https://wodolei.ru/catalog/kuhonnie_moyki/iz-kamnya/
– предложила она ему косячок.
– Да, конечно. Спасибо.
– Нам, – объявила Шерри, – надо раздобыть что-нибудь пожевать. Хочешь пиццу?
Мечты о том, чтобы залучить к себе обеих, не сбывались, но Шерри временами оценивающе поглядывала на него. Хови не мог понять, в чем тут дело. Как правило, девчонки интересовались им, только если рассчитывали что-то вытянуть, но жаловаться не приходилось. Хови уже подумывал, как бы сплавить куда-нибудь Лайзу.
– Пиццу? – повторил он. – Ещё бы.
– А ещё чего-нибудь не хочешь? – спросила его Шерри.
– Чего угодно. Шерри захихикала:
– Ясно, чего угодно не хочешь!
– Нет, я хотел сказать…
Хови не успел закончить, как обе девушки разразились хохотом. Они курили с самого утра и были уже здорово на взводе. Хови курил раза в три меньше – этого хватало, чтобы заглушить ноющую боль в плече, и притом Эрл, вернувшись, не нашёл бы его в отрубе. Теперь Хови ухмыльнулся девушкам и глубоко затянулся, наполнив лёгкие дымом марихуаны. Пропади он пропадом, этот Эрл. Сколько можно ждать!
– Порядок, – отдышавшись, выговорила Шерри, – тебе пиццу с чем угодно, Хови. – Она снова хихикнула, но сдержалась.
– Поняла, – подхватила Лайза. – Возьмём одну большую: половину с грибами и перцем, вторую с чем угодно, и одну маленькую, с ветчиной и ананасом. – Она отобрала у Хови окурок. – Никто не хочет покататься?
Хови оглянулся на Шерри. Та ответила ему взглядом, от которого у парня подкосились ноги, и он покачал головой.
– Ладно. Так я вернусь через часок. Ведите себя хорошо, детки.
Оставшись вдвоём с Хови, Шерри устроилась на коленках рядом с его креслом.
– Забавный ты парень, Хови, – сказала она. Он откашлялся:
– Да?
– Угу. Ты тихий – но такой спокойно-тихий, а не жутко-тихий. Понял? Как твоё плечо?
– Нормально. Даже хорошо.
Девушка склонилась вперёд, опёрлась локтем на кресло рядом с его ногой.
– Слушай, я знаю одну полезную процедуру… – Её пальцы пробежались по бедру Хови.
Даже сквозь джинсы он ощутил каждый ноготок. – Догадываешься?
Хови покачал головой. Он боялся спугнуть волшебство. «Господи, – думал он, – не может быть, чтоб это было со мной».
– Ну, как твой личный врач, – проговорила Шерри, – я думаю… – Замолчав, она потянула вниз молнию его джинсов, нащупывая под ней налившийся член, – думаю, тебе пошла бы на пользу небольшая любовная процедура – просто чтобы вернуть волю к жизни. Как ты полагаешь?
Хови сглотнул и кивнул.
– Разумеется, – продолжала Шерри, опуская голову, – ты будешь у меня в долгу, а я, сразу предупреждаю, всегда взимаю долги.
Хови откинулся назад.
Пожалела она его, или он ей понравился, или она просто накачалась по уши – ему было все равно. Поверить было невозможно, и только хотелось, чтобы это никогда не кончалось.
* * *
Две пустые коробки из-под пиццы валялись на земле. Не выпуская из рук стаканы с пивом и передавая друг другу цигарку, все трое смотрели, как над озером Калабоги спускаются сумерки. Хови парил в небе. Он то и дело поглядывал на Шерри, вспоминая, и тут же отводил взгляд. Сумерки наводили на мысли о прошедшей ночи: о погоне за девчонкой Эрла, об олене и прочем, но больше всего – о музыке.
– Тот парень, что здесь живёт… – начал он.
– Стив?
– Да, Стив. Он когда вернётся?
