– Но это невозможно, – стараясь, чтобы голос поменьше дрожал, сказал эксперт. – Там дежурит вооруженный оперативник.
В ту же секунду Леонид Игнатьевич горько пожалел, что ляпнул правду. Как же он сразу не подумал! Негр вошел бы в квартиру и нарвался на засаду.
Хотя, с другой стороны, какую в этом роль отведет маньяк ему, Амбарцумяну?
Может, введет в квартиру вот так, сжимая удавкой шею, и будет прикрываться им, как живым щитом? Именно так обычно и прикрываются заложниками.
Амбарцумян выбрался на Пискаревский проспект и осторожно взглянул на страшного пассажира. Того словно второй раз подменили. Сейчас он сидел с напряженным лицом и неподвижным, невидящим взором. Наконец вождь оторвался от лобового стекла и медленно повернул голову.
– Сейчас ты остановишь машину и позвонишь Кате, – приказал он. – Попросишь ее приехать к тебе на работу по вопросам экспертизы.
– Пожалуйста, – с готовностью ответил Амбарцумян и поставил ногу на тормоз. – Только вы зря думаете, что в угрозыске сидят круглые идиоты. Они с девушки больше глаз не спустят. Оперативник отвезет ее на машине. И сразу возникнет вопрос: где судмедэксперт Амбарцумян?
Вот чего вы добьетесь, Догме!
Усмешка искривила коричневые губы вождя:
– Хорошо, не надо останавливаться.
Где стрелка, которая показывает уровень бензина в баке?
Амбарцумян недоуменно ткнул пальцем в приборную панель:
– Вот.
– Этого на сколько километров хватит?
Эксперт и в мыслях не допускал, что пассажир никогда в жизни не водил машину. Нельзя и вообразить, что кому-то может показаться загадкой приборная панель «Жигулей». Амбарцумян ответил:
– Чуть больше половины бака? Километров на двести пятьдесят. Если выше девяноста не гнать, можно и триста проехать. Но хочу сразу вас предупредить, Догме: мою машину скоро начнут искать.
Длительные прогулки нам противопоказаны.
– Что – чем быстрее едешь, тем больше расход топлива?
Беседа потекла мирно, как между двумя автолюбителями. Только один держал другого в буквальном смысле за горло.
– Не совсем так. Расход бензина резко возрастает при скорости выше ста километров в час.
– Ладно, – вздохнул вождь. – Поезжай в Пулково. Помни, о чем я предупреждал: не привлекать внимания и не лезть в аварию.
– В сущности, это одно и то же, – согласился Амбарцумян. – Авария и есть привлечение внимания.
Вождь покосился на лысого очкастого дядьку. Спросил:
– Почему твою машину скоро станут искать?
Эксперт поморщился, соображая, как лучше выбраться на пулковскую трассу.
Затем ответил:
– Вы, Догме, влезли в эту машину, когда я направлялся в лабораторию с заданием идентифицировать уши.
– Идентифицировать?
Кофи всегда попадал в тупик, когда слышал в русской речи уже знакомое по французскому языку слово. Кофи старался заменить его нормальным русским словом. Однако не всегда это удавалось.
Что по-русски сказать вместо «идентифицировать»? Можно сказать «определить принадлежность» или «установить совпадение», но это уже два слова!
– Это значит определить, кому принадлежали уши убитых вами людей, – пояснил Амбарцумян.
Вождь захохотал. У эксперта по спине поползли мурашки. Ногти на впившихся в руль руках побелели. Леонид Игнатьевич закусил губу. Удавка от смеха вождя заерзала по шее эксперта.
– Я сэкономлю твое время, – смеясь, сказал Кофи и дотянулся до пакета с ушами на заднем сиденье. – Я их сам тебе и-ден-ти-фи-ци-ру-ю. Кстати, здесь кое-чего не хватает.
