Как по закону требуется. Знаете ли, партией и правительством провозглашен сейчас и реализуется принцип верховенства закона. Так что работайте, товарищи, никто вам препятствий чинить не будет… Обеспечьте, Нина Мироновна.
Раскопыт качнул могучей кормой и скрылся за дверью. Цирк уехал, а клоун остался.
Через несколько минут я получил толстый пакет с документами.
Мы прошли через вестибюль, охраняемый милицейским нарядом. Мраморная чопорность помещений, длинный ряд черных «волг» со скучающими водителями, развевающийся над зданием флаг — этим атрибутам партийной власти оставалось жить четыре года. Но тогда никто не мог и помыслить об этом даже под наркотическим кайфом. Власть партии относилась к чему-то незыблемому, вечному.
— Слушай, а может, Раскопыт связан с нашим делом? Вдруг это он приезжал на черной «волге» к Новоселову? То-то он суетится. Боится, может быть? — предположил Пашка.
— Чтобы такой дурак был замешан в темных делах… Кстати, каким бы кретином он ни был, но в том, что берет на лапу или использует в корыстных целях свое положение, его никто не может упрекнуть.
— Ну да, совсем бессребреник! Живет работой и партийным порывом.
— Правильно, он живет работой. Кроме того, Раскопыт трус, и потому никогда не оказался бы в одной компании с такими типами, как Григорян и Новоселов… Но с цепи его спустил кто-то из партийных коллег.
В конторе мы с Пашкой внимательно изучили собрание сочинений товарища Ионина.
— Какие мысли? — спросил я.
— Он спокойно строчил свои жалобы, склочничал с начальством, выступал на собраниях. И никого это не волновало. Полгода так развлекался, пока не перешел грань. Уволился он после этой вот жалобы.
— «В цехе местной промышленности, принадлежащей комбинату бытового обслуживания, производится некачественная продукция». Что тут особенного?
— Смотри. На жалобу моментально отреагировали. «Проведенной проверкой факты не подтвердились». Все подписи на месте. Все убедительно, четко. И жалобщик согласен. Не возражает.
— То есть одновременно Ионину обламывают рога, да так, что он отвыкает от привычек, с которыми ни один дурдом не справился бы. Предмет спора закопали. Все в порядке. Да, здесь сработал кто-то из своих, из партийных.
— Кстати, завтра надо будет заняться установлением личности этого верного ленинца. Персональная «волга» положена завотделом или секретарю райкома. Имя-отчество мы знаем. Вычислим, за кем закреплена «волжанка» с тремя нулями, и выберем по списку кандидатуру.
— Работы на два часа.
— Ага. Опять переться в обком, — вздохнул Пашка.
— Где наша не пропадала! Попросим Евдокимова еще раз звякнуть первому.
— На этот раз большой шум поднимется. Решат, что мы копаем под их работников.
— Ох, чувствую я, скоро начнется.
Однако я даже представить себе не мог, какая карусель завертится на самом деле.
РАЗБОРКА

Человеческое тело — хрупкий и ненадежный сосуд Души. Не так много надо, чтобы отлаженный, четкий механизм разбить вдребезги. Неверный шаг, падение с небольшой высоты, удар ножом или пуля, и человеческое тело превращается в килограммы мяса и костей. Не такое уж значительное расстояние отделяет нас от черной бездны, именуемой смертью. Но человек привык жить, не оглядываясь на нее, скользить по минутам и годам, не думая о костлявой. Даже тем, кому по профессии приходится постоянно сталкиваться с убийствами, несчастными случаями, трудно примерять ее на себя. Трудно, пока не оказываешься на краю и не заглядываешь в бездну. Тогда становится по настоящему жутко и хочется выть волком…
Работа шла. Мы находились на том этапе, когда ничего еще не известно и никто не знает, идем ли мы по следу или шагаем в очередной тупик. Одно из главных правил раскрытия преступления гласит: если существует ниточка, даже тонкая, надо тянуть ее до конца.
Большинство «волг» с тремя нулями числилось за обкомом и горкомом, одна принадлежала председателю облисполкома, еще одна — начальнику областного УВД и последняя — директору мясокомбината, ныне благополучно посаженному за решетку. Из всех этих людей только один носил подходящее для нас имя и отчество. Речь шла о Сергее Вельяминовиче Выдрине — заведующем отделом обкома, курирующим промышленность, в том числе и местную.
— Интересно, он из ворюг? — спросил Пашка. — Надо узнать.
— Вот черт, мы даже не имеем права вести оперативную разработку на партчиновников такого уровня.
— Обойдемся без оперативной разработки. Для начала у своих знакомых из дома под флагом я узнаю, что из себя представляет этот тип. Там такие сплетники, от них ничто не укроется.
— Сплетни как источник оперативной информации, — кивнул Пашка.
