тут ей открывались обширные области, недоступные пониманию, и многое попросту ставило ее в тупик. На этом этапе, рассудила она, мисс Рейнберд больше чем на двадцать пять фунтов не раскошелится. И когда, спустя несколько часов, она открыла конверт и обнаружила чек на целых пятьдесят, то — хоть это был несомненно добрый знак, предвещавший хорошую судьбу храму Астродель — она пришла к выводу, что в характере мисс Рейнберд ей пока далеко не все ясно.
Бланш еще больше уверилась в своей правоте, если бы могла видеть мисс Рейнберд, которая едва проводив ее за дверь, пошла к бюро и стала что-то записывать.
На листке бумаги она набросала несколько пунктов, над которыми следовало хорошенько подумать. Там значилось:
"I. Голос Гарриет. Семейное сходство? Имитаторские способности?
2. Брунел: откуда сведения?
3. Домашние прозвища: Типпи, Флэппи? Есть помощник? Любовник?
4. Систематический сбор информации? Спросить у Иды К.
5. Финансовые обстоятельства мадам Б.?" Перечитывая свои записи и размышляя над каждым пунктом, мисс Рейнберд вдруг вспомнила, как Генри сделал ей замечание за то, что она назвала шофера Шолто «этот тип Шубридж». «Возлюби ближнего своего!» Экая наглость! Поверить, что Шубридж переменился к лучшему? Вот уж было бы чудо из чудес. Они с Шолто друг друга стоили, вот и эту кашу заварили, а ей теперь расхлебывать. Конечно, о мертвых или ничего, или хорошо — если Шубридж тоже умер, — но оба они, если и попадут когда в пресловутый Сверкающий Круг к Брунслу, то очень, очень не скоро.
И она добавила к списку один пункт:
«б. Чудесные исцеления, телепатия. Посмотреть в библиотеке».
Глава 7
Джордж чувствовал, что еще немного — и терпению придет конец. Это было бы совсем некстати — время позднее, пора в постель, а Бланш сказала, что хочет у него остаться. Она появилась час назад, ворвалась, как порыв весеннего ветра, и всю ее прямо распирало от какой-то беспричинной радости. Что касается Джорджа, то после утренних переговоров с Лидией Энгерс, добавочной порции спиртного за ленчем и двухчасового сна по дороге домой, который не принес ему никакого облегчения, ему было не до веселья. Он методично записал в красный блокнот все, что удалось узнать в Брайтоне, и за двумя бутылками пива успел подробно проинформировать Бланш, которая, по-видимому, ничуть не была обескуражена, когда он решительно заявил, что в деле Эдварда Шубриджа ставит жирную точку.
— Две жирные точки, — сердито уточнил он. — Потому что, во-первых, мы зашли в тупик. Муж этой Энгерс, его закадычный друг — и тот начисто потерял его из виду. И во-вторых, я сыт по горло. Нет, честно, больше не могу, радость моя. Я служил тебе верой и правдой, терпеливо сносил все лишения, едва не впал в смертный грех — господи, посмотрела бы ты на эту мегеру! И теперь прошу об одном: подпиши этот несчастный чек и дай его мне. Сотни невозделанных участков давно меня заждались.
— Джордж, но ведь это далеко не все. К Шубриджу наверняка есть еще какие-то пути. Ты только доказал, что путь через Эргенсов закрыт.
— Тогда спроси своего эфирного Генри, что…
— Джордж!
— Прости. Но я, правда, больше не могу. Дай ты мне этот чек, пошли в кровать и забудем об этом.
— То есть как — «забудем»? Лично я даже не подумаю, да и глупо было бы, особенно теперь, когда все так хорошо пошло. Мисс Рейнберд вот-вот созреет. Просто удовольствие с ней работать. — О чеке на пятьдесят фунтов Бланш решила промолчать. — И Генри обещал посодействовать: у нас с ним сейчас наладилось такое прекрасное общение, какого еще не бывало.
— Послушай, детка, мне-то ты не вкручивай. Я к тебе хорошо отношусь. Даже, можно сказать, привязан, если уж по-честному. И я согласен, есть в тебе что-то такое, чего я объяснить не могу. Но ведь по большому счету — давай смотреть правде в глаза — это же вымогательство. Культурное, деликатное — божьи одуванчики довольны и счастливы — но все равно вымогательство. И я помогал тебе, сколько мог. А теперь мне самому нужна помощь — ровно пять сотен. «Солнечные сады Ламли». Я хочу начать делать что-то нужное не для себя одного, но и для других. Послушай, если уж тебе так приспичило, договоримся так: ты даешь мне эти пять сотен, а я тебе обещаю найти другого помощника, опытного частного сыщика, который не болтает лишнего и доведет это дело До конца. Тебе сейчас нужен профессионал.
— Джордж, я же объясняла, что это для меня неприемлемо. На твоих профессионалов совсем нельзя положиться. Не успеешь оглянуться, как тебя начнут шантажировать или пугать полицией. Разумеется в том, что мы делаем, ничего противозаконного нет. Но всегда найдутся люди, которые что хочешь вывернут наизнанку! А как насчет фотографий? неужели в целом альбоме ничего не нашлось?
