https://wodolei.ru/catalog/mebel/Edelform/
Я полюбил не девчонку — зрелую женщину, уже побывавшую под мужчиной. Если верить Владьке, не под одним. Судьба подарила мне красивую, умную, обольстительную грешницу…
А разве я безгрешен?
Память нарисовала нормировщицу Катю, которой я овладел в кладовке на мешках с цементом. Правда, она не особенно сопротивлялась, скорее, притворялась неуступчивой…
А вот представительница заказчика, принимающая выполненные работы, сама, после первого же невинного поцелуя, бесстыдно забралась в мою ширинку…
Секретарша начальника управления, кокетливая дама бальзаковского возраста сама пригласила меня на день рождения и охотно отдалась на полу. Мало того, предложила изобразить собачью случку, и не постеснялась опуститься на колени, предварительно раздевшись сама, и освободив от одежды «кобеля»…
Грехов набралось на удивление мало. И всё же, какое я имею право осуждать несчастную женщину?
— О чём задумался, Коленька? — Возвратил меня в реальность голос Любаши. — И зачем ты оделся? — она шаловливо оттянула резинку моих трусов. Случайно задев восставшую мужскую плоть, удивлённо вздрогнула, но руки не убрала — наоборот, сжала мой «инструмент» в кулачке. — Господи, какая прелесть! Ты уже готов продолжить начатое? Даже не отдохнул, как следует… Долго находиться в напряжении — вредно для здоровья. Иди ко мне, бычок, сниму стресс, успокою… Заодно, полечусь сама, — тихо добавила она, спрятав раскрасневшееся лицо на моей груди.
На этот раз я не стал осторожничать — внедрился вглубь женского лона, и принялся с такой энергией обрабатывать его, что Любаша тут же застонала и обмякла…
4
До самого Иркутска мы наслаждались близостью. Не только физической — много разговаривали, фантазировали о нашем будущем, строили планы совместной жизни.
Никто не мешал. Владька, будто поняв бесперспективность своих притязаний, в коридоре не появлялся, меня на разборки не вызывал. Залег в купе, словно медведь в берлогу…
Осталась у нас единственная «заноза» — передача пакета в Иркутске. Пройдет благополучно — безоблачное небо, неоглядная солнечная даль…
Конечно, я оставлю жену… бывшую жену, ибо превратить Любашу в любовницу — абсурдно, несуразно. Бросим мы с ней Москву, уедем в Сибирь, в глухую тайгу, в сопки. Безработным строитель не останется — не та профессия! Не получится строить — валить лес, водить грузовики. Много ли нам нужно, чтобы прожить!
Любаша соглашалась, подсмеивалась над моим энтузиазмом и наивностью.
— Ты будто на свет Божий народился… С милой рай и в шалаше, — почти пропела она. — Не будет для нас ни рая, ни шалаша, милый фантазёр. Поверь, не будет. Мы с тобой попали в клетку, будто птицы, нам из нее до самой смерти не выбраться…
— Но ведь птицы улетают! — возражал я, недовольный приземлёностыо Любашиных рассуждений. — Вот мы и улетим, поселимся в глухомани — не отыщут…
— Не существует нынче глухомани, Коленька, нет ее. Осталась в сказках да во снах… Вот развозим мы с тобой неизвестно какие посылки. Кому? Людям, подручным Тихона и его шайки. Они по приказу шефа тайгу обшарят, сопки облазят, а нас найдут повяжут беглецов и представят ему на суд и расправу… Не зря он им деньги платит…
— Ты действительно не знаешь, что находится в пакетах?
— Точно не знаю, но догадываюсь… Давай вскроем последний пакет, поглядим…
— Не опасно?
— Страшней смерти ничего нет, а нам умирать не положено — только жить начали… Доставай!
Вытащили пакет, осмотрели снаружи. Плотная оберточная бумага не заклеена — аккуратно перевязана шпагатом. Это хорошо — можно познакомиться с содержимым и также аккуратно завернуть. Никто не догадается, если соблюсти все перегибы и складки…
Любаша отобрала у меня загадочный пакет, точными движениями гибких пальцев развязала узелок, медленно развернула бумагу…
Мы замерли, не веря своим глазам. Перед нами… пачки денег, заклеенные полосками разноцветной бумаги… Ничего себе, посылочка! Неужели две предыдущие — с подобной же начинкой? И зачем Тихон раздаривает миллионы? Может быть, не раздаривает, а получает взамен нечто более ценное?
