* * *
Пола Кларксон и Мэгги ван Арсдэйл закрыли свой магазинчик на Бликер-стрит в шесть вечера и отправились к Мэгги, квартира которой находилась на восьмом этаже кооперативного дома и окнами выходила на площадь Вашингтона. Пола забрала Эбби, увлеченно следившую вместе с малышами Мэгги за приключениями «Мальчика Джунглей» на телеэкране, и они пошли домой. Когда Пола с дочерью оказались у красного кирпичного дома, два верхних этажа которого ей с Майлзом посчастливилось снять пять лет назад, было уже без четверти семь. Доброжелательные гомосексуалисты, владельцы антикварной лавки на первом этаже, как раз запирали двери. Отыскивая ключ. Пола дружелюбно махнула им рукой – как ни удивительно, но звали их Рэндом и Хаус, – затем открыла собственный вход и поднялась вслед за Эбби вверх по узкой лестнице старинного дома. Квартира размещалась как бы вверх ногами: две спальни, ванная и крошечный кабинет – внизу, а кухня и гостиная – наверху. Но это ничуть не мешало, и друзья лишь завидовали их жилью в отдельном райском местечке с контролируемой рентой посреди огромного мегаполиса.
Пола приказала Эбби принять ванну пока она займется ужином и, поцеловав дочь, отправилась на второй этаж квартиры. Майлз уже сидел в маленькой кухне с бокалом. шабли в руке.
– Ну, как твой маэстро? – осведомилась она, целуя мужа.
– Очень мил. Правда, немного помешан на руках, – отвечал Майлз. Наблюдая, как Пола ставила в духовку цыпленка, он рассказал ей о странном утреннем интервью с Дунканом.
– Мне здорово повезло. Знаешь, он был чертовски зол, когда я появился. Но после этой странной истории с руками его словно подменили. Я получил отличнейшее интервью.
– Что ты имеешь в виду, говоря о его хобби? Он в самом деле коллекционирует руки?
– Понятия не имею, – пожал плечами Майлз.
– И он хочет сыграть с тобой на двух роялях на следующей неделе?
– Ну да. Только не спрашивай почему: как будто он не может заполучит для игры лучших профессионалов. Впрочем, это похоже на лесть. Ты не хочешь шерри?
– Нет, благодарю. И пожалуйста, дорогой, не пей так быстро.
Майлз, с насмешливо-пьяной физиономией наполнил бокал.
– Но мне нравится пить. До того момента, пока не услышу легкий «щелчок» в голове…
– Ну ладно. А какова его дочь?
– Госпожа де Ланкрэ? Я бы сказал, что она самая прекрасная женщина на свете, не считая моей собеседницы. Пола уселась за маленький столик.
– Надеюсь, мне еще не пора волноваться? Он засмеялся и потянулся через стол.
– Ни в коем случае. Роксанна прекрасна, но ее присутствие навевает холод. Она следит за отцом словно ястреб: ездит за ним в гастрольные поездки и занимается менеджментом. Судя по тому, о чем она мне сообщила, у нее почти отсутствует личная жизнь.
– А как же мистер де Ланкрэ?
– О, она давно с ним развелась. Лет десять или больше того. Пожалуй, она счастлива с отцом, но они – странная пара. Я все еще не понимаю, для чего ему понадобилось играть Моцарта со мной? С пианистом, дебют которого отличился самыми слабыми отзывами со времен Флоренса Дженкинса…
Хотя Майлз и вспоминал сейчас о дебюте в Таун-холле со спокойной небрежностью. Пола знала, что воспоминания все еще ранили его. У Майлза были все данные для успешной музыкальной карьеры? великолепные руки, одаренность и тонкий слух. Но ему не хватало напористости, готовности заниматься по восемь-десять часов в день. В нем все еще таился мечтатель, полезный в литературной работе, но неприемлемый в музыке. Все это проявилось в непростительно неряшливом дебюте. Она помнила его отчаяние, вызванное неудачей. И помнила, как целых семь месяцев вытаскивала мужа из пьяной апатии, настраивала на новую карьеру, полную новых надежд. Пола всегда испытывала радость от того, что помогла ему, наконец, в литературной работе.
