Твердит о прошлом, о котором я не хочу вспоминать. Я принадлежу будущему.
У этой мерзавки есть револьвер. Видно, раздобыла его через ребят в Далвиче, якобы какой-то тип ей тогда угрожал. Может, это и правда. Словом, у неё есть револьвер, и она якобы умеет с ним обращаться.
Сидит в моей комнате, грязная и неухоженная, как бродяга, как паук присосавшись к моим книгам. Я убрал дневник, чтобы она не нашла. Прочитай она его, засмеялась бы своим вульгарным смехом и сказала - это доказывает, какой я псих.
Ведь она живет с убеждением, что вполне нормальна.
Больше я её не выдержу.
Примечание.
Человека, который начал писать этот дневник, больше нет. Тот человек подписывался именем Абель, носил маску Белы, был графом Дракулой и всегда играл с масками. Вся его жизнь была основана на идее, что на самом деле он некто иной. Но зато я эту идею воплотил в действительность, собственным телом и душой испытал то, что Мэтр называл "переоценкой всех ценностей". Когда муки душевные донимают меня, а сейчас мне приходится тяжело, перечитываю его слова, находя в них утешение.
Приведу три цитаты:
"Мораль - это способ перевернуться спиной к желанию жить".
"Ни у кого из вас не хватит смелости убить человека".
"Мы слышать не хотим, что все великие люди были преступниками (разумеется, не в общепринятом смысле этого слова), что преступление было неотъемлемой частью их величия".
Все эти слова отзываются в моей душе. Я превратил их в действие.
"Боль - нечто иное, чем наслаждение, - но не его противоположность", сказал Мэтр. Но наслаждение и жажда обладания неотделимо связаны с болью.
Если я говорю это и если я наполнил содержанием свои слова, меня за это нужно считать безумцем? Но я принимаю это имя.
И Он в конце концов ушел в безумие, как назвал этот мир. В письме Стриндбергу подписался "Ницше Цезарь", твердил, что созывает в Риме князей и велит казнить наследника престола. Утверждал, что велел заковать Кайафу в цепи и благословил Бисмарка и всех антисемитов. Верил, что обладает божественной силой, и обещал вызвать хорошую погоду. Такие безумные мысли могли быть только у человека, отбросившего все маски.
С этого мига их сбрасываю и я. Игроки и Игра уходит в прошлое. Я подвергся испытаниям, я претерпел, я произвел Переоценку Всех Ценностей. Я Фридрих Вильгельм Ницше. Все остальное в моей жизни было только игрой в безумие.
ГЛАВА XXVIII
ПОСЛЕДНИЙ КУСОК ГОЛОВОЛОМКИ
- С сержантом Плендером мы уже знакомы, но старший инспектор... воскликнул мистер Борроудэйл. - Господи Боже! Полагаю, что вы хотите говорить со мной о том несчастном случае в Доме Плантатора. Хотя счастье и несчастье - понятия относительные. Знаете, что дом уже продан? И я ещё имел удовольствие отклонить два предложения? Извращенное любопытство - страшная вещь! Чем могу быть полезен?
Сомкнув пальцы, захрустел суставами величиной с орех. Плендер видел, что старик нервничает, но понимал, что многие чувствуют себя неловко в присутствии полиции. Плендер только что провел беспокойные часы на телефоне, собирая информацию о Борроудэйле. Жил вдовцом, хозяйство вела экономка, несколько лет ходил в советниках. Трэпни в фирме давно не состоял, да и дела шли не лучшим образом. По общему мнению, Борроудэйлу нужен был компаньон.
Хэзлтон решил говорить напрямую, хоть и не все.
- Мистер Борроудэйл, ваша фирма использует или использовала пишущую машинку марки "Адлер".
- Да? Я и не знал. Спрошу у миссис Стефенсон.
Он встал. Плендер за ним.
- Я сам её спрошу, если не возражаете.
В приемной сидели пожилая женщина и девушка. Женщина печатала на машинке, девушка возилась с картотекой. Плендер прикрыл за собою дверь.
