А то, что все они были ее родичами, особого значения не имело. Писание было полно таких примеров, которые позволяли мужчинам при желании превращать грех в добродетель и наоборот. Сердца этих парней отнюдь не были преисполнены страхом и верой. Даже здесь, среди родных полей, где работали одни мужчины, на ум невольно приходили рассказы о бандах ворья. Ни одна разумная женщина сейчас не назвала бы их сказками для маленьких девочек. Во всяком случае, если у этой женщины хорошее зрение.
Вскоре они оставили за спиной обработанные поля и оказались сначала на равнинных залежных землях, а затем на бесплодных пустошах приграничья. Путь их лежал на север — к Миролюбию. Бекка чувствовала, как солнце греет ей левый бок, но приближение зимы уже высосало большую часть жара из желтого солнечного пламени. Ветер с покрытых льдом гор тут дул куда сильнее, а может, это только показалось Бекке. Хутор Предусмотрительность, откуда происходили ма и мисс Линн, лежал западнее. Он находился совсем рядом со снежными горами, и земля там была так плоха, что немногочисленным мужчинам, жившим на хуторе, приходилось выкупать у соседей право на жизнь, отдавая им плоды своих трудов — плоды знания секретов гончарного мастерства.
Ветер со снежных гор дул пронзительный и холодный. Бекка согнулась, стараясь скрыть сотрясающую ее дрожь. Ей ужасно не хотелось, чтобы Том вдруг проявил к ней повышенное внимание.
Переполнявшее его сейчас благоговение перед возложенным на него делом явно обеспечивало ей полную безопасность во время их путешествия наедине. Ведь сам па не остановил ее — верный знак, что он не предвидит от этого никакой беды… Но разве можно предугадать, на что способны или не способны мужчины? Хэтти вдалбливала ей это, не говоря уж об уроках остальных жен па, преподанных ей в дни празднования ее Полугодия, когда она стала в ряды полноценных женщин.
«Никогда не доверяй мужчине — его действия непредсказуемы». Даже легкое прикосновение к нему может спустить его с цепи, если, конечно, мужчина достиг соответствующего возраста. И не важно, что это прикосновение было совершенно невинным или даже непреднамеренным. В этом случае вам лучше всего подготовиться к необходимости обслужить его, если вы в поре, а затем быть наказанной за это, если ваш альф человек суровый.
Но если вы не в поре и не готовы к тому, чтобы мужчина взял вас тем способом, который приличествует женщине, или если вы страшитесь гнева своего альфа больше смерти, тогда вам лучше заранее освоить другие способы умиротворения и надеяться, что они все же подействуют. Но лучше всего до мужчин вообще не дотрагиваться. Держаться от них подальше.
— Бекка, с тобой все в порядке? — В голосе Тома звучала тревога. Здесь, на ничейной земле, разделяющей участки хуторов Имения, когда никто из его родичей-мужчин не мог посмеяться над его заботливостью по отношению к женщине, было вполне вероятно, что забота, проявленная им, — искренняя. Но кто знает, так ли это? Решать же такой вопрос опытным путем было слишком рискованно.
— Все хорошо, Том. Может, я иду слишком медленно?
— Нет, мы идем как надо. Бежать-то нам нельзя — могут подумать, что мы торопимся поскорее покончить с этим делом. — Он выдавил из себя короткий смешок. — А ведь это совсем не так.
— Том, а ты не слыхал детский плач, когда мы шли полями?
Бекка не оглянулась, но по тому, как изменился голос Тома, она легко представила выражение гнева на его лице.
— Что с тобой, женщина? Уж больно ты разболталась, несешь всякую непотребщину! И сейчас, и до этого в роще, и еще раньше внутри… внутри Поминального холма, а иногда и дома… Что на тебя нашло? Болтовня о таких вещах приводит мужчину в бешенство, но может и беду накликать.
— Разве в честном прямом вопросе может таиться зло? — Бекка сама поражалась своей дерзости. Теперь они уже были близки к цели. На некотором расстоянии в быстро меркнущем свете дня она уже видела мужчин из Миролюбия — правда, пока еще маленьких, как палочки, — тянущихся по тропе, ведущей от полей к усадьбе. При таком количестве свидетелей, готовых с радостью броситься на защиту одинокой женщины. Том ничего ей сделать не мог. Если б он попытался, она бы завопила, и мужчины тотчас были бы тут как тут.
«И убили бы его, — шептал Червь. — Ион знает это так же хорошо, как и ты. Стой на своем, спрашивай, не бойся его. Теперь пришла его очередь бояться тебя».
«Но ведь тебе предстоит еще возвращаться с ним домой, — прошелестел в голове Бекки голос Хэтти. — Дорогая детка, ты никогда не заглядываешь вперед. Сначала — поступок, а горькие сожаления — потом».
