https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dlya_kuhni/visokie/Grohe/
Совершенно необходимо найти его, чтобы уладить дело.
– Куда он мог убежать из кухни?
Тип вторично пожал плечами.
– Попробуйте узнать! Возможно, он пробежал через квартиру хозяина и вышел по лестнице дома.
Большего Борису не было нужно. Он развернулся и выбежал на улицу, как раз в тот момент, когда на полной скорости к зданию подлетела полицейская машина с воющей сиреной.
Он наткнулся на Кастро.
– Ты очень кстати. Остальные здесь?
– Да.
– Нужно оцепить квартал. Если увидите унтер-офицера флота без фуражки, пытающегося удрать и спрятаться, помогите ему. Уведите его, куда угодно, и не упускайте из виду. Сошлитесь на меня. Если он заговорит о Хосе Моаресе, скажите ему, что тот ускользнул от нас и мы приехали его предупредить. Бегите!
Кастро растворился в толпе. Борис бросился ко входу в дом, находящемуся метрах в двадцати от ресторана. В холле шутила и громко разговаривала веселая толпа. Люди явно не были в курсе того, что произошло в «Сертао». Борис обратился к ним:
– Простите меня, пожалуйста. Вы не видели, отсюда не выходил унтер-офицер флота?
Люди переглянулись и отрицательно закачали головами.
– Мы ничего такого не видели, – ответил с сильным акцентом один из стоявших, вероятно, янки.
– Может быть, вы здесь не очень давно? Может, только что спустились?
Он рассмеялся. Некоторые посмотрели на часы.
– Мы тут стоим, наверное, минут двадцать. Мы ждем одну подружку, которая прихорашивается...
– Мы видели, как проходили люди, – добавил кто-то, – но никого похожего на унтер-офицера флота не было.
– Спасибо, – сказал Борис и бросился вверх по лестнице.
* * *
Энрике Сагарра не отставал от Бориса Данилова ни на шаг с того момента, как тот сел в машину Бенто Итикиры и уехал на ней с ипподрома. Сначала Борис Данилов вернулся к себе домой на руа до Пассейо, где пробыл около получаса. Потом он вышел оттуда и направился в посольство. Затем он поужинал в чураскарии на Авенида Мем де Са, а выйдя оттуда, отправился в аэропорт Галеао.
Энрике видел, как Данилов разговаривал с Хосе Моаресом, а затем уехал на машине вместе с одним из пассажиров самолета, которого высадил в городе. После этого он занял наблюдательный пост на руа до Кортуме, куда через десять минут приехал Моарес.
Невидимый, Энрике присутствовал при всех фазах разворачивающейся на его глазах интриги и догадался о ее смысле. Ему бы очень хотелось расстроить планы Бориса, но что он мог сделать в одиночку, не зная конечного пункта экспедиции?
Он проследовал за машиной журналиста, которая ехала за такси Моареса. Он увидел, что Моарес отправился в «Сертао», а Борис, выйдя из машины, оставил своего спутника за рулем, но в ресторан не пошел.
Энрике никому не мог оставить руль, а тем более бросить машину посреди Авениды, движение по которой было очень оживленным. Ему пришлось искать место для парковки.
Вернувшись к ресторану, Энрике совершенно неожиданным образом был «введен» в курс происшедших без него событий. Ему просто повезло. Минуту-другую он постоял, осматриваясь, и увидел журналиста. Данилов остановился практически рядом с Энрике, проинструктировал своего сотрудника и отправился в подъезд соседнего дома.
Вот так Сагарра, как ни в чем ни бывало выслушавший инструкции, отданные Борисом Кастро, и узнал, что моряк, прикончив Моареса, возможно, удрал внутрь дома. Энрике не смог удержаться от улыбки при мысли, что журналист, конечно, хотел не этого.
Дождавшись ухода Кастро, Сагарра с самым естественным видом, не торопясь, прошелся перед входом в дом. Борис разговаривал с группой людей. Энрике остановился недалеко от них, потом спокойно вернулся назад. На тротуаре была такая толпа, что его хождения туда-сюда мало отличались от перемещений остальных.
Сагарра увидел, что Борис побежал вверх по лестнице, и решил последовать за ним. С непринужденным видом он вошел в холл, серьезно поздоровался с группой, продолжавшей веселиться, и начал подниматься.