– Не думаю, чтобы он объявился до утра, – предположила Шерри, вопросительно глядя на Лайзу.
Та покачала головой:
– У него сегодня ночью какие-то дела с Максом. Пам говорила, что, может, заглянет попозже с Эриком. У него травка – настоящий динамит. Выторговал у Джонни Мерзавца – знаешь такого? Из растаманов, кучерявые такие…
– Знавал кое-кого в Торонто, – кивнул Хови. – Но я к чему это говорю – вы, девчата, не хотите прокатиться?
Лайза улыбнулась:
– Поискать твоего Великого Оленя?
– Как ты догадалась?
– Я вижу все, я знаю все, – напомнила Лайза. Шерри затянула мелодию «Сумеречной зоны», и все трое рассмеялись.
– Но я серьёзно, – немного погодя снова заговорил Хови. – Не знаю, увидим ли мы оленя – боже, я совсем не уверен, что так уж хочу видеть этого гада, – но вот музыка – это что-то. Честное слово.
Шерри переглянулась с Лайзой.
– Почему бы и нет? – сказала она. Лайза усмехнулась:
– В самом деле, почему бы и нет? Хоть посмеёмся.
Полчаса спустя они уже катили по дороге на Ланарк. Хови напряжённо высматривал поворот. Он здорово улетел, но не сомневался, что сумеет снова отыскать то место. Очередной ухаб отозвался у него в плече, и Хови потянулся к Шерри за самокруткой. Ещё пара затяжек не повредит. Они проскочили поворот и упёрлись в посёлок Ланарк. Только к ночи выбрались обратно, подъезжая теперь с юга, так, чтобы Хови легче было опознать приметы.
– Вот он, – сказал Хови, – поворачиваем здесь. – Он улыбнулся сидевшей рядом Шерри. – Тебе обязательно понравится.
– Жду не дождусь, – с насмешливой серьёзностью отозвалась Лайза, но Шерри просто улыбнулась ему в ответ.
Хови сам не знал, что делает, но был уверен, что делает правильно.
11
Когда день затянулся вуалью сумерек, Льюис вывел гостей на улицу. Все молчали. Темнеющий воздух наполнился густым ароматом леса и луга. Хор лягушек и стрекот кузнечиков временами прорезывало тяжёлое гудение майского жука.
С наступлением темноты Валенти начал переживать. Он тяжело опирался на палку, снова гадая, не делают ли они глупость. Темнота расшевелила что-то в его душе – предвкушение музыки, да, но также и смутную тревогу. Что откроет им эта ночь?
Он повторил про себя слова Льюиса – тайна отражает то, что ты ей приносишь, – и тревога усилилась. Неизвестно, что отзовётся в нем, но только не покой. Слишком много у него за спиной.
Слишком много скопилось в нем дерьма. Шрамы, оставленные годами жизни в fratellanza, ещё не затянулись. Может, и никогда не затянутся. Как им затянуться, когда приходится держать целый арсенал в подполье и пистолет в кармане куртки?
Тони погладил холодный металл рукояти и выдернул руку из кармана. Может, и зря он захватил пистолет, а все же его присутствие успокаивало.
– Это древний камень, – заговорил вдруг Льюис. – Он стоял здесь задолго до того, как мы поселились в этих местах, – может быть, и задолго до того, как пришли индейцы. Других таких в округе нет. Что он здесь делает, не знал даже Акерли Перкин. Может быть, викинги – историки теперь признают, что они побывали здесь ещё до Колумба, – может быть, они воздвигли его своему Тору или Одину. А может, кельты. Считается, что они тоже добирались сюда в те времена. А может, его установили племена, жившие здесь ещё раньше, даже раньше индейцев. Наверное, мы никогда не узнаем.
– Ещё одна тайна, – сказал Баннон. Льюис добавил:
– Или часть той же самой.
– Индейцы оставили каменные строения, – вставила Али. – Я читала: большие каменные круги и колонны.