Теперь эти шесть лет упорного труда начали приносить доход, и Майлз находился в преддверии писательского успеха. Но Пола знала, что первой его любовью было фортепиано и, несмотря на желанный успех в литературе, он всегда останется лишь хорошим дублером того, кем мог бы стать.
Поужинав, Майлз уселся за старинное пианино в гостиной и кое-как «прошел» Моцарта. Техника была слабой, пианино расстроено до предела и исполнение казалось, в лучшем случае, любительским.
Ей пришлось согласиться с тем, что Дункан Эли действительно подобрал себе партнера по какому-то странному принципу.
* * *
– Слава Богу, что я не прибавил в весе со школьных лет, – заметил Майлз в следующую субботу, рассматривая себя в зеркале шкафа. Смокинг был старомоден, но сидел хорошо.
– Он тебе идет, – заверила Пола. – Когда ты надевал его в последний раз?
– На вручение адвокатской степени брату Арта Кохена, четыре года назад. А что наденешь ты?
– Никак не могу выбрать между «Мэйнбокер», «Норрель» и «Галанос»…
– Ясно. С приветом Жаклин Кеннеди от Гринвич-вилидж.
– Поэтому я надену платье от Орбаха.
Она извлекла белое красивое платье с отделанным бисером корсажем, за которое выложила в прошлом году сто двадцать долларов. Хотя Пола и могла запросто покупать себе одежду по оптовым ценам, благодаря своим связям на Седьмой авеню, она по-прежнему любила посещать магазины и периодически приобретала понравившиеся вещи за полную стоимость.
– Постарайся выглядеть получше, – посоветовал Майлз, поправляя черный галстук. – Там будет довольно экстравагантное общество и мы не должны казаться слишком бедными родственниками.
Пола промолчала, хотя замечание мужа задело ее. На прошлой неделе Майлз провел две репетиции с Дунканом Эли и каждый раз, возвратившись, уделял пианисту и его дочери слишком много внимания. Он забыл свои мысли о странности этой пары; все было в полном порядке. Роксанна казалась роскошной, мастерство Дункана – фантастическим, их дом – сказочным, а сами они «знали всех, кого стоило знать» и поражали добротой, великодушием и остроумием… Это действовало Поле на нервы, и каждый раз после его похвал, они нравились ей все меньше.
– Тебя не волнует предстоящее выступление? – холодно спросила она.
– Ужасно волнует. Но, по меньшей мере, мне не придется играть по памяти. И еще, Дункан обещал играть громче, если я что-то напутаю.
– Ты уже зовешь его по имени?
– Ну да, – улыбнулся Майлз. – Я всегда на короткой ноге с сильными мира сего. Если позвонят из Белого дома, скажешь, что я в туалете…
Он отправился в ванную и закрыл за собой дверь, как делал всегда, даже если ему нужно было всего лишь почистить зубы, Пола накрасилась, причесалась и слегка надушилась своими любимыми «Шалимар». Ему вовсе не следовало предупреждать ее о том, что необходимо получше выглядеть. Она сразу решила предстать перед господином Эли и его дочерью в наилучшем виде. И не собиралась дать «роскошной Роксанне» повод принять ее, Полу, за провинциалку.
* * *
Когда они вылезли из такси перед особняком Дункана, падал густой снег и Пола оперлась на руку мужа, пока они поднимались по ступеням, ведущим к двери. Майлз позвонил и жестом обратил внимание жены на фасад дома.
– Ну как?
– Очень красивый дом. Эли – его владелец?
– Да.
– Наверное, он стоит целое состояние.