Гибкий и бесшумный, как кошка, он двигался, прижимаясь к стене. В этом случае его нельзя было увидеть, перегнувшись через перила. Он не знал, какое точно расстояние отделяет его от противника, но полагал, что этажа полтора – два. Сагарра решил, что высокий блондин не знает, куда идет; в противном случае он поднялся бы на лифте.
Энрике был уже на пятом этаже, когда услышал сильный голос внизу:
– Полиция! Никому не двигаться! Как долго вы здесь находитесь?
Энрике подумал, что правильно сделал, пойдя за журналистом, не раздумывая и не теряя времени. Этажом выше он услышал тот же голос, прокричавший приказ:
– Обыщите все квартиры одну за другой. Будьте осторожны: он может быть вооружен!
Обыскать все квартиры? Им будет непросто. В эту ночь мало людей сидели по домам. Если Рождество – семейный праздник, Новый Год обычно встречают вне дома. А в этом здании жили не нищие.
По дороге Энрике внимательно осматривал каждую дверь. Возможно, беглец взломал замок, чтобы найти себе иллюзорное убежище...
К десятому этажу топот внизу стал тише; он услышал слабый шум шагов поднимающегося впереди него. Звук был почти не слышен, но Энрике и этого было достаточно...
Он поднялся на верхний, пятнадцатый этаж, осторожно выглянул на площадку и вдруг заметил спину журналиста, медленно выходившего на крышу.
Пальцы Энрике убрали со лба непокорную прядь. Через большую стеклянную дверь свет с площадки попадал на плоскую крышу и ярко освещал ее. В этих условиях невозможно выйти, не подвергаясь большому риску быть замеченным.
Свет шел от электрических ламп, висевших по обеим сторонам площадки. Удача. Энрике достал носовой платок, накинул его, чтобы не обжечь пальцы, на лампочку и вывинтил ее, а потом и еще одну. Яркость освещения уменьшилась наполовину.
Он подошел к углу площадки, заметил дальше в тени спину остановившегося противника, быстро пересек опасную зону и вывинтил лампочки с другой стороны.
Блеклый свет еще шел с последнего этажа, но, приняв некоторые предосторожности, Энрике мог надеяться остаться незамеченным.
Борис обернулся, чтобы посмотреть назад. Его заинтересовало, почему погас свет. Пригнувшись, Энрике следил за ним одним глазом, зная, что небольшая часть его лица, высунувшаяся из-за стены, не может быть замечена с такого расстояния. Зато массивная фигура Бориса четко выделялась на более светлом фоне неба, красневшем от огней города.
Когда Борис двинулся вперед, Энрике открыл дверь и выскользнул на крышу очень быстро и бесшумно. Он тут же побежал налево вдоль широких окон квартир, закрытых в данный момент опущенными ставнями.
Вдруг он услышал умышленно приглушенный голос, звавший:
– Карлос!.. Карлос!.. Это я, Борис...
Энрике сказал себе, что «Карлос», очевидно, псевдоним, данный Бенто Итикире сетью, использовавшей его. По-прежнему пригнувшись, чтобы остальные не могли увидеть его фигуру над барьером, окружавшим крышу, Энрике направился к месту, откуда шел голос.
Он двигался с удивительной гибкостью, без малейшего шума, несмотря на гравий, которым в этом месте была посыпана крыша. В диверсионной школе, где он учился – уже довольно много лет назад – Энрике всегда был лучшим в упражнении по бесшумному приближению. Ни разу ни один из добровольных часовых не обнаружил его присутствие раньше, чем оказался в беспомощном состоянии, прижатым к земле. Вообще это целое искусство. Недостаточно абсолютно бесшумно двигаться. В подобные моменты Энрике старался ни о чем не думать, убежденный, что волны, излучаемые мозгом, особенно враждебные, могут насторожить противника. Особенно того, в ком привычка к постоянной опасности почти всегда развивала особую восприимчивость.
Дистанция быстро сокращалась. Борис остановился, вглядываясь в лес цементных труб, возвышавшийся в этой части огромной плоской крыши. Он снова позвал, приглушая голос:
– Карлос!.. Это я, Борис!.. Я знаю, что вы здесь. Внизу полиция. Она придет с минуты на минуту. Я могу вам помочь, Карлос!