– Не так далеко к северу, – возразил Баннон, – к тому же до сих пор не доказано, что их строили индейцы.
И Али, и Валенти воззрились на него с уважением. «В сущности, я ничего о нем не знаю», – подумал Валенти.
– Это верно, – заметил Льюис, – но наш камень не такой. Увидите.
Разговор прервался, потому что на тропе, ведущей к камню, возникло движение. Похожий на волка пёс подбежал к ним, приостановился, втягивая ноздрями запах, метнулся назад, к отставшему хозяину, и снова забежал вперёд. Гости Льюиса разглядывали паренька, подошедшего вслед за собакой. В сгустившейся полутьме трудно было разглядеть подробности – только общее впечатление. Пухлощёкий подросток с косматыми волосами. Он прошаркал мимо, явно не слишком торопясь к своей цели. Когда парень повернулся к компании, стоявшей перед хижиной Льюиса, Али толкнула Валенти локтем в бок.
– Тот парень в огороде, – шепнула она. Валенти кивнул. Он тоже узнал мальчика.
– Его зовут Томми Даффин, – заметил Льюис.
– Томми?.. – Али нахмурилась. – Тот самый, что играет на флейте?
Увидев, как Льюис кивнул, Али решила получше рассмотреть парня, но тот уже прошёл мимо. Ненамного старше её, подумала Али. И если вспомнить, как он выглядел днём, похоже, не из умников. И не очень-то дружелюбен. И это он создавал ту музыку?!
– Он не… понимаете… – Она замялась, не зная, как выразить свои чувства, чтобы все не испортить.
– На вид ничего особенного, – подсказал ей Льюис. – Я никогда не мог понять, почему играет всегда кто-нибудь из Даффинов. Это, должно быть, тоже одна из сторон… – он покосился на Баннона, – тайны. Но Томми становится другим, стоит ему приложить тростник к губам. Куда девается этот пустой взгляд, и лицо становится тоньше, живее. Это вроде как с самой деревней. Есть тут у нас что-то, что не допускает чужаков. Даже если они вроде бы идут по прямой и должны уткнуться в Новый Волдинг, ноги сами уводят их в сторону.
– Но мы-то здесь, – отметил Валенти.
– А, да, но ведь вы слышали музыку.
– А что с аэрофотосъёмкой? – спросил Баннон.
Льюис непонимающе взглянул на него.
– Фотографии, – пояснил Баннон, – сделанные с воздуха. С самолёта. Когда делают картографическую съёмку этой местности, деревня должна быть отчётливо видна на фотографиях, но, по словам Тони, её нет ни на одной карте, сделанной по этим фотографиям министерством энергетики, полезных ископаемых и природных ресурсов.
Льюис понимающе кивнул.
– Этого я не могу объяснить, – сказал он, – есть много неясного, о чем я даже не…
Его голос прервался, когда переливы тростниковой свирели разлились в тихом воздухе ночи. Простая и чистая красота их коснулась каждого. Льюис улыбался, открывая сердце старому другу, но его гости остолбенели. Али и Валенти никогда не слышали мелодии так явственно и чисто. Она отзывалась в них, будя стремление к чему-то, неведомому им самим. Баннон, доселе нетронутый чарами музыки, вскинул голову. Его ноздри расширились, словно он не только слушал, но и вдыхал звуки.
– Madonnamia! – выдохнул Тони. – Это… это же… – Но у него не было слов, чтобы выразить то, что он слышал и чувствовал.
Деревенские уже тянулись мимо хижины Льюиса, направляясь к камню, где играл Томми. Здесь были по большей части старики и пожилые, среди них – несколько подростков, но ни одного малыша. Женщина лет шестидесяти остановилась на тропе, и четверо подошли к ней, пристроившись в конец процессии.
– Ты с друзьями, Лыоис? – спросила Лили.
Льюис представил каждого, но они, зачарованные музыкой, её чистотой и близостью, сумели только кивнуть в ответ. Лили улыбнулась, взяла Али за руку.
– Первый раз идёшь к камню? Али кивнула.
