Лайман Киркпатрик пишет: «Вьетнам был нашим позором. Мы оказались настолько самоуверенными, что не могли себе представить, как эти крошечные азиаты могут нам противостоять. Мой Бог, вьетнамцы были везде. Наш дом охраняли два вьетнамца, которые проводили все время в пятидесяти ярдах от ворот, болтая с местными красотками. У нас произошло два взрыва. Во втором случае взорвалась мина-ловушка на поле, где американские солдаты играли в бейсбол. Каждый вечер во время игры кругом вертелись вьетнамские мальчишки, собиравшие бутылки и банки из-под «кока-колы». В тот вечер, когда взорвалась мина, в округе не было ни одного мальчишки. Интересно, почему они отсутствовали в тот вечер?Весеннее наступление просто потрясло нас всех. Оно ясно показало, что коммунисты присутствуют повсюду. Они пронизали насквозь всю проклятую систему. А мы этого не понимали, и, когда ЦРУ предупреждало об этом, оно получало выговоры от правительства. Именно здесь – фундаментальное расхождение между разведкой и вершителями политики. Если вы неспособны убедить последних в своей правоте, то неизбежно сходите на нет. Вьетнам явился классическим примером провала разведывательной работы»(76).Однако, когда Киркпатрик предложил провести широкую оценку роли ЦРУ (и вооруженных сил) во Вьетнаме, эта идея была отвергнута. «Я хотел придать весенним научным чтениям в Военно-морском колледже форму, которая отличалась бы от традиционной. Я предложил, чтобы вместо подготовки индивидуальных докладов мы подготовили один общий, целиком посвященный Вьетнаму. Это должно было быть научное, а не построенное на эмоциях исследование, объективный анализ того, как мы оказались втянутыми в эти события, что мы делали, оказавшись во Вьетнаме, и каких результатов достигли. Но меня быстро спустили на землю. Накал эмоций был чересчур высок. Он и до сих пор считается таковым. Нам придется подождать несколько лет, пока на арену не вступит новое поколение. Лишь тогда, усевшись рядом с более молодыми людьми – теми, кто не видел, как убивают их друзей, – мы сможем провести настоящий анализ наших провалов во Вьетнаме»(77). Глава 14МИФЫ, ТАЙНЫЕ АГЕНТЫ И ЗАГОВОРЫ За последние три недели эксперту по проблемам обороны и разведки Чэпмену Пинчеру удалось обнаружить свидетельства, которые убедили как его, так и многих работников службы безопасности в том, что ныне покойный сэр Роджер Холлис являлся тайным советским агентом, даже будучи генеральным директором МИ-5. «Сандитаймс». 11ноября 1984 г. Секретные службы, по всей видимости, являются естественной средой для романтиков и мифотворцев, и самым великим их всех из артефактов является Миф о тайном агенте. Брюс Пейдж.«Ньюстейтсмен».21 сентября 1979 г. Волна реформ, прокатившаяся по ЦРУ в 70-е годы, унесла с собой значительную часть секретности, окутывавшей эту организацию со дня ее основания. Никогда ранее ни одно разведывательное учреждение не подвергалось столь исчерпывающему изучению со стороны общества. Журнал «Тайм» писал: «Это, бесспорно, уникальное явление, когда в наше время страна на глазах всего мира, и в том числе на глазах своих противников, подвергает ревизии один из важнейших бастионов своей оборонительной системы»(1). Масштабы тайных операций были резко уменьшены. Поправка Хьюза – Райана к закону о помощи иностранным государствам, принятая в 1974 году, требовала, чтобы директор ЦРУ отчитывался о всех тайных акциях перед четырьмя комитетами палаты представителей и перед четырьмя комитетами сената. Центральное разведывательное управление негодовало. «Эта поправка полностью исключает возможность проведения тайных операций, – заявил директор ЦРУ Ричард Хелмс. – Нельзя даже предположить, что буквально десятки конгрессменов и сенаторов, а также сотрудники их аппарата будут способны сохранить тайну»(2).Джимми Картер включил в свою предвыборную программу в кампании 1975 – 1976 годов обещание и впредь продолжать реформировать ЦРУ. В этом его полностью поддерживал кандидат на пост вице-президента сенатор Уолтер Мондейл, который в свое время был членом комиссии Черча, исследовавшей перегибы в деятельности ЦРУ. После своего избрания Картер поставил все разведывательные службы под бюджетный и административный контроль адмирала Стэнсфилда Тернера, своего ставленника на посту директора ЦРУ. (Ранее директора не менялись с приходом нового президента и срок их пребывания на своем посту не ограничивался.) Тернер провел сокращение штатов в отделе, занимающемся проведением тайных операций. 