Вдруг Энрике увидел какое-то движение у подножья одной из труб. Бенто Итикира вставал, отвечая на призывы Бориса.
– Я здесь.
Борис шумно вздохнул, как будто с него упал большой груз, и подбежал к моряку.
– Мне очень жаль, – начал он, сняв аппарат со вспышкой и положив его на подставку трубы. – Этот тип проскользнул у нас сквозь пальцы. Вы мне сказали, что он поплывет на пароходе, а он полетел самолетом. Я приехал предупредить вас, но было уже слишком поздно...
Бенто Итикира все еще был не в себе.
– Я убил его, – ответил он странным голосом. – Или он, или я...
Борис схватил его и встряхнул.
– Я спасу вас, Карлос. Я помогу вам. Вы уедете за границу, Марианна приедет к вам позже.
Бенто Итикира выглядел полной тряпкой. Драма, произошедшая в тот момент, когда он переживал чудесный сон, что-то в нем надломила. Борис взял его под руку.
– Подойдите сюда, – сказал он. – Посмотрите.
Он подвел его к краю крыши, нависавшей над Авенидой. Энрике догадался, что сейчас должно было произойти. Иной конец был невозможен, это входило в правила игры. Борис не мог допустить, чтобы его сеть подверглась угрозе из-за ареста агента, который явно не был героем. Энрике хотелось бы спасти моряка, но он сам не был чист в этом деле, а потому не рискнул впутаться, не зная, что конкретно известно унтер-офицеру. Бразильцы неплохие ребята, но им не очень понравится деятельность Энрике, если они о ней узнают...
Бесшумно, все так же пригнувшись, Энрике скользнул к месту, откуда только что ушли эти двое, и схватил фотоаппарат...
Борис Данилов подвел моряка к барьеру, не переставая бросать частые взгляды на стеклянную дверь с лестницы, откуда, как он ожидал, в любую секунду могли выскочить полицейские. Это был вопрос времени, может быть секунд...
– Посмотрите, – повторил он. – Потом я вам объясню...
Бенто Итикира позволил подвести себя к краю. Он подошел к цементному заграждению, не превышавшему метра в высоту. Великолепное зрелище. Над аэропортом Сантос Дюмон кружил самолет. Бенто Итикира повернулся и увидел освещенного Христа на вершине Корковадо. Неожиданно он ощутил в себе желание помолиться, но он забыл слова, которые нужно говорить.
– Посмотрите вниз, – велел Борис, заставляя его повернуться.
Бенто сделал то, о чем его попросили, наилучшим образом; он наклонился над барьером и посмотрел вниз. Там, глубоко внизу, как в пропасти, была Авенида, запруженная автомобилями, с полными народу мозаичными тротуарами. Он спросил себя, что же ему хочет показать Борис.
Журналист бросил последний взгляд в направлении лестницы, потом со всей быстротой, на которую был способен, нагнулся, схватил руками лодыжки моряка и сбросил его с крыши.
Ослепительная вспышка застала его посреди операции, когда его поднятые руки еще не отпустили ног жертвы, которую он столкнул в пустоту. Жуткий, нечеловеческий крик, превратившийся в бесконечный вой, внезапно оборвался. Снизу до крыши поднялось эхо глухого удара, потом испуганный вопль толпы...
Борис Данилов услышал это, не обратив ни малейшего внимания. Сразу после неожиданной молнии, в которой он узнал вспышку фотоаппарата, он резко обернулся, но ничего не увидел. Задыхаясь, с безумно бьющимся сердцем, он стоял, опираясь обеими руками на заграждение, настороженно вглядываясь в темную зону между трубами, расстилавшуюся перед ним...
Он был готов ко всему, но ничего не произошло. «Интересно, вместо того, чтобы помешать сбросить моряка с крыши, его фотографируют. Зачем? Чтобы шантажировать?» – задавал он себе вопросы.
Он спросил громко, но не очень уверенным голосом:
– Кто здесь?
Никакого ответа. Полная тишина. Он сделал шаг вперед, сильно встревоженный... В эту секунду с лестницы на крышу выскочила шумная группа. Торопливо бросив последний взгляд по сторонам, Борис Данилов направился к только что вошедшим. Это были полицейские и журналисты. Он представился, показав карточку иностранного корреспондента.