– Ну, придётся тебе потанцевать со мной. Согласна?
Али оглянулась на Тони с Банноном, но те оба глядели вперёд. Она тоже ощущала притяжение музыки и спешила к её истоку, но все же кивнула державшей её руку женщине.
– Я… я хотела бы попробовать, – застенчиво пробормотала она.
– О, у тебя отлично получится, – обещала Лили. – Верно, Льюис?
– Надо думать, – согласился тот.
Малли примостилась высоко на дереве, на краю поляны. Она пришла первой и видела, как притащился, волоча ноги и выставив вперёд подбородок, Томми, как он приложил к губам тростниковые трубочки, как переменился он, пробуждённый музыкой. В её глазах разгоралась улыбка. О, музыка сегодня была хороша, сильна. Достаточно сильна, чтобы вызвать тайну – и, быть может, даже чтобы сдержать свору псов.
Малли поудобней устроилась на своём насесте. Начали стекаться деревенские. Томми заиграл быстрее, переходя от протяжной мелодии к плясовому напеву, и вот Кзйт и Холли Скегланд уже скользят по сырой траве. Вскоре к ним вышел и Мартин Твиди, но Малли уже не смотрела на них. Её взгляд был прикован к Лили с Льюисом и к трём чужакам, которых они привели на луг.
– Глянь-ка, Али, – проговорила Малли, завидев остановившуюся у края лужайки девочку, но проговорила так тихо, что слышать могла только она сама.
Лили, держа девочку за руку, повела её к танцующим. Двое мужчин остались с Льюисом, глядя на музыканта и движущиеся теки. Малли отметила, какое действие производит музыка на Баннона. В нем, пожалуй, не было огня, как в тех двоих, зато было кое-что лучшее. Глубокая тишина.
Старому Рогачу это понравится. Ему нужен огонь – как те костры, что разводят на холмах в канун майской ночи, и середины лета, и в ночь духов, но и тишина нужна. В тишине ничто не мешает слышать. Слышать гул копыт, и шёпот свирели, и рассветный хор пернатых, славящих солнце.
Малли улыбнулась. Ей хотелось спуститься вниз и поплясать, особенно с Али, но хотелось и видеть их лица, когда выйдет олень. Так что она осталась на своём насесте, непоседливая, живая, и ждала, нюхая воздух, вглядываясь в лица.
* * *
Взгляд Баннона примёрз к камню. Тёмная глыба устремлялась в небо, жилы кварца вились по ней, блестя в лунном свете, подобно древним письменам. Потом он увидел мальчика. Томми преобразился – физически преобразился. Это был вовсе не тот паренёк, которого Баннон видел днём в огороде.
Баннон не знал, чего ждать: какая музыка, что за сборище у камня? Все это казалось слишком неопределённым, слишком безумным. Но теперь, услышав, ощутив тайну, сгущавшуюся на этой поляне, теперь он понимал, чего не могли объяснить ему ни Али, ни Тони, ни тот старик.
Чудо, простое и ясное.
Чудо, что такая музыка рождается у деревенского мальчишки. Чудо, что эта деревушка скрыта от мира. Что может явиться и огромный олень, воплощающий… воплощающий то, что разделяет сердце с деяниями тела…
Чудо.
Баннон ощущал, как растягиваются в улыбке его губы. Он понимал, почему деревенские живут так, как живут, почему так важно для Льюиса постигнуть, что же происходит, когда звучит музыка. Но для него самого важнее было другое: отдаться течению. Не спрашивать – переживать.
Он задавал вопросы – было. Он насмехался – было. Но теперь он понял: те, кто задаёт вопросы, кто стремится разобрать все на части ради того, чтобы понять, они в конечном счёте проигрывают. Волшебство никогда не откроется им. Тайна только уйдёт вглубь. Потому что, открыв свои секреты, перестанет быть тайной. И чувства утратят яркость. Останутся лишь сухая пыль и голоса людей, обсуждающих, что бы это значило. Тишина, музыка, чудо – уйдут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
– Да, конечно. Спасибо.
