laufen pro
Ты знаешь танец «Карета императора»?
– Да, знаю, – выдохнула я с облегчением, – давай попробуем исполнить его.
Я была не слишком уверена в том, что и этот танец аккомпаниаторша помнит наизусть и в конце концов она все-таки допустила несколько ошибок. Я волновалась, но, казалось, что гости ничего не заметили. Они выглядели довольными и восторженным, а я была совсем разбитой.
На второй день мое путешествие в мир, в качестве гейко, оказалось не таким сложным, как накануне. Я смогла держать голову чуть выше и прибыла в Фусаноя вовремя.
Очая принял для меня заказ присутствовать на ужине в ресторане «Тцуруя» в Оказаки. Гейко работают не только в очая, но также на частных банкетах в шикарных ресторанах, танцзалах rocтиниц и так далее. Меня сопровождала туда Окасан Фусаноя.
Традиционно большинство гейко– подрост-ков входят на банкет первыми.
Окасан Фусаноя объяснила мне, что я должна делать:
– Открой дверь, занеси бутылку сакэ и поклонись гостям.
Но как только я открыла дверь, мое внимание тут же оказалось прикованным к очаровательной коллекции кукол, выставленной на полочке у дальней стены: «Императорский двор на празднике Женского дня», который проходит весной. Я направилась к куклам, остановившись прямо напротив десяти гостей.
– Они так прекрасны, – завороженно произнесла я.
– Минеко, – сердито прошипела мне перепуганная и моментально охрипшая окасан Фусаноя, – обслужи гостей!
– Ой! Да, конечно.
Но фляги в моей руке не было. Я огляделась и увидела ее сиротливо стоящей у дверей. К счастью, гости сочли мою выходку очаровательной, а не оскорбительной. Знаю, что несколько человек из тех, кто был там в тот день, хихикают над этим до сих пор.
Я одевалась и шла в Фусаноя каждый день. Если у меня не было встреч, я обедала с окасан и отосан и их дочерью Ти-тян в гостиной очая. Мы играли в карты до тех пор, пока не наступало время возвращаться в окия.
Однажды вечером нам позвонила окасан очая Томиё и попросила меня прийти туда. Когда я прибыла, окасан проводила меня в банкетный зал, где находилась сцена, а на сцене в ряд, одна за другой, стояло по крайней мере пятнадцать майко. Меня попросили присоединиться к ним. Я стеснялась и попыталась спрятаться в тени какого-то столба.
В середине зала сидели десять незнакомых человек.
– Извините, – сказал один из них, обращаясь ко мне, – вы, там за столбом, выйдите вперед. Сядьте. Теперь встаньте. Повернитесь.
Я не понимала, зачем нужно проделывать все это, но, тем не менее, сделала то, что просили.
– Отлично, – сказал незнакомец, – она великолепна. Я собираюсь пригласить ее в качестве модели для рекламного щита в этом году.
Незнакомец оказался президентом Ассоциации дилеров кимоно. Он имел право решать, кого выбрать моделью для ежегодного рекламного плаката. Эти огромные плакаты, три на девять футов, выставляются во всех магазинах галантереи и кимоно по всей Японии. Быть избранной для этого – большая честь и мечта каждой майко.
Но я не понимала, о чем он говорит, так как знала, что модель для рекламного щита того года была уже выбрана.
Я вернулась в Фусаноя.
– Мама, мне нужно позировать для какого-то фотографа.
– Какого именно?
– Я не знаю.
– Мине-тян, я думаю, нам надо поговорить. Отец сказал мне, что тебя выбрали центральной фигурой в программе Мияко Одори. Знаешь, это большое дело. Теперь тебя выбрали для чего-то еще. Не хочу испортить тебе настроение, но я беспокоюсь о том, что люди станут тебе завидовать. Мне бы хотелось, чтобы ты была осторожна. Девушки могут быть очень мстительны.
– Так пускай кто-нибудь из них пойдет вместо меня. Мне это неважно. Я могу уступить свое место.
– Боюсь, так сделать нельзя. Каждый должен добиваться признания сам.
– Но я не хочу, чтобы они завидовали мне.
