НКВД — большой начальник. Его слушать надо, иначе будет худо. Но теперь НКВД уже нет. В нашей стране конституция. В Москве ее начальство оберегает. А здесь, в тайге гарантом всех прав служит ружье. Их у вас с братом — два. Это на один голос больше, чем пистолет майора. Самая настоящая демократия…
— Он правду говорит, — вдруг вмешался в разговор более смышленый чем брат Ака. — Председатель тоже говорил — демократия.
— Хороший у вас председатель. Умный. Делайте майору ручкой и идите по своим делам. В тайгу.
— Ты не обманываешь? — спросил Юкаминкан недоверчиво.
— Нет, он говорит правду, — сказал Ака и поднял ружье, направляя его на Тереха. — Мы, дядька, пойдем. Ты сам свои дела делай. Теперь демократия…
Нанайцу понравилось слово и он повторил:
— Демократия. Пролетарии больше соединяйся не надо. Сам себе каждый гуляй могу.
Охотники исчезли в зарослях как ночные тени, правда, не забыв затоптать остатки улей костра. Терех с пистолетом в руке остался с Мисюрой один на один.
— Веди, — сказал Мисюра обреченно. — Ваше слово, товарищ маузер.
— Шагай.
Терех указал пистолетом направление.
— Стойкий ты человек, майор, — обреченно вздохнул Мисюра. — Поверь, я даже не догадывался…
— О чем?
— О том, что у тебя здесь, — согнутым пальцем Мисюра постучал себе по макушке, — пробка. — Все, Терех, все. Ты как был сторожевым псом при ворованном добре в усадьбе разбойников, таким и остался. А я уже все понял и стал другой. Жизнь требует перемен. Лично я уже изменился. И пусть остерегаются те, кто меня к этому подтолкнул. Хватит, походил благоверным и законопослушным. Понял, что дураками власти правят с помощью законов и обмана. А ведь раньше все время верил: те, кто наверху надо мной также исповедуют принцип: как невесту родину мы любим, бережем как ласковую мать. Помнишь, такое пели? Так вот давай остановимся. Те, кто нами правит не любят своей страны. Они любят себя в этой стране. В которой можно обворовать доверчивых и гнать на убой послушных. Кому надо, чтобы я любил других больше себя? Лично мне не надо. Нужно мне кому-то верно служить? Нет, хвати, научен! Я буду служить, то только своему богатству. И пошли вы все! Я ничего не украл у народа, Терех! Ни бесплатного жилища, ни низкой квартплаты, ни денег у стариков, которые были отложены на собственные похороны. Не я обманул народ, раздав ему ваучеры, которые даже для подтирки не сгодились из-за жесткости бумаги. Я не воровал у солдат их пайки и у армии оружия, чтобы загнать его за границу. И ты можешь думать что хочешь…
— Что еще? — Терех не скрывал своего пренебрежения к словам Мисюры.
— Еще? То что мы, военные, ни к чему не пригодные люди. Все наши генералы с широкими погонами и большими звездами что-то собой представляют, когда у них есть кем командовать. Дивизии, армии. Они быстро понимают, что им приказано гнать солдат в дерьмо и гонят их. И никто не возвысит голос, не попытается назвать безрассудство политиков глупостью. Потому что каждый твердо знает — сними погоны с него и он — ничто.
— Давно додумался?
— К сожалению, недавно. Что поделаешь, дури за время службы в голову нам набили немало. Теперь муть осела, шелуха отвеялась. Правда, не у всех. У тебя этого не произошло.
Терех больно ткнул его пистолетом под ребра.
— Еще такое брякнешь, врежу по башке рукояткой.
Мисюра поморщился: удар был ощутимый. Но своего не оставил.
— Я может и сам дурак, но стараюсь думать. Хочешь расскажу, что будет, когда ты меня довезешь до места?
— Заткнись.
— Как угодно, а я просто порассуждаю вслух.
Терех промолчал.