212 должностей было ликвидировано, а 600 человек перевели в другие подразделения ЦРУ, что, естественно, вызвало вспышку протеста. Это возмущение Тернер парировал следующими словами: «Что вам требуется? Счастливые шпионы? Но, может быть, все же лучше иметь эффективно действующих шпионов, которых можно держать под контролем?»(3)Тернер, который, вообще говоря, не любил ЦРУ и людей, работающих там, хотел изменить и некоторые общие подходы к деятельности этого ведомства. Он полагал, что в работе ЦРУ слишком большой упор делается на тайные операции и чересчур подчеркивается опасность со стороны Советского Союза. «Советская военная машина являлась основным приоритетом наших разведывательных усилий. Приоритеты не меняются, – заявил Тернер. – Однако, не забывая о главной линии обороны, мы должны быть готовы справляться с более широким кругом проблем. Сегодня нам надо обращать внимание на большую часть из ста пятидесяти стран земного шара»(4). 24 января 1978 года президент Картер издал указ по вопросам разведки, в котором воплотилась большая часть рекомендаций комиссии Черча. Указ должен был действовать до принятия нового устава ЦРУ. Стало казаться, что эта организация наконец вступила на тот путь, который ей и предназначался с самого начала, – на путь сбора и анализа информации.Но ЦРУ было заражено одной очень серьезной болезнью (ей заражены все разведывательные службы), которую не могли излечить ни законодательство, ни твердая рука директора. Охота за внедренными в организацию тайными агентами, которая в 60-е годы взорвала ЦРУ изнутри, была симптомом этой болезни. Наиболее проницательные сотрудники именно так и поняли возникшую ситуацию. Болезнь имеет много названий: невроз секретности, менталитет заговоров, мир ночных кошмаров и, наконец, самое точное, по моему мнению, определение – «болезненность мышления». Суть данного заболевания состоит в том, что люди, которые занимаются тайной разведывательной деятельностью, часто становятся жертвой своих деструктивных фантазий и начинают видеть мир только через призму заговоров и интриг.Сам характер разведывательной работы порождает у тех, кто ею занимается, чувство принадлежности к элите. Он дает ощущение превосходства и некоторой привилегированности. Каждого нового члена этой элитной группы учат не доверять всем, кто к ней не принадлежит. Очень скоро молодой сотрудник начинает чувствовать, что может отдохнуть только в кругу таких же людей, как и он. Сотрудники разведки стремятся принимать пищу только друг с другом, выпивать и проводить свободное время только среди своих. Проходит немного времени, и клуб (ЦРУ, СИС или КГБ) становится пусть небольшим, но самодостаточным обществом. Внешний мир все больше и больше отдаляется, и его реалии кажутся все менее и менее важными. Лайман Киркпатрик говорит об этом так: «Когда после 23 лет работы в разведке я ушел из ЦРУ и поступил в Университет Брауна, я был поражен тем, насколько отличается во внешнем мире отношение к тем или иным явлениям и событиям»(5).В то же время сотрудник разведки постоянно находится в стрессовом состоянии. Поскольку он не имеет права сказать чужаку, чем занимается, ему постоянно приходится измышлять легенды. Причем разные легенды, которые используются в различных ситуациях или при встречах с разными людьми. «Когда просыпаешься утром, твой мозг сразу включается в работу, – говорит Филип Эйджи. – Щелк! Итак, кто я сегодня? В течение всего дня вы вынуждены отвечать на этот вопрос. Некто задает вам простой вопрос: «Как вы провели уик-энд?» Щелк! Итак, кто я в его глазах? Как должен проводить свой уик-энд человек, которым он меня считает? Вы настолько привыкаете ко лжи, что через некоторое время сами оказываетесь неспособны определить, когда говорите правду»(6).Наряду с потерей связи с реалиями жизни неизбежно возникает «профессиональная паранойя» – так называют этот синдром сотрудники разведки. ЦРУ полагает, что наличие такого синдрома полезно для работы и что именно он позволяет разведчику выжить во враждебном окружении. Но, однажды возникнув, «паранойя» с трудом поддается устранению. Она все больше и больше отторгает сотрудника разведки от окружающего мира. Разведчик начинает относиться к нему с подозрением. Он опасается, не плетутся ли там против него заговоры, то есть не происходит ли то же, чем постоянно занят он сам. На этом этапе синдром «болезненности мышления» находит свое проявление в алкоголизме и разрушении семьи. (В 50-е годы в ЦРУ был непомерно большой процент разводов по той простой причине, что сотрудники разведки не имели права говорить своим женам о том, чем они занимаются. Количество разводов резко сократилось после того, как сотрудникам было позволено слегка приоткрыть завесу секретности. Однако, несмотря на это, семейные сложности остаются одной из самых серьезных проблем.)