Пришли в себя и пересчитали деньги. Восемь пачек, в каждой по тысяче сторублёвых купюр… Всего в пакете восемьсот тысяч, почти миллион. Такого количества денег я никогда раньше не видел. Что там видеть — представить себе не мог.
— А что, если мы реквизируем одну пачку? — предложил я в шутку, не сводя взгляда с невероятного богатства, лежащего перед нами. — Сколько лет можно безбедно прожить…
— Прожить? Безбедно? Эх, Коленька, до чего же ты наивен. Пожалуй, сейчас я имею право открыть тебе, чем занимаются Тихон и компания, что они через нас пересылают в другие города… Денежки эти, на которые ты смотришь с таким восторгом и вожделением, — фальшивые. Изготовлены они в том самом домике, куда ты отвозил «калужских предпринимателей»… Помнишь?… Проживем безбедно! — передразнила она меня. — Нас обязательно зацапают — если не в магазине, так в киношной кассе, на рынке, в бане, на вокзале… Мы теперь, если возьмём эти деньги, станем мечеными… Понимаешь? Один раз обойдётся, другой, третий…
— Но ведь живут на эти деньги те, кому Тихон их переправляет. И те, которым женщина в зеленом плаще отдает…
— Умеют обращаться с ними, вот и живут… до поры до времени. Мало ли фальшивомонетчиков отсиживают на зоне сроки? Ты хочешь присоединиться к ним?
— Не думаю, что в глухомани, куда мы с тобой заберем» станут приглядываться к купюрам, искать на них какие-то водяные знаки, сверять серии и номера… Ты хотя бы раз видела на том же Центральном рынке продавца, изучающего деньги? Мне не довелось…
— Видела, и не раз…
— Давай посмотрим…
Осторожно вытащили одну бумажку… Вроде все на месте — Белый Дом, какие-то знаки просвечиваются…
Долго мы спорили. Мне почему-то ужасно хотелось воспользоваться представившейся возможностью разбогатеть. Это же ниточка: деньги — любые продукты, любые вещи — собственный дом — поездки на курорты — устройство званых вечеров… Короче, все мыслимые блага…
— Ладно, Коленька, — наконец согласилась Любаша. — Уверена в том, что украденные нами фальшивки впоследствии обернутся крупными неприятностями… Но раз ты так хочешь — возьмем пачку… Всего-навсего сто тысяч… При ежедневных скачках цен — не так уж и густо…
Я аккуратно изъял из развернутого пакета пачку, заклеенную розовой полоской. Остальные Любаша завернула в бумагу и перевязала шпагатом.
Надо же такое придумать! Первая моя «воровская» операция — с фальшивыми деньгами! Поневоле засмеешься над незадачливым «преступником».
Но Любаша не смеялась, наоборот, загрустила…
И вот — Иркутск.
Тихон велел передать последнюю посылку официанту вокзального ресторана по имени Костя. Прозвище, или, как выразился Тихон, кликуха — Пельмень.
Когда я увидел этого официанта, едва не расхохотался. Редко бывает, чтобы прозвище настолько соответствовало внешнему облику его хозяина. Парень действительно походил на пельмень.
Небольшого роста, округлый, будто защипанный со всех сторон. Тут даже без пароля не ошибешься.
Обменявшись с официантом условными словами, я положил на свободный стул принесенный пакет и попросил меню. Пельмень без улыбки кивнул, забрал пакет и ушел. Минут через десять он возвратился, на этот раз — с масленой улыбочкой. Видимо, успел развернуть бумагу и полюбоваться новенькими пачками. Судя по блеску в глазах, недостачу не заметил — решил, Тихон передал ему не восемь, а семь упаковок.
На душе светло, будто раньше она была придавлена серым пакетом, а сейчас освободилась от тяжкой ноши и расцвела. Любаша тоже смеялась — весело, облегченно. Наверное, и ее недавно угнетало Тишкино задание. Теперь, когда оно выполнено, можно и повеселиться, и отдохнуть!