– Нам, – объявила Шерри, – надо раздобыть что-нибудь пожевать. Хочешь пиццу?
Мечты о том, чтобы залучить к себе обеих, не сбывались, но Шерри временами оценивающе поглядывала на него. Хови не мог понять, в чем тут дело. Как правило, девчонки интересовались им, только если рассчитывали что-то вытянуть, но жаловаться не приходилось. Хови уже подумывал, как бы сплавить куда-нибудь Лайзу.
– Пиццу? – повторил он. – Ещё бы.
– А ещё чего-нибудь не хочешь? – спросила его Шерри.
– Чего угодно. Шерри захихикала:
– Ясно, чего угодно не хочешь!
– Нет, я хотел сказать…
Хови не успел закончить, как обе девушки разразились хохотом. Они курили с самого утра и были уже здорово на взводе. Хови курил раза в три меньше – этого хватало, чтобы заглушить ноющую боль в плече, и притом Эрл, вернувшись, не нашёл бы его в отрубе. Теперь Хови ухмыльнулся девушкам и глубоко затянулся, наполнив лёгкие дымом марихуаны. Пропади он пропадом, этот Эрл. Сколько можно ждать!
– Порядок, – отдышавшись, выговорила Шерри, – тебе пиццу с чем угодно, Хови. – Она снова хихикнула, но сдержалась.
– Поняла, – подхватила Лайза. – Возьмём одну большую: половину с грибами и перцем, вторую с чем угодно, и одну маленькую, с ветчиной и ананасом. – Она отобрала у Хови окурок. – Никто не хочет покататься?
Хови оглянулся на Шерри. Та ответила ему взглядом, от которого у парня подкосились ноги, и он покачал головой.
– Ладно. Так я вернусь через часок. Ведите себя хорошо, детки.
Оставшись вдвоём с Хови, Шерри устроилась на коленках рядом с его креслом.
– Забавный ты парень, Хови, – сказала она. Он откашлялся:
– Да?
– Угу. Ты тихий – но такой спокойно-тихий, а не жутко-тихий. Понял? Как твоё плечо?
– Нормально. Даже хорошо.
Девушка склонилась вперёд, опёрлась локтем на кресло рядом с его ногой.
– Слушай, я знаю одну полезную процедуру… – Её пальцы пробежались по бедру Хови.
Даже сквозь джинсы он ощутил каждый ноготок. – Догадываешься?
Хови покачал головой. Он боялся спугнуть волшебство. «Господи, – думал он, – не может быть, чтоб это было со мной».
– Ну, как твой личный врач, – проговорила Шерри, – я думаю… – Замолчав, она потянула вниз молнию его джинсов, нащупывая под ней налившийся член, – думаю, тебе пошла бы на пользу небольшая любовная процедура – просто чтобы вернуть волю к жизни. Как ты полагаешь?
Хови сглотнул и кивнул.
– Разумеется, – продолжала Шерри, опуская голову, – ты будешь у меня в долгу, а я, сразу предупреждаю, всегда взимаю долги.
Хови откинулся назад.
Пожалела она его, или он ей понравился, или она просто накачалась по уши – ему было все равно. Поверить было невозможно, и только хотелось, чтобы это никогда не кончалось.
* * *
Две пустые коробки из-под пиццы валялись на земле. Не выпуская из рук стаканы с пивом и передавая друг другу цигарку, все трое смотрели, как над озером Калабоги спускаются сумерки. Хови парил в небе. Он то и дело поглядывал на Шерри, вспоминая, и тут же отводил взгляд. Сумерки наводили на мысли о прошедшей ночи: о погоне за девчонкой Эрла, об олене и прочем, но больше всего – о музыке.
– Тот парень, что здесь живёт… – начал он.
– Стив?
– Да, Стив. Он когда вернётся?
– Не думаю, чтобы он объявился до утра, – предположила Шерри, вопросительно глядя на Лайзу.