— Вот ты меня героически приведешь к начальству. Для порядка меня закатают в комнату смеха. Или у вас это называют обезьянником? Ладно, посмотрим. Конечно, меня спросят: ты что делал в лесу, капитан Мисюра? Скажу: охотился. Родина мне денег не платит второй месяц, дома холодильник пустой, кусать нечего, разве что локти. Потому вот решил немного поохотиться, чтобы было чем нарушить кислотно-щелочной баланс. В тайге было нас двое. Я и лейтенант Крылов. Его убили. Там, между прочим, шла война. С корейцами. Вы о ней знаете? Нет? Тогда пусть майор Терех доложит. Теперь скажи, что будет дальше?
— Заткнись.
Терех говорил вяло с удивительным безразличием в голосе.
— Пожалуйста. Но еще раз скажу: не дано тебе, майор. — Мисюра постучал себя по макушке. — Не дано… А соображал бы, то понял — меня выгоднее отпустить. Доложишь, что напоролись на корейцев. Их в тех местах быть не должно. Значит они охотились за золотишком. И вертолет, должно быть их работа. И твои сослуживцы, что полегли так бездарно. И не боись, — Мисюра издевательски усмехнулся. — Российско-корейской войны не будет. Поверь, корейцы принесут извинения. Даже компенсацию выплатят, если потребовать. Им не с руки портить отношения с русскими, которые по дешевке распродают свой лес. Твое начальство тоже найдет, как объяснить свои потери. Конечно, кому-то пропавшее золото будет жечь душу. Организуют поиски. Но тебя в тайгу уже не пошлют. Ты, Терех, для своей системы стреляная гильза — только на выброс. Особенно если сумеешь под дурака закосить. Мол, был в стороне, куда меня отправил начальник. А если покажешь вид, что знаешь о золоте, я тебе не позавидую…
В город они пришли ранним утром. Улицы были пусты. Даже первый трамвай не выполз на линию.
Они брели по раздолбанному асфальту тротуара от усталости еле переставляя ноги. Мисюра окончательно выбился из сил. Терех слегка ожил. Чувство исполненного долга придавало ему дополнительную энергию. В одном месте, когда Мисюра запнулся и задержался, Терех демонстративно подпихнул его коленом в зад.
— Давай, давай, двигай. Попрыгал, побегал, пощипал травки на воле, теперь посидишь на привязи. Пожуешь соломки.
— Пошел ты!
Они снова двинулись по пустой утренней улице.
Остановились перед большим серым зданием с облезлым фасадом. На углу на уровне окон второго этажа еще недавно висела синяя табличка с белыми буквами «Улица Дзержинского», но ее вырвали с корнем и заменили другой. Восстановить исконное дореволюционное название «Жандармская» новые власти не рискнули. На зеленом эмалевом фоне белыми буквами демократия начертала слово «Свободная». Наличие на ней серого дома в решетками на окнах градоправителей не смущало.
По обе стороны входа в серое здание висели бронзовые доски в надписями:
М В Д Р Ф
Управление Внутренних Дел
От сырого морского климата доски постоянно покрывались грязно-зеленым налетом и их то и дело приходилось оттирать тертым мелом, растворенным на нашатырном спирте. В городе посмеивались и называли это операцией «чистые руки». Во всяком случае восстановление блеска бронзовых досок было единственным всеми видимым результатом борьбы за чистоту и порядок в милицейских рядах.
Они не стали подниматься по ступеням большого каменного крыльца, истертого за многие годы сотнями ног стражей порядка и правонарушителей.
— Давай руки, — сказал Терех. Он щелкнул ключом, отомкнул замок и снял с Мисюры наручники. Сказал угрюмо:
— Погулял, капитан, и будя. Теперь вали отсюда. И побыстрее, пока я не передумал.
Мисюра стоял, удивленно глядя на свободные руки, на красные следы металла, отпечатавшиеся выше кистей. Потряс ими, разминая.
Терех посмотрел на него зло и нервно предупредил:
— Чо стоишь? Шагай к чертовой матери! Иди, иди, гуляй.
— А ты? — вопрос Мисюры прозвучал неуместно и достаточно глупо.