— Закажем номер в гостинице, отдохнем, а вечером — в ресторан… Не вокзальный, конечно, не стоит мозолить глаза Пельменю — посетим городской, самый престижный… А завтра…
Любаша запнулась. Потускнела… Что ожидает нас «завтра»? Возвращение домой к прежней жизни. Мне — к замороженной, крикливой жене и к постылой работе, ей — к Тихону, который немедля передаст живой товар новому заказчику… Жизнь? Разве можно это понятие совместить с помойкой, куда нам предстоит окунуться?
— …завтра, — продолжил я за подругу, — мы отправимся дальше, за Читу. Москва для нас закрыта. Сойдем на маленькой станции, пересядем на первый попавшийся автобус и заберемся в ту глухомань, о которой мечтали в поезде…
— А паспорта? — напомнила Любаша. — Они ведь фальшивые…
— Кто в тайге проверяет паспорта? Разве медведи… До сих пор сходило с рук, там тем более сойдет… Итак, госпожа Никанорова, марш в камеру хранения за вещами. Возьмем их — и в гостиницу…
— Ты хотел покушать, — напомнила девушка. — Даже попросил меню…
— Совсем забыл, дьявол меня возьми! — рассмеялся я. — Впрочем, аппетита уже нет… В саквояже осталось что-нибудь из провизии?
— Осталось… Но тебе не мешает пообедать, как следует. 3а последнее время отощал, одни глаза сверкают…
Любаша смутилась, опустила глаза на скатерть. Вспомнила, видимо, по какой причине я осунулся.
Мысль о том, что нам предстоит провести ночь не в вагоне поезда, не в тесном купе, а в гостиничном номере с двуспальной кроватью, без подглядывающего и подслушивающего Владьки, вскружила голову. Судя по заблестевшим глазам Любаши, её волновало то же самое, что и меня…
Пельмень не появлялся, и мы не стали его ожидать. Бог «ним, с обедом — обойдемся. Главное сейчас — гостиница.
У входа в камеру хранения поджидал нас Владька. На губах — обличительная улыбка, в глазах — по горящему угольку.
— Когда в столицу? — ехидно спросил он. — Тихон ждет
— Завтра подумаем и решим, — перехватила инициативу разговора Любаша. — Отдохнем, приведем себя в порядок, отделаемся от твоего присутствия… А ты, скотина, когда в стойло?
Оскорбительные словечки Владик пропустил мимо ушей. Услышишь — нужно реагировать, а из его памяти, наверное, не выходил никелированный пистолет Любаши.
— Отчаливаю ровно через полтора часа, — картинно вскинул он руку с часами. — Проедусь по тем же адресам, соберу плату за пакеты. Пельмень сейчас свою долю притащит… До встречи у Тихона, — угрожающе добавил он. — Честно говоря, не хотелось бы мне оказаться на вашем месте… Шеф, когда обозлится, зверем становится — синяками и шишками не отделаетесь… Всего, молодожены!
Лучше бы мы не встретились с Владькой. Настроение быстро катилось вниз, стремление пожить в городской гостинице потеряло прелесть и остроту.
Тихон ни за что не смирится с потерей отвергнутой любовницы, пущенной теперь в «оборот». А когда узнает об исчезновении фальшивой пачки денег, вообще озвереет. Через дядек и теток, продавцов и официантов, охотников и золотоискателей станет разыскивать беглецов и не успокоится до тех пор, пока не увидит их у своих ног.
Не сговариваясь, мы с Любашей пошли в кассовый зал покупать билеты до Читы… или подальше. Нас гнал страх перед расплатой, перед шайкой преступников и убийц. Поскорей покинуть Иркутск. Пока Владька не встретился с Пельменем и не узнал об исчезновении денег.
Сейчас вопрос стоит так: кто кого обгонит — мы или нас? В нём заложена не просто опасность поимки — сама жизнь.
Глава 6
1
Кадровик леспромхоза, носящий мудреную кличку Ижица, оказался дотошливым и нудным человеком. Опять же, как и в случае с Пельменем, прозвище-кличка точно определяет сущность человека, Ижица вертит мой паспорт перед подслеповатыми глазами, по несколько раз перелистывает его, вчитываясь в каждую букву, придирчиво изучает печать, шевеля губами, декламирует номер и фамилию. Мне кажется, что он даже принюхивается на предмет присутствия в документе подозрительного запаха.
