Ее не вернешь… Сейчас главное — сообразить, что делать с Шубриджем. Бланш определенно ездила в Блэгдон. Раз адрес оказался у нее в руках, задержать ее ничто не могло, кроме заранее расписанных дел. Но субботу, она, как правило, не занимала, выходит в субботу она туда и отправилась. Дорого бы он дал, чтобы узнать, что же в этот день произошло. Может, тогда бы и нашлась разгадка? Пускай у них в роду правда были самоубийцы, но ведь пожар не вспыхивает ни с того ни с сего: нужна хотя бы искра! Что, если ее затея провалилась? Что, если Шубридж оказался совершенно неподходящим типом, чтобы сводить его с мисс Рейнберд? Это, конечно, был для Бланш тяжелый удар. Уж больно она носилась со своей мечтой о храме Астродель.
Чем дольше Джордж об этом думал, тем больше укреплялось его намерение повидать Шубриджа. Хотя бы для собственного спокойствия. Езды туда от силы два часа. Можно сегодня и сгонять, заодно проветрить новенький фургон. Вдруг да удастся что-то разузнать. Понять хоть приблизительно, что ее могло толкнуть на поступок, который все еще не укладывается у него в голове.
Полчаса спустя Джордж уже ехал в Блэгдон. У него мелькнула было мысль позвонить в полицию, но он опасался, что они захотят сначала сами взять показания у Шубриджа. А он чувствовал настоятельную потребность увидеть Шубриджа первым. Увидеть его собственными глазами — и постараться понять, что же произошло с Бланш в ту злосчастную субботу, что она чувствовала. Это был его долг перед ней. Бланш, Бланш… Проклятье! Почему она это сделала? Почему?! Боже, Боже, пойди пойми этих женщин! Представилась Энгерсу как миссис Ламли… Эх, до чего обидно, что они не поженились! О чем они только думали? Безмозглые слепцы! Будь они женаты, ничего бы не случилось.

***
За минувшие дни архиепископ успел привыкнуть к однообразному распорядку жизни в своем нынешнем качестве пленника. Он не испытывал особых неудобств, а кормили его просто отменно. Кроме того, ему сделали послабление, которого не удостаивались ни Пейкфилд, ни Арчер, — снабдили писчей бумагой и карандашами. За это он был искренне благодарен. На свободе многочисленные обязанности почти не оставляли времени спокойно думать и писать. Теперь же, помимо собственной воли, он получил редчайшую, бесценную возможность для уединения и раздумий. Он чувствовал себя монахом в келье, отшельником в пещере. Да, пути Господни поистине неисповедимы, если свое вынужденное затворничество он способен расценивать как дар судьбы.
Накануне мужской голос в репродукторе, сильно искаженный помехами, хотя слова разобрать было можно, сообщил ему, что его, возможно, через несколько дней освободят и что за него назначен выкуп в полмиллиона фунтов. Архиепископ огорчился, услышав о какой огромной сумме идет речь. Насколько полезнее было бы употребить эти деньги на церковные нужды! Однако он порадовался тому, что хотя факт его похищения скрывался от общественности — это он понял и сам, поскольку регулярно читал «Дейли Телеграф», — близким истинная причина его отсутствия известна. Как раз в сегодняшней газете сообщалось, что в связи с острой простудой он под прежнему вынужден соблюдать постельный режим.
Проводя дни в молитве, раздумьях и работе, он заметил, что его мысли все больше сосредоточиваются на одной проблеме: как противостоять этому злу — особенно злу в его специфической современной ипостаси. Тут заслуживают внимания оба аспекта — и этический, и практический. Воздушные пираты захватывают самолеты, и жизнь экипажа и пассажиров ставится в зависимость от их непомерных требований. Другие похищают послов или видных общественных деятелей, требуя за из освобождение либо огромных денег, либо политических уступок. И всякий раз, при всех переговорах, риску подвергается человеческая жизнь. Либо условия бандитов принимаются, либо погибают люди — мужчины, женщины, дети. Конечно, жизнь — бесценный Божий дар, им надо дорожить, но сейчас его занимал вопрос: не для того ли этот дар дается, чтобы человек готов был без колебаний принести его в жертву во имя победы над злом! Любой рядовой в армии, даже самый отъявленный сквернослов и нечестивец, сознает это и принимает как должное. Любой солдат присягает отдать свою жизнь, если потребуется А власть имущие мира сего? Почему они берут на себя менее суровые обязательства, стараются обезопасить себя разными оговорками или, по крайней мере, не возражают, когда такие оговорки за них угодливо делают другие? В иные времена, подумал он, представления об истинной цене жизни и о долге каждого жертвовать собственной жизнью в борьбе со злом были прямее и чище. С какой стати платить за его жизнь полмиллиона фунтов, когда эти деньги следовало употребить на неотложные богоугодные дела — помочь нуждающимся и, может быть, даже спасти чьи-то жизни? Злу должна быть противопоставлена твердая христианская позиция: никаких компромиссов, чего бы это не стоило. И пока подобная философия не станет общепринятой, ни о каком реальном наступлении на зло, по-видимому, не может быть и речи. Увы, горько усмехнулся он про себя, зло идет, так сказать, в ногу со временем. Оно постоянно совершенствует свое вооружение и обновляет стратегию и тактику. А церковь в своей борьбе со злом по-прежнему использует средневековые методы. к Не раз он мысленно задавался вопросом: что, если бы ему сейчас предложили выбрать, предоставили право самому принять то или иное решение? Сказал бы он или не сказал: «Не давайте им не пенса, пускай убивают!» Святые и мученики не ведали сомнений. Против зла есть только одно достойное оружие — не уступать, не идти с ним на компромисс, каких бы жертв это не стоило. Зло произрастает из людского страха и тщеславия. И пока не настанет день, когда оно лишится этой опоры, о настоящей борьбе против зла говорить не приходится. Сатана умеет выбирать себе слуг — его приспешники всегда готовы принести себя в жертву, компромисс для них просто немыслим. Хотя бы человек, который держит его тут: если почему-то его преступные планы сорвутся, он, не дрогнув, принесет себя в жертву или будет готов к любой расплате за содеянное.
