– Надо так влипнуть… Только с Пылью мне и не хватало столкнуться!
Иван замер у порога, успев придержать дверные створки, уже подавшиеся вперед. Может, здесь отсидеться? В тесноте, да не в обиде… Он тихонько выключил свет и, раскинув руки, улегся на сложенные ровной стопкой маты. Он даже начал задремывать, когда внезапный девичий визг вернул его из забытья в темную инвентарную, насквозь пропахшую резиной и ржавым железом.
Из-за приоткрытых дверей он увидел, как пухлая, нескладная ученица из девятого класса пытается переползти через гимнастического козла, а директор школы, по совместительству преподающий физкультуру, что-то возбужденно рассказывает ей о технике опорного прыжка.
– Ты, Антонина, пойми, – Максим Константинович, одетый в красный с белыми лампасами спортивный костюм, важно ходил вокруг смущенно опустившей глаза девятиклассницы. – Физическая культура испокон веков служит благородной цели создания телесно совершенного и духовно богатого человека. А ты даже через козла прыгнуть не можешь! Эх, Тоня!
– Так он вот какой высокий, – Тоня надула щеки и покраснела, – а я толстая…
– Скажешь тоже, толстая, – Максим Константинович обошел вокруг ученицы, с удовольствием рассматривая пухлые упругие ягодицы в облегающем трико. – Просто недостаточно тренированная… Смотри, как надо!
Директор стремительно разбежался, оттолкнулся от мостика и ловко перескочил через козла.
– Только и делов! – он довольно хлопнул в ладоши и, подойдя к ученице, крепко взял ее за руки. – Пойдем, подстрахую. Раз прыгнешь, так понравится, что после за уши не оттащишь…
– Может, не надо? – засмущалась Тоня. – Может, лучше с классом потренироваться?..
– Само собой, само собой… – прерывистым, щебечущим голоском пробормотал Максим Константинович. – Только от индивидуальных занятий проку намного больше… Намного!
Директор подтащил упирающуюся девятиклассницу к козлу, положил ее руки на снаряд, подтолкнул вперед – так, чтобы, теряя равновесие, ее тело перевалилось вперед.
– Хорошо, Антонина… Наскок у тебя получился очень хорошо… – Максим Константинович зашел сзади и с силой ухватил девушку за бедра. – Теперь медленно разводи ноги в сторону… Медленней… Шире…
Вот козел! В сердцах Иван с силой бросил пятнадцатикилограммовый блин о гриф штанги. От грохота в инвентарной комнате директор вздрогнул и нарочито громко сказал хнычущей Тоне:
– Молодец! Несмотря на трудности, успех в выполнении опорного прыжка очевиден. Можешь идти домой.
Рыдая, девочка выскочила из спортзала, со всех ног бросилась по коридору к спасительной раздевалке.
Максим Константинович прокашлялся и дружелюбным тоном произнес:
– Кто это у нас трудится после уроков? Уже часа три прошло, как занятия окончились!
Иван молча вышел из комнаты.
– Храмов? Ты что здесь позабыл?!
– Идея Устиновна приказала порядок в инвентарной наводить, – Иван посмотрел в разъяренные директорские глаза. – Целую неделю.
– Марш! Марш домой, чтоб духу твоего здесь не было! – закричал директор, размахивая короткими, пухлыми руками. – Живешь черт знает где, на отшибе, сознание после уроков теряешь! Еще мне не хватает во внеурочное время за тебя отвечать!
– А как же распоряжение классной? Она снова в дневнике по поведению «неуд» поставит и маму в школу вызывать станет.
– С Идеей Устиновной как-нибудь сам разберусь, – Максим Константинович пристально посмотрел на Ивана. – А вот если меня не послушаешь, то, Храмов, гляди у меня… Узнаешь, куда Макар телят не гонял…
– Да я и так знаю, – неожиданно для себя резко ответил Иван.
– И куда же? – заводясь, процедил директор.