Глаза Леонида Игнатьевича разбежались. Левый смотрел на дорогу. Правый, выпучившись от ужаса, смотрел, как черные пальцы извлекают из-под галстука полиэтиленовый пакет, разворачивают его и вытаскивают…
Тошнота подступила к горлу эксперта.
Он заставил себя следить за дорогой обоими глазами и стал глотать слюну, чтобы избавиться от рвотных позывов. Пробормотал:
– Никто не понимает, зачем вы это делали. Чем вам насолили Кондратьевы?
Наверное, это как-то связано с пребыванием в Бенине полковника, которого вы заморозили в холодильнике?
– Да, он убил мою мать, – просто ответил Кофи Догме. – Значит, я по закону должен уничтожить всю семью убийцы.
Вот эти ушки – видишь, подкладываю к прочим? – моего друга Борьки. Вот эти, с седыми кисточками, – первые в коллекции. Они принадлежали старику Константину Васильевичу. Я его ухлопал веслом… Вот ушки Любови Семеновны, мы с ней пили самогон.
– Они откушены, – произнес белый, как снег, эксперт.
– Да, их нечем было отрезать. Там есть, между прочим, несколько довольно прочных хрящиков.
– Я знаю, – прошептал Леонид Игнатьевич.
Вождь посмотрел на него с одобрением:
– О, так ты настоящий эксперт!.. Тогда отгадай, куда делась хозяйка вот этих ушек?
Он протянул на ладони пару небольших женских ушек.
«Женщина исчезла в зверинце», – вспомнил Амбарцумян версию следователя Ананьева.
– Могу предположить только одно, Догме. Вы скормили труп хищникам.
– Молодец, эксперт. Я мелко порубил Елену Владимировну. Особенно пришлось повозиться с черепом. А ее одежду я сжег в топке котельной, как только стемнело.
«Зачем он мне все это рассказывает? – мучительно размышлял Амбарцумян. – Либо хочет сохранить мне жизнь, чтобы я впоследствии мог поведать о его подвигах. Либо откровенничает с человеком, которому уже вынес смертный приговор…»
Седьмая модель «Жигулей» цвета «мокрого асфальта» приближалась к международному аэропорту «Пулково». Вдали уже виднелось крытое модерновое здание аэропорта и гигантский паркинг перед ним.
– Ставь вон туда, – приказал вождь, пытаясь освоиться в непростой обстановке.
– Может, лучше зарулить в центр стоянки, чтобы меньше внимания привлекать? Машина у меня неброская, никому и в голову не придет специально ею интересоваться…
Амбарцумян почувствовал, как сжалась и тут же разжалась на его глотке удавка. Это было, очевидно, знаком одобрения.
Он загнал «Жигули» в самый центр парковочной площади.
– Имей в виду, – предупредил Кофи Догме, – если ты побежишь, я настигну и убью тебя прежде, чем кто-нибудь захочет тебе помочь. Твоя смерть мне будет дороже собственной жизни!
Леонид Игнатьевич вытащил ключи из замка зажигания, посмотрел убийце в глаза и сказал:
– Я сейчас залезу в багажник, а вы свяжете мне руки и ноги, чтобы я не мог стучать. Да я и не буду стучать. И кричать не стану, хотя вы, конечно, можете мне и кляп в рот вставить. Я беззвучно пролежу не меньше двух часов. Я терпеливый.
– О'кей, – молвил вождь и вдруг спросил: – Какой у тебя размер?
– Чего размер? – обмер от страха эксперт.
«Черт его знает, этого маньяка, – может, от меня что-то отрезать вздумал!»
– Обуви.
– Сорок четыре.
– Снимай. Поменяемся.
С этими словами вождь свободной от удушения рукой принялся расшнуровывать свои забрызганные кровью кроссовки.
Леонид Игнатьевич нагнуться из-за удавки не мог, поэтому стал извлекать ноги из туфлей, деликатно придерживая носком пятку. Эксперт не знал, что и думать. В гражданскую войну приговоренных к расстрелу заставляли сперва разуться.