Итак, если бы он мог сейчас принять бесповоротное решение, отказаться от компромисса, нашел ли бы он в себе мужество сделать это? Ответ он твердо знал. В сердце у него не было сомнений.

***
Из окна гостиной Эдвард Шубридж и его жена увидели, как какой-то фургон свернул на дорогу, ведущую к их дому, и вскоре въехал на посыпанную гравием площадку перед входом; фургон был зеленый, и на каждом боку красовался большой желтый подсолнух.
— «Солнечные сады Ламли», — прочитал Шубридж. — Ага, вот и Джордж Ламли к нам пожаловал.
Он сохранял спокойствие. Когда играешь по-крупному, нужно быть готовым к непредвиденным ситуациям. Они с женой пережили уже немало напряженных моментов, и раз от разу их вера в собственные силы укреплялась.
— Сожитель мисс Тайлер, — сказала жена и взглянула на часы. — Начало пятого. Будь с ним полюбезнее. Я пойду приготовлю чай.
Она повернулась и вышла из комнаты; Джордж уже поднимался по ступеням крыльца. Он позвонил, и Шубридж открыл ему дверь.
— Мистер Шубридж? — сказал Джордж.
— Да.
— Моя фамилия Ламли, Джордж Ламли. Вы не могли бы уделить мне немного времени? Дело касается одной моей знакомой, мисс Тайлер, — по моим сведениям, она к вам заезжала в прошлую субботу. Я не ошибся, она действительно была у вас?
Шубридж кивнул.
— Не ошиблись. Была. Входите, пожалуйста. Он провел Джорджа в гостиную и предложил сесть. Комната Джорджу понравилась — уютно, красиво и не слишком вылизано. Хозяин тоже показался симпатичным. Чуть моложе его самого, среднего роста, сухощавый, негустые светлые волосы, глаза голубые, в углах морщинки, лицо загорелое; одет в удобные вельветовые брюки и зеленый свитер. Сразу видно — не домосед и, пожалуй, свойский парень, хотя не дурак.
— Даже не знаю, с чего начать, — проговорил Джордж. — Понимаете, я очень хорошо знал Бланш. Делал для нее кое-какую работу и, кроме того…, но вы ведь, наверное, в курсе? Не слышали, что с ней случилось?
— А что с ней случилось?
— Она умерла.
— Что?! — Лицо Шубриджа выразило изумление.
— Да-да, умерла. Вот потому я и решил, что надо бы вас повидать. Она покончила с собой…, в машине…, ну, знаете, отравилась угарным газом. В лесочке неподалеку от Солсбери. Было это в субботу вечером, а нашли ее только через день, утром в понедельник.
— Господи помилуй! Зачем же она это сделала?
— Одному Богу известно. Отчасти из-за этого я к вам и приехал. Когда Энгерс позвонил и дал мне ваш адрес…
— Энгерс? Ах да, припоминаю… Так вот от кого мисс Тайлер узнала мой адрес?
— Да. Только она мне об этом не сказала. Любила, бедняжка, посекретничать. И если бы сегодня утром Энгерс сам не позвонил, мне бы и в голову не пришло, что Бланш приезжала сюда. Ну, вот я и подумал: дай-ка заскочу к вам, расспрошу.
— Да-да, конечно. Бедная мисс Тайлер! Но что ее заставило решиться на такой ужасный шаг?
— Вот в этом и загвоздка! Кто-кто, но чтобы Бланш!… А пока она была у вас, вы не заметили ничего странного';
Шубридж помолчал, размышляя. Стало ясно: тактику придется менять. Наконец он спросил:
— Вы конечно, знаете, зачем она приезжала?
— Да, разумеется. Я сам работал по ее заданию. Надо было вас разыскать, вот этим я и занимался. Вышел на Энгерса, ну и прочес. Но Энгерс позвонил в мое отсутствие, и она записала ваш адрес, а мне почему-то не сказала. Адрес ему дали в каком-то сокольничем клубе. Кстати, он очень хотел связаться с вами, А она вам сразу объяснила суть дела?