Джордж вздохнул.
— Я же тебе говорил — обычный семейный архив. Групповые школьные фотографии, пляжные снимки. Шубридж с Энгерсом в разных видах на яхте, за городом, около машины с кружкой пива. И вообще больше всего там мисс Энгерс — очень даже ничего, когда была помоложе. Нет, Бланш, это пустой номер. Извини, конечно, но если тебе еще что-то нужно, обращайся к своим…, к высшим сферам, что ли.
— Там сейчас возникли кое-какие осложнения. Не могу вдаваться в подробности, но придется немного подождать. Кроме того, я знаю, чего от меня ждет Генри: если я делаю все, что могу, то и он делает все, что может.
— Ты хочешь сказать — если я делаю все, что могу.
— Будет тебе, милый, разве мы с тобой не одно целое? У нас с тобой редкое взаимопонимание.
— Да? Тогда пошли в кровать — укрепим взаимопонимание, и к черту Эдварда Шубриджа!
Никогда нельзя сказать вперед, подумал Джордж, как Бланш воспримет соленую шутку. Иной раз посмеется и даже добавит кое-что похлеще. А то вдруг разобидится, надуется, будто ее ужас как оскорбили. Сейчас она снисходительно улыбнулась и, откинувшись в кресле, стала задумчиво перебирать жемчуг на шее. Секунду помолчав, она сказала:
— Ты иногда говоришь такие непристойности, Джордж! Но я не сержусь, потому что твоя истинная суть — добродетель. И сегодня доброе начало в тебе особенно активно. Твоя аура передается мне волнами — я вижу эти мощные, пульсирующие волны всех цветов радуги!
Джордж хмыкнул. Ай да Бланш! Выходит, он как фейерверк — искрится и сверкает. Ох, неспроста это. Не иначе она что-то затеяла.
— Не темни, Бланш, говори, как есть.
— У меня к тебе деловое предложение. Не надо пока выходить из игры. Погоди дня два-три, а за это время подумай хорошенько, обмозгуй все как следует — может, удастся за что-нибудь зацепиться. Что угодно, лишь бы сдвинуться с мертвой точки. С твоей головой — ну неужели ты ничего не придумаешь?
— Придумаешь, не придумаешь — не желаю больше этим заниматься!
— Даже за семьсот пятьдесят фунтов? Считай, что они у тебя в кармане, если ты хоть чуть-чуть продвинешь наши поиски. И это не все. Если ты разыщешь Эдварда Шубриджа, живого или мертвого, получишь тысячу. С такими деньгами можешь спокойно пускаться в свои садово-огородные авантюры.
— Никакие это не авантюры. А интересно, Бланш, с каких пор ты так разбрасываешься тысячами?
— С тех пор, как Генри оповестил меня о храме Астродель и я познакомилась с мисс Рейнберд. Наше дело — найти Шубриджа, а уж она не поскупится. И неважно, верит она в меня или не очень: она у нас на крючке.
— Ладно, с ней ясно. Давай обо мне. Еще три-четыре дня я тебе дарю. Но после этого, даже если ничего откопать не удастся, готовь чек — семьсот пятьдесят плюс накладные расходы.
— Ты все получишь сполна, Джордж, я обещаю. А теперь, может быть, мы посвятим несколько минут тихой молитве и попросим Всевышнего — ради мисс Рейнберд — указать нам путь к Эдварду Шубриджу. Помолиться никогда не мешает.
Джордж встал.
— Молись на здоровье. А я, пожалуй, выпью чего-нибудь на сон грядущий да выведу собаку прогуляться.
Проходя мимо Бланш, он подмигнул ей и, сунув руку за вырез ее платья, игриво стиснул ей грудь. В чем-то она, конечно, мошенница, но зато в остальном никакого обмана: женщина что надо — добротная, честная, щедрая. Если вокруг храма Астродель потребуется разбить сад, он не прочь сам подрядиться садовником. Не забыть обговорить это на досуге — когда-нибудь, не сейчас.

***
Портативная пишущая машинка, на которой печатал Эдвард Шубридж, была совсем крохотная, очень дешевая, почти как игрушечная. И совершенно новая — он купил ее в канцелярском магазине в Бристоле всего четыре дня назад. В машинку был заправлен листок белой бумаги, вырванный из блокнота для записей; блокнот был куплен в Лондоне четыре месяца назад. Машинку и блокнот он покупал в перчатках и печатал тоже в перчатках. Ни до машинки, ни до бумаги голыми руками он не дотронулся. Отпечатав оба письма, он вынесет из дома машинку, уже без ленты, и поедет на запад, в Девоншир; там он сбросит ее с моста в канал Тонтон — Эксетер, глубиной восемь футов, и она уйдет навеки в мягкое илистое дно. Блокнот и ленту для машинки он перед уходом сожжет. Он любил все предусмотреть заранее. Так можно было выиграть время и, если бы вдруг понадобилось, внести в планы необходимые изменения. До сих пор ничего менять ему не приходилось. Но он не был настолько самонадеян, чтобы полагать, будто подобная необходимость не возникнет и впредь. Первое письмо было уже отпечатано и предназначалось Грандисону. По содержанию оно практически не отличалось от предыдущих писем, отосланных после похищения Пейкфилда и Арчера. Второе письмо, еще не законченное, должно было быть доставлено раньше первого — как только состоится следующее похищение.
