О свидании — ни слова, хотя эти слова так и вертись на языке, так и рвались наружу. В тридцать с гаком лет я будто возвратился в наивную свою юность…
Чаще всего «гвозди» беспокоят меня на работе. Дома их забивают хозяйственные дела и заботы: купить картошку, запастись продуктами, пристроить обрушившуюся на меня денежную лавину.
Я усиленно изучал рекламу, выбирая акционерные общества и банки. Кому отдать предпочтение? Выберешь тот же «Гермес», а его руководитель соберет в дипломат вложенные в общество купюры и махнет, скажем, в Швейцарию. На постоянное место жительства. И я останусь с носом, в прежнем полунищем состоянии.
Зато на работе сяду за стол в прорабке, упрусь взглядом в изученные до мелочи чертежи и ломаю голову над чертовой проблемой: как вытащить два ржавых «гвоздя» и избавиться от шевеления третьего.
Прибежит в прорабку замороченный бригадир с заковыристым вопросом, а я никак не могу в этот вопрос врубиться. По несколько раз переспрашиваю. В голове — Тихон с дружеской улыбочкой и жестоким блеском в глазах; милиция потрясает моей подпиской и паспортом; сыщики, почему-то в старомодных котелках и с зонтиками в руках, подглядывают из-за углов…
Кажется, пора обращаться к психиатру…
— Ты что, прораб, часом не сбрендил? — удивляется рассерженный бригадир, потрясая накладной. — В третий раз прогну подмахнуть требование, а ты уставился на меня, будто на икону Богоматери и мычишь… Перебрал, небось, вчера и никак не можешь очухаться… Верный способ — надо похмелиться…
— Вот именно, перебрал, — наконец врубаюсь я. — Только не спиртное виновато… Понимаешь, задачки у меня с добрым десятком неизвестных, никак не могу разобраться… Эх, если бы — перепой! Немедля хватанул бы похмелку — и все дела.
Ничего не понявший бригадир соболезнующе кивает, а, выйдя за дверь, многозначительно крутит пальцем у виска. Дескать, поехала крыша у нашего прораба, пора его в психушку везти…
Нет, не к психиатру — в прокуратуру. Там вылечат.
Мысль о явке с повинной не раз и не два приходила мне в голову. Но я с испугом гнал ее вон. Если бы не «дело о наркотиках» — давно бы сдался. Попадем с Тихоном и Владькой в одну камеру по одному и тому же делу — что они со мной сделают? Убьют — туда и дорога, но ведь изувечить могут…
Сейчас я уже не гнал назойливую мысль о явке в прокуратуру, наоборот, обсасывал ее, прикидывая, как лучше осуществить, что сказать, в чем признаться… Пожалуй, пора поторопиться, пока не давит груз более серьезных преступлений…
Однажды бездумно шел по улице, машинально выглядывая «слежку», и вдруг остановился возле подъезда отделения милиции. Сейчас войду и просто скажу: «Пришел с повинной». Наручники оденут? А зачем, если я доброволец?… До входной двери — шагов десять, не больше. Но для меня — десять километров, одолеть которые так и не хватило сил…
Что же я собираюсь делать? После признания меня не выпустят — отвезут в ту же Бутырку… А я хочу жить на воле, мне решетки и издевательства надсмотрщиков противопоказаны.
Так и не дошел до входа, повернулся и бегом, весь в поту, помчался на стройку, где уже заканчивался обеденный перерыв.
Нет, нет, лучше вкалывать, переругиваться с бригадирами, получать замечания и выговоры от начальников; не спать, перевозя из города в город непонятные тихоновские «посылочки»; зубатиться с женой и тещей.
В общем-то, беспокоили меня на работе мало. Бригадиры состояли из опытных мастеров, построивших не один объект разного назначения и этажности. Начальник стройучастка, похоже, начисто забыл, что у него есть прорабы, бегал по начальству, выбивая материалы и инструменты, часами просиживал у проектировщиков, добиваясь упрощения больно уж сложной конструкции. Короче, занимался своими делами. Точно так же, как
в застойные времена.
А я занимался своими проблемами. Пытался извлечь заржавелые «гвозди», разрешить неразрешимое.
Этот день остался в памяти надолго.
Приблизительно за полчаса до конца смены, когда я, растолкав по полкам шкафа до смерти надоевшие чертежи, мечтал об ужине у матери, дверь в прорабку предупреждающе заскрипела. В комнату вошел… Тихон. В широком плаще и в берете — в своей обычной униформе.
Странно, откуда он узнал место моей работы? По запаху, что ли?
— Извини, Николай, за неожиданный визит, — скупо улыбнулся он, по-хозяйски усаживаясь за стоящий возле окна стул. Осмотрел в окно подступы к прорабке, перевел взгляд на меня. — Дело
такое, что пришлось побеспокоить… Поехали, поговорим.
— Я — не на машине…
— Пошли, пошли, что-нибудь придумаем. Беседовать здесь — ни мне, ни тебе не с руки… Сам понимаешь.
