Прекрасные кусты чайной розы Ч гордость Иакова Ч встретили
Петера густым, одуряющим ароматом. В помещении была парная атмосфера. По
иски подходящего орудия мести не заняли много времени. Фон Peг остановил с
вой выбор на тяпке с толстой и не слишком длинной ручкой.
Обратный путь занял вдвое меньше времени Ч после принятия “волевого” р
ешения у Петера словно бы открылось второе дыхание. Этот победный марш з
авершился в спальне Ингрид. Жаркие объятия любовников не смогли вывести
фон Рега из равновесия и заставить наделать глупостей. Ну а повар даже и н
е пытался остановиться, услышав шаркающие шаги Проста. Любовники и смотр
еть не стали на “старую развалину”, вздумавшую припереться в самый разга
р. Ли только выплюнул злобно: Ч Убирайся, а не то!..
И получил тяпкой по продолговатой, покрытой редким черным волосом голов
е. Тяпка попала ему точно по затылку. Китаец вскрикнул и обмяк. Женщина зав
изжала, судорожно пытаясь выбраться из-под враз потяжелевшего тела… Пет
ер-Иаков поначалу не хотел ее бить, но Ингрид, вскочив на ноги, бросилась н
а него Ч прыгнула с постели как дикая кошка, целясь длинными наманикюре
нными ногтями прямо в глаза…
Фон Peг осторожно ощупал свое оцарапанное лицо. Ингрид вытянулась у его но
г. На лбу у нее весомо, грубо, зримо вздувалась огромная синяя шишка. Надо с
казать, Петер-Иаков ударил обоих вовсе не металлическим острием, а тыльн
ой, тупой стороной тяпки. Иначе результат был бы совсем иным.
Китаец очнулся первым. Он с удивлением и ужасом посмотрел на хозяина, сид
ящего на кушетке с тяпкой в руках, на себя и на столь же безнадежно голую И
нгрид и заплакал. Фон Peг ожидал чего угодно, но только не этого. Ли подполз к
кушетке, обхватил фон Рега-Проста за ноги и запричитал, боясь поднять на
него глаза:
Ч Простить меня, хозяин! Не выгонять! Это не моя! Не моя!.. Не отправлять мен
я назад! Это не моя!.. Ч Его била дрожь. Поведение повара выглядело непритв
орным. В одном-единственном доме не может скопиться столько гениальных
актеров!
Ч А где ты был все это время? Ч строго спросил Петер. Вообще-то, вопрос зв
учал вполне логично: если ты был не здесь, то где же?
Ч Моя… Моя…Ч Тот никак не мог успокоиться. Ч Моя был в Ланчжоу. Моя п-пр
ишел… пришел арестовывать младший брат! Ч выпалил он на жуткой смеси ло
маного немецкого и пиджин-инглиш.
Ч Ты был там полицейским? Или в госбезопасности?
Ч Да… Да, хозяин. Твоя Ч очень умный человек. Все понимает… Но моя не стат
ь… Моя не арестовывать он. Моя отпускать… В брат стрелять… Моя… моя тоже с
трелять в они… В моя стрелять… попасть…Ч Стоя на коленях, повар глядел н
а Петера-Иакова. В глазах его застыл ужас и собачья преданность. Нет, ни о к
аком резиденте тут речь идти не могла. В тело Ли, как и в тело Проста, вселил
ась чужая душа.
Фон Peг почувствовал, что на нем снова лежит груз, и заговорил торжественно
и спокойно:
Ч Я прощаю твое тело, Ли. Душа же твоя безвинна. Забудь все, что было. И помо
ги мне сделать так, чтобы Ингрид тоже забыла обо всем. Никогда не напомина
й ей…
Ч Твоя святой, хозяин! Ч только и смог вымолвить китаец.
Петер-Иаков наклонился над своей-чужой женой и погладил ее по лицу. Кожа
на виске и щеке оказалась нежной, как кожица персика. Ингрид сейчас была п
охожа на спящую русалку и нравилась ему еще сильней.
