Затем снова ее: «Ну… неужели нельзя чуть-чуть подождать?» И затем снова ее смех, не очень громкий. Затем тишина, потом вздох, и она сказала: «Не здесь, милый. Давай пойдем отсюда в кроватку». Затем мужской голос что-то пробормотал, что-то, чего я не мог разобрать. После этого раздалось какое-то пыхтенье, новые вздохи, и мужской голос сказал: «О, проклятье, как это прекрасно, как потрясающе!»
К описанию моего состояния в этот момент не подходит выражение «слегка удивлен»: голос принадлежал лейтенанту Девиду Синкфилду.
Глава двадцать шестая
Домой я пришел около четырех. Именно так, потому что Синкфилд и Конни Мизелль закончили скрипеть диваном только к половине четвертого. Я водрузил Библию на ее место на полке, а затем прополз под большим столом, пугливо прислушиваясь к их любовным шорохам. Я, пожалуй, ощущал легкую ревность к Синкфилду. Легкую ревность и ужасное удивление.
Наутро Сара дала мне поспать — однако Мартин Рутерфорд Хилл не дал. В 9.30 он дал мне по носу своим одноглазым игрушечным медведем. Один глаз он у него выковырял и съел шесть месяцев назад.
Через некоторое время я спустился вниз, и Сара налила мне молчаливую чашку кофе. Я сидел, пил кофе и думал. Покончив с первой чашкой, я встал и налил себе вторую.
— А мы разве так и не посадили шотландскую розу? — спросил я.
— Нет, — сказала она. — Вообще мы много чего не сделали в последнее время.
— А почему б тебе не взять сегодня ребенка и не сходить с ним в зоопарк?
Она посмотрела на меня.
— Не хочу я идти в зоопарк. И он тоже. Он терпеть не может зоопарки.
— Возьми его куда-нибудь еще, — сказал я.
— Почему?
— Я тут собрался немного посекретничать с одним парнем, — сказал я. — Будет лучше, если тебя не будет в это время поблизости.
— Что за парень? — спросила она.
— Артур Дейн.
— Тот частный сыщик?
— Вот-вот.
— Ты что-то обнаружил прошлой ночью, да?
— Полагаю, что так.
— Почему б вам с Дейном не пойти сразу в полицию? — спросила она.
Я прикрыл глаза и попытался вспомнить любовные шорохи, которые я слышал в это утро раньше. Гораздо раньше. Я потряс головой и сказал:
— Просто возьми ребенка и сходи куда-нибудь, а завтра мы купим шотландские розы.
— Почему завтра.
— Потому что, — сказал я, — завтра все будет кончено.
Я позвонил лейтенанту Синкфилду. Голос у него был сонный. Затем я позвонил Дейну. Вот его голос принадлежал человеку, который лег в постель когда положено. Бодрый, веселый. Я сказал ему то же, что и Синкфилду: «По-моему, у меня есть кое-что, что позволяет расставить точки над i». Оба согласились приехать, но я постарался сделать так, чтобы они не приехали одновременно.
Сара взяла Мартина Рутерфорда, погрузила его в машину и отчалила. Когда я ее спросил, куда ж в итоге она направилась, она ответила:
— К цыганам.
— Куда?!
— К цыганам. Не решила еще — то ли сама к ним присоединюсь, то ли ребенка продам.
Я пошел пешком в Библиотеку Конгресса. Чудесный денек случился в Вашингтоне. Выглянуло солнце. Несколько молодых людей, из тех, что слоняются возле Библиотеки, расположились прямо на лужайке со своим ланчем в бумажных коричневых пакетах. Пели какие-то птицы.
На вырезке из газеты, найденной мною в полой Библии из библиотеки экс-сенатора Эймса, не была проставлена дата. Также не было и названия газеты, откуда она была выдрана. Я полагал, что знаю и то и другое. Но мне нужно было убедиться.