– Знаю, Минеко, но ты ничего не можешь сделать, чтобы предотвратить это. Я хочу предупредить о сложностях, которые будут тебя окружать. Мне не хотелось бы, чтобы это застало тебя врасплох.
– Не понимаю, почему все должно быть так трудно?
– К сожалению, я не знаю, как можно это объяснить.
– Я ненавижу сложности. Мне нравится, когда все просто и понятно.
Как же мама была тогда права! Я не раз вспоминала ее слова среди множества мучений, которые мне пришлось пережить в течение следующих пяти лет.
Все началось уже на следующее утро, когда я пришла в класс. Меня все игнорировали. Абсолютно все.
То, что президент Ассоциации дилеров кимоно отклонил кандидатуру выбранной ранее майко в мою пользу, стало известно всем. Люди пришли в бешенство из-за того, что я преждевременно была вознесена на вершину. Я еще не была майко, я все еще оставалась минараи. Даже те девочки, которых я считала подругами, не разговаривали со мной. Я была обижена и рассержена. Я не сделала ничего плохого!
Но, как я поняла вскоре, это не имело значения. Как и многие чисто женские общины, Гион Кобу погряз в интригах, сплетнях и жестокой конкуренции. Жесткость системы доставляла мне беспокойство годами, но годы конкуренции поистине сделали меня несчастной и вечно грустной.
Я все еще не понимала, почему люди могут хотеть причинить боль кому-то другому. Особенно, если человек не сделал ничего такого, что заставляло бы других чувствовать себя плохо. Я старалась быть прагматичной и придумала план действий, на случай, если мне попытаются навредить. Работая над ним целыми днями, я старалась учесть любую мелочь.
Что могут сделать завистливые девицы? Как я буду реагировать на это? Если кто-то захочет схватить меня за ногу, надо ли мне поднять ее так высоко, чтобы никто не мог достать?
У меня появилось несколько идей. Вместо того чтобы сдаться на милость их зависти и приуменьшать свои способности, я решила стать лучшей танцовщицей, превратить зависть соперниц в восхищение. Они будут стремиться стать такими же, как я, захотят стать моими друзьями. Я поклялась еще больше заниматься и учиться! Репетировать еще больше и не сдаваться до тех пор, пока не стану Танцовщицей Номер Один.
Мне хотелось заставить всех любить меня.
Для выполнения этого первым делом мне надо было определить свои слабости и недостатки и исправить их.
Я была настроена настолько серьезно, насколько только может быть настроен подросток.
Дни и ночи у меня были заполнены делами, но каждую свободную минуту я посвящала интеллектуальным занятиям. Я сидела в одиночестве в темном шкафу или в тишине алтарной комнаты и думала. Я разговаривала с тетушкой Оима.
Тогда я обнаружила у себя множество недостатков. Вот некоторые из них:
У меня слабый характер.
Когда мне нужно принять трудное решение, обычно я делаю противоположное тому, что и правда хотела бы сделать.
Я слишком спешу. Я хочу побыстрее закончить любое дело.
Я нетерпелива.
Затем выработала и план, как избавиться от этих недостатков.
Я должна оставаться спокойной.
Я должна быть стойкой.
Мое лицо всегда должно выражать доброту и нежность, как у тетушки Оима.
Я должна больше улыбаться.
Я должна быть профессионалом, а значит, посещать больше озашики, чем все остальные. Я не могу отказываться от заказов. Следует серьезно относиться к работе и делать ее хорошо.
Я должна стать лучшей.
В общем-то, все это и стало впоследствии моим кредо.
Мне было тогда пятнадцать лет.
19
Мама Масако полностью пришла в себя, когда начала руководить окия. Ежедневная кропотливая работа приносила ей огромное удовлетворение: Масако нравилось заполнять бухгалтерские книги, составлять расписания, подсчитывать деньги. Она была очень организованна и вела дела окия, как хорошо отлаженный автомат.
Мама Масако была прирожденным банкиром, блестяще планирующим каждую иену предстоящих затрат. Единственным ее пунктиком была любовь к бытовой технике. У нас всегда имелись пылесос последней модели, лучший холодильник, самый большой цветной телевизор. Мы стали первыми людьми в Гион Кобу, установившими кондиционер.