— Мне просто показалось, будто я что-то слышу, — сказала Бекка, слегка ускоряя шаг, чтобы поскорее достигнуть тропы, по которой шли домой мужчины с полевых работ. — Возможно, это был просто ветер.
Том промолчал. Он не сказал ей больше ни единого слова за всю дорогу до главного дома хутора Миролюбие. Неужели он замолчал из-за того, что она взбесила его? От этой мысли мороз побежал по коже. Мужчина, который молчит, опаснее всех других. Разум пытался успокоить Бекку, напоминая ей, что, учитывая характер миссии, которую они выполняют, молчание — лишь свидетельство хорошего воспитания.
Было нечто странное в той быстроте, с которой люди Миролюбия догадались о цели, ради которой пришли сюда Том и Бекка. Что-то еще более странное было в том, что шедшие с поля мужчины вдруг выстроились в две шеренги по обеим сторонам дороги, заставив ее с Томом шагать по самой середине тропы. Когда они таким образом вошли в поселок, откуда-то появились женщины, тут же присоединившиеся к мужским шеренгам. Они выбегали чуть ли не из полудесятка дверей, в шуршащих юбках, с глазами, как положено, опущенными долу, будто там в пыли были изображены какие-то загадочные рисунки. Только две женщины не присоединились к шеренгам — обе прижимали к груди недавно родившихся детишек. Самым большим несчастьем, которое только можно было вообразить, считалась встреча живого младенца с останками ребенка, которого призвал к себе Господин наш Царь. Обе матери накинули передники на лица своих детей, чтоб закрыть им глаза, и тут же утащили куда-то.
Пройдя между рядами мужчин и женщин Миролюбия, Бекка и Том вместе со своей ношей были любезно препровождены куда им было нужно, причем им даже не пришлось нарушить священную тишину своими вопросами. Правила обряда в той его части, которая касалась того, как достойные люди должны известить горюющую мать о милости Господина нашего Царя, были яснее прозрачной родниковой воды: сделать все возможное, чтобы защитить живых младенцев и женщин, несущих плод, от вида или даже от скрипа костей, чтобы сила последних не вырвалась наружу и не востребовала бы еще одну душу под высокую руку Господина нашего Царя; не говорить о том, что привело вас на ферму, до тех пор, пока вас об этом не спросят.
Они остановились перед огромным строением. Пока они ждали в строгой тишине, когда же появится кто-то и обратится к ним, тем самым освободив их уста от печати молчания, Бекка наконец смогла бросить первый внимательный взгляд на чужой хутор.
Она предполагала, что все фермы более или менее похожи и различаются лишь размерами и планировкой. Она пыталась разузнать побольше, расспрашивая мать и других жен па, прибывших сюда из других мест; она с пристрастием допрашивала своих более взрослых родственниц, уже танцевавших на празднике Окончания Жатвы.
Но женщины отделывались от ее вопросов о тех местах, где они родились и выросли, уклончивыми ответами. Некоторые из них держались так, будто боялись говорить о своем прежнем житье-бытье. «Дня сегодняшнего вполне достаточно нормальной женщине для разговора, — учила Хэтти. — Куда более достойные люди умудрялись подавиться и помереть, болтая о дне вчерашнем».
К этому времени Бекка уже представляла, что больше узнать о мире она сможет, только отправившись в этом году на праздник Окончания Жатвы, общий для всего Имения. И еще больше — став травницей, но это была мечта столь далекая, что особых надежд с ней связывать не приходилось.
«Твоя ма не знает о тебе ровным счетом ничего, — шепнул ей Червь с девичьим лицом, испещренным пятнами лунного света. — Со всеми своими чересчур осторожными советами насчет того, чтоб не трогать прошлого, она никогда не поймет, что ты принадлежишь скорее к числу тех, кто готов подавиться, заглотав чрезмерную порцию дня завтрашнего».
Теперь же, когда она добралась до Миролюбия, Бекка жадно впитывала в себя окружающее, даже позабыв, что ей надлежит держать голову опущенной, а глаза смотрящими в землю. В Праведном Пути чужестранец легко мог с первого взгляда отличить главный дом от всех прочих. Только одно строение и выглядело там достаточно импозантно. В Миролюбии дело обстояло совсем иначе, что заставило Бекку почувствовать благодарность к местным обитателям за то, что они вышли на улицу и проводили их с Томом, куда им надо было попасть. Здесь было гораздо больше каменных зданий, чем в Праведном Пути; некоторые из них, безусловно, являлись остатками древних руин, стены которых укрепили, а крыши покрыли более современными материалами. Одно здание было столь высоким, что его верхний этаж и крыша значительно возвышались над прочими, более низкими строениями, стоявшими перед ним. Скорее всего это был машинный модуль. Подумать только — модуль на обыкновенной ферме! А она-то думала, что такое бывает только в Имениях!
Кто-то пристально рассматривал ее. Все бежавшие вразнобой мысли Бекки внезапно застыли, и ее внимание обратилось на нечто куда более важное.