Та покачала головой:
– У него сегодня ночью какие-то дела с Максом. Пам говорила, что, может, заглянет попозже с Эриком. У него травка – настоящий динамит. Выторговал у Джонни Мерзавца – знаешь такого? Из растаманов, кучерявые такие…
– Знавал кое-кого в Торонто, – кивнул Хови. – Но я к чему это говорю – вы, девчата, не хотите прокатиться?
Лайза улыбнулась:
– Поискать твоего Великого Оленя?
– Как ты догадалась?
– Я вижу все, я знаю все, – напомнила Лайза. Шерри затянула мелодию «Сумеречной зоны», и все трое рассмеялись.
– Но я серьёзно, – немного погодя снова заговорил Хови. – Не знаю, увидим ли мы оленя – боже, я совсем не уверен, что так уж хочу видеть этого гада, – но вот музыка – это что-то. Честное слово.
Шерри переглянулась с Лайзой.
– Почему бы и нет? – сказала она. Лайза усмехнулась:
– В самом деле, почему бы и нет? Хоть посмеёмся.
Полчаса спустя они уже катили по дороге на Ланарк. Хови напряжённо высматривал поворот. Он здорово улетел, но не сомневался, что сумеет снова отыскать то место. Очередной ухаб отозвался у него в плече, и Хови потянулся к Шерри за самокруткой. Ещё пара затяжек не повредит. Они проскочили поворот и упёрлись в посёлок Ланарк. Только к ночи выбрались обратно, подъезжая теперь с юга, так, чтобы Хови легче было опознать приметы.
– Вот он, – сказал Хови, – поворачиваем здесь. – Он улыбнулся сидевшей рядом Шерри. – Тебе обязательно понравится.
– Жду не дождусь, – с насмешливой серьёзностью отозвалась Лайза, но Шерри просто улыбнулась ему в ответ.
Хови сам не знал, что делает, но был уверен, что делает правильно.
11
Когда день затянулся вуалью сумерек, Льюис вывел гостей на улицу. Все молчали. Темнеющий воздух наполнился густым ароматом леса и луга. Хор лягушек и стрекот кузнечиков временами прорезывало тяжёлое гудение майского жука.
С наступлением темноты Валенти начал переживать. Он тяжело опирался на палку, снова гадая, не делают ли они глупость. Темнота расшевелила что-то в его душе – предвкушение музыки, да, но также и смутную тревогу. Что откроет им эта ночь?
Он повторил про себя слова Льюиса – тайна отражает то, что ты ей приносишь, – и тревога усилилась. Неизвестно, что отзовётся в нем, но только не покой. Слишком много у него за спиной.
Слишком много скопилось в нем дерьма. Шрамы, оставленные годами жизни в fratellanza, ещё не затянулись. Может, и никогда не затянутся. Как им затянуться, когда приходится держать целый арсенал в подполье и пистолет в кармане куртки?
Тони погладил холодный металл рукояти и выдернул руку из кармана. Может, и зря он захватил пистолет, а все же его присутствие успокаивало.
– Это древний камень, – заговорил вдруг Льюис. – Он стоял здесь задолго до того, как мы поселились в этих местах, – может быть, и задолго до того, как пришли индейцы. Других таких в округе нет. Что он здесь делает, не знал даже Акерли Перкин. Может быть, викинги – историки теперь признают, что они побывали здесь ещё до Колумба, – может быть, они воздвигли его своему Тору или Одину. А может, кельты. Считается, что они тоже добирались сюда в те времена. А может, его установили племена, жившие здесь ещё раньше, даже раньше индейцев. Наверное, мы никогда не узнаем.
– Ещё одна тайна, – сказал Баннон. Льюис добавил:
– Или часть той же самой.
– Индейцы оставили каменные строения, – вставила Али. – Я читала: большие каменные круги и колонны.
– Не так далеко к северу, – возразил Баннон, – к тому же до сих пор не доказано, что их строили индейцы.
