https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dlya_vanny/Vidima/
Ценность космического духа заключается также в том, что он редко встречается. Ирония вещей заключается в их дисгармонии. Мы мечемся туда-сюда, и нет в нас покоя. Мы ищем решения, поднимаем знамена, работаем руками и ногами в тех сферах, что находятся в поле нашего зрения; но у нас нет ощущения целостности мира, потому что трудимся мы каждый в своем замкнутом мирке. Однако война этих мирков – это то, что мы понимаем, и мы проводим жизнь, стараясь удержать мяч и увеличить счет в свою пользу.Искусство, вдохновляемое космическим духом, – единственный документ, которому можно верить, единственное свидетельство Времени, которое не будет им разрушено... Смотрите прямо в суть вещей – вот первое требование, предъявляемое нами к искусству».В этом несколько странном, но глубоком по содержанию фрагменте особенно выделяется одна мысль: «В тот момент, когда мы начинаем понимать, мы перестаем быть любознательными; а быть любознательными – это значит любить». Голсуорси подчеркивает, что в писателе постоянно должны жить ощущения тайны и чуда, они должны помогать ему быть неусыпно внимательным; а художника, потерявшего эту способность, ждет творческая смерть и застой: «...мы бы задохнулись в свивальниках благополучия».Именно в это время через жизнь Голсуорси и прошла та разделительная черта, которая поставила с одной стороны его самого, самоуглубленного, наделенного загадочным, необъяснимым даже для него самого духом познания, а с другой стороны Аду с ее «свивальниками благополучия». Осознанно или нет, но он должен был пойти на риск и сделать выбор между своим «я» и Адой. Теперь, как они и желали, можно было идти по жизни вместе, рука об руку. Ада всегда находилась подле него, готовая обсудить наболевшие вопросы или дать совет. И вдвоем они добились определенных успехов: шла работа над книгами, осуществлялись постановки пьес; Джон постепенно становился знаменитостью. Но ограничивались ли этим желания Голсуорси, да и хотел ли он именно этого? «Собственник» был лишь вехой на пути к цели, но не самой целью писателя; путь лежал вперед, дальше вперед. Голсуорси овладел романной формой как средством выражения своих идей, но не научился еще владеть тем материалом, который носил в себе, и даже пока не исследовал его до конца. А жизненные обстоятельства – постоянные разъезды и все более оживленная светская жизнь, характер Ады, которая не отпускала его от себя ни на минуту, – не способствовали прогрессу в его саморазвитии. Идти наперекор желаниям Ады, добиваться самоутверждения значило бы для него подвергнуть риску и свой собственный внутренний мир, мир воображения. Кроме того, не в его натуре было совершать какие-то эгоистические поступки, которые могли бы причинить боль Аде.В связи с этим необходимо еще и еще раз подчеркнуть, что он был по-настоящему ей предан, что их любовь и союз были настолько всеобъемлющими, насколько могут быть всеобъемлющи человеческие отношения вообще. Вероятно, трагедия Голсуорси заключалась в том, что две его любви – к Аде и к литературному творчеству – в некотором смысле были несовместимы.Стоит процитировать обстоятельную характеристику Ады, данную в письме Голсуорси к Гарнету:«Иногда мне кажется, что она похожа на редкую по красоте вышивку по шелку, где изображены цветы, нежные, как на виноградной лозе. Сверкающие золотые нити переплетены настолько тонко и в то же время основательно, что их нельзя разъединить, иначе они потеряют и цвет, и форму. Она редкая женщина, но ее неповторимость не того сорта, которая сразу же бросается в глаза, она соткана из более тонких компонентов и подобна прекрасному fleur Цветку (франц.).
с удивительным ароматом: в этом цветке нет никаких крайностей, никакой стремительности. В ней сочетается грациозность и пикантность крестьянки из Кортины с некоторыми чертами герцогини д'Арбельмаль Имеется в виду портрет "Анна, герцогиня д'Арбельмаль" (1757–1759) работы английского художника Джошуа Рейнолдса (1723–1792), один из шедевров портретной живописи XVIII в. Манеру Рейнолдса характеризует романтическая приподнятость, изысканность цвета и линии.