К сожалению, трезвость ее ума, распространяющаяся на дела, испарялась, когда дело касалось мужчин. Дело было не только в том, что она умудрялась находить самых уродливых. Она всегда влюблялась в неподходящих, они никогда не отвечали ей взаимностью, снова и снова разбивая Масако сердце.
Когда мама Масако влюблялась, она вся пылала. Когда же любовь угасала, она не думала даже о том, чтобы причесаться, и много плакала, а я гладила ее по плечу.
– Я уверена, что ты встретишь Его. Все будет хорошо, – успокаивала я маму.
Она никогда не прекращала надеяться, но так и не встретила Того Самого Мужчину.
Одной из первых задач мамы Масако, ставшей владелицей Ивасаки окия, была подготовка моего выхода в свет.
Мисэдаши – термин, обозначающий дебют майко, – переводится как «открыта для дела» и указывает на то, что майко готова приступать к профессиональной работе. Мой мисэдаши должен был состояться двадцать шестого марта 1965 года. Вместе со мной должны были дебютировать еще шестьдесят три майко. Я была шестьдесят четвертой.
Я проснулась в шесть утра, приняла ванну и пошла к парикмахеру, чтобы уложить волосы в стиле варешинобу. На завтрак были рис и морской лещ. Я пила по возможности мало жидкости, потому что ходить в туалет, когда на тебе надет полный костюм, очень затруднительно.
В девять часов прибыла мама Сакагучи и помогла мне наложить косметику. Правила требуют, чтобы косметикой занималась онесан, но, по правде говоря, мама Сакагучи не хотела видеть Яэко рядом со мной и делала это сама. Сначала она подготовила шею, верхнюю часть спины и лицо, покрыв их бинсукэ (масляная краска, похожая на помаду, используемая как основа). Потом она присыпала эти участки тела белой пудрой, оставив на шее ненакрашенными три вертикальные полосы, чтобы подчеркнуть ее длину и грациозность. Майко и гейко оставляют две полосы на шее, когда надевают «обычные» костюмы и три полосы, когда одеты в традиционные кимоно.
Потом мама Сакагучи накрасила мой подбородок, нос и верхнюю часть груди. На щеки и вокруг глаз она нанесла розовые румяна и снова все запудрила. Брови она сначала подвела красным, а потом закрасила черным карандашом, на нижнюю губу положила немного розовой помады.
Затем мама принялась за украшения для волос. В моем шиньоне были красные шелковые ленты, называемые аримачиканоко, а сверху – каноко-домэ (ленты и булавки, сделанные из кораллов, нефрита и серебра), серебряные украшения, увенчанные фамильными гербами окия, и черепаховые украшения, называемые чирикал. Чирикай – особенные украшения, их используют лишь один раз за всю жизнь майко – только в первые три дня ее дебюта.
Далее я была одета в обычное нижнее белье. Сначала – прямоугольные куски белого хлопка, один из которых обворачивается вокруг бедер, другой – вокруг груди. Они сглаживают линии кимоно. Затем – хлопковая набедренная повязка, а потом пара длинных нижних юбок, чтобы предотвратить распахивание кимоно.
Следующим идет хададзюбан – что-то вроде блузки, повторяющей линии кимоно. Хададзюбан майко имеет красный воротник. Поверх этого я надевала длинную комбинацию, нагаджубан, она была сшита из шелка и украшена веерообразным рисунком и вышитыми цветами.
Костюм майко украшает особенный воротник (эри), пришиваемый вручную к нагаджубан при каждом одевании. Эти воротники рассказывают историю майко. Они сделаны из шелка, расшитого белыми, серебряными и золотыми нитками. Чем младше майко, тем меньше у нее на воротнике вышивки и тем более заметен красный шелк. По мере взросления майко, вышивок становится больше, и так до тех пор, пока красный цвет (символ детства) не скрывается под ними почти полностью. Продолжается это до тех пор, пока не приходит пора «сменить воротник» майко на гейко и начать носить белый вместо красного.
Ежегодно мне требовалось пять воротников – два из шелка для лета и три креповых для зимы. Каждый из них стоил около двух тысяч долларов. Я сохранила их и создала у себя дома коллекцию. Первый воротник, который я надевала на мисэдаши, был украшен «каретой принца Гэндзи», вышитой золотыми и серебряными нитками.
