Зачем же приносить в жертву сорок?
Ч Потому что никто не захочет уйти, Ч отвечали ему.
Ч Граждане! Ч крикнул Анжольрас, и голос его задрожал от гнева. Ч Респу
блика не настолько богата людьми, чтобы губить их понапрасну. Такое тщес
лавие Ч просто мотовство. Если некоторым из вас долг повелевает уйти, он
и обязаны исполнить его, как всякий другой долг.
Анжольрас, воплощенный принцип, признанный вождь, пользовался среди сво
их единомышленников безграничной властью. Но как ни велика была сила его
влияния, поднялся ропот.
Командир до мозга костей, Анжольрас, услышав ропот, стал настаивать. Он за
явил властным тоном:
Ч Пусть те, кого пугает, что нас останется только тридцать, скажут об это
м.
Ропот усилился.
Ч Легко сказать: «Уйдите»! Ч послышался голос из рядов. Ч Ведь баррика
да оцеплена.
Ч Только не со стороны рынка, Ч возразил Анжольрас. Ч Улица Мондетур с
вободна, и улицей Проповедников можно добраться до рынка Инносан.
Ч Вот там-то и схватят, Ч раздался другой голос. Ч Как раз напорешься н
а караульный отряд национальных гвардейцев или гвардейцев предместья.
Они-то уж заметят человека в блузе и фуражке. «Эй, откуда ты? Уж не с баррика
ды ли? Ч и поглядят на руки. Ч Ага, от тебя пахнет порохом. К расстрелу!»
Вместо ответа Анжольрас тронул за плечо Комбефера, и оба вошли в нижнюю з
алу.
Минуту спустя они вернулись. Анжольрас держал на вытянутых руках четыре
мундира, сохраненных по его приказанию. Комбефер шел за ним, неся амуници
ю и кивера.
Ч В таком мундире, Ч сказал Анжольрас, Ч легко затеряться в рядах и скр
ыться. Во всяком случае, на четверых здесь хватит.
Он бросил мундиры на землю.
Это не поколебало стоической решимости его слушателей. Тогда заговорил
Комбефер.
Ч Полноте! Ч сказал он. Ч Будьте сострадательны. Знаете, о чем идет речь
? О женщинах. Скажите, есть у вас жены? Да или нет? Есть дети? Да или нет? Есть м
атери, качающие колыбель и окруженные кучей малышей? Кто никогда не виде
л грудь кормилицы, подымите руку. Ах, вы хотите быть убитыми! Поверьте, я са
м хочу того же, но не желаю видеть вокруг себя тени женщин, ломающих руки. У
мирайте, если хотите, но не губите других. Самоубийство, которое здесь про
изойдет, возвышенно, но ведь самоубийство Ч действие, строго ограниченн
ое, не выходящее за известные пределы. Как только оно коснется ваших ближ
них, это уже убийство. Вспомните о белокурых детских головках, вспомните
о седых стариках. Слушайте: Анжольрас рассказал мне сейчас, что видел на у
глу Лебяжьей улицы освещенное свечой узкое оконце пятого этажа и на стек
ле дрожащую тень старушки, которая, верно, всю ночь не смыкала глаз и кого-
то ждала. Быть может, это мать одного из вас. Так вот, пусть он уйдет, пусть п
оспешит сказать матери: «Матушка, вот и я!» Ему нечего беспокоиться, мы зав
ершим дело и без него. Тот,, кто содержит близких своим трудом, не имеет пра
ва жертвовать собой. Это значит бросить семью на произвол судьбы. А те, у к
ого остались дочери, у кого остались сестры? О них вы подумали? Вы идете на
смерть, вас убьют Ч прекрасно! А завтра? Ужасно, когда девушке нечего есть
! Мужчина просит милостыню, женщина продает себя. Прелестные создания, ла
сковые и нежные с цветком в волосах! Они поют, болтают, озаряют ваш дом нев
инностью и свежим благоуханием, они доказывают своей девственной чисто
той на земле существование ангелов на небесах! Подумайте о Жанне, о Лизе, о
Мими: эти пленительные благородные существа, гордость и благословение в