на портрете Рейнолдса, причем достоинства одной и другой – старинного происхождения. Она принадлежит природе, и в то же время она открыта последним достижениям цивилизации. Человек она очень сложный, но эта ее сложность не бросается в глаза, так как в ней все очень гармонично. Ей больше подходит слово «постоянство», чем «переменчивость». Душою она похожа на нимфу, а Вы ведь знаете, что нимфам свойственно неуловимое постоянство».Для Джона Ада была скорее богиней, чем женщиной, она была слишком утонченной, слишком совершенной. Он никак не мог привыкнуть к мысли о том, что это божество снизошло до него, спустилось с вершин Олимпа, было в течение десяти лет его постоянным спутником и теперь стало его женой. То, что в его любви было так много обожания, вредило им обоим. Ему нужно было человеческое существо, нормальная живая женщина, но он вряд ли позволил бы Аде стать такою.Когда Джон повез Аду в Оксфорд показать ей Нью-Колледж, где он учился, привратник упорно называл ее «миледи». Ребенок в одном доме, где гостили Голсуорси, сказал, что Ада «самый утонченный» их посетитель из всех, когда-либо бывавших в доме! Эти два случая говорят сами за себя: на всех, с кем она встречалась, Ада производила впечатление аристократки, почти королевы.Может возникнуть вопрос: насколько искренней была ее любовь к Джону? Ада была целиком и полностью ему предана. Сейчас, по прошествии стольких лет, в век эмансипации, ее сосредоточенность на Джоне может показаться даже какой-то аномалией. Он был смыслом ее жизни. Она всегда хотела быть женщиной, которая находится подле писателя, иметь «своего» писателя, поэтому вся ее жизнь замыкалась на муже и его работе. Когда она не писала для него писем, не перепечатывала его рукописи, не играла для него на рояле, ей становилось невыносимо скучно, и именно поэтому ей необходимы были развлечения, в которых Джон совершенно не нуждался. В Манатоне она мечтала о лондонской светской жизни и о заграничных поездках, а он, находясь в лучшем для него месте на земле, был полностью удовлетворен – ездил верхом, бродил по угодьям, мечтал, писал. Но Ада заболела: ни климат запада Англии, ни тот образ жизни, который они там вели, ей не подходили.Любой современный биограф Голсуорси, который не постиг характера Ады, не сможет до конца понять своеобразия их взаимоотношений. Ада была типичной женщиной своего времени. Когда на престол взошел король Эдуард VII, ей было уже около сорока, то есть она выросла и сформировалась как личность во второй половине правления королевы Виктории. Она могла разделять некоторые убеждения Голсуорси в духе эпохи, особенно касавшиеся брака, но в других отношениях она была абсолютно несовременна. Нельзя не признать, что высказывания современников, ее собственные письма и дневники, образ Ирэн Форсайт, прототипом которого она послужила, делают ее довольно непривлекательной, с точки зрения современного читателя, особой. Она кажется очень искусственной, чересчур чувствительной и хрупкой. «К чему весь этот шум?» – думаем мы, узнав подоплеку ненависти Ирэн к Сомсу. Точно так же Ада относилась к майору Голсуорси; но сколько женщин живут с не слишком подходящими им мужьями и не устраивают из этого трагедий! Неужели она так и не смогла забыть своего первого брака и жить счастливо с человеком, которого она любит? Нет, Ада не смогла этого сделать.Но те, кто знал Аду, и знал ее хорошо, придерживаются другой точки зрения. В мою задачу входило подробно обсудить с ними этот вопрос, и все они настойчиво твердили, что живая Ада была совсем не таким человеком, какой мы ее представляем. В ней было что-то завораживающее, каждое ее движение было исполнено грации и красоты. Дороти Истон, крестница Голсуорси, отмечает, что она была «неуловимой» и совершенно ни на кого не похожей. Встречала ли она гостей или наливала чай – все это делалось в своей, особой и неповторимой, манере. Джон, конечно, восхищался ею больше всех; он не мог оторвать от нее глаз, ее присутствие было для него постоянным источником радости.Их союз был не совсем обычным. В мире грубых мужчин Джон был для Ады кем-то вроде сэра Галахэда Галахэд – самый благородный из рыцарей легендарного короля Артура. Символ целомудрия и самоотверженности.