– Он и сам стоит состояния. Кроме четверти миллиона в год, причитающихся ему на проценты от проданных пластинок и за сольные концерты, он сколотил почти четыре миллиона в безналоговых муниципальных акциях. Конечно, кое-что из этого он унаследовал от жены, но все же ясно, что игра на фортепиано может приносить деньги.
– Когда умерла его жена?
– Почти двадцать лет назад. Скоро ты увидишь Беннета, дворецкого, своей чопорностью затмевающего любого английского лорда.
Дверь открыл Беннет. «Как прекрасно, что кое-кто все еще имеет дворецких!» – подумала Пола, не теряющая интереса к «хорошей жизни», доступной в случае удачной карьеры Майлза. Отдав Беннету пальто и сменив обувь, они вошли в гостиную, где находилась дюжина элегантных мужчин и женщин, размещавшихся парами и тройками напоминающих изящные статуэтки работы Джакометти.
Пола просто упивалась этой сценой. Вскоре к ним с улыбкой подошла Роксанна и протянула руку.
– Полагаю, вы – Пола, – заметила она низким теплым голосом. – Роксанна де Ланкрэ. Я в восторге от вашего появления.
– На Роксанне было черное атласное платье в стиле 30-х годов, выгодно подчеркивающее преимущества фигуры. Кожа обнаженных плеч, рук и груди казалась на фоне черного атласа белой словно алебастр; с ее руки свисал кроваво-красный рубиновый браслет. От нее веяло зрелостью, опережающей возраст, легко дающимся очарованием и сдержанной чувственностью. Несмотря на играющую на губах тонкую улыбку, ее фиалковые глаза оставались холодными, и Пола согласилась про себя с замечанием мужа о том, что Роксанна «замораживает» собеседника.
Хозяйка провела их по гостиной, знакомя с гостями. Среди них были: британский посол в ООН с женой, президент одного из крупнейших в стране банков, один из вице-президентов фирмы «Ар-си-эй Виктор», записям на которой отдавал предпочтение Дункан, моднейший музыкальный режиссер с Бродвея, Филип Розен – дружелюбный, лысый и предпочитающий трубку менеджер Дункана, госпожа Агата Ренфру – английская пианистка, принцесса Ина Андраши – шотландская красавица, заполучившая от первых двух мужей дома в Акапулько, Сардинии и Париже, и, наконец, сам Дункан Эли.
Пола удивилась приветливому энтузиазму, с которым ее приветствовал Дункан. Он сжал ей руку и сказал:
– Вот женщина, которую я разбудил телефонным звонком в прошлую субботу.
– Как вы догадались? – улыбнулась Пола. – Вроде бы, я чирикала, словно бодрый воробышек.
– Я не открою вам тайну моей догадки, но поверьте на слово: просто догадался. Вы – симпатичны, Майлз был прав. Роксанна, позаботься о нем, а я хочу побеседовать с его хорошенькой женой. Хотите что-нибудь выпить?
– Пожалуй, шерри. Если есть – Манцаниллу.
– Боюсь, мы не такие любители шерри. Все, что у нас есть – Олоросо.
Пола не любила сладкий шерри, особенно перед ужином, но приняла напиток. Пока Роксанна и Майлз разговаривали с принцессой Андраши и Филипом Розеном, Дункан подвел Полу к белому креслу. Присев рядом, он наклонился поближе. В нем чувствовалась способность полностью концентрироваться на собеседнике – или же притворяться, что он это делает. Пола заметила, что глаза у него были фиалковыми, как у дочери и, как у дочери и, как ни странно, тоже холодными.
– Не могу передать, насколько рад был познакомиться с вашим мужем. Я редко даю интервью, но в тот раз сделал это с удовольствием. Он мне ужасно понравился: прекрасный юноша и огромный музыкальный талант. Нас, старых «боевых лошадок», больше всего волнуют поиски талантов среди молодежи.
