– Ага! Слушайте, Сектер!
Раздался громкий стук, нестройный хор смолк и я услышал грохот, отдаленный лязг оружия и крики – за дверями зала, в котором собрался Совет, началась резня. Слуг и стражников там было довольно много, но едва ли они были способны на серьезное сопротивление Меннегерну и подготовленным к бою наемникам. То, что происходило сейчас в Большом доме, вряд ли можно было назвать схваткой – побоище или избиение… Я на секунду отнял амулет от уха – почти ничего не слышно. Город, спрятавшийся за запертыми дверями и ставнями, так и не узнает до завтра о пролитой крови и сбывшихся пророчествах…
А в Большом доме тем временем наемники, должно быть, прочесывали помещения, расположенные поблизости от главного зала и убивали всех, кого находили. Не знаю, почему я так решил, просто это было бы логично – ведь завтра все убийства припишут эльфу, а свидетели в таком деле нежелательны… Я заметил, как в дверном проеме, у которого несли караул солдаты, показался какой-то человек. Увидев вместо городской стражи чужаков, он охнул и кинулся обратно. Судя по тому, как он замешкался, я предположил, что ему кто-то мешал сзади – должно быть несколько слуг, счастливо избежав мечей заговорщиков, попытались улизнуть из дома Совета, выбравшись к выходу какими-то окольными путями. Но и здесь оказались враги. Стоявшие на страже солдаты кинулись внутрь – ловить беглецов. Я толкнул Эрствина – на слова не было времени – и припустил к опустевшему входу. Учитывая мою скорость, я должен был торопиться. Эрствин, конечно, легко обогнал меня и первым достиг приоткрытых дверей. Он осторожно заглянул внутрь и тут же отпрянул. Истолковав его поспешность, как признак близкой опасности, а осторожно занял позицию по другую сторону дверного проема. Вскоре послышались шаги и на пороге возник солдат. Он, наклонив голову, вытирал с лезвия меча кровь и не заметил нас с парнишкой. Я к тому времени успел прислонить свой костыль к стене и вытащить нож. Когда солдат сделал шаг наружу, я ухватил его за воротник и, рывком сдернув с крыльца в свою сторону, всадил ему острие под челюсть. Не пытаясь вытащить свое оружие, я предоставил мертвому телу спокойно сползать по стене, подхватив чужой клинок (не тот меч!), а на пороге показались еще двое солдат. Один из них, наверное, пострадал в стычке и шел с трудом, обхватив рукой за шею своего товарища. Пара боком протиснулась в дверь, тот, что не был ранен, первым поднял голову и встретился взглядом с Эрствином. Мой приятель действовал не раздумывая – я услышал тихий сдавленный крик и передо мной из спины наемника выросло алое от крови лезвие. Я схватил раненого за шиворот и дернул его в свою сторону, разворачивая лицом к себе. Передо мной мелькнуло белое – то ли от страха, то ли от потери крови – лицо, широко распахнутые глаза и перекошенный, словно в беззвучном вопле, рот… Удар в висок рукоятью оружия – и этот рухнул рядом с убитыми товарищами.
– Эрствин, не спи, помогай, – негромко прикрикнул я.
– Ч-что?..
Я поглядел на мальчика – тот был словно в прострации. Бледный, как мел, он глядел себе под ноги – на распростертое тело. Тут я догадался, в чем дело. Он, должно быть, только что впервые в жизни проткнул мечом человека. Я как-то не подумал об этом. Я знал, что Эрствин умеет владеть мечом – это благородное искусство и сын барона Леверкойского, разумеется, ему обучен. Как-то раз Эрствин похвалился мне, хотя и довольно невнятно, что дрался в злополучной битве, когда их с отцом вышибли из замка и что он кого-то зарубил. Теперь я понял, что то была мальчишеская похвальба, а первый противник, сраженный добрым сэром Эрствином – вот он, истекает кровью на крыльце.

* * *

Когда я снова пришел в себя, была ночь. Во всяком случае, сквозь прорехи в крыше и стенах словно струился мрак. Сарай, изнутри залитый багровым светом и наполненный душным чадом, напоминал о Гангмаровом Проклятии, где как раз и место таким грешным душам, как моя…Но я все еще был жив – и по-прежнему находился в той же самой развалюхе и в том же самом беспомощном положении, зато вокруг меня произошли большие перемены. Тесное помещение превратилось в самую настоящую кузницу, уставленную и заваленную инструментами и всевозможными необходимыми для кузнечного ремесла приспособлениями. Угли пылали в небольшой переносной печи, бросая зловещие кровавые отсветы на поросшие лохматым мхом стены, время от времени кузнец, плечистый мужчина, блестящий потным обнаженным торсом, ударял молотком по длинному пруту, лежащему на наковальне. Каждый удар молотка отдавался болью в висках… Кроме кузнеца с молотком в сарае суетились двое подмастерьев, оба – здоровенные парни в прожженных черных фартуках. Один клещами поворачивал на наковальне рубиново светящуюся заготовку, другой меланхолично качал мехи… Этим троим было тесновато в небольшом сарае.
