рассказывать мне страшные истории о бандите Рубрисе. И хотя это было давно, я до сих пор их помню. Вы когда-нибудь слышали историю о Рубрисе и сеньоре Лльяно?
— Да, доводилось. Он подвесил беднягу за ноги и держал над медленным огнем, пока тот не зажарился. Вам, должно быть, было очень интересно слушать об этом.
— А еще Рубрис забрал все расходные книги Лльяно, в которых значилось, кто из пеонов и сколько был ему должен. Эти книги он тоже сжег. История о Лльяно была одной из первых, которую я услышала от няньки.
Доротея отвела взгляд от Кида и посмотрела в окно. Там полыхал дровяной сарай, пламя пожара подкрашивало освещенные лунным светом места пляшущим красным цветом.
— И она вам понравилась? — полюбопытствовал Монтана.
— Я никак не могла взять в толк, для чего понадобилось сжигать эти книги, и приставала к няньке с вопросами. Самому Рубрису они были ни к чему, однако сотни пеонов, находившиеся на положении рабов, оказались избавленными от изнурительного труда, потому что теперь им не нужно было отрабатывать долги.
— Но вы же Леррас, в конце-то концов!
— В конце концов, я мексиканка.
— Поэтому любой мексиканец дороже вам кого бы то ни было? В особенности гринго из Страны доллара?
— А вы сами кем считаете Рубриса? — неожиданно задала вопрос Доротея.
— Полагаю, он похож на чудовищный гибрид медведя с лисицей. Но, кроме всего прочего, он мой друг.
— А дружба для вас свята, сеньор, не так ли?
Кид присел на корточки у кресла девушки:
— Но не настолько, насколько любовь.
— Тогда вы, наверное, влюблялись множество раз.
— По-настоящему — только один.
Доротея лишь тихонько рассмеялась. Монтана улыбнулся в ответ и встал:
— И все же, черт побери, чего вы хотите?
— Хочу заплатить за жизнь вашего Рубриса, — ответила девушка.
— Вы?
— Видите ли, Леррасы всегда до смешного высоко ценили своих женщин, — пояснила она. — Они без колебаний согласились бы обменять Рубриса на Доротею, если бы вы надумали торговаться с ними… К тому же все эти драгоценности достанутся товарищам Рубриса.
Монтана в растерянности смотрел на Доротею. Ему казалось, будто все его прежние представления о женщинах рушатся окончательно.
Глава 27
Розита не заметила, как начала высказывать мысли вслух! Находившийся рядом Тонио жадно слушал ее.
— Что все это значит? — восклицала девушка. — Где это видано, чтобы Эль-Кид так стелился перед женщиной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26