- Миссис Стефенсон, вы не ответите мне на несколько вопросов?
Гигантский бюст придавал миссис Стефенсон крайне воинственный вид. Девушке она сказала:
- Роза, у вас полчаса на покупки.
- Как это? Я не собираюсь в магазин.
- Идите и полчаса не возвращайтесь.
- Но ведь идет дождь!
- Тогда станьте в дверях и смотрите на дождь.
- А-а, поняла. Я вам мешаю. - Надувшись, девица вышла. Миссис Стефенсон вздохнула:
- Да, девушки теперь не те, что раньше, и чем дальше, тем хуже. Сержант, если ваши вопросы будут касаться мистера Борроудэйла, я хочу, чтобы он при этом присутствовал.
- Я задал ему этот вопрос, и он послал к вам. Это такая мелочь. Пользуетесь вы машинкой марки "адлер" или нет?
- Нет.
Плендер опешил. Миссис Стефенсон была похожа на председательницу союза всех матерей на свете. Его удивление было настолько очевидным, что она по-матерински его пожалела:
- Я работаю в этой фирме десять лет и никогда не пользовалась никакой другой машинкой, кроме этой.
Сержант взъерошил пальцами волосы.
- У вас должна быть ещё одна. Или была. Должна была быть!
- Молодой человек, вы хотите сказать, что я лгу? Страшно даже подумать. Даю вам слово, что никакой другой машинкой я не пользовалась. Я даже называю её "верным другом".
Тяжело вздохнув, Плендер достал лист с проспектом Дома Плантатора.
- Но откуда же это? Это ведь ваше, но текст напечатан на "адлере".
Дама взглянула на проспект, словно на грязную тряпку.
- Это здесь не печаталось. Правда, дом уже продан, но тут все проспекты, которые мы разослали.
Подойдя к столу, она вернулась с документом, который подала Плендеру. Текст был почти таким же, но отпечатан явно на другой машинке.
Сержант снова схватился за волосы.
- Мистер Борроудэйл сам дал мне этот проспект. Здесь же бланк вашей фирмы.
Огромный бюст миссис Стефенсон почти коснулся его.
- Это верно. Но печаталось это не здесь. Могу вам только посоветовать спросить, где он это взял. - С материнской усмешкой она добавила: - Но вначале вам следует причесаться. Волосы у вас стоят дыбом.
Вернувшись в кабинет Борроудэйла несколько обескураженным, сержант подал обе бумаги Хэзлтону.
- Миссис Стефенсон утверждает, что никогда у вас не было другой пишущей машинки, кроме "ремингтона", на которой напечатан вот этот проспект. Но не тот.
Хэзлтон постучал пальцем по листу, напечатанному на "адлере".
- Вы убеждены, что его дал вам лично мистер Борроудэйл?
- Конечно.
Хэзлтон повернулся к старику:
- Откуда это?
Тот опять захрустел суставами. Потом вежливо улыбнулся, показав пожелтевшие лошадиные зубы.
- Поверьте, не имею понятия.
Хэзлтон угрожающе прищурился.
- Вы его сами дали сержанту Плендеру.
- Да? А это так важно?
- Да, мистер Борроудэйл. Очень.
- Вы это достали из шкафа за вашей спиной, - заметил Плендер. - Там могут быть ещё копии.
- Обычно я оставляю парочку. - Старик заковылял к шкафу, Плендер за ним. - Да, вот. Один я дал вам, другой экземпляр здесь. Но, думаю, это все.
Плендер взглянул на листок.
- Но это напечатано на вашем "ремингтоне".
- Мистер Борроудэйл, хватит! - не выдержал Хэзлтон. - Думаю, вы с нами не откровенны.
Беспокойство Борроудэйла нарастало:
- Господи Боже, можно мне позвать миссис Стефенсон? Боюсь, без неё мы не разберемся.
Хэзлтон кивнул.