И Али, и Валенти воззрились на него с уважением. «В сущности, я ничего о нем не знаю», – подумал Валенти.
– Это верно, – заметил Льюис, – но наш камень не такой. Увидите.
Разговор прервался, потому что на тропе, ведущей к камню, возникло движение. Похожий на волка пёс подбежал к ним, приостановился, втягивая ноздрями запах, метнулся назад, к отставшему хозяину, и снова забежал вперёд. Гости Льюиса разглядывали паренька, подошедшего вслед за собакой. В сгустившейся полутьме трудно было разглядеть подробности – только общее впечатление. Пухлощёкий подросток с косматыми волосами. Он прошаркал мимо, явно не слишком торопясь к своей цели. Когда парень повернулся к компании, стоявшей перед хижиной Льюиса, Али толкнула Валенти локтем в бок.
– Тот парень в огороде, – шепнула она. Валенти кивнул. Он тоже узнал мальчика.
– Его зовут Томми Даффин, – заметил Льюис.
– Томми?.. – Али нахмурилась. – Тот самый, что играет на флейте?
Увидев, как Льюис кивнул, Али решила получше рассмотреть парня, но тот уже прошёл мимо. Ненамного старше её, подумала Али. И если вспомнить, как он выглядел днём, похоже, не из умников. И не очень-то дружелюбен. И это он создавал ту музыку?!
– Он не… понимаете… – Она замялась, не зная, как выразить свои чувства, чтобы все не испортить.
– На вид ничего особенного, – подсказал ей Льюис. – Я никогда не мог понять, почему играет всегда кто-нибудь из Даффинов. Это, должно быть, тоже одна из сторон… – он покосился на Баннона, – тайны. Но Томми становится другим, стоит ему приложить тростник к губам. Куда девается этот пустой взгляд, и лицо становится тоньше, живее. Это вроде как с самой деревней. Есть тут у нас что-то, что не допускает чужаков. Даже если они вроде бы идут по прямой и должны уткнуться в Новый Волдинг, ноги сами уводят их в сторону.
– Но мы-то здесь, – отметил Валенти.
– А, да, но ведь вы слышали музыку.
– А что с аэрофотосъёмкой? – спросил Баннон.
Льюис непонимающе взглянул на него.
– Фотографии, – пояснил Баннон, – сделанные с воздуха. С самолёта. Когда делают картографическую съёмку этой местности, деревня должна быть отчётливо видна на фотографиях, но, по словам Тони, её нет ни на одной карте, сделанной по этим фотографиям министерством энергетики, полезных ископаемых и природных ресурсов.
Льюис понимающе кивнул.
– Этого я не могу объяснить, – сказал он, – есть много неясного, о чем я даже не…
Его голос прервался, когда переливы тростниковой свирели разлились в тихом воздухе ночи. Простая и чистая красота их коснулась каждого. Льюис улыбался, открывая сердце старому другу, но его гости остолбенели. Али и Валенти никогда не слышали мелодии так явственно и чисто. Она отзывалась в них, будя стремление к чему-то, неведомому им самим. Баннон, доселе нетронутый чарами музыки, вскинул голову. Его ноздри расширились, словно он не только слушал, но и вдыхал звуки.
– Madonnamia! – выдохнул Тони. – Это… это же… – Но у него не было слов, чтобы выразить то, что он слышал и чувствовал.
Деревенские уже тянулись мимо хижины Льюиса, направляясь к камню, где играл Томми. Здесь были по большей части старики и пожилые, среди них – несколько подростков, но ни одного малыша. Женщина лет шестидесяти остановилась на тропе, и четверо подошли к ней, пристроившись в конец процессии.
– Ты с друзьями, Лыоис? – спросила Лили.
Льюис представил каждого, но они, зачарованные музыкой, её чистотой и близостью, сумели только кивнуть в ответ. Лили улыбнулась, взяла Али за руку.
– Первый раз идёшь к камню? Али кивнула.