Тот, что скучал у мехов, заметил, что я пошевелился.
– Эй, мастер, а колдун-то и в самом деле живой, – несколько удивленно протянул он, глядя на меня. В его глазах я не заметил ничего, что можно было бы счесть жалостью, состраданием или даже просто любопытством. Только равнодушие.
– Конечно, живой, а то какой бы с него прок, – сердито буркнул старший кузнец, потом прикрикнул на парня с клещами, – не зевай!
Второй подмастерье передвинул заготовку, мастер снова принялся не спеша обрабатывать ее молотком. Это продолжалось довольно долго. Мне не оставалось ничего другого, кроме как следить за неторопливой работой кузнецов. Я смог разлепить и левый глаз, но меня это не радовало. Вообще-то мне хотелось лишь одного – чтобы все скорее закончилось, чтобы прекратилась моя никчемная жизнь, так бестолково прошедшая, так глупо и болезненно заканчивающаяся…
Наконец кузнец закончил обрабатывать железный прут, которому было предназначено вскоре превратиться в заколдованный меч. По его знаку парень с клещами подхватил заготовку и сунул в жар. Затем другой подмастерье заработал мехами немного живее, а первый бросил клещи и вышел из сарая. “Слава Гилфингу, кажется, скоро…” – подумал я. И в самом деле, вскоре подмастерье вернулся. Следом за ним в сарай вошли Бибнон и давешний рыцарь, сэр Ригент. Я удивился – несмотря на серьезную рану, полученную накануне, Бибнон шел самостоятельно. Впрочем, бледен он был по-прежнему. Сил на злорадную ухмылку у меня уже не было, да и кляп мешал – но зацепил я его все же хорошо… Дворянин поморщился и помахав рукой перед носом – словно разгонял копоть – отступил в угол. Бибнон вытащил откуда-то из складок плаща маленькую чудовищно замусоленную книжечку, раскрыл ее и принялся читать вслух. Я ни слова не понял, так что и до сих пор не знаю – то ли это были настоящие магические формулы, то ли шарлатанская тарабарщина. Вполне вероятно, что Бибнон разыгрывал спектакль с заколдованным мечом и вообще – как-то слишком уж нарочитой была вся мрачность ритуала… Даже ночи дождались… Впрочем, на всех остальных действия Бибнона произвели должное впечатление. Рыцарь кивал с важным видом, но я заметил, что он поглаживает ладанку на груди и шевелит губами – молитву, должно быть, читает. Кузнецы отступили в сторонку и, украдкой осеняя себя кругами, с подозрением уставились на толстяка. Тот отвлекся от чтения и зыркнул в их сторону:
– У вас-то все готово? – затем, дождавшись утвердительного бормотания, продолжил чтение. Под его монотонный голос и, возможно, из-за удушливых испарений я снова начал терять сознание.
Сквозь застилавшую глаза красную пелену и звон в ушах я уловил какое-то движение. Передо мной… или, вернее, подо мной, стоял один из подмастерьев кузнеца. В руках парень держал странное высокое и узкое ведро. Я снова начал погружаться в забытье и еще уловил краем сознания диалог:
– …Может, снять его?..
– Не нужно, пусть висит. Так кровь будет стекать лучше…
Потом была боль в ноге. Должно быть, сильная боль, но я почти не чувствовал ее, потому что находился на грани обморока и еще потому, что все тело ныло и болело – не только нога. Затем начала наступать какая-то легкость… Легкость и холод…Что-то покидало мое тело, некая часть оставляла меня… И я больше не висел под крышей сарая – я летел. Вместо рук у меня были огромные белые крылья, а может, и крыльев не было… Но рук у меня не было точно, потому что я был уверен – руки крепко привязаны к потолочной балке где-то там – посреди болот. А я лечу на Миром, я вижу его весь, целиком. Я могу летать, потому что из моего тела извлечено нечто, привязывавшее меня к земле… Я могу летать без крыльев, я могу лететь к свету… И вот он уже впереди, этот свет, и я стремлюсь к нему, и я…
Но достичь ослепительно-яркого света мне не дали, потому что кто-то произнес:
– А ведь он жив, ваша милость.
Я догадался, что это они обо мне, это я жив, а живым летать не позволено, ни с крыльями, ни без… А другой голос ответил:
– Хм-м, это удачно. Может, в нем еще осталось достаточно, чтобы и кинжал тоже…
– Прощения прошу, ваша милость, но незакаленного кинжала у меня нет. Я же не мог знать, что…
– Да, верно. Никто не мог знать. Тогда обработай рану, прижги ее. И немедленно займись кинжалом… Немедленно, понял?!
