Придя домой, Поль нашел в кухне Дженнифер, яростно грохотавшую посудой. Элис накрывала на стол. Предупредила, что Дженнифер не в настроении, что тут же и подтвердилось.
- Приезжаю домой в этом мерзком поезде, всю дорогу приходится стоять, а посуда после завтрака так и не мыта. Знаешь, чем она занималась весь день? Играла в бридж. Должна тебе сказать, что сыта всем этим по горло.
- Ну, Джен, - Поль обнял её за плечи. Он относился к числу мужчин, которых телесный контакт успокаивает. - Что-то тут так аппетитно пахнет.
- Свиные отбивные. Может, ты и должен жить в Роули, но я - нет. Сниму квартиру в Лондоне.
Вошла Элис. Казалось, она не ходит, а плывет по воздуху.
- Буду жить с двумя девушками с моей работы. Мы уже кое-что нашли. Двадцать фунтов в неделю, с каждой - треть. Не бойся, содержать меня не придется. В конце недели съезжаю.
Элис, несомненно, слышала, но не подала виду и молча уплыла назад в кухню.
Дженнифер перевернула котлеты на сковороде.
- Ничего не поделаешь, я должна уехать.
- Я ничего не говорю. - Вся сцена так неприятно контрастировала с роскошной беседой в баре. - Надеюсь, мы будем тебя видеть. Нельзя же нам стать совсем чужими.
- Возможно, я буду приезжать на уик-энды. - Девушка потянулась за согревшимися в духовке тарелками. - Ты о ней позаботишься? Мне кажется, ей здесь не нравится.
С Элис он заговорил об этом после ужина, когда Дженнифер ушла к себе. Элис казалась совершенно спокойной. Даже уход Дженнифер её не тронул.
- Пусть поступает как хочет. А обо мне не беспокойся, у меня есть бридж-клуб. И я там всех знаю.
Поль недовольно следил, как она закуривает.
- Раньше ты не курила.
- Теперь курю. И играю в бридж. Ты против?
- Да нет...
- Пора бы тебе понять, что мы не можем быть во всем одинаковы.
На это ему нечего было ответить. Сказал, что фирма на следующей неделе организует в Лондоне выставку, и Элис кивнула, но ему опять показалось, что она не слушает. Потом он уставился в телевизор. Элис достала книгу "100 проблем бриджа для практических игроков", взяла колоду карт и закурила очередную сигарету. Потом они вместе поднялись в спальню и молча легли каждый в свою постель.
Отец Джой Линдли служил в архитектурном отделе Совета Большого Лондона. Он любил слушать рассказы дочери о её работе, и она, часто приукрашивая, делилась тем, что у них происходит. На этот раз поведала, что управляющий отделом кадров периодически приглашает её пропустить по стаканчику.
- Он всегда такой милый. Конечно, старый, но одевается так, что это незаметно, и с ним беседуешь как с двадцатипятилетним. Правда, должность у него такая. Кадровик должен уметь найти подход к людям. И мистер Вэйн это умеет.
Миссис Линдли страдала артритом, приковавшим её к креслу, с которого она вставала только при помощи палки. Как у большинства инвалидов, у неё был огромный аппетит и отличная память на все несчастья и катастрофы. Тут она перестала есть и кусок свинины застыл на полпути от тарелки.
- О ком ты, Джой?
- О ком? А, о мистере Вэйне. Кажется, его зовут Поль. Да, точно.
- Эдгар, - (мистер Линдли, блаженно слушавший болтовню Джой, вздрогнул), - Принеси мне из спальни коробку с письмами.
Эдгар никогда не возражал жене и делал что велят. В коробке была собрана вся переписка, которую вела миссис Линдли, её поединок с энергетической компанией из-за тарифов, жалобы, адресованные городским властям на новое строительство слишком близко от её дома, сердитая переписка с родственниками насчет вещей, которые по завещанию одной из теток должны были достаться ей. Теперь она долго копалась в коробке, пока не нашла связку писем. Недоеденный ужин был отодвинут в сторону.