– Мне очень жаль, – сказал он. – Я попытался его удержать, но он бросился вниз прежде, чем я успел до него добежать. Он потерял голову.
Галдя, журналисты и полицейские подошли к заграждению, чтобы посмотреть на толпу, собравшуюся внизу возле тела. Они громко разговаривали и не обращали внимания на Бориса Данилова, который воспользовался этим, чтобы вернуться к месту, где оставил свой фотоаппарат и вспышку.
Он их не нашел, посмотрел вокруг соседних труб и вдруг понял.
– Вы что-то потеряли?
Он резко обернулся. Это был полицейский в форме.
– Нет, – ответил он.
– Вы можете нам показать точно то место, откуда он спрыгнул? – спросил полицейский.
– Охотно.
В последний раз посмотрев вокруг себя, но так ничего и не увидев, Данилов пошел к ограждению. Полицейский двинулся за ним. По лестнице поднялись новые люди, и теперь на крыше было достаточно много народу, для того, чтобы тот, кто, вероятно, поздравлял себя с самым сенсационным снимком за свою жизнь, мог затеряться в толпе...
Внизу, недалеко от входа в дом, неподвижно, словно изваяние, стояла красивая женщина, тупо и бессмысленно уставившись на большое тело унтер-офицера флота, разбившееся о мозаичный тротуар. Это была Марианна Моарес, оглушенная и потрясенная неожиданным поворотом судьбы, так стремительно и так грубо разрушившей этой смертью ее счастье, потерянное почти сразу же после того, как оно было обретено...
Полицейские положили труп на носилки и задвинули его в «скорую». Там уже находился труп Хосе Моареса. Марианна подошла к машине. Ни единого взгляда не бросила она на останки своего мужа; она видела только любовника. Он был в ней, она чувствовала его в своей плоти и крови. Ей казалось, что его губы ласкали ее; она слышала его шепот: «Все началось в рождественскую ночь, не забывай этого». Слишком долго сдерживаемое ею рыдание поднялось к горлу. Она бросилась к открытому кузову «скорой», поглотившему ее любимого.
– Рождественская ночь!.. О, мой дорогой! Мой дорогой!
Полицейские остановили ее и осторожно увели. «Скорая» уехала, увозя обоих – мужа и любовника, соединенных последним путешествием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
– Куда он мог убежать из кухни?
Тип вторично пожал плечами.
– Попробуйте узнать! Возможно, он пробежал через квартиру хозяина и вышел по лестнице дома.
Большего Борису не было нужно. Он развернулся и выбежал на улицу, как раз в тот момент, когда на полной скорости к зданию подлетела полицейская машина с воющей сиреной.
Он наткнулся на Кастро.
– Ты очень кстати. Остальные здесь?
– Да.
– Нужно оцепить квартал. Если увидите унтер-офицера флота без фуражки, пытающегося удрать и спрятаться, помогите ему. Уведите его, куда угодно, и не упускайте из виду. Сошлитесь на меня. Если он заговорит о Хосе Моаресе, скажите ему, что тот ускользнул от нас и мы приехали его предупредить. Бегите!
Кастро растворился в толпе. Борис бросился ко входу в дом, находящемуся метрах в двадцати от ресторана. В холле шутила и громко разговаривала веселая толпа. Люди явно не были в курсе того, что произошло в «Сертао». Борис обратился к ним:
– Простите меня, пожалуйста. Вы не видели, отсюда не выходил унтер-офицер флота?
Люди переглянулись и отрицательно закачали головами.
– Мы ничего такого не видели, – ответил с сильным акцентом один из стоявших, вероятно, янки.
– Может быть, вы здесь не очень давно? Может, только что спустились?
Он рассмеялся. Некоторые посмотрели на часы.
– Мы тут стоим, наверное, минут двадцать. Мы ждем одну подружку, которая прихорашивается...
– Мы видели, как проходили люди, – добавил кто-то, – но никого похожего на унтер-офицера флота не было.
– Спасибо, – сказал Борис и бросился вверх по лестнице.
* * *
Энрике Сагарра не отставал от Бориса Данилова ни на шаг с того момента, как тот сел в машину Бенто Итикиры и уехал на ней с ипподрома. Сначала Борис Данилов вернулся к себе домой на руа до Пассейо, где пробыл около получаса. Потом он вышел оттуда и направился в посольство. Затем он поужинал в чураскарии на Авенида Мем де Са, а выйдя оттуда, отправился в аэропорт Галеао.