Они быстро натянули на женщину цветастую хлопчатобумажную пижаму, осто
рожно уложили ее на тахту и закутали одеялом. Повар сбегал на кухню, прине
с мокрое полотенце, и фон Peг, свернув, положил его на лоб фрау Прост. Потом о
н обнаружил, что китаец продолжает стоять рядом и с обожанием смотрит на
него.
Ч Спасибо, хозяин. Моя вечно помнить твоя доброта…
Ч Иди-иди, Ли. Этот разговор закончен. Займись-ка лучше обедом.
Тот низко поклонился и, продолжая кланяться, задом вышел из комнаты. Пете
р напоследок посмотрел на Ингрид Ч просто глаз не мог отвести, и не повер
ил, что оказался способен ударить это небесное создание… Он действитель
но очень любил фрау Прост, и с этим нельзя было ничего поделать.
Петер не решился еще раз погладить Ингрид по лицу и только дотронулся до
лежащей на покрывале тонкой ее руки с идеально гладкой кожей. И вдруг… вд
руг он увидел под перламутровыми ногтями красно-коричневые полоски Ч э
то была кровь, его кровь. И волшебное очарование вмиг распалось. Надо было
доделать все до конца.
Даст Бог, Ингрид так ничего и не узнает об этом страшном дне. Наверняка, и о
на где-то бродила последние часы, Ч думал Петер. Ч Ну, а теперь моя очере
дь вернуться.
Он вышел на середину комнаты, чтобы поблизости не было острых углов, разм
ахнулся и со всего маха дал себе тяпкой по башке.
…Очнулся фон Peг от того, что Ли прикладывал ему на темечко грелку со льдом.
Голова гудела, в глазах мельтешило. К горлу подступила тошнота. Он с ужасо
м подумал, что понадобится вторая попытка.
Ч Жить, хозяин, Ч снова плакал повар. Ч Пусть моя мертвый, но твоя Ч жив
ой!.. Не надо твоя убивать… Не надо…
Ингрид зашевелилась на постели, застонала.
Ч Что со мной? Ч произнесла жалобно. Ч Я отравилась? Ч Потом нащупала
шишку и скривилась от боли. Она по-прежнему не поднимала головы и потому н
е видела мужа и слугу, сидящих на полу. Спрашивала этак в пространство: Ч
Я что, упала?
Ч Мы все упали, дорогая, Ч решился подать голос фон Peг-Прост. Ч Наверное
, дом качнуло. Здесь же бывают землетрясения…
И тут он рухнул лицом в кусты…

44
Из выпуска российской программы новостей “Вести”: “Сегодня утром произ
ошло еще одно трагическое происшествие. Прямо какой-то рок довлеет над Р
оссией…
В восемнадцати километрах от железнодорожного узла Грязи произошло ло
бовое столкновение составов. Из-за необъяснимой, грубейшей ошибки опытн
ого диспетчера скорый поезд “Москва-Адлер” столкнулся с товарняком, вез
шим донецкий уголь. Экстренное торможение смогло лишь немного смягчить
удар. В результате аварии двадцать вагонов сошли с рельсов. Оба электров
оза раздавлены всмятку. К счастью, пожар не возник…
Сведений о жертвах пока не поступало. На месте катастрофы ведутся спасат
ельные работы, туда выехала специальная комиссия МПС и следственная бри
гада Генеральной прокураторы. Подробности Ч в нашем вечернем выпуске…
”

45
СУВАЕВ И ДОГОНЯЙ (2)
Я подошел к стене и поднял ногу. В такие моменты вспоминается многое… Во в
сей этой процедуре заключен мудрый многовековой ритуал, а вовсе не прими
тивная физиология, как считает большинство людей. И дело тут вовсе не в об
валившейся стенке, хотя анекдот не так уж и плох… Обнюхать место, где до те
бя уже “приземлялись” другие, определить безопасное место, где можно поз
волить себе расслабиться и, будучи уже не ощетинившимся бойцом, вечно го
товым к схватке, а беззащитной божьей тварью, немного побыть самим собой,
снять внутренние запреты, вкусить мгновение раскрепощенности, расторм
оженности… Потом пометить это место своей персональной меткой и идти на
поиски другого места. Так постепенно и выстраивается весь традиционный
и выверенный, отработанный до малейших деталей маршрут прогулки под наз
ванием жизнь…
Если уж пространство твоего бытия замкнуто, то надо превратить его во чт
о-то законченное, своего рода произведение искусства Ч вроде икебаны, б
онсая или сада камней…
В этом смысле японское искусство (вернее, его философия) было особенно бл
изко Догоняю. Впрочем, и знал-то он его только благодаря программе токийс
кого телевидения, что весь последний месяц ежедневно показывали по трин
адцатому каналу в порядке культурного обмена.
