В течение четырех дней она существенно пополнила свои средства, что позволило ей расплатиться по счету и переехать в меблированную квартиру. Наш информатор в отеле сообщает, что для обеспечения себя средствами она прибегла к проституции. Проведенное нашей организацией расследование показало, что еще в период пребывания в женском колледже Миллз девица Мизелль неоднократно подвергалась документально неподтвержденным обвинениям в занятиях проституцией. Посещая колледж по будням, в уикенды она работала в Сан-Франциско в качестве «девушки по вызову», чтобы иметь дополнительный доход к своей стипендии. При этом она, насколько удалось выяснить, никогда не имела приводов в полицию.
Через пять дней после смерти матери девица Мизелль предложила полковнику Баггеру войти в контакт с сенатором Эймсом по поводу его возможного выступления относительно поглощения «Южных равнин». Полковник Баггер, по его словам, сообщил девице Мизелль, что такой ход был бы неразумным, поскольку сенатор Эймс никогда не пойдет на это. Девица Мизелль настаивала, что она все устроит, сенатор выступит с нужной речью, причем это не будет стоить Организации Баггера никаких денег или, максимум, несколько тысяч долларов. По словам Баггера, встреча состоялась в офисе сенатора Эймса. Сенатор настоял на получении платы за выступление в размере $2000. Однако сенатор, опять-таки по словам Баггера, попросил, чтобы деньги были выплачены в форме займа для финансирования его поездки в Калифорнию. Последующее расследование, предпринятое нами, показало, что сенатор в тот день не нуждался в средствах для обеспечения этой поездки.
Через 10 дней после смерти своей матери Игнатиус Олтигбе прибывает в Вашингтон из Лондона, остановившись в доме мистера и миссис Эдвард Б. Гистов в Бетесде. Гисты являлись ярыми сторонниками независимости Биафры. Как вам известно, Олтигбе короткое время служил в армии Биафры. Именно через семью Гистов Олтигбе познакомился с вашей дочерью Каролиной. Через неделю после знакомства он переезжает в ее апартаменты в Джорджтауне. Он уже жил с ней, когда сенатор произносил свою речь по поводу поглощения «Южных равнин».
У нас сложилось ощущение, что речь по поводу поглощения «Южных равнин» вполне могла бы остаться фактически незамеченной, если бы некто не поставил в известность колумниста Френка Сайза о возможности взятки в размере 50 тысяч долларов. Сайз не проявлял охоты как-то обозначить личность своего источника, однако в обмен на сведения по делу, не имеющему абсолютно никакого касательства к данному, он согласился признать, что его информатором была женщина. Из всего, что нам уже известно, следует, что существуют только две женщины, которые могли знать о том, что сенатор получил или 2, или приписываемые ему 50 тысяч долларов. Одна из них, разумеется, — девица Мизелль. Вторая — это личный секретарь сенатора, миссис Глория Пиплз. Миссис Пиплз неистово отрицала то, что она является информатором Френка Сайза, и мы склоняемся к тому, чтобы поверить ей. Следовательно, мы должны заключить, что это была девица Мизелль. Мы также должны заключить, что и сенатор должен быть совершенно уверен в этом.
Нам не удалось установить никакой связи между девицей Мизелль и Игнатиусом Олтигбе, за исключением обстоятельств их рождения. Они встретились уже после того, как сенатор и девица Мизелль начали совместное проживание в одном жилище в Уотергейте. Ваша дочь и Олтигбе стали частыми гостями в апартаментах сенатора. Мы должны предположить, что именно в ходе этих визитов ваша дочь Каролина раскрыла ту информацию, которую она потом приготовила для передачи сотруднику Френка Сайза, Декатуру Лукасу. Также надо предположить, что она была убита именно в результате того, что она раскрыла эту информацию.
Способ, которым она была убита, достаточно сложен, и он требует специальных познаний во взрывном деле. Нам также следует предположить, что только некто, очень хорошо знакомый Каролине, мог бы установить взрыватель в атташе-кейсе. С этой точки зрения следует указать на Игнатиуса Олтигбе, который, прослужив в 82-м воздушно-десантном дивизионе, стал экспертом в области взрывчатых веществ.
В течение определенного времени мы разрабатывали предположение, что он мог бы действовать во взаимодействии со своей сводной сестрой. Однако, последующее убийство, похоже, ставит крест на этом предположении. Мы должны сделать вывод, что Игнатиус Олтигбе, каковы бы ни были его цели, действовал совершенно независимо от девицы Мизелль. Мы также должны заключить, что некто, убивший Вашу дочь, является также и убийцей Олтигбе.