, спасшим ее от ужасной жизни с Артуром Голсуорси. Ей нужна была защита, и он защитил ее. Он, оберегал ее от низменной природы мужского естества, но самым важным было то, что он щадил ее, столь легко ранимую всем грубым и обидным. Именно в этом свете и нужно рассматривать заявление Дороти Истон, что, по словам ее бабушки, в семье твердо верили, что Джон и Ада «никогда не бывали вместе».Если все это действительно так, если интимная сторона жизни занимала в их отношениях столь незначительное место, все это могло иметь для Ады немалое значение. Любовь Джона к Аде и то, что она видела в нем единственного мужчину, который ее любит и в то же время уважает ее стыдливость, объясняют ту необыкновенную атмосферу преданности и совершенства их отношений, которая была им присуща и которая так бросалась в глаза окружающим.Ада была интеллигентной женщиной и верила, что стремится предоставить мужу интеллектуальную свободу. Но в характере Джона были такие черты, которых она не понимала, в его мозгу были такие уголки, куда Ада проникнуть не могла. Она не обращала внимания на некоторые очень серьезные и грустные вещи, будучи замужем за человеком, который почти всегда был серьезным, а порою и очень грустным.Одиночество Голсуорси, его самоуглубленность, почти отрешенность его натуры нашли наиболее полное отражение в его поэзии, но те, в чьей поддержке он нуждался, менее всего вдохновляли его на этот вид творчества. В июне 1901 года он послал Гарнету очень длинное стихотворение (тридцать одна строфа), чтобы узнать его мнение. Ответ Гарнета был совершенно обескураживающим: «Возвращаю Вам поэму «Сон», которая, безусловно, весьма эффектна. Я лично считаю, что она слишком outrй Преувеличенный, утрированный (франц.).
. Мой приговор: хорошо отработанное показное стихотворение. ...P.S. Признаю, что «Сон» – мудрое стихотворение, но мне не нравится его мудрость: она заставляет меня чувствовать себя старым и обремененным предрассудками!» Стихотворение было опубликовано в 1912 году в первом поэтическом сборнике Голсуорси «Настроения, песни и вирши», но, когда Ада после смерти мужа издала его «Избранные стихи», это произведение было выпущено. «Оно повествовало о той стороне жизни, на которую Ада не обращала внимания», – сказал мне Рудольф Саутер.Это стихотворение очень глубоко по своему философскому звучанию, более того, оно открывает ту сторону характера Голсуорси, которая очень мало отражена в его романах и пьесах: Я спал. Господь, передо мнойПредстав, туда меня повел,Где петли сучьев в час ночнойРаскинул почерневший ствол.В сиянье звездного венцаСказал Господь: «О сын земли!Теперь покайся до концаИль не минуешь ты петли!» А я стою, как будто нем,Слов не найду и сознаю,Что вот, теряю насовсемЯ жизнь счастливую мою...Теряю каждый грешный мигИ все, что любо на земле.Раздастся мой последний крик,И тело задрожит в петле. Я покаянием своимСейчас на смерть себя пошлю.Когда признаюсь перед Ним,Во что я верю, что люблю,Чего мне вынести невмочь.А Бог застыл в венце своем,Как тень, отброшенная в ночьКолеблющимся фонарем.
Как и его сестра Лилиан, Голсуорси еще в юности отказался от ортодоксальной христианской религии. Но в своем восприятии жизни он оставался «набожным» человеком. Его романы и пьесы (за исключением «Братства») мало отражают его религиозные воззрения; священники у него, как правило, безжизненны: преподобный Хассел Бартер из романа «Усадьба» изображен явно карикатурно; герой романа «Путь святого» священник Эдвард Пирсон, к которому Голсуорси хотел вызвать читательскую симпатию, – фигура слабая и чересчур склонная к патетике. Лишь из его поэзии, эссе и писем мы можем понять направление его философских исканий, его потребность разобраться в жизни, ее жестокости, ее пафосе, ее красоте.«Я очень мало знаком с философией», – пишет Голсуорси Томасу Гарди. Но это не означает, что он не понимал или не был заинтересован теми фундаментальными вопросами, которые ставил в своих стихотворениях, как, например: какова конечная цель жизни человека? Содержится ли она в его настоящем существовании, или человек будет отвечать за нее в иной жизни, представ перед божеством? Как видно из поэмы «Сон», он предпочитает первое:
Я эту жизнь опятьНе проживу. Гармонии исполнясь,Пусть расцветет тогда душа моя.Не будет смерть уходом иль паденьем.Когда придет мой час, то сгину я,Дыша не злобою, а примиреньем.