В секции газет и периодики я спросил подшивку «Лос-Анджелес Таймс» за август 1945 года. Не в пример «Нью-Йорк Таймс», «Лос-Анджелес Таймс» содержалась не на микрофильмах, а на бумаге. Подшивка за август была зажата деревянной скобой. Я обратился к экземпляру за 15-е число. На первой полосе заголовок кричал: «ЯПОНИЯ СДАЛАСЬ!» К моей истории это не имело никакого отношения, но я все равно прочитал. Интересно все-таки.
Не спеша листал я страницы. Там были очерки и фотографии того, как разгульно праздновал Лос-Анджелес День победы над Японией. Лишь на странице 31 я нашел то, что искал. Заголовок гласил:
ОГРАБЛЕН ВИННЫЙ МАГАЗИН;
владелец убит неизвестной парочкой
По правде говоря, история была так себе. 14 августа 1945 года, около 11 часов вечера, к некоему Эммануэлю Перлмуттеру, 41 год, владельцу магазина «Качественная выпивка» на Ван Несс Авеню в Голливуде, ворвались с целью грабежа. Вместо того чтобы вывалить деньги, Перлмуттер схватился за пистолет, который находился у него под стойкой. Это была ошибка. В него выстрелили дважды. В очерке не сообщалось, первый или второй выстрел оказался смертельным. Прикончив Перлмуттера, грабители обчистили кассу. Свидетели показали, что видели, как мужчина и женщина выбежали из магазина. На мужчине было что-то типа военной формы, но свидетель затруднился определить, какого именно рода войск. И это было практически все, что сообщалось, за исключением того, что грабители поживились примерно 75 долларами. По показаниям своей жены, Перлмуттер никогда не хранил в кассе большую сумму. Как сообщила полиция, за последние 2 года его уже грабили четыре раза.
Не могу точно сказать, сколько времени я просидел там за столом, держа перед собой экземпляр Лос-Анджелес Таймс почти 30-летней давности. Я сидел и задавался вопросом, насколько же пьян был капитан ВМФ Роберт Эймс, когда он вместе с матерью Конни Мизелль стрелял в Эммануэля Перлмуттера, 41 год. А затем я пытался придумать, на что же они потратили те деньги.
Артур Дейн действовал проворно. Он прибыл в мой дом на 4-й Юго-Восточной улице без одной минуты два. На нем был темно-синий костюм с легкими красными полосками, белая рубашка с накрахмаленным воротником и красно-синий галстук-бабочка. Я первый раз видел его в бабочке, и подумал, что он придает его облику некоторую эксцентричность.
Он осмотрел мою гостиную и легонько кивнул — так, словно это было примерно то, что он и ожидал, не более. Затем он уселся в то, что я привык считать своим креслом, и вытянул ноги. Его тупорылые черные ботинки сияли.
— Вы сказали, будто кое-что обнаружили, — сказал он. — Что-то большое.
Я кивнул.
— Не желаете кофе?
Он покачал головой.
— Принести выпить?
— Нет, я не хочу пить. Что же вы нашли?
— Я знаю, что Конни Мизелль имеет на сенатора Эймса.
Это его взбудоражило. Он поджал ноги.
— Что? — спросил Дейн.
— 14 августа 1945 года, в день победы над Японией, Роберт Эймс, тогда только-только демобилизованный капитан Морского Корпуса, и мать Конни Мизелль, Гвендолин Рут Симмс, ограбили винную лавку и застрелили ее хозяина, некоего Эммануэля Перлмуттера. У матери Конни Мизелль был в Лос-Анджелесе старый приятель, который почтой отправил пистолет ее дочери после ее смерти. То есть после смерти матери. Вероятно, там было также письмо, в котором мама все объясняла по поводу пистолета. Письма я не видел; пистолет видел.
— Когда? — спросил Дейн.
— Прошлой ночью. Или ранним утром. Я залез в апартаменты сенатора.
Дейн кивнул. Мне почему-то показалось, что это был кивок недоверия.
— Там такое место, куда не так просто проникнуть.