- Эдгар!
Муж наблюдал за ней с опасением. Не доела, значит, дело серьезное.
- Да, милая.
- Нужно позвонить твоей сестре Хетти. Немедленно. - Задумчиво уставившись на тарелку перед собой, она удовлетворенно заявила: - Ужинать я не буду.
ГЛАВА XI
СОВЕЩАНИЕ
Случай с Луизой Олбрайт уже давно превысил компетенцию Харли, которому за него так надрали зад, что он горько помнил ту минуту, когда вообще услышал это имя. В полицейском управлении в Маркстоне, в пятнадцати километрах от Роули, собралось на совещание руководство полиции графства. Из Роули был Хэзлтон, из управления полиции - главный суперинтендант Полинг и начальник полиции сэр Фелтон Дикси. Важнейшей проблемой, которую предстояло решить, было продолжать ли расследование своими силами или призвать на помощь Скотленд-Ярд.
Сэр Фелтон копался в бумагах и донесениях, лежавших перед ним. Нелюбовь его к бумагам была общеизвестна. Друзья называли его человеком действия, враги утверждали, что он не умеет читать.
- Кому нужна вся эта чепуха, - пробурчал он. - Главное, насколько мы сумели продвинуться. Полинг, что нам известно?
Ангус Полинг соединил кончики пальцев. Пальцы у него были длинные и тонкие, под стать длинному, худому телу и удлиненной голове с хохолком серебряных волос. Полинг всегда держался высокомерно, и Хэзлтона это раздражало, поскольку он считал, что как полицейский тот немногого стоит. В то же время должен был признать, что суперинтендант Полинг умеет подать товар лицом.
- Как кажется мне, важный след - рюкзак и сумочка. Если Луиза не оставила их в автобусе случайно, что весьма неправдоподобно и может быть исключено, то придется допустить, что с ней что-то случилось. И тут есть две возможности. Или она уехала в Лондон и с ней что-то случилось там, или кто-то умышленно оставил рюкзак в автобусе, чтобы отвлечь наше внимание от Роули.
"Без тебя мы бы не догадались", - язвительно подумал Хэзлтон. Сэр Фелтон заметил, что все, конечно, так, но речь прежде всего о том, обойдутся ли они без посторонней помощи. Полинг, подняв серебряные брови, взглянул на Хэзлтона, который прекрасно знал эту манеру суперинтенданта. Хэзлтон выскажет свое мнение, Полинг присоединится к предыдущему оратору. Если все пойдет хорошо, Полинг присвоит себе все заслуги, если нет, виноват будет Хэзлтон. Но сейчас он знал, чего хочет, и готов был добиться этого во что бы то ни стало.
- Я полагаю, мистер главный суперинтендант, что мы прекрасно справимся сами. По-моему, очевидно, что, что бы ни произошло, началось это в Роули. И её исчезновение, уехала она в Лондон или нет, на совести кого-то из местных. Для нас выгоднее, чтобы вопросы задавали наши люди. Они знают обстановку, знают, о чем спрашивать. И знают людей. Мы справимся.
Раздался звонок. Сэр Фелтон извинился. Звонок исходил из часов у него на запястье. Встав с кресла, он сделал серию упражнений, начавшуюся с наклонов и закончившуюся рывками руками и всем туловищем. Хэзлтон, слышавший об этих представлениях, но никогда целиком в них не веривший, ошеломленно следил за ним. Полинг и глазом не повел.
- Три раза в день. - Сэр Фелтон снова сел. - Так на чем мы остановились? Хотите, чтобы все осталось в наших руках. Полинг, вы?