Энрике видел, как Данилов разговаривал с Хосе Моаресом, а затем уехал на машине вместе с одним из пассажиров самолета, которого высадил в городе. После этого он занял наблюдательный пост на руа до Кортуме, куда через десять минут приехал Моарес.
Невидимый, Энрике присутствовал при всех фазах разворачивающейся на его глазах интриги и догадался о ее смысле. Ему бы очень хотелось расстроить планы Бориса, но что он мог сделать в одиночку, не зная конечного пункта экспедиции?
Он проследовал за машиной журналиста, которая ехала за такси Моареса. Он увидел, что Моарес отправился в «Сертао», а Борис, выйдя из машины, оставил своего спутника за рулем, но в ресторан не пошел.
Энрике никому не мог оставить руль, а тем более бросить машину посреди Авениды, движение по которой было очень оживленным. Ему пришлось искать место для парковки.
Вернувшись к ресторану, Энрике совершенно неожиданным образом был «введен» в курс происшедших без него событий. Ему просто повезло. Минуту-другую он постоял, осматриваясь, и увидел журналиста. Данилов остановился практически рядом с Энрике, проинструктировал своего сотрудника и отправился в подъезд соседнего дома.
Вот так Сагарра, как ни в чем ни бывало выслушавший инструкции, отданные Борисом Кастро, и узнал, что моряк, прикончив Моареса, возможно, удрал внутрь дома. Энрике не смог удержаться от улыбки при мысли, что журналист, конечно, хотел не этого.
Дождавшись ухода Кастро, Сагарра с самым естественным видом, не торопясь, прошелся перед входом в дом. Борис разговаривал с группой людей. Энрике остановился недалеко от них, потом спокойно вернулся назад. На тротуаре была такая толпа, что его хождения туда-сюда мало отличались от перемещений остальных.
Сагарра увидел, что Борис побежал вверх по лестнице, и решил последовать за ним. С непринужденным видом он вошел в холл, серьезно поздоровался с группой, продолжавшей веселиться, и начал подниматься.
Гибкий и бесшумный, как кошка, он двигался, прижимаясь к стене. В этом случае его нельзя было увидеть, перегнувшись через перила. Он не знал, какое точно расстояние отделяет его от противника, но полагал, что этажа полтора – два. Сагарра решил, что высокий блондин не знает, куда идет; в противном случае он поднялся бы на лифте.
Энрике был уже на пятом этаже, когда услышал сильный голос внизу:
– Полиция! Никому не двигаться! Как долго вы здесь находитесь?
Энрике подумал, что правильно сделал, пойдя за журналистом, не раздумывая и не теряя времени. Этажом выше он услышал тот же голос, прокричавший приказ:
– Обыщите все квартиры одну за другой. Будьте осторожны: он может быть вооружен!
Обыскать все квартиры? Им будет непросто. В эту ночь мало людей сидели по домам. Если Рождество – семейный праздник, Новый Год обычно встречают вне дома. А в этом здании жили не нищие.
По дороге Энрике внимательно осматривал каждую дверь. Возможно, беглец взломал замок, чтобы найти себе иллюзорное убежище...
К десятому этажу топот внизу стал тише; он услышал слабый шум шагов поднимающегося впереди него. Звук был почти не слышен, но Энрике и этого было достаточно...
Он поднялся на верхний, пятнадцатый этаж, осторожно выглянул на площадку и вдруг заметил спину журналиста, медленно выходившего на крышу.
Пальцы Энрике убрали со лба непокорную прядь. Через большую стеклянную дверь свет с площадки попадал на плоскую крышу и ярко освещал ее. В этих условиях невозможно выйти, не подвергаясь большому риску быть замеченным.
Свет шел от электрических ламп, висевших по обеим сторонам площадки. Удача. Энрике достал носовой платок, накинул его, чтобы не обжечь пальцы, на лампочку и вывинтил ее, а потом и еще одну. Яркость освещения уменьшилась наполовину.
Он подошел к углу площадки, заметил дальше в тени спину остановившегося противника, быстро пересек опасную зону и вывинтил лампочки с другой стороны.
Блеклый свет еще шел с последнего этажа, но, приняв некоторые предосторожности, Энрике мог надеяться остаться незамеченным.