— Значит, Никаноров Николай Иванович, — бубнит он. — прописан в Москве… Ага, вот она, прописочка!… По какой причине покинули столицу, не выписавшись?
— Решил подработать. В Москве, сами знаете, сейчас трудно…
— Так, так… Подработать — это неплохо, сам бы согласился, но некогда. От заработка разве что дураки отказываются… А где работали, хочу спросить, в столице?
— На стройке…
Не иначе как черт дернул за язык. Ведь дал в руки кадровику кончик ниточки — потянет и появится на поверхности вместо Никанорова инженер-строитель Чернов…
— Смею спросить о должности…
— Каменщик, — вспомнил я профессию отца. — Образование…
Снова я оплошал! Сказать бы — неполное среднее, ремесленное училище. Так нет, сработала долголетняя привычка!
— Инженер… Безработный инженер, — поспешно добавил я — Поэтому и переквалифицировался в каменщики… Не сидеть же на иждивение жены…
— Да, конечно, я понимаю, — выразил равнодушное сочувствие Ижица. — Кстати, о жене… Какая специальность у супруги?
Чего не спрашивал, того не спрашивал. Все знаю о Любаше, все ее беды и радости, прошлое — во время долгих наших бесед она разложила передо мной будто карточный пасьянс… А вот о специальности и образовании — ни слова.
— Специальность — жена, — перевел я острый вопрос в шутку. — Как и у большинства женщин… Вот ваша, к примеру, супруга какое имеет образование?
Вопрос, прямо скажем, опасный, такой человек, как Ижица, наверняка, в курсе не только образования супруги, он точно знает даже, какое первое слово она произнесла после рождения
Но тут мне повезло — попал в самую точку…
— Образование у моей супруги? — захлопал почти безресничными глазками кадровик. — Конечно, есть… Впрочем, мы с вами ушли от основной темы разговора. Трудовую книжку, пожалуйста.
Опять — закавыка! Когда же прекратятся эти мучения?
— Трудовую книжку?… Но я ведь не уволился — взял отпуск за свой счет… Три месяца дали… на стройке с материалами туго, финансы, как говорится, поют романсы… Время такое… Согласен поработать в леспромхозе по договору…
Кадровик не успокаивался. По сведениям, полученным у квартирной хозяйки, пришел он на сквалыжное свое место из армии, где служил политработником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
А разве я безгрешен?
Память нарисовала нормировщицу Катю, которой я овладел в кладовке на мешках с цементом. Правда, она не особенно сопротивлялась, скорее, притворялась неуступчивой…
А вот представительница заказчика, принимающая выполненные работы, сама, после первого же невинного поцелуя, бесстыдно забралась в мою ширинку…
Секретарша начальника управления, кокетливая дама бальзаковского возраста сама пригласила меня на день рождения и охотно отдалась на полу. Мало того, предложила изобразить собачью случку, и не постеснялась опуститься на колени, предварительно раздевшись сама, и освободив от одежды «кобеля»…
Грехов набралось на удивление мало. И всё же, какое я имею право осуждать несчастную женщину?
— О чём задумался, Коленька? — Возвратил меня в реальность голос Любаши. — И зачем ты оделся? — она шаловливо оттянула резинку моих трусов. Случайно задев восставшую мужскую плоть, удивлённо вздрогнула, но руки не убрала — наоборот, сжала мой «инструмент» в кулачке. — Господи, какая прелесть! Ты уже готов продолжить начатое? Даже не отдохнул, как следует… Долго находиться в напряжении — вредно для здоровья. Иди ко мне, бычок, сниму стресс, успокою… Заодно, полечусь сама, — тихо добавила она, спрятав раскрасневшееся лицо на моей груди.
На этот раз я не стал осторожничать — внедрился вглубь женского лона, и принялся с такой энергией обрабатывать его, что Любаша тут же застонала и обмякла…
4
До самого Иркутска мы наслаждались близостью. Не только физической — много разговаривали, фантазировали о нашем будущем, строили планы совместной жизни.
Никто не мешал. Владька, будто поняв бесперспективность своих притязаний, в коридоре не появлялся, меня на разборки не вызывал. Залег в купе, словно медведь в берлогу…
Осталась у нас единственная «заноза» — передача пакета в Иркутске. Пройдет благополучно — безоблачное небо, неоглядная солнечная даль…
Конечно, я оставлю жену… бывшую жену, ибо превратить Любашу в любовницу — абсурдно, несуразно. Бросим мы с ней Москву, уедем в Сибирь, в глухую тайгу, в сопки. Безработным строитель не останется — не та профессия! Не получится строить — валить лес, водить грузовики. Много ли нам нужно, чтобы прожить!