– Я снял. Берите, – сказал он.
Салон «Жигулей» наполнился ароматом двух пар давно не стиранных мужских носок.
– На, надевай мои.
Леонид Игнатьевич почувствовал, как с резинового коврика под его ногами исчезли новые туфли фабрики «Ленвест».
Взамен на коврик брякнулась пара кроссовок. Эксперт кое-как всунул в них ноги.
– Надел, – доложил он.
– Итак, ты знаешь, что за последние двадцать дней я замочил семерых, – с улыбкой напомнил вождь. – Поэтому без фокусов.
– Простите, – в который раз белея, прошептал Амбарцумян. – Как семерых?!
Пока ваших жертв было пять.
В ответ в глазах убийцы сверкнула такая ледяная сталь, что Амбарцумян сам себе поклялся тихонечко лежать не два, а целых три часа.
– Я оставил вашему следствию сюрприз, – ухмыляясь, произнес наконец Кофи. – Еще пару трупов.
Эксперт ощутил нервное поерзывание удавки на своей шее.
– Кого вы еще угрохали, Догме?
– Я выступил в роли санитара и уничтожил двух разносчиков заразы, – пояснил вождь. – С точки зрения великого белого гуманизма это, конечно, недопустимо, но – нам, дикарям, можно многое простить.
– Где они лежат?
Леонид Игнатьевич выдохнул эти слова едва слышно, и вождь переспросил:
– Что?
– Где вы оставили тела?
– Там же, где нашел. В одной заброшенной церквушке. Как видите, я всеми силами стремлюсь помочь следствию…
Кстати, там чужой портфель с моей любимой рубашкой, моими голубыми джинсами и курткой. Портфель я взял в кабинете патологоанатома. Впрочем, как и этот костюм, и эту шляпу. Только обувь не подошла. Теперь патологоанатом сможет ходить в моей одежде… Но хватит болтать. Вперед!
Удавка исчезла в кармане плаща. Леонид Игнатьевич вышел из машины. Открыл багажник. Отодвинул канистру, запасной маслофильтр и знак аварийной остановки. Отставил подальше фляги с моторным маслом и тормозной жидкостью. Сложил буксировочный трос в кучку – вроде подушки.
Вождь не спеша огляделся. От здания аэропорта их закрывала крышка багажника. В машинах, стоящих поблизости, он не обнаружил ни души. Если там и находились водители, то, пожалуй, они спали.
Эксперт Амбарцумян с неожиданным проворством забрался в багажник и свернулся калачиком.
«Чем же его вязать? – подумал Кофи. – Удавку на это дело пускать жалко…» Под ним покорно лежал на боку лысый дядька в очках.
Не говоря больше ни слова, вождь захлопнул крышку багажника, вытащил ключи и, поправив на голове шляпу, направился к зданию международного аэропорта «Пулково».

54

Мощные вентиляторы отсасывали воздух с такой быстротой, что в полуметре от курильщика совершенно не пахло дымом.
Звукоизолирующее стекло аэропорта «Пулково» едва впускало в здание рев турбин.
Серебристые лайнеры взлетали и садились бесшумно, словно миражи. У двух стоек аккуратные таможенники копались в багаже пассажиров рейса 2663 СанктПетербург – Баку. Толпа в несколько сот человек гудела на азербайджанском языке.
Да только что сейчас выкопаешь в багаже? На таможне кризис жанра. То ли дело годков этак восемь или даже пять назад. Все что-то пытались вывезти, а таможня старалась ничего не пропустить.
Утюги, соковыжималки, столовое серебро, льняные полотенца, старые книги, не говоря уже об иконах, наркотиках и валюте, – ловкий таможенник мог заработать на чем угодно.
А сейчас? Ну какой идиот повезет в Баку утюг? Какой идиот повезет туда наличные доллары? Все стали умные. Доллары порхают между банками по электронным каналам. Плевать банкам на границы и таможенников.