— За неимением лучшего… В обкоме не встали на дыбы, когда ты приехал узнать насчет персоналок?
— Они готовы были схарчить меня без перца и соли. Или поджарить на медленном огне. Но указание первого секретаря не проигнорируешь.
— Эх, свернем мы себе шею на этом деле, — вздохнул я.
— Или кому-нибудь из них.
— Да, свернешь им! Тоже мне, Гдлян с Ивановым… — Я встал и прошелся по кабинету. — Ну что, давай займемся умственными упражнениями?
— Нашел кому предлагать.
— На сегодня мы имеем… Первое — труп Новоселова. Второе — цех Новоселова, на котором, возможно, производили левую продукцию. Далее — завотделом обкома, курирующий местную промышленность, а значит, и комбинат. Затем Григорян, старший продавец магазина, торгующего, в частности, образцами продукции комбината.
— Цепочка налицо. Может, врежем хорошей ревизией?
— А основания? Голые предположения. Нужно подходы к этому цеху поискать. ОБХСС подключить. У них должно быть какое-то оперативное прикрытие комбината.
— Как же — должно! Вот ветчина импортная в холодильнике, французский костюм и тачка у них есть. А ты про какое-то оперативное прикрытие.
— Сурово.
— А чего? Помнишь старую ментовскую песню? «Вот идет БХСС — деньги есть и бабы есть».
— Ага. «Впереди шагает МУР — вечно пьян и вечно хмур». Это про тебя.
— Нет, не про меня. Я вечно весел. Мне вообще смешно смотреть на все окружающее…
— С обэхээсниками надо переговорить.
— Продать могут… У меня там есть надежные ребята, через них попробую что-то узнать.
— Может, прицепим Григоряну «хвост»? — предложил я. — Вещь полезная.
— Не дадут. Нет достаточных оснований. Ежедневная работа бригады наружного наблюдения стоит больше, чем твоя месячная зарплата.
Пашка с хрустом размял пальцы.
— Терентий, нам надо шевелиться. Это ворье спокойно смотреть не будет, как мы под них копаем. Они начнут действовать.
— Как?
— Заметать следы. Искать способы воздействия на следствие. Могут придумать какую-нибудь подлость.
— Ничего они не сделают. Хозяйственники — публика трусливая. Забьются по углам.
— Но сначала подожгут комбинат со всеми документами. Запросто.
— В твоих словах есть доля истины… Завтра изымем на комбинате всю документацию и назначим ревизию…
В тот день я просидел за бумагами допоздна. Перечитывал допросы, отпечатывал документы, приводил дело в порядок и думал, что делать дальше. Просчитывая различные Варианты, я решил, что в принципе вполне готов к любому Развитию событий. Я предпринял кое-какие меры, чтобы подстраховаться на случай неожиданностей… Эх, знать бы какие они, эти неожиданности!
Радио на моем столе молотило без устали.
"Выборность руководителей предприятий, цехов, участков, ферм, звеньев и бригад — реальный шаг на пути перестройки и демократизации хозяйственного механизма страны Перестройка — это опора на живое творчество масс, еще рас было подчеркнуто на областной партийной конференции Краснодарского края…»
"Сегодня ЦК КПСС принял постановление о работе Казахстанской партийной организации по интернациональному и патриотическому воспитанию трудящихся. Было указано на имевшиеся извращения в национальной политике, на то, что на протяжении многих лет партийные органы и органы государственного управления формировались с резким перекосом в пользу казахской части населения…»
"Иракская авиация в четвертый раз за последние три недели провела массированные бомбардировки иранских нефтяных комплексов на острове Харк»…
Циферблат электронных часов в углу кабинета высвечивал двадцать один час сорок минут. Я положил дело и бумаги в сейф, расчистил стол, сунул под мышку портфель и отправился домой.
Почти пустой автобус подошел сразу, так что я не успел подышать свежим прохладным воздухом и через пятнадцать минут подъехал к родным «хрущобам».
Жил я в неухоженном промышленном районе. От автобуса предстояло пройти несколько сот метров по совершен но безлюдной улице. По левую руку шел глухой забор завода металлоконструкций, украшенный сверху, колючей проволокой. Справа — опустевшие трехэтажные бараки, по строенные еще в тридцатые годы и с того времени исправно служившие общежитиями для рабочих «металлки».
Этот район не создан для романтических вечерних про гулок. Довольно неприятно возвращаться здесь по вечерам домой. Хотя вся местная шпана меня знает и никто слова не скажет. Год назад несколько местных деятелей пристали к моей жене, вырвали сумку, ударили. После этого мы с Пашкой и операми из местного отдела устроили местной шантрапе хороший погром. Тех уродов отправили поработать с бензопилой «Дружба», досталось и остальным. Раскрыли еще несколько преступлений. Наши парни перестарались слегка и кое-кому переломали ребра. После этого вся шантрапа обходит меня за километр.