– Ну, придётся тебе потанцевать со мной. Согласна?
Али оглянулась на Тони с Банноном, но те оба глядели вперёд. Она тоже ощущала притяжение музыки и спешила к её истоку, но все же кивнула державшей её руку женщине.
– Я… я хотела бы попробовать, – застенчиво пробормотала она.
– О, у тебя отлично получится, – обещала Лили. – Верно, Льюис?
– Надо думать, – согласился тот.
Малли примостилась высоко на дереве, на краю поляны. Она пришла первой и видела, как притащился, волоча ноги и выставив вперёд подбородок, Томми, как он приложил к губам тростниковые трубочки, как переменился он, пробуждённый музыкой. В её глазах разгоралась улыбка. О, музыка сегодня была хороша, сильна. Достаточно сильна, чтобы вызвать тайну – и, быть может, даже чтобы сдержать свору псов.
Малли поудобней устроилась на своём насесте. Начали стекаться деревенские. Томми заиграл быстрее, переходя от протяжной мелодии к плясовому напеву, и вот Кзйт и Холли Скегланд уже скользят по сырой траве. Вскоре к ним вышел и Мартин Твиди, но Малли уже не смотрела на них. Её взгляд был прикован к Лили с Льюисом и к трём чужакам, которых они привели на луг.
– Глянь-ка, Али, – проговорила Малли, завидев остановившуюся у края лужайки девочку, но проговорила так тихо, что слышать могла только она сама.
Лили, держа девочку за руку, повела её к танцующим. Двое мужчин остались с Льюисом, глядя на музыканта и движущиеся теки. Малли отметила, какое действие производит музыка на Баннона. В нем, пожалуй, не было огня, как в тех двоих, зато было кое-что лучшее. Глубокая тишина.
Старому Рогачу это понравится. Ему нужен огонь – как те костры, что разводят на холмах в канун майской ночи, и середины лета, и в ночь духов, но и тишина нужна. В тишине ничто не мешает слышать. Слышать гул копыт, и шёпот свирели, и рассветный хор пернатых, славящих солнце.
Малли улыбнулась. Ей хотелось спуститься вниз и поплясать, особенно с Али, но хотелось и видеть их лица, когда выйдет олень. Так что она осталась на своём насесте, непоседливая, живая, и ждала, нюхая воздух, вглядываясь в лица.
* * *
Взгляд Баннона примёрз к камню. Тёмная глыба устремлялась в небо, жилы кварца вились по ней, блестя в лунном свете, подобно древним письменам. Потом он увидел мальчика. Томми преобразился – физически преобразился. Это был вовсе не тот паренёк, которого Баннон видел днём в огороде.
Баннон не знал, чего ждать: какая музыка, что за сборище у камня? Все это казалось слишком неопределённым, слишком безумным. Но теперь, услышав, ощутив тайну, сгущавшуюся на этой поляне, теперь он понимал, чего не могли объяснить ему ни Али, ни Тони, ни тот старик.
Чудо, простое и ясное.
Чудо, что такая музыка рождается у деревенского мальчишки. Чудо, что эта деревушка скрыта от мира. Что может явиться и огромный олень, воплощающий… воплощающий то, что разделяет сердце с деяниями тела…
Чудо.
Баннон ощущал, как растягиваются в улыбке его губы. Он понимал, почему деревенские живут так, как живут, почему так важно для Льюиса постигнуть, что же происходит, когда звучит музыка. Но для него самого важнее было другое: отдаться течению. Не спрашивать – переживать.
Он задавал вопросы – было. Он насмехался – было. Но теперь он понял: те, кто задаёт вопросы, кто стремится разобрать все на части ради того, чтобы понять, они в конечном счёте проигрывают. Волшебство никогда не откроется им. Тайна только уйдёт вглубь. Потому что, открыв свои секреты, перестанет быть тайной. И чувства утратят яркость. Останутся лишь сухая пыль и голоса людей, обсуждающих, что бы это значило. Тишина, музыка, чудо – уйдут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40