После нагадзюбана одевальщик натягивал на меня соответствующее хикизури – кимоно на плечи. Оно было сшито из черного шелка, с цветочным орнаментом императорского дворца. Кимоно украшалось пятью гербами: один на спине, два на отвороте и два на рукавах. Каждая семья в Японии имеет мон, или герб, используемый для формальных случаев. Герб Ивасаки был стилизован под колокольчик с пятью лепестками.
Мой оби был произведением искусства, который создавали три года. Он был более двадцати футов в длину и сделан из парчи, расшитой светлыми золотыми кленовыми листьями. Он стоил десятки тысяч долларов. Оби был прикреплен так, что оба его конца свисали почти до земли, и поддерживался обиягэ, шелковой лентой, закрепленной снаружи. Обычно моя лента была сделана из красного шелка и на ней были вышиты гребни окия (зажим оби не носится с повседневным кимоно).
Я держала сумочку, такую же как и тогда, когда была минараи. В ней были мой веер, салфетка для рук, помада, расческа и маленькая подушечка. Каждый предмет был украшен белой монограммой Минеко и имел в сумочке свое отделение, сделанное из красного шелка Эримана.
Некоторые из вещей, которые я носила, хранились в Ивасаки окия на протяжении поколений, но большинство из них, по крайней мере двадцать, были сделаны специально для меня. Не знаю точных цифр, но уверена, что стоимость всего костюма равнялась стоимости дома. Думаю, что сумма равнялась приблизительно ста тысячам долларов.
Когда я была готова, делегация из окия присоединилась ко мне, дабы нанести обычные традиционные визиты. Одевальщик, как часто случается в таких случаях, пошел с нами в качестве церемониймейстера. Моей первой обязанностью было отдать дань уважения иэмото. Когда мы прибыли в Шимонзен, одевальщик громким голосом объявил:
– Могу ли я представить вам Минеко, младшую сестру Яэчиё, по случаю ее мисэдаши? Мы просим принять ее.
– Я адресую ей мои сердечные поздравления, – проговорила из фойе старшая учительница.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– Да, знаю, – выдохнула я с облегчением, – давай попробуем исполнить его.
Я была не слишком уверена в том, что и этот танец аккомпаниаторша помнит наизусть и в конце концов она все-таки допустила несколько ошибок. Я волновалась, но, казалось, что гости ничего не заметили. Они выглядели довольными и восторженным, а я была совсем разбитой.
На второй день мое путешествие в мир, в качестве гейко, оказалось не таким сложным, как накануне. Я смогла держать голову чуть выше и прибыла в Фусаноя вовремя.
Очая принял для меня заказ присутствовать на ужине в ресторане «Тцуруя» в Оказаки. Гейко работают не только в очая, но также на частных банкетах в шикарных ресторанах, танцзалах rocтиниц и так далее. Меня сопровождала туда Окасан Фусаноя.
Традиционно большинство гейко– подрост-ков входят на банкет первыми.
Окасан Фусаноя объяснила мне, что я должна делать:
– Открой дверь, занеси бутылку сакэ и поклонись гостям.
Но как только я открыла дверь, мое внимание тут же оказалось прикованным к очаровательной коллекции кукол, выставленной на полочке у дальней стены: «Императорский двор на празднике Женского дня», который проходит весной. Я направилась к куклам, остановившись прямо напротив десяти гостей.
– Они так прекрасны, – завороженно произнесла я.
– Минеко, – сердито прошипела мне перепуганная и моментально охрипшая окасан Фусаноя, – обслужи гостей!
– Ой! Да, конечно.
Но фляги в моей руке не было. Я огляделась и увидела ее сиротливо стоящей у дверей. К счастью, гости сочли мою выходку очаровательной, а не оскорбительной. Знаю, что несколько человек из тех, кто был там в тот день, хихикают над этим до сих пор.
Я одевалась и шла в Фусаноя каждый день. Если у меня не было встреч, я обедала с окасан и отосан и их дочерью Ти-тян в гостиной очая. Мы играли в карты до тех пор, пока не наступало время возвращаться в окия.