– Понял, ваша милость… Спускай его…
Я почувствовал, что мою левую ногу обожгло невыносимой болью. Это означало, что я больше не лечу к свету, что у меня еще есть левая нога и что… – не успев додумать, я рухнул из поднебесья обратно в свое истерзанное тело на грязный пол. Кто-то перерезал веревку под потолочной балкой сарая…

* * *

Вороной жеребец, привязанный у входа, покосился в нашу сторону, сохраняя неподвижность статуи. Коня совершенно не интересовали человеческие страсти и смерти – как и его хозяина, кажется. Я сделал шаг в его сторону и поднял руку, конь не реагировал. Вот эта лошадка, которая знает дорогу к сокровищам Семи Башен. Эх, если бы можно было просто так схватить поводья и… Нет, я не рискну. Слишком многие заинтересованные в этом деле люди еще живы – не говоря уже об эльфе, которому принадлежит жеребец. Сперва я должен убедиться, что Сектер в самом деле сможет расправиться с эльфом – есть же у него какой-то план? Вот тогда и… Тогда у этой сказки окажется хороший конец. Если эльфа уберут, а Сектер будет по горло завален делами… Правда, есть еще несколько человек, которым что-то известно об этом деле, Эрствин, например…
Кстати, я не могу просто так взять и уйти, оставив здесь Эрствина. Мальчишка вполне способен мне помешать. Он-то сейчас думает на самом деле только о своем папаше, но… Я бросил взгляд в его сторону – наш юный герой отрешенно пялился на убитого им наемника, словно собирался запомнить этого невезучего парня на всю жизнь… Ну нет, нужно делом заниматься!
Времени на переживания не было, я руганью и толчками заставил мальчика помочь мне затащить сраженных нами солдат внутрь. Последний – тот, которого я огрел рукояткой меча – был жив. Я так и рассчитывал, зачем лишняя смерть? Я хочу сказать, что добить его было бы можно позже, а как свидетель он мог и пригодиться… Сейчас солдат был не слишком опасен, но я для верности его связал и, оттащив подальше в темный коридор, затолкал в какой-то тесный чулан под лестницей. Разобравшись с телами, мы взяли шлемы убитых солдат, чтобы хоть немного походить на них, и заняли место у входа. Я позаимствовал у одного из убитых еще и копье. Ожидалось прибытие колдуна и его надлежало встретить. На всякий случай я потушил три из четырех факелов, горевших по обе стороны двери, а последний повернул в креплении так, чтобы свет шел в основном в сторону. Меня немного смущал малый рост Эрствина – его вряд ли можно было принять за солдата, поэтому я велел парнишке стоять в нише, там где было темнее. Едва он занял указанное мной место, как тут же полез за слушающим амулетом. Отличная мысль. Я последовал его примеру.
– …Ну и где же ваш маг? – прошипел сэр Вальнт, мне показалось, что он шепчет украдкой, словно старался не быть услышанным кем-то еще. – Уже пора заканчивать.
– Колдун должен быть здесь с минуты на минуту, – ответил Сектер, этот, наоборот, говорит уверенно, словно хочет подбодрить барона, но тоже сдерживает голос, – у нас все рассчитано… Вот сейчас… Наверное…
А ведь шум стих – должно быть, схватка закончена. Поскольку Вальнт и Сектер живы и говорят между собой спокойно (хотя и украдкой) – значит… Значит ливдинский Совет перебит. И вместе с синдиками убиты солдаты и челядь… Никаких свидетелей. Осталось только уничтожить Меннегерна при помощи заколдованного меча.
– Ну, что вы там шепчетесь, люди? Эй, Обманщик! – голос Черного Ворона все так же холоден и безучастен, – ты обещал мне месть потомку Эгенллана, а до сих пор мне пришлось марать свой клинок только кровью твоих братьев. Где эльфы, Худой Обманщик? Почему я вижу только людей в этом доме?
– Э, знаешь, князь… Сейчас в Ллуильде осталось так мало эльфов, я ведь тебя предупреждал…
– Где эльфы? Где наследники Эгенллана?
– Хорошо, идем… Мы отведем тебя туда, где…
– Где что? – голос Меннегерна внезапно утратил безучастную отрешенность и стал твердым, словно стальной клинок. – Или ты думаешь, что сможешь водить меня за нос вечно? Ты просто хотел избавиться от других людей, и чтобы в этом обвинили меня – верно, человечек? Почему ты молчишь? А? Ну, говори, посмей мне сказать, что я ошибся!
– Э… Я…
– Ну же, Обманщик, – теперь голос эльфа звучал издевательски, я и не думал, что это существо без возраста способно на сарказм, – придумай новую ложь! Я же видел, как ты смотрел вон на того, в углу. Ты хотел только его смерти! Все эти человечки умерли ради этого… И вот он убит. Хо-хо! Ты дважды и трижды проверил, что он мертв! Ну – придумай новый обман, прежде чем я уложу тебя рядом с ним!.. Половину человечков здесь мы убили вместе, а со второй половиной я и сам справлюсь, а, Обманщик?..
– Эй, да что мы слушаем его, Сектер! Солдаты, взять его! За мной!
– Но, барон! Вы не… Без заколдованного меча…
Затем все смешалось – крики, звон оружия, стук падающих тел и грохот опрокинутой мебели…
А я увидел, как из того же переулка, где прежде скрывались заговорщики, переваливаясь и тряся пухлыми телесами под просторным балахоном, к нам бежит толстый человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44