Вошла миссис Стефенсон, солидная и спокойная. У Борроудэйла заметно дрожал голос:
- Миссис Стефенсон, эти люди хотят знать, откуда этот проспект, но я не знаю. Прошу вас, помогите.
Женщина скрестила на могучей груди руки.
- Не из нашей канцелярии.
Хэзлтон слегка повысил голос:
- Но напечатано на вашем фирменном бланке и было у вас в картотеке.
- Не нужно кричать. - Плендер с интересом следил, как она сверлит взглядом старшего инспектора. - Криком делу не поможешь. Это произошло в мое отсутствие. - Она приложила руку к груди. - Моя пневмония.
Плендер просто не решался взглянуть на Хэзлтона.
- Два года назад у меня была пневмония. Как раз тогда, когда мы тоже занялись Домом Плантатора. Это старые проспекты.
Мистер Борроудэйл похлопал себя по лысине.
- Ах я, старый глупец. Конечно, ваша пневмония, все ясно.
Судя по голосу, старший инспектор с трудом держал себя в руках:
- Может быть, я и глупец, но я не понимаю. Что ясно? Вы хотите сказать, что Дом Плантатора продавала и другая фирма?
- Конечно. Обычное дело. Вначале они занимались этим сами, но дом продать не удалось, и мистер Медина решил воспользоваться и нашими услугами. Обычно в таком случае комиссионные делят пополам.
Плендер перебил его:
- Когда я впервые был у вас, вы не сказали, что были контрагентом.
Борроудэйл, взглянув на него, простодушно ответил:
- А вы меня не спрашивали.
- Значит, и в другой фирме имели ключи и доступ в Дом Плантатора?
- Разумеется.
- Я все ещё не понимаю, при чем тут пневмония миссис Стеферсон, заметил Хэзлтон.
- Меня не было, так что взяли временную сотрудницу, но она не подошла. Нынешняя молодежь не любит утруждать себя. Ей не хотелось печатать новые проспекты, она взяла старые, сунула их в копировальную установку и сделала несколько копии на наших фирменных бланках. Позднее, когда я вернулась, все напечатала как следует.
Мистер Борроудэйл случайно дал вам одну из старых копий.
- Значит, "адлер" принадлежит той, другой фирме, вашим контрагентам. Кто они?
Мистер Борроудэйл сомкнул пальцы и захрустел суставами.
- Дарлинг из Бишопгейта.
Понедельник, шестнадцать ноль-ноль. Элис Вэйн положила трубку. Мать накинулась на неё как ястреб.
- Это из полиции. Они позвонили, а не заехали, потому что не знали, дома ли я.
- Его арестовали! - Миссис Паркинсон говорила так, словно её заставляли проглотить особо противное лекарство.
- Поль... повесился. Кажется, полицейские хотели с ним поговорить, а он подумал... не знаю, что он подумал. Был в Хемпшире на каких-то курсах.
- Хоть не дома.
Элис в упор взглянула на мать.
- Не хочу казаться бесчувственной, но не могу и молчать. Все к лучшему. Я всегда говорила, что он ничего не стоит.
- Да, говорила, мама. Но нужно ли повторять это сейчас?
Взяв лист бумаги, она стала помечать:
"Сказать Дженнифер. Сказать на фирме. Судебное разбирательство? Узнать в полиции".
Мать все ещё стояла рядом.
- Я не нуждаюсь в помощи.
Сделав нужные звонки, Элис поднялась к себе. Из Роули она забрала снимок Поля времен их знакомства, он был там весел и непринужден, и показался ей нестерпимо красивым. Перевернула фото рамкой кверху. Потом расплакалась.
На улице продолжал лить дождь.
Понедельник, шестнадцать тридцать. Боб Лоусон сказал Элис несколько сочувственных слов, причем она показалась ему неожиданно сдержанной. Потом провел, как позднее сказала Валери, тяжелых десять минут, раздумывая, то ли смерть Поля в известной мере на его совести, то ли тот действительно убивал девушек и его самоубийство никак не заденет интересы фирмы. Рассудив, что совесть его чиста и серьезные осложнения для фирмы маловероятны, он сообщил новость Брайану Хартфорду. Брайан вначале молчал. Потом сказал:
- Я бы хотел, чтобы его место заняла Эстер Мейлиндин. Не возражаешь?