— У меня были ключи, — сказал я.
— Откуда вы их взяли?
— Из руки Луизы Эймс. Вчера. Незаметно для вас.
— Значит, Конни Мизелль шантажировала его, — сказал Дейн после паузы.
— Шантажирует, — сказал я. — И сейчас.
— И живет с ним, — сказал Дейн.
— И еще не пресытилась этим.
— Вы имеете в виду, что ей мало его просто шантажировать?
— Вот именно. Теперь, после смерти жены, сенатор стал ужасно богат. И как вы мне сказали, в случае его смерти Конни Мизелль получит все. Все — это что-то около двадцати миллионов, если я правильно считаю.
— Да, что-то вроде этого, — сказал Дейн. — Двадцать миллионов.
Он помолчал немного. Затем сказал:
— Тот пистолет, что вы видели. Как вы узнали, что он тот же самый, которым был убит владелец винной лавки?
— Я не узнавал, — сказал я. — Это просто догадка. По правде говоря, все в целом — только догадка. Но все сходится. Все сходится очень хорошо.
— Вы уже рассказали полиции? Синкфилду?
Я вздохнул и покачал головой.
— Нет, с этим небольшая закавыка.
— Что такое?
— Пока я изображал грабителя, Конни Мизелль пришла домой.
— Она вас видела?
Я покачал головой.
— Нет. Она была слишком занята, трахаясь на диване в гостиной с Синкфилдом.
Дейн ухмыльнулся.
— Ого, будь я проклят!
— Ну вот я и подумал…
— Что возникла проблема, не так ли? — спросил Дейн.
— Может, лучше будет обратиться к его партнеру? — сказал я.
— То есть к партнеру Синкфилда?
— Ну да.
— Что ж, человек он хороший.
— А давайте-ка позвоним ему сейчас и пригласим сюда ко мне, а? — спросил я.
Движение не было таким уж быстрым. Дейн просто запустил руку внутрь пиджака и достал пистолет — так, словно доставал сигару.
— Надеюсь, твоей подруги нет дома, — сказал он. — И ребенка.
Я не двигался.
— Но-но! — сказал я. — Зачем же пистолет?
— Чтобы убивать людей, — сказал он. Он кинул быстрый взгляд по углам комнаты. — А эта дверь куда ведет, в клозет?
— В ванную, — сказал я. — В половинку ванной.
— Туда, — приказал он.
— Только не пытайся опять изобразить самоубийство, — сказал я. — Это не сработает.
Дейн оскалил зубы в усмешке.
— Хм…Думаешь, что все просчитал?
— Это было нетрудно. Особенно после того, как я узнал от Глории, что Джонас Джоунс уже проникал к сенатору с тем же ключом, что и я. Он должен был обнаружить ту же вырезку. Рассказал Луизе Эймс, и она сложила два и два. Затем она все выложила вам, вероятно по телефону, и вы приехали туда, убили их обоих и попытались изобразить убийство-самоубийство. Затем вы вернулись в Вашингтон и поднялись повидаться с Конни Мизелль. Она должна была обеспечить вам алиби — в случае необходимости. А вы бы обеспечили алиби ей.
На лице у Дейна появилось легкое любопытство.
— Как это тебе в башку ударило?
— Пулей из пистолета в твоей руке, — сказал я. — Хочешь, чтобы я рассказал тебе остальное?
— Нет, — сказал Дейн. — Просто иди туда, в ванную. Я хочу немного приглушить звук.
Я старался поддерживать разговор.
— И ты же, кстати, убил дочь сенатора и Игнатиуса Олтигбе.
— Я?
— Несомненно. Ты убил и Каролину Эймс, поскольку она, должно быть, подслушала разговор Конни с сенатором. Девчонка везде совала свой нос. Должно быть, она даже записала что-то на магнитофон. А может статься, что записала и какие-то телефонные переговоры между тобой и Конни. Во всяком случае, у нее было достаточно данных, чтобы понять: ты и Конни на пару шантажируете ее папу. Вот ты ее и убил своим чудесным заминированным дипломатом. Кто подложил взрыватель — Конни?