ашей семьи, ведь они Ч о боже! Ч они будут голодать! Что тут скрывать? Есть
рынок, где торгуют человеческим телом; и если они сойдут туда, разве ваши
тени, витающие вокруг, удержат их своими бесплотными руками? Вспомните о
б улице, о тротуарах, заполненных прохожими, о магазинах, перед которыми с
лоняются по грязи полураздетые женщины. Эти женщины тоже были когда-то н
евинными. Вспомните о ваших сестрах, у многих из вас они есть. Нищета, прос
титуция, полиция, больница Сен-Лазар Ч вот что суждено этим нежным краса
вицам, хрупким чудесным созданиям, стыдливым, грациозным и прелестным, с
вежим, как майская сирень. Ах вот как, вы пошли на смерть? Вас уже нет на свет
е! Отлично, нечего сказать! Вы стремитесь спасти народ от королевской вла
сти, а дочерей своих бросаете в полицейский участок. Полноте, друзья, будь
те милосердны. Бедные, бедные женщины, мы так мало о них думаем! Мы полагае
мся на то, что женщины не так образованы, как мы, им мешают читать, мешают мы
слить, запрещают заниматься политикой; но разве можно запретить им пойти
нынче вечером в морг и опознать ваши трупы? Слушайте, вы, у кого осталась с
емья: не упрямьтесь, пожмите нам руки и уходите, мы и одни здесь справимся.
Я прекрасно понимаю: чтобы уйти, нужно мужество; это трудно. Но чем труднее
, тем больше заслуга. Вы говорите: у меня ружье, я на баррикаде, будь что буде
т, я остаюсь. Будь что будет Ч не слишком ли сгоряча это сказано? Друзья мо
и, наступит завтрашний день; вы не доживете до завтра, но семьи ваши доживу
т, и сколько страданий их ожидает! Представьте себе славного здорового р
ебенка с румяными, как яблоко, щеками; он болтает, щебечет, тараторит, смее
тся, он так вкусно пахнет, когда его целуешь. Знаете ли вы, что с ним станет,
когда его покинут? Я видел одного, совсем крошечного, вот такого роста. Его
отец умер. Бедные люди приютили его из милости, но им самим не хватало хле
ба. Ребенок всегда был голоден. Стояла зима. Он не плакал. Он все бродил око
ло печки, в которой никогда не было огня, а труба у нее была обмазана желто
й глиной. Он отковыривал пальчиками куски глины и ел ее. У него было хрипло
е дыхание, бледное личико, слабые ножки, вздутый живот. Он ничего не говори
л и не отвечал на вопросы. Он умер. А умирать его принесли в больницу Некер,
где я его и видел. Я проходил там как интерн врачебную практику. Так вот, ес
ли есть среди вас отцы, которые любят гулять по воскресеньям, держа ручку
ребенка в своей большой сильной руке, пусть каждый отец представит себе,
что это его ребенок. Я помню этого несчастного малыша, я как сейчас вижу ег
о голое тельце на анатомическом столе; ребра выступали под кожей, словно
могилки под кладбищенской травой. В желудке у него нашли какую-то грязь, в
зубах застряла зола. Давайте же заглянем к себе в сердце, спросим совета у
совести. Как установлено статистикой, смертность среди осиротевших дет
ей достигает пятидесяти пяти процентов. Повторяю: речь идет о женщинах, о
матерях, о девушках, речь идет о малышах. Кто говорит о вас самих? Мы знаем, к
то вы такие, знаем, что все вы храбрецы, черт возьми! Прекрасно знаем, что вы
с радостью, с гордостью готовы отдать жизнь за великое дело, что вы чувств
уете себя призванными умереть с пользой и славой, что всякий из вас дорож
ит своей долей в общем торжестве. В добрый час! Но вы же не одни на свете. Ест
ь другие существа, о которых вы должны подумать. Не будьте эгоистами!