Кажется, я превратился в рыбку, глубоко заглотнувшую предательский крючок с денежной наживкой. Не сорваться, не нырнуть в глубину — напряженная леска тащит добычу наверх. Туда, где обессилевшей рыбке грозит неминуемая гибель.
Я покорился судьбе и первым шагнул за порог прорабки. Тихон, будто конвоир, следовал за мной, командуя, налево, направо.
Миновали ворота. Один из бригадиров с недоумением проводил нас взглядом. До конца смены добрых пятнадцать минут, а прораб уже намылился домой. Раньше такого никогда не было.
Или, на самом деле, у прораба поехала крыша?
«На самом деле, — подумал я. — Попал бы ты в такой переплёт, сам бы сбрендил».
За ближайшим к стройке перекрестком — шикарная иномарка, по-моему, «мерседес». За рулем осклаблился в наглой улыбочке Владька. Вот, дескать, мы каковские, на каких машинах ездим, не чета твоему задрипанному «москвичу»!
Краешек первой проблемы прояснился, «гвоздь» наполовину вышел из изболевшихся моих мозгов. Я нужен Тихону не в роли извозчика»… А в качестве кого?
— Садись, Николай, не стесняйся, — Тихон открыл дверь машины, заботливо посадил меня, сам уселся рядом. — Собрали мы с Владькой остатки деньжат, и купили сносную машинку. Не скрою, туго пришлось, твое освобождение из кутузки стоило немало…
Очередной намек на «долг чести». В последнее время Тихон частенько вспоминает о нем, чередуя это воспоминание с паспортом и подпиской. Я сделал вид — не понял.
— Поехали. Туда, где машин побольше, а народу поменьше. Разговор предстоит больно уж острый — как бы не порезаться…
Владик вел машину сверхотважно — метался по улице, менял полосы, подсекал медленно ползущие «москвичи» и «жигули», дважды лихо проскочил на красный свет. Тихон не останавливал лихача, не делал ему замечаний — задумчиво поглядывал в окно. Будто проигрывал предстоящую беседу.
Наконец, мы припарковались к тротуару рядом с какой-то фирмой. С одной стороны — «БМВ», с другой — «жигули-девятка». Прохожих мало — магазинов поблизости нет, а прогуливаться в наше время не только вредно для здоровья, но и опасно для жизни.
— Вот теперь можно поговорить спокойно, — на лице Тихона — ни следа недавней улыбки: брови нахмурены, губы сжаты, слова цедит медленно, скупо. — Звонил тебе домой — ответила женщина. Не жена — ее манеру говорить я уже усвоил, когда беседовал по поводу твоего исчезновения, — наверно, теща. Она терпеть не может, когда звонят мне или Ольге, считает — все новости обязательно должны проходить через хозяйку, то есть через нее. — Подозвать тебя отказалась. Вот и пришлось заявиться на работу.
— Ничего страшного, ко мне часто приходят, — изобразил я этакую значимость своей мелкой личности. Тихон пренебрежительно усмехнулся и снова нахмурился.
— Пора тебе выходить на… международный уровень. Хватит работать по мелочам. Мы тебе доверяем, знаем — не скурвишься, побоишься. Если не за себя, то за тещу, — снова ухмыльнулся он. — И за жену, конечно… Введение понятно?
— Понятно, — словно эхо, повторил я.
— Завтра уезжаешь в Самарканд. Поезд уходит днем. В Самарканде тебя встретят. Возьми конверт — в нем лежит письмо и деньги на дорогу. Там же — паспорт. Обошелся он недешево, но сейчас возвращения долга не требую — вычту из заработка…
— Но я ведь работаю…
— Твои проблемы. Возьми за свой счет или в счет очередного отпуска. Мы — не благотворительная организация, придется тебе покрутиться, поработать умишком. Но получишь солидно…
Последнее замечание смело все мои возражения. Если Тихон говорит «солидно», это означает, что сумма, которую я получу, будет как минимум в два раза больше обычного вознаграждения за поездки по области. Ради нее можно и за свой счет взять недельки две. Начальник не должен отказать, после сдачи девятиэтажной башни наступил период недолгого затишья.
— Что я должен везти? Если наркотики — отказываюсь. Снова подставляться не хочу.
— Не волнуйся, Коля, не транжирь дефицитные нервы. Наркотиками мы не занимаемся. И опасно, и накладно. Тот случай — единственный. За него я намылил Владьке шею — до сих пор болит…
Владька покаянно склонил голову. Но мне показалось, что сделал он это не от сознания допущенного промаха, а для того, чтобы скрыть от меня насмешливую улыбку.
— Что будет упаковано в посылке, знать тебе не обязательно. Даже опасно… Скажем, пакет с письмами интимного характера.
— В прошлый раз вы тоже говорили: успокойся, не выдумывай. А в портфеле оказался наркотик, — жалобно вымолвил я, будто выпрашивал у палача, поднявшего свой топор, пощаду, которой не будет.
— Сказано, не замусоривай себе мозги! — зло прикрикнул Тихон. — Может быть, менты подсунули наркоту, может быть, завалялся с прошлой передачи, а Владька не заметил… Все может быть. Мы не всегда были святыми, как сейчас, и наркотиками баловались… Теперь завязали… Прекрати трястись, будто лист на ветру.
