(По крайней мере, один из руководителей СИС думал точно так же. Мы обсуждали с ним то, что этот человек назвал «синдромом Энглтона», и он сказал мне: «Если принять во внимание тот разлад, что внес в ЦРУ Голицын, то остается сделать вывод: именно Энглтон оказался самым эффективным агентом КГБ».) Как из доклада Петти, так и из его последующих высказываний трудно понять, насколько искренне он верил в то, что Энглтон был тайным агентом КГБ. Возможно, он просто хотел показать своим расследованием тот тупик, в который завел ЦРУ Энглтон. Петти характеризовал свое исследование как «результат обширной компиляции материалов, которые могут служить косвенным доказательством… результат длительных и зачастую малоприятных усилий одиночки»(23). (Представив доклад, Петти тотчас ушел в отставку.)Уильям Колби, директор ЦРУ, был сыт по горло всем этим делом. Прочитав доклад Петти, Колби счел его ярким примером работы разума, зацикленного на раскрытии заговоров. Однако в то же время он был вынужден признать, что доклад является адекватной реакцией на деятельность самого Энглтона по поиску заговорщиков. Колби провел много часов, выслушивая Энглтона, который развивал перед ним теории Голицына о советской стратегии, ложных перебежчиках и дьявольских замыслах КГБ. Колби признавался, что с трудом переваривал излияния Энглтона, так как сам он обладал, по его собственным словам, более прямолинейным складом ума, а также в силу того, что теоретические построения Голицына совершенно не подтверждались фактами. В итоге Колби сделал следующий вывод: вся деятельность Энглтона, спровоцированная информацией Голицына, нанесла гораздо больше вреда, чем принесла пользы. Энглтон был уволен со службы. Колби объяснял свои действия следующим образом: «Между мной и мистером Энглтоном существовали разногласия по профессиональным вопросам. Я считал, что мы тратим слишком много времени, волнуясь по поводу фальшивых перебежчиков или тайных агентов. Я готов признать, что один-два из завербованных вами десяти агентов могут оказаться негодными. Но при этом совершенно необходимо постоянно иметь возможность произвести перекрестную проверку информации. Тогда подобные проблемы не смогут увести вас со столбовой дороги. У вас останется по меньшей мере восемь прекрасных агентов. Пока вы тратите время на то, чтобы застраховаться от плохих агентов, вы рискуете тем, что у вас не останется ни одного хорошего»(24).Сторонники Голицына и Энглтона тут же заявили: ЦРУ решило, что признание правоты Голицына и неправоты Носенко может дурно отразиться на репутации организации. По существу, руководство смирилось с идеей, что тайный агент (или агенты) КГБ остается в самом сердце американской разведки.Противники Голицына и Энглтона со своей стороны утверждали, что увольнение последнего весьма своевременно, ибо если бы он продолжал оставаться на своем посту, то деятельность ЦРУ оказалась бы полностью парализованной. Голицын, продолжали его недруги, как бы ни была полезна его первоначальная информация, постепенно превратился в специалиста по затягиванию времени и раздуванию собственного значения. Он делал все для того, чтобы не попасть на свалку использованных перебежчиков, о которой мы говорили выше. «Голицын утверждал. что только он способен реально оценить те или иные действия Советов, что только он может понять характер советской заговорщицкой деятельности и что лишь он способен указать подлинных перебежчиков», – говорит Гарри Розицки(25). Некоторые противники Голицына выдвигают весьма любопытное объяснение того, что ему без конца удавалось снабжать ЦРУ все новыми и новыми данными, указывающими на проникновение советских агентов. Ни один работник КГБ, утверждают они, не мог получить доступа к такому количеству дел. Отсюда делается вывод о том, что Голицын на самом деле подпитывался информацией из досье ЦРУ, предоставляемых ему Энглтоном. На основе этих первичных данных Голицын придумывал новые улики, указывающие на присутствие агентов, и изобретал пути их проникновения. Короче говоря, ЦРУ разрабатывало планы поимки советских агентов, родившихся в недрах его собственных досье.Каково бы ни было истинное положение вещей, главное состояло в том, что в 60-е годы и в начале 70-х ЦРУ с беспрецедентной энергией и настойчивостью вело охоту за советским тайным агентом, затаившимся внутри него. Эта охота привела к крушению карьеры и уничтожению репутации нескольких прекрасных сотрудников, нарушила связи со спецслужбами других западных стран и вызвала остановку активных разведывательных операций ЦРУ против Советского Союза. Несмотря на все затраченные усилия, тайный агент так и не был обнаружен. Конечно, проще всего обвинять Голицына за эти потерянные годы, однако истина состоит в том, что он мог оказывать такое влияние на ЦРУ лишь по одной причине:ЦРУ было готово прислушиваться к словам перебежчика. По-настоящему винить за все следует Кима Филби. Его разоблачение как вражеского агента, в течение многих лет действовавшего в самом сердце западных разведок, – успех, не имевший себе равных во всей истории шпионажа, – оставило после себя атмосферу недоверия, подозрений, паранойи, которые зажгли зеленый свет для теорий Голицына. Это было наследство, которое оставил Центральному разведывательному управлению Филби.