Мы безуспешно пытались установить связь между прошлым сенатора и девицей Мизелль, ее матерью, ее сводным братом Олтигбе, а также ее отцом, Френкисом Мизеллем, 50 лет, который был нами обнаружен в Сан-Франциско. Мизелль, однако, отрицал, что является отцом Конни Мизелль. По его утверждению, в подростковом возрасте он переболел свинкой, и это сделало его навсегда бесплодным. При себе он имеет подтверждающее данный факт письмо от врача из Лос-Анджелеса, написанное по его просьбе 21 год назад. Френкис Мизелль говорит, что он ни разу не видел и не слышал Конни Мизелль на протяжении последних 10 лет.
Мы глубоко сожалеем, что оказались не в силах определить природу той власти, которую Мизелль имеет над сенатором. Отвлекаясь от наших собственных чувств, мы должны повторить, что сексуальная природа девицы Мизелль такова, что некоторые мужчины могут находить ее чрезвычайно привлекательной. Также следует отметить, что пять дней назад сенатор изменил свое завещание, сделав девицу Мизелль своей единственной наследницей.
Если вы настаиваете, мы продолжим наше расследование по девице Мизелль, а также по двум убийствам. Но мы должны повторить то, что мы уже сообщали вам устно: в настоящее время, по нашему твердому убеждению, природа власти девицы Мизелль над вашим мужем, какой бы она не была, не может быть раскрыта, если только она или сенатор сами не захотят сделать это.
Следовательно, с учетом всех обстоятельств мы рекомендуем вам разрешить нашей организации отойти от дальнейшего расследования данного дела».
— Ну что ж, документ что надо, — сказал я, складывая листы и пряча их в свой нагрудный карман. — У вас приятный стиль.
Дейн пропустил автомобиль слева, и я закрыл глаза. Я уж почти забыл, насколько он плохой водитель.
— Вас в этом что-нибудь поразило?
— Ну, я вот, к примеру, не знал, что она была шлюхой.
— Она позволила себе десять или двенадцать шалостей в Хилтоне, чтоб выкупиться «на волю», — сказал он. — Брала по 100 долларов.
— Кто вам сказал?
— Гостиничный детектив.
— А он откуда знал?
— Как я полагаю, он был номер первый. Бесплатный.
— Ох!
— А в Сан-Франциско, в период колледжа Миллз, она работала от своего «святого Френкиса».
— Может быть, там сенатор ее и повстречал? — предположил я.
Дейн покачал головой.
— Нет, не срабатывает. Временные графики не совпадают.
— Вы в самом деле думаете, что это она стоит за всем этим?
— Девица Мизелль?
— Ну да.
— Конечно, она, — сказал он. — Беда только в том, что никто, похоже, не будет в состоянии это доказать.
— Почему нет?
— Потому что никому не удастся выяснить, что она имеет на сенатора.
— А что бы это могло быть, как вы думаете?
Он снова покачал головой.
— Не имею ни малейшего представления. Но что-то ужасно гнусное и чрезвычайно грязное. Что-то, что могло бы сломать его жизнь еще в большей степени, чем она сломана сейчас. Посмотрите, что с ним уже произошло: его обвинили во взяточничестве и вынудили покинуть Сенат. Его дочь убита. Он разошелся с женой. Он потерял свою подружку — малютку Пиплз. Любовник его дочери также убит. И все из-за того, что он однажды что-то сделал, или с ним что-то сделали, а он не может допустить, чтобы это стало известно.
— Меня волнует дочь, — сказал я.
— Почему?
— Могу допустить, что ему стало безразлично, куда катится все остальное, но как он мог позволить убить свою дочь?!
— А он ничего ей и не позволял. Она сама ее убила.
— Так все равно ведь из-за него, — сказал я.
— Правильно.
Я покачал головой.
— Это у меня в голове не укладывается.
Дейн перевел взгляд на меня. Он смотрел на меня чертовски долго для водителя машины, идущей со скоростью более 100 километров в час.
— Вам сколько лет, Лукас? — спросил он.
— Тридцать пять.
— А мне 46. Я в этом бизнесе с тех пор, как мне исполнилось 23. Полжизни. И если есть одно, что я твердо усвоил за 23 года, так это то, что у меня нет ни малейшего представления о том, на что может пойти человек под давлением. Можно сказать, одно только я твердо уяснил: под давлением человек способен пойти практически на что угодно, лишь бы спасти свою собственную шкуру. Всем нам приходилось слышать массу историй про то, как кто-то якобы готов положить свою жизнь за друга. Но если б я хотел сохранить свои иллюзии, я бы ни за что не стал вглядываться ни в одну из этих историй более пристально.
— Хм… Сохранить, как я погляжу, не удалось?
— Не особо, — ответил Дейн.
— А сколько времени вы уже работаете над этим делом? — спросил я.
— Пару месяцев.
— И вам так и не удалось отследить, с кем она работает — если она вообще с кем-то работает?
Он медленно подвигал головой из стороны в сторону.
— Она ни с кем не встречается. Слишком хитра для этого. Никаких полуночных встреч в Мемориале Линкольна, если вы это имеете в виду.
— А как насчет телефона? — спросил я. — Вы ведь наверняка уже поставили там микрофончики.