Я приободрился. Если в портфеле не наркотик — бояться него. Хотя… Тихон может передать своим дружкам что-нибудь и страшней…
— Взрывчатка? — выдохнул я.
— Штаны стирать не придется? Нет там никакой взрывчатки, самая безобидная посылка из всех, какие перевозит железная дорога… Еще вопросы имеются?
— Не лучше ли отправить почтой?
— Говори, да не заговаривайся. Я плачу, ты делаешь. Значит, мне лучше знать, с какой оказией посылать пакеты!
Никакой я не инженер — обычная мышь с прищемленным хвостом. И сколько бы я ни крутился, ни вертелся, пытаясь освободиться — хвоста не вытащить из мышеловки, не удрать.
Поэтому я покорно склонил голову. Все сделаю, что поручите, только не отдавайте на съедение коту, пожалейте.
— И еще хочу предупредить. Твой паспорт мы вызволили, подписка уничтожена, но ты по-прежнему у милиции на крепком крючке. Одна попытка предать нас, одно лишнее слово, и — за решеткой. Сам знаешь, что грозит человеку, повязанному с наркобизнесом.
Я снова безвольно кивнул и спрятал в карман конверт.
4
Надо сказать, что в смысле обязательности и щедрости Тихон — вполне порядочный человек. В конверте рядом с пасом и билетами — два лимона «на мелкие расходы». Отдельное купе мягкого вагона международного класса с душем и туалетом. Второе место обязательно окажется свободным — в этом я уверен.
Но где же Владик? Он должен доставить мне «посылку», а до отправления поезда остается всего пятнадцать минут. Неужели опоздает, и я поеду без «багажа»? С одной стороны — хорошо, но как бы не лишиться обещанного вознаграждения? Ведь часть его должен мне вручить получатель в Самарканде… Плакали мои денежки…
Зря волновался. Владик не опоздал. В дверь купе предупредительно постучали.
— Войдите, — разрешил я, думая, что стучит нежеланный сосед, который решил все же составить мне компанию.
— Я тебе доставил пакет и… попутчицу, — весело объявил Владик. — Тихон решил, что путешествовать вдвоем приятней и безопасней.
Вслед за Владиком в купе вошла… Любаша. Небрежно бросила на диван небольшой саквояж, уселась, откинувшись на спинку. Закурила. Окинула меня озорным взглядом.
— Кажется, извозчик недоволен. Могу уйти. Мне эта поездки нужна, как Останкинской башне подпорка.
— Нет… почему же… я доволен. Действительно, веселей будет.
— В точку попал, — снова рассмеялся Владик. Что-то он сегодня излишне веселый, как бы не загрустить… — А ты не зубоскаль, — повернулся он к Любаше. — И не особо кокетничай с Колькой, а то я… Сама знаешь, что с тобой сделаю.
— А ты мне кем приходишься? Муж, свекор, любовник? Наплевала на твои угрозы и предупреждения… Выполнил задание, сопроводил меня — и исчезни.
— Кем я тебе прихожусь — решит Тихон…
Второй раз за время недолгого знакомства с девушкой я увидел ее разгневанной. Опять остро блеснули глаза, угрожающе засверкали безупречные зубки.
— Заткнись, подонок!
Владька рассмеялся, но я заметил, что он подался в сторону двери. Не намного — на полшага.
— Его боишься? — показал он на меня. — Зря. Колька ничего не понимает и никогда не поймет. Он же — робот, Ванька-извозчик, подай — отнеси. Пусть попробует вякнуть, сявка, я ему…
Я вскочил, чтобы дать наглецу достойный ответ, но Люба повелительным жестом вернула меня на прежнее место. I
— Ты меня бойся! И не торопи… свою смерть, она и без того стоит у тебя за плечами.
Владик вытащил руки из карманов и угрожающе шагнул к девушке. Я сжал кулаки. Любаша не шевельнулась — с насмешливой улыбкой глядела на происходящее.
— Ладно, — неожиданно успокоился Владик и снова сунул руки в карманы. — За мной не заржавеет, сочтемся, — повернулся ко мне. — Полюбовался, извозчик, своей паспортиной? |
— А чего любоваться — паспорт как паспорт.
— Все же погляди да моргалы пошире открой…
Я достал из конверта паспорт, раскрыл его и обомлел… Никаноров Николай Иванович… Вот тебе и обязательный человек Тихон — перепутал… А до отправления — считанные минуты.
— Вот так, — загримасничал Владька. — Едет с тобой супруга, Никанорова Любовь Семеновна… Понял, супруга? Но гляди, Колька, не вздумай праздновать с ней первую брачную — убью.
Пристрелю, зарежу! Учти… Благополучного путешествия, господа Никаноровы, и такого же благополучного возвращения.
Он спрыгнул с подножки, показал нам в окно кулак и исчез.
Я тупо смотрел на свой — и не свой! — паспорт. Что же делать… Фотография — моя, печать отчетливо просматривается, Документ изготовлен профессионально…
— Ну и муженька же раздобыл мне Тишка!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28