Дело Пеньковского позволяет нам еще глубже проникнуть в «дикое Зазеркалье», придуманное Энглтоном, мир, где все оказывается совсем не таким, каким выглядит с первого взгляда. Существует множество версий того, как был завербован и как работал человек, которого называли самым важным агентом западных спецслужб за всю их послевоенную историю. Вот наиболее распространенная.В 1955 году в Анкаре офицеры западных армий частенько видели помощника военного атташе Советского Союза полковника Олега Пеньковского сидящим в дешевом кафе с несчастным видом и отрешенным взглядом. Исходя из этого не очень значительного факта, англичане отметили его как возможного будущего перебежчика. Примерно в то же самое время, но уже в Лондоне, произошла встреча Гревилла Мейнерда Винна, английского бизнесмена, служившего во время войны в МИ-5, с бывшим коллегой «Джеймсом», переведенным в СИС. «Джеймс» поинтересовался, не хочет ли Винн сочетать свою коммерческую деятельность в Восточной Европе со шпионажем в свободное время. Винн охотно согласился.В ноябре 1960 года Винн вступил в контакт с Управлением внешних сношений Государственного комитета при Совете Министров СССР по координации научно-исследовательских работ. Это управление организовывало посещение Советского Союза зарубежными специалистами и контролировало посылку за границу их советских коллег.Одним из сотрудников, встреченных Винном во время дискуссий в комитете, был Пеньковский, представлявший в этом ведомстве интересы ГРУ – Главного разведывательного управления Советской Армии. После того как Винн доложил о Пеньковском «Джеймсу», тот проявил особый интерес и посоветовал Винну развить и углубить завязавшиеся отношения. Винн последовал этому совету, и во время своего следующего визита в Москву они с Пеньковским настолько сблизились, что стали звать друг друга Грев и Алекс. Пеньковскому это имя нравилось больше, чем Олег. «Джеймс» был весьма доволен таким развитием событий. Он сообщил Винну о том, что Пеньковский и раньше пытался вступить в контакт с Западом, и предложил подождать и посмотреть, что произойдет дальше.Англичане не обманулись в своих ожиданиях. Когда в апреле 1961 года, в последний день пребывания Винна в Москве, друзья прогуливались по Красной площади, Пеньковский неожиданно заявил, что он располагает рядом сведений, которые любой ценой должны быть переправлены на Запад. В гостинице «Националь», где остановился Винн, Пеньковский передал ему тщательно запечатанный конверт, содержавший, как выяснилось позже, полный отчет о всей предыдущей деятельности Пеньковского и ряд секретных документов, для того чтобы убедить СИС в искренности его намерений(26).Двумя неделями позже Пеньковский в составе советской торговой делегации прибыл в Лондон. Каждый вечер, завершив свои официальные дела, Пеньковский выскальзывал из отеля «Маунт ройял» и направлялся на конспиративную квартиру, где его ждали сотрудники СИС и ЦРУ. Беседы продолжались до глубокой ночи(27). Чтобы убедить Пеньковского не оставлять свою работу и собирать дополнительный материал, в один из вечеров его познакомили сразу с двумя десятками крупных советских перебежчиков, свезенных ради этого в Лондон со всех концов США и Великобритании. «Мы привезли их для того, полковник Пеньковский, . чтобы вы ощутили себя среди друзей». В Москву Пеньковский возвратился тяжело нагруженный оборудованием, необходимым для шпионской деятельности: фотокамерой, радиоаппаратурой, пленками, бумагой для тайнописи. Были обговорены места для тайников. Обслуживать Пеньковского предстояло целой армии сотрудников СИС.Во время двух последовавших вскоре встреч в Лондоне и Париже СИС и ЦРУ продолжали доить из Пеньковского информацию, которой он овладел за все годы службы. Их особенно интересовали те девять месяцев, которые он провел в Военной академии имени Дзержинского, изучая ракетную технику. Кроме того, за шестнадцать месяцев своей деятельности в качестве шпиона Пеньковский передал СИС около пяти тысяч различных документов, касающихся вопросов ракетного вооружения, советской политики, операций КГБ и военной стратегии. Он также давал свою оценку советских лидеров и сообщал о слухах и скандалах в правящих кругах Москвы.