Пола недоумевала, с какой стати талант Майлза показался ему выдающимся, когда целый ряд критиков нашел его крайне заурядным.
– Спасибо за добрые слова, мистер Эли. Но я предпочитаю отдать первенство литературному дарованию Майлза.
– Возможно. Я не читал ни единой его работы, но уверен – они великолепны. Впрочем, извините за музыкальное отвлечение. Расскажите-ка о себе: все-все. Я ужасно любопытен и люблю узнавать о людях все, что можно. Вы – не уроженка Нью-Йорка, чувствую по акценту. Массачусетс?
– Почти. Коннектикут.
– Хартфорд?
– Точно, профессор Хиггинс.
Дункан Эли был не просто любопытен, он походил на Великого инквизитора. Во время ужина – оказавшегося восхитительным – он вытягивал из Полы информацию с юмором и тактом, исключавшими какое-либо недовольство собеседницы. Хотя Пола ощущала неловкость, она рассказывала и рассказывала о своих, ныне покойных родителях, о детстве, учебе, встрече с Майлзом и их женитьбе. Затем наступила очередь Эбби, магазина, друзей, наклонностей, политики и еще – об их намерении завести второго ребенка… К тому времени, как они поднялись и вновь перешли в гостиную, где подавали брэнди и кофе Пола выложила все, и, не удержавшись, заметила:
– Я чувствую себя несколько обиженной.
– Почему?
– Вы знаете обо мне все, а я о вас – ничего.
– Этому трюку не трудно научиться под старость, – улыбнулся он. – Впрочем, можете прочитать обо мне в статье мужа и узнать то, что вас интересует. То есть, голые факты. А если хотите узнать по-настоящему, послушайте мою игру. Моя музыка – это я, а мое «я» – в музыке. Вообще, я очень простой человек. Брэнди.
Пола, напротив чувствовала, что он весьма – сложная личность, пытающаяся выдать себя за простака. Ее не покидало странное ощущение, что своими расспросами он преследовал некую хитроумную цель, не ограничивающуюся обычным интересом к партнерше по ужину. Да, хитроумную цель. Она решила, что Дункан Эли – хитроумный человек.
Место Майлза за ужином было рядом с Роксанной. Сейчас он присоединился к сидящей на длинном диване жене.
– Как ты находишь угощение? – прошептал он. Она заметила, что от него пахнет вином и надеялась, что это не повлияет на его игру.
– Джулия Чайлд упала бы в обморок от восторга.
– А Романи-Конти! Знаешь, сколько такая штука стоит?
– Я знаю, что тебе следует выпить кофе, иначе ты испортишь музыкальную часть. О чем вы так мило беседовали с Роксанной?
– О, она задала массу вопросов, касающихся меня. Ты понимаешь.
– Понимаю. Большой Папа тоже пропустил меня через мясорубку. Тебе не кажется, что они – шпионы или что-то в этом роде?
– Определенно. Агенты, пытающиеся выяснить, каким образом мы ввозим в страну контрабандный гашиш. Тс-с-с! Маэстро собирается играть.
По обычаю, заведенному в доме Дунканом, он всегда играл после ужина. Когда гостям подали брэнди и кофе, он приблизился к левому «Стейнвэю» и уселся за него. Гости наблюдали в манере истинных меломанов, приглашенных на музыкальный пир.
– Обычно мы начинаем с Баха и заканчиваем Стравинским, – заметил хозяин. – Но сегодня вечером я пересмотрел эту последовательность. Впрочем, я не собираюсь исполнять ничего современного: подобные вещи слишком тяжело воспринимаются на полный желудок. – Смех. – Поэтому я начну с чего-нибудь «сочного», а затем возвращусь к Моцарту, при чем в этот момент ко мне присоединится юный господин Кларксон, на пару с который мы исполним сонату для двух фортепиано ре-мажор… Но для начала – немножко Листа-Бузони.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23