Эта «любовь к гармонии» являлась основой его мировоззрения. В начале своего творческого пути он верил, что люди придут к ней, что они станут лучше понимать друг друга, будут бережнее относиться друг к другу. Он стремился к этому сам, это была его «мечта», с которой пришлось безвозвратно расстаться в 1914 году.Но в то же время он твердо в нее верил, полагая, что счастье надо искать в самой жизни. А его желание, чтобы менее обласканные судьбой, чем он сам, смогли бы жить полноценной жизнью, воспитало в нем милосердие и благородство, стремление давать и помогать, которому он упорно следовал, и это делало его подвижником. Недостаточно обещать бедным «журавля в небе», они должны жить сейчас.«Должен сознаться, для меня непостижим спор человечества о том, что было Первым. Я готов принять любой вариант. Мы вышли из тайны, в тайну и вернемся; Жизнь и Смерть, Отлив и Прилив, День и Ночь, бесконечный мир – это все, что доступно пониманию. Но и в столь скудных точных данных я не вижу причин для уныния. Для тех, кто сохранил в себе жизненные инстинкты, жизнь хороша сама по себе, даже если она ни к чему не ведет, и мы, единственные разумные существа в окружении животного мира, должны винить только самих себя, если мы живем так, что потеряли любовь к жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
с удивительным ароматом: в этом цветке нет никаких крайностей, никакой стремительности. В ней сочетается грациозность и пикантность крестьянки из Кортины с некоторыми чертами герцогини д'Арбельмаль Имеется в виду портрет "Анна, герцогиня д'Арбельмаль" (1757–1759) работы английского художника Джошуа Рейнолдса (1723–1792), один из шедевров портретной живописи XVIII в. Манеру Рейнолдса характеризует романтическая приподнятость, изысканность цвета и линии.
на портрете Рейнолдса, причем достоинства одной и другой – старинного происхождения. Она принадлежит природе, и в то же время она открыта последним достижениям цивилизации. Человек она очень сложный, но эта ее сложность не бросается в глаза, так как в ней все очень гармонично. Ей больше подходит слово «постоянство», чем «переменчивость». Душою она похожа на нимфу, а Вы ведь знаете, что нимфам свойственно неуловимое постоянство».Для Джона Ада была скорее богиней, чем женщиной, она была слишком утонченной, слишком совершенной. Он никак не мог привыкнуть к мысли о том, что это божество снизошло до него, спустилось с вершин Олимпа, было в течение десяти лет его постоянным спутником и теперь стало его женой. То, что в его любви было так много обожания, вредило им обоим. Ему нужно было человеческое существо, нормальная живая женщина, но он вряд ли позволил бы Аде стать такою.Когда Джон повез Аду в Оксфорд показать ей Нью-Колледж, где он учился, привратник упорно называл ее «миледи». Ребенок в одном доме, где гостили Голсуорси, сказал, что Ада «самый утонченный» их посетитель из всех, когда-либо бывавших в доме! Эти два случая говорят сами за себя: на всех, с кем она встречалась, Ада производила впечатление аристократки, почти королевы.Может возникнуть вопрос: насколько искренней была ее любовь к Джону? Ада была целиком и полностью ему предана. Сейчас, по прошествии стольких лет, в век эмансипации, ее сосредоточенность на Джоне может показаться даже какой-то аномалией. Он был смыслом ее жизни. Она всегда хотела быть женщиной, которая находится подле писателя, иметь «своего» писателя, поэтому вся ее жизнь замыкалась на муже и его работе. Когда она не писала для него писем, не перепечатывала его рукописи, не играла для него на рояле, ей становилось невыносимо скучно, и именно поэтому ей необходимы были развлечения, в которых Джон совершенно не нуждался. В Манатоне она мечтала о лондонской светской жизни и о заграничных поездках, а он, находясь в лучшем для него месте на земле, был полностью удовлетворен – ездил верхом, бродил по угодьям, мечтал, писал. Но Ада заболела: ни климат запада Англии, ни тот образ жизни, который они там вели, ей не подходили.