Затем 22 октября 1962 года Пеньковский был арестован по обвинению в измене, а 2 ноября Винн был схвачен на улицах Будапешта и переправлен в Москву, чтобы предстать перед судом вместе с Пеньковским. 11 мая 1963 года Военная коллегия Верховного суда СССР признала обоих виновными в шпионаже. Пеньковский был приговорен к расстрелу, Винн – к восьми годам лишения свободы. Советские власти позже объявили, что Пеньковский был казнен через пять дней после вынесения приговора. Винн отбыл один год из восьми и был обменен 22 апреля 1964 года на советского агента Конона Молодого, арестованного под именем Гордона Лонсдейла в Англии в январе 1961 года.Все внимание Запада во время суда сосредоточилось на личности Винна, роль Пеньковского вышла на первый план несколько позднее. Такой перенос центра внимания был вызван публикацией «Бумаг Пеньковского». Это якобы были дневниковые записи, которые автор вел во время своей шпионской деятельности и сумел спрятать в ящик письменного стола у себя дома в Москве. Там их нашли агенты ЦРУ и тайно вывезли за пределы СССР(28). Пеньковского стали превозносить как самого важного агента из тех, которых удалось внедрить в Советский Союз за время «холодной войны», как главный фактор, обеспечивший президенту Кеннеди победу над Хрущевым во время кубинского ракетного кризиса, как «шпиона мечты, из тех, что вряд ли могут существовать в реальной жизни», как благородного храбреца, чья прозорливость сыграла огромную роль в предотвращении ядерной войны.Проблема с такого рода характеристикой заключается в том, что она зиждется на показаниях во время суда, показаниях, вызывающих большие сомнения. Эта характеристика основана также на «Бумагах Пеньковского», воспоминаниях и заявлениях Винна, в основном содержащихся в его книге «Человек из Москвы». Но, как оказалось, «Бумаги Пеньковского» были написаны по указанию ЦРУ бывшим сотрудником журнала «Лайф» Фрэнком Гибни и перебежчиком из Советского Союза Петром Дерябиным. Источником явились протоколы допросов Пеньковского, сделанные СИС. А поскольку целью публикации было представить ЦРУ в самом лучшем свете, содержание «Бумаг Пеньковского» не может не вызывать подозрений(29).Что же касается книги Винна, то ее выход сопровождался со стороны Форин офис комментарием весьма необычного свойства: «Несомненно, некоторые пассажи книги мистера Винна о действиях британских властей и о его отношениях с этими властями могли бы вызвать серьезные возражения, исходя из интересов национальной безопасности, окажись эти пассажи правдой» СИС протестовала против откровении Винна, и тот был вынужден уехать жить на Майорку. Там он вызвал скандал и был арестован якобы за то, что выбросил из своей квартиры на десятом этаже, выходящей окнами на набережную, ящик пива и цветочный горшок. Винн заявил, что это была работа коммунистических агентов, желавших выманить его из квартиры, чтобы обыскать ее

(30).Новые материалы, лишь недавно ставшие доступными (главным образом это воспоминания сотрудников СИС и ЦРУ, связанных с делом Пеньковского), позволяют построить версию, которая радикальнейшим образом отличается от всех существовавших ранее. Рассмотрим три удивительных варианта оценки истинной роли Пеньковского, получивших в настоящее время широкое распространение в разведывательных кругах.Вариант первый: русским было необходимо заполучить в свои руки сотрудника западной разведки, чтобы обменять его на Конона Молодого (Гордона Лонсдейла). Все дело Пеньковского, таким образом, явилось сложной провокацией КГБ, имевшей целью вынудить ЦРУ или СИС такого человека предоставить. ЦРУ оказалось более осторожным, но СИС сунула Винна в расставленные сети. Вариант второй: у Пеньковского была одна важнейшая задача – поставлять дезинформацию. Он был отдан в руки западных разведок, чтобы вводить их в заблуждение, снабжая ложными, но заманчивыми сведениями. Таким образом, все дело Пеньковского являлось лишь частью долгосрочного дезинформационного процесса, порождавшего у Запада чувство ложной безопасности. Поскольку это была важная программа стратегического характера, русские были готовы пожертвовать некоторыми важными сведениями тактического плана. Для успеха миссии Пеньковского было необходимо, чтобы он сумел заставить Запад поверить ему (в чем он весьма преуспел).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80