И тут на тебе Ч сука, очень похожая на длинноногого худосочного поросен
ка: белая с черными пятнышками и закрученным тоненьким хвостиком. Выбила
из колеи, нарушив гордый и спокойный ход мыслей… И эта, с позволения сказа
ть, собака начала ластиться ко мне! Нет, вы можете это себе представить?! И п
ретендует едва ли не на ответные ласки… Ну, есть ли в этом мире понятие чес
ти, совести, справедливости наконец? Неужто чистая порода совсем переста
ла цениться? Кто был никем, тот станет всем? Р-р-р-гав!..
Так что на этот раз (редчайший случай!) Догоняй был почти солидарен со свои
м Хозяином, когда тот оскалился и бешеным рыком отогнал прочь несчастног
о “поросенка”. Догоняю даже захотелось злорадно потявкать вслед понуро
трусившей в никуда псине, но тут же его охватил стыд и раскаянье. Ему вдруг
стало очень жалко эту нелепую собачонку, убежавшую с побитым видом, но по
здно!.. Зазнайство, чванливость, снобизм еще никого до добра не доводили.
Он даже представить себе не мог, что еще неделю назад в его ушастой голове
не рождалось ничего похожего на такие мысли, и вообще те, старые его мысли
в большинстве своем были скорее ощущениями, стихийными порывами, желани
ями не духа, но тела. Эмоциональная сторона, неосознанность подавляюще п
реобладали в нем тогда, определяя наглядно-образный характер мышления.
А вот теперь по-ди-ж-ты!..
Догоняй почти не чувствовал того напряжения, в коем отныне постоянно нах
одился его маленький мозг, каждая клеточка которого (включая те, что всю н
е столь уж долгую собачью жизнь находятся в резерве) была задействована
и работала на износ.
Потом Догоняй увидел в переулке знакомую фигуру. Хозяин тоже заметил Сув
у и скорчил брезгливо-презрительную гримасу. Дескать, опять тащится эта
задрипень… Эх, прищучил бы, да боязно Ч вдруг на перо наткнешься?..
Пес и раньше способен был почувствовать такие мимико-психологические т
онкости (собаки вообще прекрасные интуитивные психологи), но до сих пор н
е давал себе труда обмыслить их, вовлечь свои оценки в “словесную форму”,
Теперь пришло такое время…
Тимофей Михайлович никогда особенно не нравился Догоняю, не нравился пс
у и его запах Ч вечная смесь луково-пивного и распаренно-потного духа. В
прочем, обожай он своего Хозяина, за милую душу полюбился бы ему и этот “ко
ктейль”. Собака Ч существо крайне отзывчивое, порой и вовсе беззаветное
.