По мере развития этого «невроза секретности» начинают возникать новые симптомы: необоснованная подозрительность, убежденность в том, что чужаки стремятся проникнуть в посвященную в тайну счастливую семью с целью ее разрушения изнутри. Последняя стадия болезни проявляется в том, что больной непоколебимо убежден в существовании заговора, который должен уничтожить его организацию. Сотрудник уверен в том, что он – жертва вражеских интриг, в которых может быть замешан любой из его коллег. Кругом он видит только врагов.Когда Тернер в 1977 году стал директором, он помногу беседовал с вышедшими в отставку и с работающими сотрудниками ЦРУ высокою ранга. Обсуждался и вопрос о том, как лучше преодолеть указанную проблему. Ни один из его собеседников не продемонстрировал особого оптимизма. Тернеру рассказали, что во времена переполоха, вызванного делом Голицына – Носенко – «Федоры» – Энглтона, принимались различные решения, чтобы остановить распространение «менталитета заговоров» среди сотрудников. Согласно одному из планов, предполагалось периодически переводить сотрудников, занятых проведением тайных операций, в другие отделы ЦРУ. Однако эти сотрудники всеми силами сопротивлялись нововведению, утверждая, что перевод неизбежно их «засветит», они станут известны людям, стоящим в стороне от тайных дел, и это обстоятельство не позволит им в будущем принимать участие в акциях, требующих абсолютной секретности. Те сотрудники, которые согласились на ротацию, вскоре увидели, что бывшие коллеги в оперативных отделах не желают принимать их обратно.Согласно другому плану, сотрудников предполагалось временно откомандировывать в другие правительственные учреждения. Но и этот метод не сработал, потому что, если сотрудник проявлял себя на новом месте с хорошей стороны, его не желали отпускать с якобы временного места работы Это положение можно хорошо проиллюстрировать на примере Госдепартамента. Многие сотрудники, которых откомандировали туда на временную работу, предпочли не возвращаться в родное гнездо. В какой-то момент получилось так, что четыре помощника госсекретаря оказались бывшими сотрудниками ЦРУ. В другом случае Госдепартамент обратился в ЦРУ с просьбой прислать людей на посты руководителей отделов связи и безопасности, так как в штатах Госдепартамента не оказалось сотрудников соответствующей квалификации

.По третьему плану, сотруднику должен был предоставляться годичный отпуск, в течение которого он получал возможность поработать в промышленности, коммерции или науке, то есть как можно дальше от шпионского братства. Предполагалось, что таким образом он сможет лучше сблизиться с внешним миром. Однако все эти задумки оказались либо неэффективными, либо непрактичными. Следует отметить, что ни одна из разведывательных служб не оказалась способной разрешить данную проблему(7).В Великобритании, например, СИС была не меньше, чем ЦРУ, заинтересована в решении этой задачи. Дело в том, что «болезненность мышления» в 60-е годы пересекла Атлантику и поразила как СИС, так и МИ-5. Это событие признавалось весьма неохотно и еще более неохотно обсуждалось. Болезнь оказалась не столь заразной, как в США, однако она тянулась гораздо дольше и ее вирус претерпел своеобразную британскую мутацию. Одержимость ЦРУ вопросами секретности уходит своими корнями в СИС, которая, как мы видели, послужила моделью для формирования этой организации. Но американцы далеко отстали от англичан в стремлении придать своим шпионским службам полную анонимность.Хотя официально такие ведомства, как СИС или МИ-5. не существовали, многие имели о них некоторое представление, главным образом благодаря книгам, восхваляющим подвиги этих организаций, совершенные во время войны. Но их функции, структура, место в бюрократической машине и система их подотчетности оставались закрытыми даже для высокопоставленных политиков, включая некоторых членов правительства. Например, лишь из доклада лорда Деннинга о деле Профьюмо Министр обороны Джон Профьюмо был вынужден в 1963 году уйти в отставку после скандала на сексуальной почве. В скандал вместе с министром оказались вовлечены девица Кристина Килер и советский военно-морской атташе Евгений Иванов

, опубликованного в 1963 году, стало широко известно, что СИС подчиняется Министерству иностранных дел, а МИ-5 – Министерству внутренних дел.По словам Гарольда Вильсона, в то время лидера лейбористской оппозиции, это явилось полной неожиданностью как для его партии, так и для большей части членов правительства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80