— Да как сказать, не то чтобы сразу. Начала она с того, что якобы подыскивает место для стоянки автотуристов.
— Узнаю Бланш! Был у нее такой приемчик в репертуаре — чтоб выиграть время. Хотела сперва поглядеть на вас, прикинуть, что вы за человек, а потом уж карты раскрывать. В какое время она здесь была?
— Примерно в полседьмого. Она заезжала и раньше, но не застала нас дома. Так что ей пришлось вернуться еще раз. Вы были с ней помолвлены?
— Да нет, не совсем, так, добрые друзья. Скажите — теперь вы знаете все, — какое впечатление она на вас произвела?
— Во всяком случае, на самоубийцу не была похожа. Правда, она, возможно, была на самом деле разочарована сильнее, чем хотела показать.
— Это в каком же смысле?
— Вы ведь слыхали о мисс Рейнберд и о том, кто были мои настоящие родители?
— Как же, слыхал. Бланш прямо-таки зациклилась на том, чтобы вас разыскать и вернуть в лоно семьи. Только поймите меня правильно. У Бланш бывали свои причуды, но она искренне верила в то, что она прирожденный медиум. Она иногда выбирала окольные пути, но обманом не занималась. С мисс Рейнберд ведь как было? Бланш рассчитывала с нее получить кругленькую сумму — в виде пожертвования на одну свою бредовую идею. Мечтала построить храм. Что-то вроде спиритической церкви. Представляю, как она ликовала, когда вас нашла!
Шубридж покачал головой.
— Боюсь, что я ее разочаровал. Видите ли, мистер Ламли, я давно знаю правду о своем рождении. И о мисс Рейнберд знаю много лет. Приемные родители всегда относились ко мне как к своему родному сыну. Они любили меня, обеспечили мое благополучие, словом, были для меня настоящими отцом и матерью. Все это я объяснил мисс Тайлер. И сказал, что не желаю иметь с мисс Рейнберд ничего общего. Не хочу ее ни видеть, ни слышать, и ничего мне от нее не надо. Я жил без нее и дальше проживу. По-видимому, мисс Тайлер это очень расстроило.
— Да уж будьте уверены!
— Она пыталась меня переубедить, уговаривала подумать еще, но безуспешно.
— Бедняга Бланш! Конечно, для нее это был удар. Еще какой! Боже, боже…, а если она к тому же знала, что беременна — все одно к одному!…
— Она была беременна?
— Два месяца — от меня. Выяснилось при вскрытии. Теперь уже не спросишь, знала она сама или нет. Конечно, она понимала, что я ее в беде не брошу. И все же, если она знала, это могло подтолкнуть ее к краю. У них в роду уже были самоубийцы, вот беда. Ее отец и брат отца, оба покончили с собой.
— М-да…, этого я, конечно, знать не мог. Но теперь, как будто, тайна проясняется. Я никак не предполагал, что мой отказ иметь дело с мисс Рейнберд может на нее так подействовать. Видимо, это и впрямь был для нее удар.
— Мало сказать удар. Полный крах. Она ведь всерьез надеялась, что мисс Рейнберд раскошелится, если ей вернут пропавшего племянничка!
Джордж снова представил, как Бланш сидит в машине и по крыше барабанит дождь… У нее два раза подряд не было месячных — конечно, она могла бы догадаться, в чем тут причина…, да тут еще и храм ее, можно сказать, рухнул непостроенный… Сидела и переживала, бедняга, и всякие мысли лезли в голову…, про отца, про дядьку… Ну и не выдержала.
— Когда будет дознание? — спросил Шубридж.
— В пятницу. Мне бы очень не хотелось причинять вам лишние хлопоты, но раз уж я вас нашел, узнал, что она здесь была, и знаю, как все повернулось…, в общем, мне придется сообщить в полицию.
— Ну, разумеется. Если потребуется мое присутствие или какое-нибудь официальное заявление от моего имени, я к вашим услугам.
Прошло еще полчаса, а Джордж по-прежнему сидел у Шубриджей. Хозяйка принесла чай и, узнав о смерти Бланш, была страшно поражена. Джорджу они оба понравились — славные люди; он как-то сразу с ними освоился. Они последние видели Бланш живой, и теперь, побеседовав с ними, он почти избавился от тяжких мыслей, надававших ему покоя. Поступок Бланш стало возможно хоть как-то осмыслить. Он уже не казался неразрешимой загадкой. Очевидно, судьбу своего храма она ставила в прямую зависимость от удачного завершения поисков Шубриджа. И возлагала на это дело гораздо больше надежд, чем можно было предположить. Джордж выпил две чашки чаю и съел большой кусок вкуснейшего кекса с изюмом и с орехами — и постепенно разговор от Бланш перешел на другие темы. Он и сам не заметил, как пустился в описание своего нового предприятия, всех своих планов и замыслов. Они проявили большой интерес, искренне его поддержали, нисколько не сомневались, что успех ему обеспечен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33