Догоняй очень боялся Хозяина, но одновременно и сочувствовал ему, вернее
, пытался найти в Тимофее Михайловиче нечто такое, за что бы ему следовало
сочувствовать. Само собой, не все многочисленные слабости Хозяина были м
ерзкими: имелись и маленькие, трогательные слабинки, вполне подходящие д
ля этой цели. Но сейчас у кобеля пропала всякая охота пестовать и лелеять
в себе сочувствие к этим самым милым пустячкам. Перед ним был мерзкий тип,
волею несправедливой судьбы доставшийся ему в Хозяева, и с этим надо был
о что-то делать…
А странный человечишка, откликающийся на кличку “Сува”, чем-то очень даж
е импонировал Догоняю. То ли своей зависимой независимостью, то ли непри
нужденным, но при этом вовсе не гордым поведением, то ли нравом веселым. И,
главное, он так смотрит на меня, Ч думал пес, дружелюбно виляя хвостом, Ч
чувствуется, очень хочет погладить, но никак не решается, бедняга.
И вдруг Догоняй принял решение с доселе непостижимой для него смелостью
и безоглядностью: “Если Хозяин набросится на Суву, когда он станет глади
ть меня, я Хозяина у-ку-шу”. И Догоняй на миг даже почувствовал во рту сладк
оватый вкус хозяйской крови Ч как-то раз он слизнул с линолеума каплю, ка
пнувшую из разрезанного Тимофеем Михайловичем пальца. Хозяин потом дол
го вымещал злость на диване, пиная его ногами, и, конечно же, на псе, хотя бол
ьше всего Тимофею Михайловичу хотелось ущипнуть за бок свою непоколеби
мую и неприступную супругу.
“Я сделаю так, что Сува просто не сможет меня не погладить, Ч была вторая
решимость Догоняя. Возникла и третья, хотя и менее законченная и утверди
вшаяся: Ч Ну а если Хозяин ударит меня, я от него уйду”.
Тем временем Сува приблизился к своему бывшему дому Ч ветхой пятиэтажн
ой “хрущобе”, которая по плану реконструкции Москвы подлежала сносу три
дцать лет назад.
Он все еще не до конца оклемался и потому даже не обратил внимания на двиг
авшуюся в это время по улице и привлекавшую всеобщее внимание демонстра
цию провозвестников Судного Дня. Ему было ровным счетом наплевать, та же
это “кодла”, на которую он натолкнулся в катакомбах Белого Дома, или что-т
о новенькое. Пущай себе поют, в бубны бьют, хоть по-волчьи воют, лишь бы его
самого не трогали!..
Это случилось с Сувой около пивного ларька на углу Сталинградского прос
пекта и улицы Кеннеди. Цедя из пол-литровой баночки от века разбавленное
пиво (в приличные заведения клошаров не пускали), он вдруг почувствовал, ч
то банку кто-то вырвал у него из рук Ч вернее, она просто испарилась. В гор
ле уже не было и следа пива, а в желудке Ч той, приятной тяжести, что скоро н
ачнет переходить в изнурительную отрыжку. Да и пивной ларек, сотворенный
в стиле Пизанской башни, куда-то безвозвратно исчез. И самое странное, Су
ва сейчас прочно сидел на стуле и тупо смотрел на свою пустую руку.
“Неужто я отрубился и уже в вытрезвиловке? Ч Ужас охватил его и теперь ме
дленно проникал во все поры кожи. Ч Но не с чего ведь! Не с чего, мать-перем
ать!.. Знать, теперь одна дорога Ч на сто первый…”
Он долго не мог расчухать, что для медвытрезвителя здешняя обстановка ну
никак не подходит, да и сидящие в зале хорошо одетые мужики в наушниках во
все не похожи на зацапанных копами алкашей. Люди эти сидели перед выстро
ившимися в ряд пультами, уставившись в мерцающие экраны локаторов, и пос
тоянно открывали рот, будто что-то говоря, но голосов их не было слышно. “К
ак рыбы в аквариуме”, Ч подумал Сува. Он прекрасно видел красные блямбы н
аушников, но почему-то не мог сообразить, что и на нем надеты такие же Ч вс
е дело в этом.
И тут, словно проткнув наконец ватную пробку, кто-то надсадно проорал ему
в ухо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38