Любаша соглашалась, подсмеивалась над моим энтузиазмом и наивностью.
— Ты будто на свет Божий народился… С милой рай и в шалаше, — почти пропела она. — Не будет для нас ни рая, ни шалаша, милый фантазёр. Поверь, не будет. Мы с тобой попали в клетку, будто птицы, нам из нее до самой смерти не выбраться…
— Но ведь птицы улетают! — возражал я, недовольный приземлёностыо Любашиных рассуждений. — Вот мы и улетим, поселимся в глухомани — не отыщут…
— Не существует нынче глухомани, Коленька, нет ее. Осталась в сказках да во снах… Вот развозим мы с тобой неизвестно какие посылки. Кому? Людям, подручным Тихона и его шайки. Они по приказу шефа тайгу обшарят, сопки облазят, а нас найдут повяжут беглецов и представят ему на суд и расправу… Не зря он им деньги платит…
— Ты действительно не знаешь, что находится в пакетах?
— Точно не знаю, но догадываюсь… Давай вскроем последний пакет, поглядим…
— Не опасно?
— Страшней смерти ничего нет, а нам умирать не положено — только жить начали… Доставай!
Вытащили пакет, осмотрели снаружи. Плотная оберточная бумага не заклеена — аккуратно перевязана шпагатом. Это хорошо — можно познакомиться с содержимым и также аккуратно завернуть. Никто не догадается, если соблюсти все перегибы и складки…
Любаша отобрала у меня загадочный пакет, точными движениями гибких пальцев развязала узелок, медленно развернула бумагу…
Мы замерли, не веря своим глазам. Перед нами… пачки денег, заклеенные полосками разноцветной бумаги… Ничего себе, посылочка! Неужели две предыдущие — с подобной же начинкой? И зачем Тихон раздаривает миллионы? Может быть, не раздаривает, а получает взамен нечто более ценное?
Пришли в себя и пересчитали деньги. Восемь пачек, в каждой по тысяче сторублёвых купюр… Всего в пакете восемьсот тысяч, почти миллион. Такого количества денег я никогда раньше не видел. Что там видеть — представить себе не мог.
— А что, если мы реквизируем одну пачку? — предложил я в шутку, не сводя взгляда с невероятного богатства, лежащего перед нами. — Сколько лет можно безбедно прожить…
— Прожить? Безбедно? Эх, Коленька, до чего же ты наивен. Пожалуй, сейчас я имею право открыть тебе, чем занимаются Тихон и компания, что они через нас пересылают в другие города… Денежки эти, на которые ты смотришь с таким восторгом и вожделением, — фальшивые. Изготовлены они в том самом домике, куда ты отвозил «калужских предпринимателей»… Помнишь?… Проживем безбедно! — передразнила она меня. — Нас обязательно зацапают — если не в магазине, так в киношной кассе, на рынке, в бане, на вокзале… Мы теперь, если возьмём эти деньги, станем мечеными… Понимаешь? Один раз обойдётся, другой, третий…
— Но ведь живут на эти деньги те, кому Тихон их переправляет. И те, которым женщина в зеленом плаще отдает…
— Умеют обращаться с ними, вот и живут… до поры до времени. Мало ли фальшивомонетчиков отсиживают на зоне сроки? Ты хочешь присоединиться к ним?
— Не думаю, что в глухомани, куда мы с тобой заберем» станут приглядываться к купюрам, искать на них какие-то водяные знаки, сверять серии и номера… Ты хотя бы раз видела на том же Центральном рынке продавца, изучающего деньги? Мне не довелось…
— Видела, и не раз…
— Давай посмотрим…
Осторожно вытащили одну бумажку… Вроде все на месте — Белый Дом, какие-то знаки просвечиваются…
Долго мы спорили. Мне почему-то ужасно хотелось воспользоваться представившейся возможностью разбогатеть. Это же ниточка: деньги — любые продукты, любые вещи — собственный дом — поездки на курорты — устройство званых вечеров… Короче, все мыслимые блага…
— Ладно, Коленька, — наконец согласилась Любаша. — Уверена в том, что украденные нами фальшивки впоследствии обернутся крупными неприятностями… Но раз ты так хочешь — возьмем пачку… Всего-навсего сто тысяч… При ежедневных скачках цен — не так уж и густо…
Я аккуратно изъял из развернутого пакета пачку, заклеенную розовой полоской. Остальные Любаша завернула в бумагу и перевязала шпагатом.