Любой современный биограф Голсуорси, который не постиг характера Ады, не сможет до конца понять своеобразия их взаимоотношений. Ада была типичной женщиной своего времени. Когда на престол взошел король Эдуард VII, ей было уже около сорока, то есть она выросла и сформировалась как личность во второй половине правления королевы Виктории. Она могла разделять некоторые убеждения Голсуорси в духе эпохи, особенно касавшиеся брака, но в других отношениях она была абсолютно несовременна. Нельзя не признать, что высказывания современников, ее собственные письма и дневники, образ Ирэн Форсайт, прототипом которого она послужила, делают ее довольно непривлекательной, с точки зрения современного читателя, особой. Она кажется очень искусственной, чересчур чувствительной и хрупкой. «К чему весь этот шум?» – думаем мы, узнав подоплеку ненависти Ирэн к Сомсу. Точно так же Ада относилась к майору Голсуорси; но сколько женщин живут с не слишком подходящими им мужьями и не устраивают из этого трагедий! Неужели она так и не смогла забыть своего первого брака и жить счастливо с человеком, которого она любит? Нет, Ада не смогла этого сделать.Но те, кто знал Аду, и знал ее хорошо, придерживаются другой точки зрения. В мою задачу входило подробно обсудить с ними этот вопрос, и все они настойчиво твердили, что живая Ада была совсем не таким человеком, какой мы ее представляем. В ней было что-то завораживающее, каждое ее движение было исполнено грации и красоты. Дороти Истон, крестница Голсуорси, отмечает, что она была «неуловимой» и совершенно ни на кого не похожей. Встречала ли она гостей или наливала чай – все это делалось в своей, особой и неповторимой, манере. Джон, конечно, восхищался ею больше всех; он не мог оторвать от нее глаз, ее присутствие было для него постоянным источником радости.Их союз был не совсем обычным. В мире грубых мужчин Джон был для Ады кем-то вроде сэра Галахэда Галахэд – самый благородный из рыцарей легендарного короля Артура. Символ целомудрия и самоотверженности.
, спасшим ее от ужасной жизни с Артуром Голсуорси. Ей нужна была защита, и он защитил ее. Он, оберегал ее от низменной природы мужского естества, но самым важным было то, что он щадил ее, столь легко ранимую всем грубым и обидным. Именно в этом свете и нужно рассматривать заявление Дороти Истон, что, по словам ее бабушки, в семье твердо верили, что Джон и Ада «никогда не бывали вместе».Если все это действительно так, если интимная сторона жизни занимала в их отношениях столь незначительное место, все это могло иметь для Ады немалое значение. Любовь Джона к Аде и то, что она видела в нем единственного мужчину, который ее любит и в то же время уважает ее стыдливость, объясняют ту необыкновенную атмосферу преданности и совершенства их отношений, которая была им присуща и которая так бросалась в глаза окружающим.Ада была интеллигентной женщиной и верила, что стремится предоставить мужу интеллектуальную свободу. Но в характере Джона были такие черты, которых она не понимала, в его мозгу были такие уголки, куда Ада проникнуть не могла. Она не обращала внимания на некоторые очень серьезные и грустные вещи, будучи замужем за человеком, который почти всегда был серьезным, а порою и очень грустным.Одиночество Голсуорси, его самоуглубленность, почти отрешенность его натуры нашли наиболее полное отражение в его поэзии, но те, в чьей поддержке он нуждался, менее всего вдохновляли его на этот вид творчества. В июне 1901 года он послал Гарнету очень длинное стихотворение (тридцать одна строфа), чтобы узнать его мнение. Ответ Гарнета был совершенно обескураживающим: «Возвращаю Вам поэму «Сон», которая, безусловно, весьма эффектна. Я лично считаю, что она слишком outrй Преувеличенный, утрированный (франц.).