— Что я? У меня свои дела. Пойду отчитываться. Ты к ним отношения не имеешь…
— Зря ты так решил, майор. — Мисюра устало прислонился спиной к стволу старого вяза. Голос его звучал приглушенно, утомленно. — Наверное ты думаешь, я сейчас вернусь домой, заберусь как мышь в норку и буду попивать из пакетов кефирчик? За твою доброту и здоровье. Ошибаешься. Мне в последние дни все время бифштексы снились. Толстые, в два пальца, из свеженины. С кровью…
— Кончай, Мисюра. Давай иди, иди…
— Смотри, потом будешь сожалеть.
— Не буду.
— Тогда прощай, майор.
Мисюра медленно пошел в сторону железнодорожной станции. До гарнизона он мог добраться только по железке. Прошел шагов двадцать и остановился. Обернулся, поглядел во след Тереху.
Майор поднимался по ступеням едва заметно прихрамывая и сильно сутулясь, будто тащил на плечах непомерно тяжелый груз.
— Терех! Иван! Погоди.
Терех остановился. Поглядел на Мисюру, который направлялся к нему.
— Знаешь, капитан, валяй ты, а? Чтоб глаза мои тебя больше не видели.
— Погоди. Есть разговор.
— Тебе не кажется, что мы все уже переговорили?
— Не кажется.
Мисюра подошел к майору вплотную.
— Всего один вопрос. Не захочешь, можешь не отвечать.
— Надоел ты мне, но ладно, спрашивай.
— Скажи, только честно, ты все еще жалеешь, что промахнулся?
Терех зло сплюнул на дорожку и растер плевок ботинком.
— Тебе хочется, чтобы я сказал «нет, не жалею»? Так вот все наоборот — жалею.
— Тогда скажу я: не жалей. Ты не промахнулся. Ты — попал.
— Кончай треп. Я в отпущении грехов не нуждаюсь.
— Причем тут грехи? Лучше скажи, ты бы не сходишь со мной в тайгу еще раз? На охоту? Допустим через недельку? Отлежись, отдохни. Пошли свой спецназ к едрене Фене. А?
— Ты что, того? — Терех приставил палец к виску и покрутил им как буравчиком.
— Не, — Мисюра устало улыбнулся. — В принципе может вообще и того, но не в этом случае.
До Тереха медленно доходило, что могло подвигнуть Мисюру на такое предложение.
— Неужели ты…?
— А почему нет? И не я, а мы…
Что потом?
А ничего особенного.
В леспромхоз «Путь Чхонлима» приехали новые начальники. Они разобрались в случившемся и установили, что гибель двух руководителей хозяйства и нескольких лесармейцев произошла из-за нарушений техники безопасности в зоне лесоповала. Добыча зеленого золота требуется большой осторожности.
Комиссия управления внутренних дел, изучавшая обстоятельства вызвавшие боевые потери в отряде быстрого реагирования, пришла к выводу, что они возникли в ходе огневой схватки с превосходившей по численности и огневой мощи бандой уголовников, которая уничтожила вертолет «Тучарзолота» и пыталась завладеть драгоценным металлом. В результате решительных действий отряда подполковника Стригина, банда была разгромлена. Груз золота весом в десять килограммов был найден и возвращен по назначению.
Полковник Дубровин, лично возглавлявший расследование и поиски пропавшего золота, вскоре стал генерал-майором. Его жена отгрохала в дачной зоне прекрасный трехэтажный коттедж.
Надежда Рябая внезапно получила большое наследство, уехала из Океанки в Рязань, где по слухам купила квартиру.
Майор Терех подал рапорт и уволился из органов по собственному желанию. Его показания во многом способствовали правильной оценке комиссией обстоятельств таежного происшествия.
Капитана Мисюру уволили из армии в связи с сокращением численности личного состава.
Ромаз Чхония в Океанке перестал появляться. Хорошо знавшие его люди говорили, что он предпочел Израиль свободной Грузии, уехал и неплохо там устроился.
Правда, это могло быть и трепом. Ведь также болтали, что где-то в Центральной России построили себе особняки и неплохо зажили Мисюра и Терех. Но разве не ясно, что это вранье?
Откуда у простых российских офицеров могли найтись средства для нормальной человеческой жизни?

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21