– Да на ваш немировский мясокомбинат и не гонял! – Иван, не дожидаясь директорской реакции, решительно вышел из спортзала.

Глава 6
ЦЫГАНКА С КАРТАМИ, ДОРОГА ДАЛЬНЯЯ…

Высокое небо, яркое солнце, безбрежные потоки воды – так приходит весна, врываясь музыкой и светом в обессиленный зимний город. Через раскрытые форточки и сквозь пелену немытых окон проникают ее озорные посланники, танцуя солнечными бликами и на дорогих шторах, и на скромных ситцевых занавесочках, и на жестких казенных жалюзи. Стремятся проникнуть глубже, внутрь, туда, где в глубинах кирпича и бетона еще надеются и дышат укрытые от весны люди…
На коммунальной кухне пахло сыростью, борщом и оладьями. То есть веяло духом, пронизывающим русский провинциальный быт уже не одно столетие. Тем самым духом, который поочередно превозносили и проклинали, стремились сохранить и грозились из него вырваться, но снова и снова увязали в нем, как увязает в весенней слякоти разбуженная и внезапно поверившая в чудо новой жизни близорукая душа…
– Вот не подумала бы, Лизавета, что ты окажешься знатной стряпухой, – вслед за словами из дверного проема показались всклокоченные волосы, стоптанные тапочки, и только затем на пороге выросла осадистая фигура тети Нюры в заношенном фланелевом халате. – Вишь, на дворе незнамо какое утро, а ты на весь дом борщ развела!
Елизавета Андреевна смутилась:
– Извините, не знала, что помешаю. Ванечку покормить надо. Вы же понимаете, весь день на работе, а он растет, ему горячая еда нужна обязательно…
– Да ты не винись, не винись, – протяжно зевнула тетя Нюра. – Не в укор сказано, от разыгравшихся аппетитов. Я и проснулась-то от слюнок. Ишь, думаю, как пахнет, ну прям как раньше в нашей ремзаводовской столовке!
– Так, может быть, вы и покушаете с нами? Оцените, где борщ наваристее да вкуснее! – Елизавета Андреевна неловко улыбнулась и поставила на стол чистую тарелку.
– Покушаем, покушаем! – соседка грузно уселась на табурет за маленький столик. – И еще оладушков напеченных со сметанкой. Не откажусь!
– Сметаны у нас как раз нет. Зато есть маргарин… – Елизавета Андреевна запнулась, столкнувшись с недовольным взглядом соседки.
– Плохо, милочка, что как раз сметаны у тебя нет. Если уж позвала человека за стол, будь любезна обеспечить! – Нюра недовольно развела руками. – Кого ждем? Наливай борща, клади олашки. С мар-га-ри-ном. Я баба неприхотливая, а вот другая бы на моем месте не спустила. Ух, не спустила! Так что, считай, повезло тебе с соседкой…
Она принялась за еду с жадностью, закусывая горячий борщ румяными, сдобренными маргарином оладьями. Быстро опорожнив тарелку и облизав ложку, тетя Нюра расплылась в добродушной улыбке:
– Спасибо, милочка, за борщец, отвела душу. Господь напитал, а никто и не видал! Хошь, за это я тебе погадаю?
– К чему мне эти суеверия? Да и времени нет. Надо на работу собираться…
– Не шустри, милочка, – Нюра вцепилась в ее запястье и потянула к себе. – Я судьбинушку-то твою соберу по зернышку да по былинке, по капельке да по глоточку. Садись-ка сюда, смотри да слушай…
Она вытащила из кармана затертую колоду атласных карт, пошептала над ней и подвинула к Елизавете Андреевне:
– Вскрой, милочка, не робей, сдвинь карты, а душу-то, как колоду, вскрой передо мной, не таясь да не запираясь…
– Вы, наверное, и спите с картами? – Елизавета Андреевна подвинула на себя несколько карт, лежащих сверху. – Всегда вас с ними вижу…
– Я с моими картами, милочка, ни на миг не расстаюсь, – серьезно ответила соседка, выкладывая на столе геометрические фигуры и веера. – Карты как дети. Не доглядишь, так от рук отобьются, попадутся чужим, так и вовсе гуляками по рукам пойдут. Тогда от них ни толку, ни проку никакого не выйдет. А так, милочка, карты – это большая сила. Да-да, сила и власть! Если сумеешь заставить себе служить, они не только обо всем правду рассказывать станут, но и всю жизнь начисто поменять смогут!