Надо же такое придумать! Первая моя «воровская» операция — с фальшивыми деньгами! Поневоле засмеешься над незадачливым «преступником».
Но Любаша не смеялась, наоборот, загрустила…
И вот — Иркутск.
Тихон велел передать последнюю посылку официанту вокзального ресторана по имени Костя. Прозвище, или, как выразился Тихон, кликуха — Пельмень.
Когда я увидел этого официанта, едва не расхохотался. Редко бывает, чтобы прозвище настолько соответствовало внешнему облику его хозяина. Парень действительно походил на пельмень.
Небольшого роста, округлый, будто защипанный со всех сторон. Тут даже без пароля не ошибешься.
Обменявшись с официантом условными словами, я положил на свободный стул принесенный пакет и попросил меню. Пельмень без улыбки кивнул, забрал пакет и ушел. Минут через десять он возвратился, на этот раз — с масленой улыбочкой. Видимо, успел развернуть бумагу и полюбоваться новенькими пачками. Судя по блеску в глазах, недостачу не заметил — решил, Тихон передал ему не восемь, а семь упаковок.
На душе светло, будто раньше она была придавлена серым пакетом, а сейчас освободилась от тяжкой ноши и расцвела. Любаша тоже смеялась — весело, облегченно. Наверное, и ее недавно угнетало Тишкино задание. Теперь, когда оно выполнено, можно и повеселиться, и отдохнуть!
— Закажем номер в гостинице, отдохнем, а вечером — в ресторан… Не вокзальный, конечно, не стоит мозолить глаза Пельменю — посетим городской, самый престижный… А завтра…
Любаша запнулась. Потускнела… Что ожидает нас «завтра»? Возвращение домой к прежней жизни. Мне — к замороженной, крикливой жене и к постылой работе, ей — к Тихону, который немедля передаст живой товар новому заказчику… Жизнь? Разве можно это понятие совместить с помойкой, куда нам предстоит окунуться?
— …завтра, — продолжил я за подругу, — мы отправимся дальше, за Читу. Москва для нас закрыта. Сойдем на маленькой станции, пересядем на первый попавшийся автобус и заберемся в ту глухомань, о которой мечтали в поезде…
— А паспорта? — напомнила Любаша. — Они ведь фальшивые…
— Кто в тайге проверяет паспорта? Разве медведи… До сих пор сходило с рук, там тем более сойдет… Итак, госпожа Никанорова, марш в камеру хранения за вещами. Возьмем их — и в гостиницу…
— Ты хотел покушать, — напомнила девушка. — Даже попросил меню…
— Совсем забыл, дьявол меня возьми! — рассмеялся я. — Впрочем, аппетита уже нет… В саквояже осталось что-нибудь из провизии?
— Осталось… Но тебе не мешает пообедать, как следует. 3а последнее время отощал, одни глаза сверкают…
Любаша смутилась, опустила глаза на скатерть. Вспомнила, видимо, по какой причине я осунулся.
Мысль о том, что нам предстоит провести ночь не в вагоне поезда, не в тесном купе, а в гостиничном номере с двуспальной кроватью, без подглядывающего и подслушивающего Владьки, вскружила голову. Судя по заблестевшим глазам Любаши, её волновало то же самое, что и меня…
Пельмень не появлялся, и мы не стали его ожидать. Бог «ним, с обедом — обойдемся. Главное сейчас — гостиница.
У входа в камеру хранения поджидал нас Владька. На губах — обличительная улыбка, в глазах — по горящему угольку.
— Когда в столицу? — ехидно спросил он. — Тихон ждет
— Завтра подумаем и решим, — перехватила инициативу разговора Любаша. — Отдохнем, приведем себя в порядок, отделаемся от твоего присутствия… А ты, скотина, когда в стойло?