Борис обернулся, чтобы посмотреть назад. Его заинтересовало, почему погас свет. Пригнувшись, Энрике следил за ним одним глазом, зная, что небольшая часть его лица, высунувшаяся из-за стены, не может быть замечена с такого расстояния. Зато массивная фигура Бориса четко выделялась на более светлом фоне неба, красневшем от огней города.
Когда Борис двинулся вперед, Энрике открыл дверь и выскользнул на крышу очень быстро и бесшумно. Он тут же побежал налево вдоль широких окон квартир, закрытых в данный момент опущенными ставнями.
Вдруг он услышал умышленно приглушенный голос, звавший:
– Карлос!.. Карлос!.. Это я, Борис...
Энрике сказал себе, что «Карлос», очевидно, псевдоним, данный Бенто Итикире сетью, использовавшей его. По-прежнему пригнувшись, чтобы остальные не могли увидеть его фигуру над барьером, окружавшим крышу, Энрике направился к месту, откуда шел голос.
Он двигался с удивительной гибкостью, без малейшего шума, несмотря на гравий, которым в этом месте была посыпана крыша. В диверсионной школе, где он учился – уже довольно много лет назад – Энрике всегда был лучшим в упражнении по бесшумному приближению. Ни разу ни один из добровольных часовых не обнаружил его присутствие раньше, чем оказался в беспомощном состоянии, прижатым к земле. Вообще это целое искусство. Недостаточно абсолютно бесшумно двигаться. В подобные моменты Энрике старался ни о чем не думать, убежденный, что волны, излучаемые мозгом, особенно враждебные, могут насторожить противника. Особенно того, в ком привычка к постоянной опасности почти всегда развивала особую восприимчивость.
Дистанция быстро сокращалась. Борис остановился, вглядываясь в лес цементных труб, возвышавшийся в этой части огромной плоской крыши. Он снова позвал, приглушая голос:
– Карлос!.. Это я, Борис!.. Я знаю, что вы здесь. Внизу полиция. Она придет с минуты на минуту. Я могу вам помочь, Карлос!
Вдруг Энрике увидел какое-то движение у подножья одной из труб. Бенто Итикира вставал, отвечая на призывы Бориса.
– Я здесь.
Борис шумно вздохнул, как будто с него упал большой груз, и подбежал к моряку.
– Мне очень жаль, – начал он, сняв аппарат со вспышкой и положив его на подставку трубы. – Этот тип проскользнул у нас сквозь пальцы. Вы мне сказали, что он поплывет на пароходе, а он полетел самолетом. Я приехал предупредить вас, но было уже слишком поздно...
Бенто Итикира все еще был не в себе.
– Я убил его, – ответил он странным голосом. – Или он, или я...
Борис схватил его и встряхнул.
– Я спасу вас, Карлос. Я помогу вам. Вы уедете за границу, Марианна приедет к вам позже.
Бенто Итикира выглядел полной тряпкой. Драма, произошедшая в тот момент, когда он переживал чудесный сон, что-то в нем надломила. Борис взял его под руку.
– Подойдите сюда, – сказал он. – Посмотрите.
Он подвел его к краю крыши, нависавшей над Авенидой. Энрике догадался, что сейчас должно было произойти. Иной конец был невозможен, это входило в правила игры. Борис не мог допустить, чтобы его сеть подверглась угрозе из-за ареста агента, который явно не был героем. Энрике хотелось бы спасти моряка, но он сам не был чист в этом деле, а потому не рискнул впутаться, не зная, что конкретно известно унтер-офицеру. Бразильцы неплохие ребята, но им не очень понравится деятельность Энрике, если они о ней узнают...
Бесшумно, все так же пригнувшись, Энрике скользнул к месту, откуда только что ушли эти двое, и схватил фотоаппарат...
Борис Данилов подвел моряка к барьеру, не переставая бросать частые взгляды на стеклянную дверь с лестницы, откуда, как он ожидал, в любую секунду могли выскочить полицейские. Это был вопрос времени, может быть секунд...
– Посмотрите, – повторил он. – Потом я вам объясню...
Бенто Итикира позволил подвести себя к краю. Он подошел к цементному заграждению, не превышавшему метра в высоту. Великолепное зрелище. Над аэропортом Сантос Дюмон кружил самолет. Бенто Итикира повернулся и увидел освещенного Христа на вершине Корковадо. Неожиданно он ощутил в себе желание помолиться, но он забыл слова, которые нужно говорить.