Приезжаешь в Баку, идешь в «Банк оф Каопи» и снимаешь со счета свои кровно заработанные, отмытые, укрытые от налогообложения. Потом идешь в соседний магазин и покупаешь утюг. Дешевле и лучшего качества, чем в Питере. Потому что делали этот утюг не питерские алкаши под громкой вывеской совместного предприятия, а непьющие мусульмане из Турции или, скажем, Индонезии.
Из денег Елены Владимировны Кондратьевой у Кофи осталось меньше ста долларов. Возможно, этого как раз хватит на билет до Баку. «Азербайджан входит в СНГ, – подумал вождь. – Россия в два счета добьется моего задержания и выдачи…»
Невидимые динамики прибавили свои струи к потокам искусственного воздуха аэропорта:
– Уважамеые пассажиры, дамы и господа! Регистрация билетов и досмотр багажа на рейс номер тридцать семь сорок четыре Санкт-Петербург-Нью-Йорк начинается у седьмой, восьмой и девятой стоек.
Из удобных кресел зала ожидания стали подниматься люди. Так было и около трех месяцев назад, когда Катя Кондратьева провожала своего черного друга на рейс 412 °Cанкт-Петербург – Неаполь – Абиджан.
Рослый темнокожий парень со спортивной сумкой на плече. И отлично сложенная рыжая девушка. В обнимку они направились тогда к стойке номер семь.
Кофи это прекрасно помнил. Хотя дело было совсем в другой жизни. Да и рейс на Абиджан производился только по четным дням, а сегодня было семнадцатое сентября. Среда.
Динамики вновь ожили, чтобы произнести объявление о рейсе в Америку поанглийски. Молодой вождь постоял некоторое время перед электронным табло с расписанием вылетов.
Затем подошел к билетной кассе.
В окошке скучала миловидная женщина в синей униформе «Аэрофлота». В аэропорту самые дорогие билеты, поэтому их никто здесь не покупает.
– Скажите, пожалуйста, сколько стоит билет до Киншасы?
Женщина заглянула в шпаргалку и ответила:
– Восемьсот десять, пожалуйста.
– Чего восемьсот десять?
– Как чего? Долларов, разумеется.
– Спа-си-бо, – по слогам выговорил Кофи. – А до Аддис-Абебы?
– Семьсот пятьдесят пять.
Кофи отошел от билетной кассы. Он хотел еще узнать, сколько стоит билет до кенийской столицы Найроби, но понимал, что денег не хватит даже до Каира.
Вождь побрел по просторному залу в глубокой задумчивости. Руки его лежали в карманах плаща. Левая рука нервно кувыркала пачку «L&M», а правая сквозь тонкий полиэтилен оглаживала одно за другим десять ушей.
Внезапно в поле зрения попали резиновая дубинка и наручники. Кофи едва избежал столкновения с двумя милиционерами.
Здоровенные парни бесцельно слонялись по залу, не зная, как убить время.
Они были увешаны всем необходимым для разгона столичных демонстраций.
– Pardon! – пробормотал Кофи.
Белые бугаи покосились. Кофи прочел в их пустых глазах лишь сожаление по поводу того, что они не могут сейчас отделать его – без причины. Просто так.
Для наслаждения и развлечения. Вождь слишком хорошо помнил позавчерашние милицейские дубинки на Пискаревском проспекте.
«Нужно немедленно что-то предпринять, – пронеслось в голове вождя на всех известных ему языках сразу. – Эксперт, может, и терпеливый, но он предупреждал, что скоро его хватятся».
Кофи подошел к стеклянной стене аэропорта. «Жигули» цвета «мокрого асфальта» стояли на своем месте. Стоянка после вчерашнего дождя подсохла, и машина была уже заметно темнее асфальта.
Вокруг не происходило ничего настораживающего. Вновь заработало радио:
– Уважаемые пассажиры, дамы и господа!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27