— Я сказал — в ванную, Лукас!
Я не двигался с места. Сидел себе на диване.
— Вы ж должно быть, спец во взрывном деле, а, Дейн? Я имею в виду, что любой, кто столько времени провел в ФБР и ЦРУ, должен уметь на время собрать-разобрать взрывающийся дипломат. И стрельбе из пистолета вы тоже хорошо обучены. Пристрелить человека более чем за тридцать метров на темной улице — браво, Дейн! Бедный старина Игнатиус! Мамаша прислала ему письмо, в котором рассказала все о сенаторе Соединенных Штатов, вместе с которым они некогда грабанули винную лавку и убили владельца. И это было наименьшее, что она могла для него сделать. Он не мог поиметь с этого и пары баксов! Доказательств-то она ему никаких не дала. Может, оттого, что он был наполовину черный, а его мать всю жизнь терпеть не могла черных, хотя он все-таки был ее сыном. Письмо было ее наследством.
Ну, Игнатиус, наверно, на последние фунты купил билет сюда, и мог бы повстречать кого угодно — но встретил дочь сенатора. Может, это и было совпадение, но не такое уж сильное. Он бы все равно с ней повстречался рано или поздно. Но бедняга никак не мог придумать, как бы ему воспользоваться своей информацией на сенатора. Он еще работал над этим, когда Каролину убили. Игнатиусу это не понравилось. Он-то знал, почему она убита, так как Каролина дала ему дубликаты всех своих материалов. Он просмотрел их и благоразумно счел, что этакое богатство ему не по чину. Вот и решил без лишних заморочек продать все мне, получить по-быстрому пять тысяч и свалить отсюда. Вы выследили его у моего дома, тут недалеко, и застрелили.
— Если ты упорно хочешь умереть непременно на этом диване, что ж, я не возражаю, — сказал Дейн.
На лестнице послышался шум. Это был звук, как будто кто-то спускался по ступеням. Дейн посмотрел. Это был кот Глупыш. Он степенно шел вниз — то ли по направлению к миске с «Пуриной», то ли в свой кошачий туалет. Я швырнул в Дейна большую пепельницу. Она ударила его в левое плечо.
Тут же я, используя кофейный столик как трамплин, прыгнул на него через всю комнату. Дейн уловил мое приближение и быстро отступил назад, даже чересчур быстро для человека в 45 и с солидным брюшком. Я был еще в воздухе, когда он с силой махнул мне по лицу рукояткой пистолета, и я рухнул на пол, даже не коснувшись противника.
Я упал на руки и колени. Глупыш слегка коснулся моей левой ноги. Я взглянул вверх. На лице Дейна играла слабая улыбка. Пистолет был нацелен мне в голову. Я уперся глазами в ствол и тут понял, что всей силы моего огромного желания жить недостаточно, и я просто абсолютно ничего не могу сделать.
И тогда раздался низкий и жесткий окрик. Прозвучало:
— Дейн, полиция! Не двигаться!
Дейн не послушал совета. Он резко развернулся и успел сделать один выстрел до того, как первая пуля схватила его где-то в районе живота, а вторая почти снесла правую часть лица. Но и тут он не выронил пистолет. Он упал на колени и посмотрел вверх на лестницу. Он попытался поднять пистолет, и тут же третий выстрел со ступенек поразил его в горло, точно поверх красно-синего галстука-бабочки. Он свалился на левый бок и остался лежать без движения.
Лейтенант Синкфилд медленно спускался по лестнице, за ним следовал его партнер, Джек Проктор. В руке у Синкфилда все еще был пистолет. Как и у Проктора. На лице у Синкфилда читалось отвращение.
— Проклятье, он так и не представил признания по всей форме! — сказал он.
— А вот и представил, — сказал я.
— Какое?
— Он признал, что собирался убить меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30