– Посмотрите вниз, – велел Борис, заставляя его повернуться.
Бенто сделал то, о чем его попросили, наилучшим образом; он наклонился над барьером и посмотрел вниз. Там, глубоко внизу, как в пропасти, была Авенида, запруженная автомобилями, с полными народу мозаичными тротуарами. Он спросил себя, что же ему хочет показать Борис.
Журналист бросил последний взгляд в направлении лестницы, потом со всей быстротой, на которую был способен, нагнулся, схватил руками лодыжки моряка и сбросил его с крыши.
Ослепительная вспышка застала его посреди операции, когда его поднятые руки еще не отпустили ног жертвы, которую он столкнул в пустоту. Жуткий, нечеловеческий крик, превратившийся в бесконечный вой, внезапно оборвался. Снизу до крыши поднялось эхо глухого удара, потом испуганный вопль толпы...
Борис Данилов услышал это, не обратив ни малейшего внимания. Сразу после неожиданной молнии, в которой он узнал вспышку фотоаппарата, он резко обернулся, но ничего не увидел. Задыхаясь, с безумно бьющимся сердцем, он стоял, опираясь обеими руками на заграждение, настороженно вглядываясь в темную зону между трубами, расстилавшуюся перед ним...
Он был готов ко всему, но ничего не произошло. «Интересно, вместо того, чтобы помешать сбросить моряка с крыши, его фотографируют. Зачем? Чтобы шантажировать?» – задавал он себе вопросы.
Он спросил громко, но не очень уверенным голосом:
– Кто здесь?
Никакого ответа. Полная тишина. Он сделал шаг вперед, сильно встревоженный... В эту секунду с лестницы на крышу выскочила шумная группа. Торопливо бросив последний взгляд по сторонам, Борис Данилов направился к только что вошедшим. Это были полицейские и журналисты. Он представился, показав карточку иностранного корреспондента.
– Мне очень жаль, – сказал он. – Я попытался его удержать, но он бросился вниз прежде, чем я успел до него добежать. Он потерял голову.
Галдя, журналисты и полицейские подошли к заграждению, чтобы посмотреть на толпу, собравшуюся внизу возле тела. Они громко разговаривали и не обращали внимания на Бориса Данилова, который воспользовался этим, чтобы вернуться к месту, где оставил свой фотоаппарат и вспышку.
Он их не нашел, посмотрел вокруг соседних труб и вдруг понял.
– Вы что-то потеряли?
Он резко обернулся. Это был полицейский в форме.
– Нет, – ответил он.
– Вы можете нам показать точно то место, откуда он спрыгнул? – спросил полицейский.
– Охотно.
В последний раз посмотрев вокруг себя, но так ничего и не увидев, Данилов пошел к ограждению. Полицейский двинулся за ним. По лестнице поднялись новые люди, и теперь на крыше было достаточно много народу, для того, чтобы тот, кто, вероятно, поздравлял себя с самым сенсационным снимком за свою жизнь, мог затеряться в толпе...
Внизу, недалеко от входа в дом, неподвижно, словно изваяние, стояла красивая женщина, тупо и бессмысленно уставившись на большое тело унтер-офицера флота, разбившееся о мозаичный тротуар. Это была Марианна Моарес, оглушенная и потрясенная неожиданным поворотом судьбы, так стремительно и так грубо разрушившей этой смертью ее счастье, потерянное почти сразу же после того, как оно было обретено...
Полицейские положили труп на носилки и задвинули его в «скорую». Там уже находился труп Хосе Моареса. Марианна подошла к машине. Ни единого взгляда не бросила она на останки своего мужа; она видела только любовника. Он был в ней, она чувствовала его в своей плоти и крови. Ей казалось, что его губы ласкали ее; она слышала его шепот: «Все началось в рождественскую ночь, не забывай этого». Слишком долго сдерживаемое ею рыдание поднялось к горлу. Она бросилась к открытому кузову «скорой», поглотившему ее любимого.
– Рождественская ночь!.. О, мой дорогой! Мой дорогой!
Полицейские остановили ее и осторожно увели. «Скорая» уехала, увозя обоих – мужа и любовника, соединенных последним путешествием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18