Он печатал, сидя за столиком у себя в подвале, в аппаратной. В нескольких футах от него верхом на небольшом нашесте сидел его любимый сокол — самка балобана — голова в клобучке, на ногах пятидюймовые опутеночки, бубенчик. Шубридж на минуту оторвался от машинки — взглянуть на птицу — и ему вспомнился один эпизод, случившийся, когда рядом в подвальном помещении по соседству сидел Пейкфилд. Тогда ремешки у соколихи на ногах были длиннее, и на нее иногда находила охота бить крылом. В тот день он как раз включил только — только микрофон, чтобы передать своему пленнику очередное распоряжение, и тут птица ни с того ни с сего подпрыгнула на несколько дюймов вверх, с шумом захлопав крыльями; бубенчик звонко затренькал. Она сразу плюхнулась обратно, но неудачно — промахнулась и, растопырив ноги, зацепилась ремешками за нашест. Конечно, он сразу же вырубил микрофон. Но с тех пор — никаких птиц во время передачи! Он не случайно вспомнил об этом именно сейчас — в подвале ожидался новый постоялец. Кстати, в кармане Арчера, перед тем как его освободили, обнаружилось маленькое перышко. Когда играешь по-крупному, исход дела часто зависит от подобных мелочей. А если бы птица в тот момент еще и подала голос, тогда в распоряжении обоих заложников оказался бы определенный набор сведений: перышко, характерный крик, звяканье бубенчика — для опытного орнитолога вполне достаточно.
Рядом с машинкой лежал уже готовый конверт для второго письма — простой, белый, дешевый конверт, тоже купленный в Лондоне с теми же мерами предосторожности — в перчатках. На нем был адрес: «Сэру Чарльзу Медхэму. Ривер-Парк. Вручить лично. Строго конфиденциально».
Шубридж стучал на машинке. Птица дремала на своем нашесте. На улице было уже светло — теплое утро, конец марта; на вязах за домом грачи, разбившись на пары, уже вовсю строили гнезда. Закончив письмо (он перепечатывал его с заранее написанного черновика), Шубридж, не вынимая бумаги из машинки, еще раз перечитал его:
«По получении настоящего письма Вам надлежит незамедлительно позвонить в Министерство внутренних дел полковнику Грандисону; все переговоры вести только с ним. Нарушая это условие, так же как и любую из нижеследующих инструкций, Вы рискуете подвергнуть жизнь Вашего гостя опасности…»

***
Сэр Чарльз Медхэм был отставной дипломат. Связаться с Грандисоном для него труда не составит — это Шубридж знал твердо. Узнал заблаговременно. Весь его план строился на точном знании деталей, а тщательный выбор места, времени и действующих лиц и определенное их сочетание в сумме должны были сработать ему на руку и обеспечить успех.

***
"Ваш высокопоставленный гость похищен с той же целью и тем же лицом, что и члены парламента Джеймс Арчер и Ричард Пейкфилд. В настоящее время его здоровью и жизни ничто не угрожает. Исходя из интересов его репутации и личной безопасности, Вы должны выполнить следующие условия:
1. Объясните прислуге, что его срочно отозвали в Лондон. (Сэр Чарльз Медхэм не женат, так что больше никому ничего объяснять не придется).
2. Передайте Грандисону, что огласка в этом деле совершенно недопустима, и подчеркните, что любая утечка информации будет означать серьезную угрозу для жизни Вашего гостя. Также предупредите Грандисона, что в печати должно появиться какое-нибудь сообщение, объясняющее временный перерыв в исполнении Вашим гостем официальных обязанностей.
3. Скажите Грандисону, что письмо с дальнейшими инструкциями он получит, как только поместит в газете «Дейли телеграф» нижеследующее частное объявление:
«Феликс! Дома все в порядке. Ждем известий. Джон».
4. Сообщите Грандисону, что сумма выкупа — 50Т).000 фунтов стерлингов; порядок выплаты будет установлен позднее. Срок — восемь дней с момента получения Вами настоящего письма. Условия, при которых жизнь Вашего гостя будет или не будет сохранена, остаются те же, что в обоих предыдущих случаях.
Ни при каких обстоятельствах не вступайте в контакт ни с кем, кроме Грандисона. Это отвечает и его интересам".
Перечитав текст, Шубридж вынул листок из машинки и положил в конверт, который заклеил с помощью акварельной кисточки, обмакнув ее в стоящий наготове стакан с водой. Письмо нельзя было назвать образцом изящного стиля, но такой цели он перед собой не ставил. Главное — чтобы Грандисон сразу узнал его манеру. Единственная опасность — как бы слух о похищении не просочился в печать. Впрочем, сэр Чарльз Медхэм должен и сам отлично то понимать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33