- В том, что сказал старший инспектор Хэзлтон, что-то есть. Но в то же время не следует забывать, что до сих пор мы ничего существенного не добились. Несколько показаний, никак не совпадающих друг с другом, и, как обычно, множество людей, видевших, как она садится в машину, как её тащат в машину и тому подобное. Одна женщина видела её в окне дома, как она пытается выбраться наружу, - выяснилось, что это хозяйка дома, спьяну подравшаяся с мужем. Все впустую, не так ли?
Хэзлтон кивнул. Полинг поднял узкую руку, словно хотел предупредить вопросы, которых не последовало.
- Я уверен, вы делаете все, что в ваших силах. К примеру, очень важен тот киносеанс. Луиза, вместо того чтобы вернуться домой, ни с того ни с сего идет в кино. Почему? Мы говорили со всеми членами клуба, бывшими там по словам администратора. - Он указал на бумаги, лежавшие перед начальником полиции. - Безрезультатно. Но администратор утверждает, что Луиза все огладывалась, как будто собралась с кем-то встретиться, а он не пришел. Положим, все так и было, но что это нам дает? По-моему, пора предпринять новые шаги.
Хэзлтон упрямо насупился.
- Призвать Скотленд-Ярд, да? Я утверждаю, мы справимся сами.
Полинг не дал спровоцировать себя на однозначный ответ:
- В данный момент я не хотел бы высказывать никому недоверия.
Начальник полиции перевел взгляд с одного на другого. "Знает, о чем речь, - подумал Хэзлтон, - он не глуп".
- Ну ладно. Кажется, мы договорились. Дело остается у нас. Хорошо, Хэзлтон...
- Слушаю, сэр.
- Журналист, её знакомый... Гордон. Вы его проверили? Ничего?
- Ничего, сэр. Гордон утверждает, что пару раз пригласил её в клуб, но скорее в качестве замены другой девушки - Салли Лоусон. Видимо, он интересовался этой Лоусон больше, чем она им, и та в конце концов предложила ему переориентироваться на Луизу Олбрайт. Ничего серьезного.
- Гм... дочь Боба Лоусона. Вы с ней говорили?
- Еще нет, сэр. Ее связь с нашим случаем весьма отдаленная.
- Но она знала Олбрайт. Возможно, её стоит порасспросить. Я поговорю с Бобом Лоусоном и объясню ему.
Зазвонил телефон. Полинг, сняв трубку, передал её Хэзлтону. Старший инспектор выслушал, обронил пару слов, что-то записал. Положив трубку, перечитал свои заметки и сказал:
- Это может оказаться интересным. Некая девушка видела Луизу в тот вечер, в четверть одиннадцатого, выходящей из машины. Похоже на правду, девушка помнит её по школе.
- Почему не заявила раньше? - спросил Полинг.
- Она уезжала в отпуск и не читала газет.
- Где она её видела? В Роули?
- Нет. В Хай Эшли.
- Они переглянулись. Имение Хай Эшли лежало среди холмов между Роули и побережьем. - С ней была какая-то женщина. А Луиза казалась совершенно пьяной.
ГЛАВА XII
СТРАНИЦЫ ДНЕВНИКА
Июнь.
Пишу это в тот момент, когда моя жизнь полностью переменилась, после двух Великих Деяний. Они врезались в мою память как чудесные линии художественных шедевров. Казалось, что моя теория жизни - это теория о Поведении как Игре, но как назвать Игрой то, что произошло? Разве не перешло оно грань игр Дракулы и Бонни?
Вот в чем вопрос, который привел меня в отчаяние. Ответ на него я искал у Мэтра, Фридриха Ницше. И я его нашел. Послушайте, что Заратустра говорит "Бледному преступнику":
"Мысль - это одно, деяние - другое, и совсем иное - его результат. Колесо причинности не сцепляется с ними.
Именно от результата ты побледнел. Равен был своему деянию, когда совершал его, но вот результата его, уже совершенного, не снес..."
Можно понять это так, что дозволено размышлять о действиях, но не совершать их, что дозволена мысль о поступке, но не он сам. Это и есть Поведение как Игра. Но это ошибка! Ибо далее Мэтр говорит, что важнее всего - чистота намерений. Когда судья вопрошает:
"Почему убивал сей злодей? Чтобы грабить!"