Однажды вечером нам позвонила окасан очая Томиё и попросила меня прийти туда. Когда я прибыла, окасан проводила меня в банкетный зал, где находилась сцена, а на сцене в ряд, одна за другой, стояло по крайней мере пятнадцать майко. Меня попросили присоединиться к ним. Я стеснялась и попыталась спрятаться в тени какого-то столба.
В середине зала сидели десять незнакомых человек.
– Извините, – сказал один из них, обращаясь ко мне, – вы, там за столбом, выйдите вперед. Сядьте. Теперь встаньте. Повернитесь.
Я не понимала, зачем нужно проделывать все это, но, тем не менее, сделала то, что просили.
– Отлично, – сказал незнакомец, – она великолепна. Я собираюсь пригласить ее в качестве модели для рекламного щита в этом году.
Незнакомец оказался президентом Ассоциации дилеров кимоно. Он имел право решать, кого выбрать моделью для ежегодного рекламного плаката. Эти огромные плакаты, три на девять футов, выставляются во всех магазинах галантереи и кимоно по всей Японии. Быть избранной для этого – большая честь и мечта каждой майко.
Но я не понимала, о чем он говорит, так как знала, что модель для рекламного щита того года была уже выбрана.
Я вернулась в Фусаноя.
– Мама, мне нужно позировать для какого-то фотографа.
– Какого именно?
– Я не знаю.
– Мине-тян, я думаю, нам надо поговорить. Отец сказал мне, что тебя выбрали центральной фигурой в программе Мияко Одори. Знаешь, это большое дело. Теперь тебя выбрали для чего-то еще. Не хочу испортить тебе настроение, но я беспокоюсь о том, что люди станут тебе завидовать. Мне бы хотелось, чтобы ты была осторожна. Девушки могут быть очень мстительны.
– Так пускай кто-нибудь из них пойдет вместо меня. Мне это неважно. Я могу уступить свое место.
– Боюсь, так сделать нельзя. Каждый должен добиваться признания сам.
– Но я не хочу, чтобы они завидовали мне.
– Знаю, Минеко, но ты ничего не можешь сделать, чтобы предотвратить это. Я хочу предупредить о сложностях, которые будут тебя окружать. Мне не хотелось бы, чтобы это застало тебя врасплох.
– Не понимаю, почему все должно быть так трудно?
– К сожалению, я не знаю, как можно это объяснить.
– Я ненавижу сложности. Мне нравится, когда все просто и понятно.
Как же мама была тогда права! Я не раз вспоминала ее слова среди множества мучений, которые мне пришлось пережить в течение следующих пяти лет.
Все началось уже на следующее утро, когда я пришла в класс. Меня все игнорировали. Абсолютно все.
То, что президент Ассоциации дилеров кимоно отклонил кандидатуру выбранной ранее майко в мою пользу, стало известно всем. Люди пришли в бешенство из-за того, что я преждевременно была вознесена на вершину. Я еще не была майко, я все еще оставалась минараи. Даже те девочки, которых я считала подругами, не разговаривали со мной. Я была обижена и рассержена. Я не сделала ничего плохого!
Но, как я поняла вскоре, это не имело значения. Как и многие чисто женские общины, Гион Кобу погряз в интригах, сплетнях и жестокой конкуренции. Жесткость системы доставляла мне беспокойство годами, но годы конкуренции поистине сделали меня несчастной и вечно грустной.
Я все еще не понимала, почему люди могут хотеть причинить боль кому-то другому. Особенно, если человек не сделал ничего такого, что заставляло бы других чувствовать себя плохо. Я старалась быть прагматичной и придумала план действий, на случай, если мне попытаются навредить. Работая над ним целыми днями, я старалась учесть любую мелочь.
Что могут сделать завистливые девицы? Как я буду реагировать на это? Если кто-то захочет схватить меня за ногу, надо ли мне поднять ее так высоко, чтобы никто не мог достать?
У меня появилось несколько идей. Вместо того чтобы сдаться на милость их зависти и приуменьшать свои способности, я решила стать лучшей танцовщицей, превратить зависть соперниц в восхищение. Они будут стремиться стать такими же, как я, захотят стать моими друзьями. Я поклялась еще больше заниматься и учиться! Репетировать еще больше и не сдаваться до тех пор, пока не стану Танцовщицей Номер Один.