Все насупились.
Какие удивительные противоречия вскрываются в человеческом сердце в т
акие мгновения! Комбефер, произносивший эти слова, вовсе не был сиротой. О
н помнил о чужих матерях и забыл о своей. Он шел на смерть. Он-то и был «эгои
стом».
Изнуренный голодом и лихорадкой, Мариус, потеряв одну за другой все свои
надежды, пережив самое страшное из крушений Ч упадок духа, истерзанный
бурными волнениями и чувствуя близость конца, все больше впадал в странн
ое оцепенение, которое предшествует роковому часу добровольной смерти.

Физиолог мог бы изучать на нем нарастающие симптомы того болезненного с
амоуглубления, изученного и классифицированного наукой, которое так же
относится к страданию, как страсть Ч к наслаждению. У отчаянья также ест
ь свои минуты экстаза. Мариус переживал такую минуту. Ему казалось, что он
вне всякого происходящего; как мы уже говорили, он видел все как бы издале
ка, воспринимал целое, но не различал подробностей. Люди двигались словн
о за огненной завесой, голоса доносились откуда-то из бездны.
Однако речь Комбефера растрогала всех. Было в этой сцене что-то острое и м
учительное, что пронзило его и пробудило из забытья. Им владела одна мысл
ь Ч умереть, и он не желал ничем отвлекаться, однако в своем зловещем полу
сне подумал, что, губя себя, не запрещается спасать других.
Он возвысил голос.
Ч Анжольрас и Комбефер правы, Ч сказал он, Ч не нужно бесцельных жертв.
Я согласен с ними; но надо спешить. То что сказал Комбефер, неопровержимо.
У кого из вас есть семьи, матери, сестры, жены, дети, пусть выйдут вперед.
Никто не тронулся с места.
Ч Кто женат, кто опора семьи, выходите вперед! Ч повторил Мариус.
Его влияние было велико. Вождем баррикады, правда, считался Анжольрас, но
Мариус был ее спасителем.
Ч Я приказываю! Ч крикнул Анжольрас.
Ч Я вас прошу, Ч сказал Мариус.
Тогда храбрецы, потрясенные речью Комбефера, поколебленные приказом Ан
жольраса, тронутые просьбой Мариуса, начали указывать друг на друга.
Ч Это верно, Ч говорил молодой пожилому, Ч ты отец семейства, уходи.
Ч Уж лучше ты, Ч отвечал тот, Ч у тебя две сестры на руках.
Разгорелся неслыханный спор. Каждый противился тому, чтобы его вытащили
из могилы.
Ч Торопитесь, Ч сказал Комбефер, Ч через четверть часа будет поздно.
Ч Граждане! Ч настаивал Анжольрас. Ч У нас здесь республика, все решае
тся голосованием. Выбирайте сами, кто должен уйти.
Ему повиновались. Несколько минут спустя пять человек были выбраны един
огласно и вышли из рядов.
Ч Их пятеро! Ч воскликнул Мариус.
Мундиров было только четыре.
Ч Ну что же, одному придется остаться, Ч ответили пятеро.
И снова каждый стремился остаться и убеждал других уйти. Борьба великоду
шия возобновилась.
Ч У тебя любящая жена.
Ч У тебя старая мать.
Ч А у тебя ни отца, ни матери. Что станется с твоими тремя братишками?
Ч У тебя пятеро детей.
Ч Ты должен жить, в семнадцать лет слишком рано умирать.
На великих революционных баррикадах соревновались в героизме. Невероя
тное здесь становилось обычным. Никто из этих людей не удивлялся друг др
угу.
Ч Скорее, скорее! Ч твердил Курфейрак.
Из толпы закричали Мариусу:
Ч Назначьте вы, кому остаться!
Ч Верно, Ч сказали все пятеро, Ч выбирайте. Мы подчинимся.