— У нее хватает монеток в кошельке, — сказал он. — Когда бы ей ни приспичило позвонить, она всегда пользуется автоматом. А есть еще и почта Соединенных Штатов. Однажды она написала письмо, так потом проехала полгорода, чтобы сдать его на почтамте.
— То есть вы откланиваетесь? — сказал я.
— Совершенно верно.
— А по какому поводу миссис Эймс хочет меня видеть?
— Она сказала, что хочет видеть нас обоих.
— По какому поводу?
— Какая-то информация, которую она обнаружила.
— Ну вам-то она хоть намекнула?
— Намекнула. Сказала, что это очарует Френка Сайза и подвигнет меня продолжить работу.
— Должно быть, какая-то горячая штучка, — сказал я.
— Ну, чтоб побудить меня заниматься этим дальше, должно быть что-то по-настоящему жаркое.
Глава двадцать третья
Было самое начало четвертого, когда Дейн направил свой «Кадиллак» по дорожке, ведущей к большому растянутому дому с темно-зеленой крышей. При всей своей беспорядочной манере езды он показал хорошее время: нам понадобилось чуть меньше двух часов, чтобы добраться от Уотергейта до «Французского ручья».
Мы вышли из машины, и Дейн нажал дверной звонок. Мы ждали, и я пока с восхищением рассматривал резные панели на большой старой двери. Вырезанные на них фигурки собирающихся в поход крестоносцев выглядели счастливыми.
Фигурки возвращающихся назад вид имели понурый.
Дейну надоело ждать, и он позвонил еще раз. Еще две или три минуты опять ничего не происходило, и он попытался покрутить большую медную ручку. Он выглядел удивленным, когда она подалась.
— Подождите минутку, — сказал он и отступил на шаг от двери.
— Какая-то проблема? — спросил я.
— Давайте проверим, есть ли кто-нибудь дома. — Он повернулся и двинулся направо. Я последовал за ним. У гаража на четыре машины он остановился. Передняя дверь была поднята, в гараже стояли черный четырехдверный «Кадиллак», довольно новая «Камаро» и джип-фургон.
— Есть место для еще одной, — сказал я.
Дейн покачал головой.
— Сенатор забрал свою. У него был «Олдсмобиль».
Дейн повернулся и пошел обратно по красной бетонной дорожке к парадной двери. Он снова покрутил медную ручку и распахнул дверь. Затем вошел, и я за ним.
— Миссис Эймс! — позвал он. Никто не ответил, и он спросил:
— Кто-нибудь дома?
Нельзя сказать, что он это выкрикнул.
— Может быть, они снаружи, со своими собаками или лошадьми, — сказал я.
— Возможно. Все равно нам, наверно, придется подождать в гостиной.
Мы прошли через широкую, прекрасно обставленную переднюю залу и вошли гостиную с ее великолепным камином и не менее великолепным видом на залив Чизпик. Примерно в полумиле от берега по голубой глади лениво скользил пассажирский катер.
Поднос для напитков стоял на кофейном столике. На нем помещались бутылка с ликером, немного льда, сифон и стакан. Бутылка была наполовину пуста. Кофейный столик находился перед низкой и длинной кушеткой. На кушетке сидела Луиза Эймс. На ней были бледно-голубые трусики, а прямо над ее обнаженной левой грудью виднелись две красные дыры. Рот открыт — как и глаза. Голова повернута под каким-то неестественным углом. Она была мертва. И выглядела немного удивленной этим.
— Господи боже, — произнес я.
Дейн ничего не сказал. Он подошел к Джонасу Джоунсу, изящному молодому человеку, который подавал напитки, седлал лошадей, водил машину и обслуживал хозяйку. На Джоунсе не было вообще никакой одежды. Он лежал на полу, лицом вверх, и оно было искажено гримасой боли, словно он был смертельно ранен. На его груди тоже виднелись две небольшие красные дырочки. Револьвер лежал рядом с его правой рукой. Похоже, 38 калибр, из тех, которые коротки, как бы обрубленны. Я наконец заметил кровь. Похоже, ее тут было много.
— Пойдемте, — сказал Дейн.
— Куда? — спросил я.
— Туда, где это, судя по всему, началось. В спальню.
Мы снова вышли в переднюю залу, повернули направо и, пройдя несколько дверей, нашли то, что, по всей видимости, являлось хозяйской спальней.
Там стояла огромная кровать, что называется, «королевского размера». Все постельное белье на ней было в полном беспорядке и сползало до пола. Еще в спальне были бюро, дамский столик для косметики, шезлонг и пара картинок на стене, обе довольно живенькие. Или жизненные. На полу лежали две груды одежды — мужской и женской. Из окна спальни тоже был вид на залив. Я заметил, что катерок все еще пыхтит, плывет себе куда-то помаленьку — к дьяволу, наверно.
— Тьфу, черт, — сказал Дейн, развернулся и пошел обратно в залу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30