Это был молодой парень, может быть, чуть постарше Тома. Его тело казалось состоящим из отдельных каменных блоков — сплошные выпуклости и грубая сила. Стоял он совершенно спокойно, слегка наклонясь вперед, будто обнюхивал приятно пахнущее блюдо на обеденном столе. Весь он казался окрашенным в какой-то неприятный бледно-желтый тон. Его загар и красновато-коричневые волосы отливали желтизной, а на щеках и вокруг переносицы расплющенного носа лежала желтая россыпь веснушек. Взгляд зеленых глаз цепко держал ее собственный взгляд. Глаза были зеленые, будто листья больного растения, совсем не похожие на яркую пышущую здоровьем зелень, которой горели ее глаза или глаза ее па. Где-то внутри Бекки возникло неприятное жгучее ощущение, немедленно проступившее на щеках краской стыда.
Впрочем, это не был стыд. Ни в коем случае не стыд! Ее губы сжались и затвердели, пальцы стиснулись в кулаки, а сатанинский Червь зазвучал в голове куда громче, чем когда-либо звучали слова Хэтти. «Да как он смеет!»
«Смеет, ибо он мужчина, — отозвался здравый смысл. — А ты сама спровоцировала его своими беспечными прогулками по чужому хутору, своим глазеньем по сторонам на местные диковины. Еще хорошо, что Том не обратил внимания на твое поведение».
«А если б заметил, так что? — Теперь голос Червя звучал еще пронзительнее, — верно, он питался тем греховным гневом, который сейчас пылал в Бекке. — Что, у тебя разве нет права смотреть и учиться, что ли? Разве не сама мисс Линн говорила, что эти два глаза — лучшие в мире учителя?»
«А где же сейчас мисс Линн»? Это был уже голос Хэтти, мягкий и вкрадчивый. За своей спиной Бекка услышала шорох — это Том перекладывал сверток с руки на руку, вызывая тихое поскрипывание и царапанье трущихся друг о друга костей.
На этот раз здравому смыслу удалось заглушить выпады Червя. Бекка повернула голову, отрывая свой взгляд от глаз парня и опуская глаза к земле — на деревянные ступени, ведущие к крыльцу большого дома, перед которым они остановились. Она услыхала тихий смешок и поняла, что это смешок того, кто так пялился на нее, пялился, возможно, даже и сейчас. А она уже почти забыла, как он выглядит. Только эти сулящие беду глаза и остались в памяти.
На крыльце раздались тяжелые шаги.
— Добро пожаловать в Миролюбие, соседи.
Бекка подняла голову, чтоб ответить, но Том уже вышел вперед, ему не терпелось вступить в разговор, чтоб поскорее покончить с этими делами.
— Спасибо, Захария. Надеюсь, ты не раскаешься в своем приглашении.
Эта фраза должна была предупредить хозяина, что гости принесли печальные вести. Произнося ритуальные слова. Том становился как бы старше и опытнее. Бекке даже показалось, что в голосе ее родича появились нотки излишней самоуверенности. Может, в конце-то концов он обойдется и без ее помощи? Тогда он оставит ее на попечении женщин Миролюбия и даже не вспомнит о ней до завтрашнего утра, когда придет время отправляться домой. И она вернется в Праведный Путь, даже не повидав мисс Линн.
«И набьешь себе мозоли на этой утомительной дороге только затем, чтоб поддержать бодрый дух в Томе?» Каждый шаг, удалявший Бекку от Праведного Пути, видно, придавал гнездящемуся в ней Червю все новые силы. Она попыталась заставить его замолкнуть, но он не желал молчать, совсем как те призрачные голоса, что впервые воззвали к ней из Поминального холма.
«Правду не скрыть никому — ни мужчине, ни женщине». Бекка даже не понимала, чей это голос, — Хэтти или ее собственного Червя.
Бекка не отрывала глаз от Тома и Захарии. Смотреть прямо перед собой было допустимо и безопасно. Альф Миролюбия был высок ростом и выглядел еще выше, ибо стоял на крыльце. Он не был таким плотным, как ее па, но эти худощавые руки и ноги явно обладали большой силой. Силой и быстротой — иначе он не был бы тут альфом. Впрочем, в нем ощущалось и еще что-то, что-то более опасное, чем сила и быстрота. Что-то лисье было в лице Захарии, хищное и хитрое. Бекка никогда не видела лисиц, разве что в книжках Кэйти, она даже не знала, существуют ли они сейчас в природе, но она знала, что лисы славились злобой и хитростью самого дьявола.
Зах повернул в сторону свое лисье лицо и щелкнул пальцами. Какая-то девушка — чуть помоложе Бекки — вышла из парадной двери с гостевым блюдом в руках. Глаза она опустила долу, как и было положено, и все время, пока спускалась по ступенькам и протягивала блюдо Тому, не поднимала их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61