Оскорбительные словечки Владик пропустил мимо ушей. Услышишь — нужно реагировать, а из его памяти, наверное, не выходил никелированный пистолет Любаши.
— Отчаливаю ровно через полтора часа, — картинно вскинул он руку с часами. — Проедусь по тем же адресам, соберу плату за пакеты. Пельмень сейчас свою долю притащит… До встречи у Тихона, — угрожающе добавил он. — Честно говоря, не хотелось бы мне оказаться на вашем месте… Шеф, когда обозлится, зверем становится — синяками и шишками не отделаетесь… Всего, молодожены!
Лучше бы мы не встретились с Владькой. Настроение быстро катилось вниз, стремление пожить в городской гостинице потеряло прелесть и остроту.
Тихон ни за что не смирится с потерей отвергнутой любовницы, пущенной теперь в «оборот». А когда узнает об исчезновении фальшивой пачки денег, вообще озвереет. Через дядек и теток, продавцов и официантов, охотников и золотоискателей станет разыскивать беглецов и не успокоится до тех пор, пока не увидит их у своих ног.
Не сговариваясь, мы с Любашей пошли в кассовый зал покупать билеты до Читы… или подальше. Нас гнал страх перед расплатой, перед шайкой преступников и убийц. Поскорей покинуть Иркутск. Пока Владька не встретился с Пельменем и не узнал об исчезновении денег.
Сейчас вопрос стоит так: кто кого обгонит — мы или нас? В нём заложена не просто опасность поимки — сама жизнь.
Глава 6
1
Кадровик леспромхоза, носящий мудреную кличку Ижица, оказался дотошливым и нудным человеком. Опять же, как и в случае с Пельменем, прозвище-кличка точно определяет сущность человека, Ижица вертит мой паспорт перед подслеповатыми глазами, по несколько раз перелистывает его, вчитываясь в каждую букву, придирчиво изучает печать, шевеля губами, декламирует номер и фамилию. Мне кажется, что он даже принюхивается на предмет присутствия в документе подозрительного запаха.
— Значит, Никаноров Николай Иванович, — бубнит он. — прописан в Москве… Ага, вот она, прописочка!… По какой причине покинули столицу, не выписавшись?
— Решил подработать. В Москве, сами знаете, сейчас трудно…
— Так, так… Подработать — это неплохо, сам бы согласился, но некогда. От заработка разве что дураки отказываются… А где работали, хочу спросить, в столице?
— На стройке…
Не иначе как черт дернул за язык. Ведь дал в руки кадровику кончик ниточки — потянет и появится на поверхности вместо Никанорова инженер-строитель Чернов…
— Смею спросить о должности…
— Каменщик, — вспомнил я профессию отца. — Образование…
Снова я оплошал! Сказать бы — неполное среднее, ремесленное училище. Так нет, сработала долголетняя привычка!
— Инженер… Безработный инженер, — поспешно добавил я — Поэтому и переквалифицировался в каменщики… Не сидеть же на иждивение жены…
— Да, конечно, я понимаю, — выразил равнодушное сочувствие Ижица. — Кстати, о жене… Какая специальность у супруги?
Чего не спрашивал, того не спрашивал. Все знаю о Любаше, все ее беды и радости, прошлое — во время долгих наших бесед она разложила передо мной будто карточный пасьянс… А вот о специальности и образовании — ни слова.
— Специальность — жена, — перевел я острый вопрос в шутку. — Как и у большинства женщин… Вот ваша, к примеру, супруга какое имеет образование?
Вопрос, прямо скажем, опасный, такой человек, как Ижица, наверняка, в курсе не только образования супруги, он точно знает даже, какое первое слово она произнесла после рождения
Но тут мне повезло — попал в самую точку…
— Образование у моей супруги? — захлопал почти безресничными глазками кадровик. — Конечно, есть… Впрочем, мы с вами ушли от основной темы разговора. Трудовую книжку, пожалуйста.
Опять — закавыка! Когда же прекратятся эти мучения?
— Трудовую книжку?… Но я ведь не уволился — взял отпуск за свой счет… Три месяца дали… на стройке с материалами туго, финансы, как говорится, поют романсы… Время такое… Согласен поработать в леспромхозе по договору…
Кадровик не успокаивался. По сведениям, полученным у квартирной хозяйки, пришел он на сквалыжное свое место из армии, где служил политработником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28