Мариус не думал, что еще способен испытать подобное волнение. Однако при
мысли, что он должен выбрать и послать человека на смерть, вся кровь прили
ла ему к сердцу. Он бы побледнел еще больше, если бы это было возможно.
Он подошел к пятерым; они улыбались ему, глаза их горели тем же священным п
ламенем, каким светились в глубокой древности глаза защитников Фермопи
л, и каждый кричал:
Ч Меня, меня, меня!
Мариус растерянно пересчитал их; по-прежнему их было пятеро. Затем перев
ел глаза на четыре мундира.
В этот миг на четыре мундира, как будто с неба, упал пятый.
Пятый человек был спасен.
Мариус поднял глаза и узнал Фошлевана.
Жан Вальжан только что появился на баррикаде.
Не то разведав об этом пути, не то по внутреннему чутью, не то просто случа
йно, но он проник туда со стороны улицы Мондетур. Благодаря форме национа
льной гвардии он прошел благополучно.
Дозор, выставленный мятежниками на улице Мондетур, не стал поднимать тре
вогу из-за одного национального гвардейца. Решив, что это, вероятно, кто-н
ибудь из пополнения или, в худшем случае, пленный, его пропустили. Момент б
ыл слишком опасен, караульные не могли отвлечься от своих обязанностей и
покинуть наблюдательный пост.
Появления Жана Вальжана на редуте никто не заметил, так как все глаза был
и устремлены на пятерых избранников и на четыре мундира. Но Жан Вальжан в
идел и слышал все: он молча снял с себя мундир н бросил его поверх прочих.
Трудно описать всеобщее волнение.
Ч Кто этот человек? Ч спросил Боссюэ.
Ч Тот, кто спасает других, Ч ответил Комбефер.
Ч Я знаю его, Ч многозначительно прибавил Мариус.
Его поручительства было достаточно.
Анжольрас обратился к Жану Вальжану:
Ч Добро пожаловать, гражданин!
И добавил:
Ч Вы знаете, что нам придется умереть?
Вместо ответа Жан Вальжан стал помогать спасенному им повстанцу надеть
мундир.

Глава пятая.
Какой горизонт открывается с высоты баррикады

Душевное состояние всех в роковой этот час, в этом месте, откуда не было ис
хода, нашло свое высшее выражение в глубокой печали Анжольраса.
Анжольрас казался воплощением революции, но была в нем некоторая узость
, насколько это возможно для абсолютного, он слишком походил на Сен-Жюста
и недостаточно на Анахарсиса Клотца. Однако в обществе Друзей азбуки его
ум в конце концов воспринял идеи Комбефера, с некоторых пор, высвобождая
сь мало-помалу из тесных рамок догматичности и поддаваясь расширяющему
кругозор влиянию прогресса, он пришел к мысли, что великолепным завершен
ием эволюции явится преобразование Великой французской республики в о
громную всемирную республику. Если же говорить о методах действия, то в д
анных обстоятельствах он стоял за насилие против насилия. В этом он не из
менился и остался верен той грозной эпической школе, которая определяет
ся словами: Девяносто третий год.
Анжольрас стоял на каменных ступенях, опершись на ствол своего карабина
. Он был погружен в раздумье, он вздрагивал, словно на него налетали порывы
ветра; там, где веет смерть, порою веет и пророческий дух. Глаза его, выража
вшие глубокую сосредоточенность, излучали мерцающий свет. Вдруг он подн
ял голову, и его светлые кудри откинулись назад, окружая ее сияющим ореол
ом, словно волосы ангела, летящего на звездной колеснице ночи, словно раз
метавшаяся львиная грива.
Ч Граждане, вы представляете себе будущее? Ч воскликнул Анжольрас Ч У
лицы городов, затопленные светом, зеленые ветви у порога домов, братство
народов! Люди справедливы, старики благословляют детей, прошедшее в согл
асии с настоящим;
1 2 3 4 5 6 7