Реакция Хартфорда Лоусона на миг поразила.
- Да нет...
Из трубки доносился спокойный голос Хартфорда:
- Я ничего не имел против Поля Вэйна. Он думал иначе, но ошибался. У него просто были устаревшие воззрения на решение кадровых проблем, и только.
Эти слова и быстро просохшие слезы Элис стали единственной эпитафией Полю Вэйну.
Понедельник, семнадцать тридцать. Прыщавая секретарша в конторе Дарлинга работала на машинке марки "ройаль" и ничего не знала об "адлере". Когда она сказала, что шеф ушел с обеда, Хэзлтон весело ответил, что тот ещё вернется и попросил разрешения подождать в его кабинете.
Там они обнаружили множество корреспонденции о продаже домов, но никакого сейфа или запертых ящиков, ничего, хоть как-то связанного с преступлениями, пока, наконец, Плендер, извлекавший из шкафа подшивки "Бюллетеня торговли недвижимостью", не заметил, что на трех из них совсем не было пыли. За ними он обнаружил томик, переплетенный в тонкую синюю кожу, которая когда-то шла на подписные издания классиков.
Едва раскрыв, он передал его Хэзлтону.
Понедельник, восемнадцать тридцать.
- Включите свет, - сказал Полинг.
Дождь перестал, но темные тучи на горизонте сулили бурю. Брилл включил свет. Полинг дочитал синий томик, отложил его и вздохнул.
- Он псих, - сказал Хэзлтон. - Совершенно ненормальный.
- Когда вы заходили к нему, он показался вам нормальным.
- А что это за тип, о котором он пишет все время, этот Ницше?
- Немецкий философ, - воодушевленно пояснил Полинг, сомкнув длинные холеные пальцы. - Как здорово, правда? Теперь все ясно, последний кусочек головоломки встал на место. В этом случае им оказалось известие, что Дарлинг в свое время был контрагентом по Дому Плантатора. Кто знает, куда спрятать труп, кто знает, который дом необитаем? Агент по торговле недвижимостью. Этим объясняется и использование пишущей машинки Вэйна. Дарлинг заметил её в "Плюще" и воспользовался этим. Потом, когда они с Браун убили француженку, зарыл тело в подвале.
Плендер, кашлянув, перебил его:
- Убили её не в "Плюще".
Хэзлтон неторопливо заерзал.
- Пора уже ехать за ним.
Полинг любезно улыбнулся.
- Потерпите. Займет это не более пяти минут, а дело того стоит. Значит, Браун перепугалась, уехала, потом вернулась, и Дарлинг делает её редактором порнографического журнала. Мы ничего о нем не знаем, разве что основал он его из-за денег, а потом использовал для поиска жертв. Она перекрашивает волосы, прихорашивается, надевает очки с простыми стеклами, и вот она - Альберта Норман. Уже отведала крови и жаждет еще.
Пальцы Полинга, коснувшись мягкой кожи, на миг замерли на ней.
- Вы заметили, что она из заурядной сообщницы превратилась в доминирующую фигуру, так что он даже взбунтовался. Второе убийство они совершают в пустующем Доме Плантатора, труп оставляют там.
Вдалеке прогремел гром. Небо расколола молния. Полинг продолжал:
- Третье убийство, Уилберфорс. Труп обнаружен в пруду на Бэчстед Фарм, но убили девушку не там. Вижу, Хэзлтон, вам не терпится, но я перехожу к самому важному. Первое и третье убийство они совершили в таком месте, где не могли оставить труп. Второе, по неизвестной причине, - в другом месте. Если бы нам удалось найти, где они совершили два убийства, чувствую, мы нашли бы и Альберту Норман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24