На улице не было ни одной живой души. Что тут делать нормальному человеку в такое время? Лишь в черном пустом окне барака мерцал желтый огонек — неверное, какой-нибудь бомж облюбовал заброшенное помещение. Изредка проносились автомашины. Движение здесь было одностороннее, и я смотрел, как уносятся вдаль красные габаритные огни, будто «летающие тарелки». Мне оставалось пройти сотню метров, а потом углубиться во дворы. Там моя родная «хрущоба»…
"Назад!..» Я будто наткнулся на стену. Прозвучавший в моем сознании металлический голос прозвучал будто извне, издалека.
Повинуясь мгновенному порыву, я отпрянул назад, хотя не понимал, что происходит. Звук пустого жестяного удара, отвратительный скрежет и скрип, звон, мигание красного света, искры из глаз… В следующую секунду я вернулся на грешную землю и понял, что происходит. Светлая легковая машина вырвалась на бордюр и чертит своим бортом полосу на заборе, разбрызгивая стекла и сминая двери. Если бы не внутренний голос, белый «жигуль» моим телом чертил бы на бетонном заборе длинную красную полосу.
Я обманул смерть. И теперь стоял в оцепенении, глядя, как останавливается задевшая меня машина с двумя неясными фигурами в салоне.
Хотелось верить, что водитель «жигулей» просто пьяный урод, после бутылки водки севший за баранку. Но в машине сидел не пьяный лихач, в салоне находились охотники, которые выслеживали свою жертву. Выслеживали меня. «Жигули» начали разворачиваться.
Ноги мои ослабели. Надо было бежать. Вместе с тем в голове билась совершенно нелепая мысль — каким же идиотом я буду выглядеть со стороны, когда припущусь по улице с папкой под мышкой… Всю жизнь я боялся попасть в идиотскую ситуацию, чтобы не ощущать себя жалким кретином. И постоянно попадал в них. И выглядел таковым. В десять лет от роду я купался и попал в омут, практически Не умея плавать. Вокруг было полно людей, но я едва не потонул, потому что мне стыдно было кричать и звать на помощь. И вот я снова был мальчишкой, которому неловко Убегать, поднимать крик, вопить «караул!».
Машина набирала скорость. Шутки кончились. Надо что-то делать. Что? Бежать некуда — догонят. Перемахнуть через забор — тут бы даже чемпион мира не справился. Хорошо бы, как в американском боевике, выхватить пистолет и всадить пуль пять в водителя, а потом посмотреть, как машина врежется в столб и вверх взметнется красный факел Какой-то дурак в незапамятные времена решил, что следователю вовсе не обязательно иметь пистолет и что его главное оружие — авторучка и закон. Приравняли к работникам собеса, которые имеют дело со старушками. Как будто наши клиенты не бандиты, убийцы и коррупционеры… «Зачем следователю прокуратуры пистолет? Стрелять в советских людей? Не позволим!» И за чью-то дурь, за чье-то бюрократическое дубовое неразумение и наплевательство приходится расплачиваться жизнью. В данном случае — жизнью старшего следователя Терентия Завгородина… Конечно, времени на столь обстоятельные размышления у меня не было. Я просто пятился назад и жалел, что в руке у меня нет пистолета или автомата Калашникова. И чувствовал себя унизительно беспомощным. Бесполезным. Вся система, которая якобы стояла за мной, все государство — просто пустой звук на этой темной улице, где я стою лицом к лицу со своей смертью…
Я ткнулся спиной в фонарный столб. Отступил за него. Теперь этим гадам не удастся с ходу сбить меня…
Неожиданно «жигули» притормозили, с раздирающим нервы скрипом развернулись и, набирая скорость, рванули по улице прочь.
— Елки-моталки, — выдохнул я и обернулся.
Убийц спугнул старенький, скрежещущий милицейский «уазик», неторопливо и лениво ползущий по дороге. На ватных ногах я выбежал на проезжую часть и замахал руками.
— Ты чего, пьяный? — дверцу распахнул седой старшина. — Во ханыга!
— Старший следователь облпрокуратуры Завгородин! — крикнул я, дрожащими руками показывая удостоверение. — На меня только что было совершено нападение. Преступники скрылись на белых «жигулях», левый борт сильно поврежден.
— Садитесь! Это те лихачи, которых мы только что видели?
— Да. Там двое морд. Пытались сбить, я отскочил, хотели додавить, но вы спугнули.
Милиционер-водитель вдавил газ, «уазик» взвыл и натужно начал набирать скорость.
— Черта лысого догонишь их на этой колымаге! — сказал старшина и взял рацию. — АП-18 вызывает «Беркута».
— «Беркут» слушает, — отозвался дежурный по городу.
— Нападение на старшего следователя прокуратуры Завгородина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36