. Мой приговор: хорошо отработанное показное стихотворение. ...P.S. Признаю, что «Сон» – мудрое стихотворение, но мне не нравится его мудрость: она заставляет меня чувствовать себя старым и обремененным предрассудками!» Стихотворение было опубликовано в 1912 году в первом поэтическом сборнике Голсуорси «Настроения, песни и вирши», но, когда Ада после смерти мужа издала его «Избранные стихи», это произведение было выпущено. «Оно повествовало о той стороне жизни, на которую Ада не обращала внимания», – сказал мне Рудольф Саутер.Это стихотворение очень глубоко по своему философскому звучанию, более того, оно открывает ту сторону характера Голсуорси, которая очень мало отражена в его романах и пьесах: Я спал. Господь, передо мнойПредстав, туда меня повел,Где петли сучьев в час ночнойРаскинул почерневший ствол.В сиянье звездного венцаСказал Господь: «О сын земли!Теперь покайся до концаИль не минуешь ты петли!» А я стою, как будто нем,Слов не найду и сознаю,Что вот, теряю насовсемЯ жизнь счастливую мою...Теряю каждый грешный мигИ все, что любо на земле.Раздастся мой последний крик,И тело задрожит в петле. Я покаянием своимСейчас на смерть себя пошлю.Когда признаюсь перед Ним,Во что я верю, что люблю,Чего мне вынести невмочь.А Бог застыл в венце своем,Как тень, отброшенная в ночьКолеблющимся фонарем.
Как и его сестра Лилиан, Голсуорси еще в юности отказался от ортодоксальной христианской религии. Но в своем восприятии жизни он оставался «набожным» человеком. Его романы и пьесы (за исключением «Братства») мало отражают его религиозные воззрения; священники у него, как правило, безжизненны: преподобный Хассел Бартер из романа «Усадьба» изображен явно карикатурно; герой романа «Путь святого» священник Эдвард Пирсон, к которому Голсуорси хотел вызвать читательскую симпатию, – фигура слабая и чересчур склонная к патетике. Лишь из его поэзии, эссе и писем мы можем понять направление его философских исканий, его потребность разобраться в жизни, ее жестокости, ее пафосе, ее красоте.«Я очень мало знаком с философией», – пишет Голсуорси Томасу Гарди. Но это не означает, что он не понимал или не был заинтересован теми фундаментальными вопросами, которые ставил в своих стихотворениях, как, например: какова конечная цель жизни человека? Содержится ли она в его настоящем существовании, или человек будет отвечать за нее в иной жизни, представ перед божеством? Как видно из поэмы «Сон», он предпочитает первое:
Я эту жизнь опятьНе проживу. Гармонии исполнясь,Пусть расцветет тогда душа моя.Не будет смерть уходом иль паденьем.Когда придет мой час, то сгину я,Дыша не злобою, а примиреньем.
Эта «любовь к гармонии» являлась основой его мировоззрения. В начале своего творческого пути он верил, что люди придут к ней, что они станут лучше понимать друг друга, будут бережнее относиться друг к другу. Он стремился к этому сам, это была его «мечта», с которой пришлось безвозвратно расстаться в 1914 году.Но в то же время он твердо в нее верил, полагая, что счастье надо искать в самой жизни. А его желание, чтобы менее обласканные судьбой, чем он сам, смогли бы жить полноценной жизнью, воспитало в нем милосердие и благородство, стремление давать и помогать, которому он упорно следовал, и это делало его подвижником. Недостаточно обещать бедным «журавля в небе», они должны жить сейчас.«Должен сознаться, для меня непостижим спор человечества о том, что было Первым. Я готов принять любой вариант. Мы вышли из тайны, в тайну и вернемся; Жизнь и Смерть, Отлив и Прилив, День и Ночь, бесконечный мир – это все, что доступно пониманию. Но и в столь скудных точных данных я не вижу причин для уныния. Для тех, кто сохранил в себе жизненные инстинкты, жизнь хороша сама по себе, даже если она ни к чему не ведет, и мы, единственные разумные существа в окружении животного мира, должны винить только самих себя, если мы живем так, что потеряли любовь к жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47