Мне хотелось заставить всех любить меня.
Для выполнения этого первым делом мне надо было определить свои слабости и недостатки и исправить их.
Я была настроена настолько серьезно, насколько только может быть настроен подросток.
Дни и ночи у меня были заполнены делами, но каждую свободную минуту я посвящала интеллектуальным занятиям. Я сидела в одиночестве в темном шкафу или в тишине алтарной комнаты и думала. Я разговаривала с тетушкой Оима.
Тогда я обнаружила у себя множество недостатков. Вот некоторые из них:
У меня слабый характер.
Когда мне нужно принять трудное решение, обычно я делаю противоположное тому, что и правда хотела бы сделать.
Я слишком спешу. Я хочу побыстрее закончить любое дело.
Я нетерпелива.
Затем выработала и план, как избавиться от этих недостатков.
Я должна оставаться спокойной.
Я должна быть стойкой.
Мое лицо всегда должно выражать доброту и нежность, как у тетушки Оима.
Я должна больше улыбаться.
Я должна быть профессионалом, а значит, посещать больше озашики, чем все остальные. Я не могу отказываться от заказов. Следует серьезно относиться к работе и делать ее хорошо.
Я должна стать лучшей.
В общем-то, все это и стало впоследствии моим кредо.
Мне было тогда пятнадцать лет.
19
Мама Масако полностью пришла в себя, когда начала руководить окия. Ежедневная кропотливая работа приносила ей огромное удовлетворение: Масако нравилось заполнять бухгалтерские книги, составлять расписания, подсчитывать деньги. Она была очень организованна и вела дела окия, как хорошо отлаженный автомат.
Мама Масако была прирожденным банкиром, блестяще планирующим каждую иену предстоящих затрат. Единственным ее пунктиком была любовь к бытовой технике. У нас всегда имелись пылесос последней модели, лучший холодильник, самый большой цветной телевизор. Мы стали первыми людьми в Гион Кобу, установившими кондиционер.
К сожалению, трезвость ее ума, распространяющаяся на дела, испарялась, когда дело касалось мужчин. Дело было не только в том, что она умудрялась находить самых уродливых. Она всегда влюблялась в неподходящих, они никогда не отвечали ей взаимностью, снова и снова разбивая Масако сердце.
Когда мама Масако влюблялась, она вся пылала. Когда же любовь угасала, она не думала даже о том, чтобы причесаться, и много плакала, а я гладила ее по плечу.
– Я уверена, что ты встретишь Его. Все будет хорошо, – успокаивала я маму.
Она никогда не прекращала надеяться, но так и не встретила Того Самого Мужчину.
Одной из первых задач мамы Масако, ставшей владелицей Ивасаки окия, была подготовка моего выхода в свет.
Мисэдаши – термин, обозначающий дебют майко, – переводится как «открыта для дела» и указывает на то, что майко готова приступать к профессиональной работе. Мой мисэдаши должен был состояться двадцать шестого марта 1965 года. Вместе со мной должны были дебютировать еще шестьдесят три майко. Я была шестьдесят четвертой.
Я проснулась в шесть утра, приняла ванну и пошла к парикмахеру, чтобы уложить волосы в стиле варешинобу. На завтрак были рис и морской лещ. Я пила по возможности мало жидкости, потому что ходить в туалет, когда на тебе надет полный костюм, очень затруднительно.
В девять часов прибыла мама Сакагучи и помогла мне наложить косметику. Правила требуют, чтобы косметикой занималась онесан, но, по правде говоря, мама Сакагучи не хотела видеть Яэко рядом со мной и делала это сама. Сначала она подготовила шею, верхнюю часть спины и лицо, покрыв их бинсукэ (масляная краска, похожая на помаду, используемая как основа). Потом она присыпала эти участки тела белой пудрой, оставив на шее ненакрашенными три вертикальные полосы, чтобы подчеркнуть ее длину и грациозность. Майко и гейко оставляют две полосы на шее, когда надевают «обычные» костюмы и три полосы, когда одеты в традиционные кимоно.