Заратустра ему отвечает:
"Говорю я вам, что душа его жаждала крови, не корысти. Он возжаждал счастья смерти".
Чистота импульса, порыва, желание смерти. Сверхчеловек - это блеск безумия.
"Не ваш грех, воздержанность ваша к небесам взывает!"
Я никакой не сверхчеловек, я только бледный, ничтожный червь. Каким был и Мэтр. И все же я стал участником Великих Деяний, и Воздержание мое меня не поработило.
Говорю о двух Великих Деяниях, но на самом деле оно было одно. У Великого Деяния должен быть план и замысел, а у первого не было ни того, ни другого. Все вышло грубо, бездарно, плохо, Девушке нужен был секс, а Дракуле и Бонни - что было нужно им? Я пытался понять, но загадка осталась. Да, я знаю - они хотели того же. Потом она испугалась, а Дракула разгневался. Может, и он боялся. Все мы слабы и ничтожны.
Не жалею, что это случилось. Огорчаюсь, как все произошло. Если это и было Великим Деянием, люди не сумели быть его достойны.
Больше я ничего не скажу.
Но второе Деяние было иным. Все по плану, все идеально. Первоклассный замысел.
Я сидел во тьме, смотрел фильм ("Дракула" 1958 года, слишком современный, но есть несколько волнующих сцен - в одной у Дракулы кровавые глаза) и размышлял о той девушке. Я сидел прямо за ней, мог коснуться её плеча. Но ещё не настало время! Глядя на экран, на головку перед собой, я копался в собственных мыслях.
Бонни ей сказала, что я буду там, что она нас познакомит. В ней проснулось любопытство. Видел, что она разочарована, смущена, чувствует себя обманутой. Бонни, ждавшая на улице, заговорила с ней, сказав - я не смог прийти. Я сел в машину и, проезжая мимо, помигал фарами - мол, все в порядке, продолжай. Потом я подождал их в конце улицы. Сказав: "Вот и он", - Бонни подтолкнула её в машину, но слишком стараться не пришлось, девушка села охотно. Я поздоровался и рванул с места. Все прошло отлично.
Девушка взглянула на меня, потом на Бонни, и в зеркале я увидел, что она удивлена и хочет что-то спросить, может быть, заявить, что хочет выйти. Но уже не успела. Бонни тут же прижала ей к лицу марлю, смоченную эфиром.
Бонни была ловкой, отличной помощницей. Один я был бы бессилен, с ней могу все. Бонни - та, кто мне нужен. Она стоит по уровню гораздо ниже меня, но она мой друг.
Обо всем остальном писать ни к чему. В нем было наслаждение и экстаз, а потом, когда все прошло, - только кровь, и грязь, и ужас. Мука - это испытание. И я среди всего этого чувствовал себя всемогущим, величайшим, сильнейшим, не знающим жалости.
"Вверх твой путь - от человека к сверхчеловеку".
И все-таки - просто невероятно - часть моего существа скорбела, что это приходится делать, что-то шептало во мне, что все могло быть иначе. Некоторые вещи, которые делала Бонни, были мне отвратительны.
Это были Великие Деяния, особенно то, второе. Величайшие в моей жизни. Но в обоих присутствовал сексуальный мотив. Его нужно устранить. Свершение должно быть чистым.
Больше всего я жалею, что мы не записали все на магнитофон. Мы были слишком возбуждены, наши чувства слишком обострены. Но это обычная человеческая слабость. В мире насилия необходим полный покой.
И ещё одно. Касается это рюкзака и сумки в автобусе. Это было неразумно. Умнее было бы выбросить их или закопать.
Бонни - моя рабыня. Сделает все, что я скажу, и в подчинении - её наслаждение. Мэтр говорил: "Счастье мужчины:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24