Потом мама Сакагучи накрасила мой подбородок, нос и верхнюю часть груди. На щеки и вокруг глаз она нанесла розовые румяна и снова все запудрила. Брови она сначала подвела красным, а потом закрасила черным карандашом, на нижнюю губу положила немного розовой помады.
Затем мама принялась за украшения для волос. В моем шиньоне были красные шелковые ленты, называемые аримачиканоко, а сверху – каноко-домэ (ленты и булавки, сделанные из кораллов, нефрита и серебра), серебряные украшения, увенчанные фамильными гербами окия, и черепаховые украшения, называемые чирикал. Чирикай – особенные украшения, их используют лишь один раз за всю жизнь майко – только в первые три дня ее дебюта.
Далее я была одета в обычное нижнее белье. Сначала – прямоугольные куски белого хлопка, один из которых обворачивается вокруг бедер, другой – вокруг груди. Они сглаживают линии кимоно. Затем – хлопковая набедренная повязка, а потом пара длинных нижних юбок, чтобы предотвратить распахивание кимоно.
Следующим идет хададзюбан – что-то вроде блузки, повторяющей линии кимоно. Хададзюбан майко имеет красный воротник. Поверх этого я надевала длинную комбинацию, нагаджубан, она была сшита из шелка и украшена веерообразным рисунком и вышитыми цветами.
Костюм майко украшает особенный воротник (эри), пришиваемый вручную к нагаджубан при каждом одевании. Эти воротники рассказывают историю майко. Они сделаны из шелка, расшитого белыми, серебряными и золотыми нитками. Чем младше майко, тем меньше у нее на воротнике вышивки и тем более заметен красный шелк. По мере взросления майко, вышивок становится больше, и так до тех пор, пока красный цвет (символ детства) не скрывается под ними почти полностью. Продолжается это до тех пор, пока не приходит пора «сменить воротник» майко на гейко и начать носить белый вместо красного.
Ежегодно мне требовалось пять воротников – два из шелка для лета и три креповых для зимы. Каждый из них стоил около двух тысяч долларов. Я сохранила их и создала у себя дома коллекцию. Первый воротник, который я надевала на мисэдаши, был украшен «каретой принца Гэндзи», вышитой золотыми и серебряными нитками.
После нагадзюбана одевальщик натягивал на меня соответствующее хикизури – кимоно на плечи. Оно было сшито из черного шелка, с цветочным орнаментом императорского дворца. Кимоно украшалось пятью гербами: один на спине, два на отвороте и два на рукавах. Каждая семья в Японии имеет мон, или герб, используемый для формальных случаев. Герб Ивасаки был стилизован под колокольчик с пятью лепестками.
Мой оби был произведением искусства, который создавали три года. Он был более двадцати футов в длину и сделан из парчи, расшитой светлыми золотыми кленовыми листьями. Он стоил десятки тысяч долларов. Оби был прикреплен так, что оба его конца свисали почти до земли, и поддерживался обиягэ, шелковой лентой, закрепленной снаружи. Обычно моя лента была сделана из красного шелка и на ней были вышиты гребни окия (зажим оби не носится с повседневным кимоно).
Я держала сумочку, такую же как и тогда, когда была минараи. В ней были мой веер, салфетка для рук, помада, расческа и маленькая подушечка. Каждый предмет был украшен белой монограммой Минеко и имел в сумочке свое отделение, сделанное из красного шелка Эримана.
Некоторые из вещей, которые я носила, хранились в Ивасаки окия на протяжении поколений, но большинство из них, по крайней мере двадцать, были сделаны специально для меня. Не знаю точных цифр, но уверена, что стоимость всего костюма равнялась стоимости дома. Думаю, что сумма равнялась приблизительно ста тысячам долларов.
Когда я была готова, делегация из окия присоединилась ко мне, дабы нанести обычные традиционные визиты. Одевальщик, как часто случается в таких случаях, пошел с нами в качестве церемониймейстера. Моей первой обязанностью было отдать дань уважения иэмото. Когда мы прибыли в Шимонзен, одевальщик громким голосом объявил:
– Могу ли я представить вам Минеко, младшую сестру Яэчиё, по случаю ее мисэдаши? Мы просим принять ее.
– Я адресую ей мои сердечные поздравления, – проговорила из фойе старшая учительница.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33