Вскоре окружающее их время застыло и впало в спячку, как заоконные мухи…
– Это покрывает ее, это поперек ее, это под ней, это за ней, это венчает ее, это перед ней… – бурчала под нос Нюра, раскладывая карты в строгой очередности. – Ох, милочка, непросто легла для тебя карта! Все непросто, да не спроста – так карты открылися!
Елизавета Андреевна молча спросила мимикой.
– Да я что? Ты сама, сама смотри… Вишь, выпали затруднения да пустые хлопоты, суета да потери. Впрочем, – Нюра загадочно посмотрела на соседку, – может нагрянуть неожиданная удача. В мужском обличий…
– Сказки говорите! Какие там мужчины?! Я вдова, мне бы сына суметь на ноги поднять, да самой раньше времени…
– Ай, не скажи, девонька, не скажи! – Нюра положила ладонь на руку Елизаветы Андреевны и придвинулась к ней как можно ближе. – Вдовья любовь, как рябина после мороза, еще ароматнее и слаще бывает!
– Как вам не стыдно такое говорить! Да я, я…
– Не старайтесь, ей все равно стыдно не будет, – на пороге кухни был Снегов. – Вы ее больше кормите, приваживайте. И тогда она совсем на шею сядет, ножки свесит да без устали понукать начнет. А вы ее советов слушаться станете да побоитесь возразить!
– Какую шею?! Тут вон карты легли черт-те как! – Нюра еще крепче сдавила руку Елизаветы Андреевны. – Ты, девонька, меня слушай, я тебе первой советчицей и помощницей буду. А без меня запутаешься, пропадешь, сгинешь! Не с этим же старым хрычом про жизнь говорить! Знаем, навидались на бабьем веку пьяниц да проходимцев!
– Доброхотка отыскалась! – засмеялся Снегов. – Я, признаюсь, тоже не раз подмечал: как появляется цыганка с картами, тут же начинает попахивать и казенным домом. Притягивают они, что ли, друг друга?
– Извините, мне пора на работу! – Елизавета Андреевна решительно освободила руку. – Вы тут сами, без меня, разбирайтесь!
– А не извиняйтесь, – кивнул Снегов. – К чему нам, простым обывателям, лишние сантименты. Мы по-простому, по рабоче-крестьянскому с Нюрой погуторим. Как в былые годы.
Он дождался, когда Елизавета Андреевна выйдет, подошел к Нюре и, глядя ей в глаза, сказал:
– Еще раз услышу подобное предложение – голову оторву.
Нюра попыталась возмутиться, но Сергей Олегович сжал ее руку в огромной, похожей на клещи ладони и добавил:
– Запомни: без предупреждения.


* * *

Перед уходом на работу Елизавета Андреевна, по заведенной еще с детства привычке, мимоходом посмотрелась в небольшое, держащееся на согнутых скобках гвоздей, потускневшее зеркало. Да, она все так же хороша, как раньше. И еще молода. Только лицо осунулось, стало болезненно-сероватым, и в уголках глаз появились морщины. «Боже мой! Как все-таки постарела… А всего-то тридцать пять лет! Если и вправду придется, как говорил Борис, прожить в Немирове пару лет, то за это время превратится в старуху. Наверняка превратится!»
По дороге на работу, в автобусе, Елизавета Андреевна вспомнила, как они с мужем впервые, еще студентами, поехали на Черное море. В тот год Никита удачно съездил в стройотряд, заработал немыслимую для начала восьмидесятых сумму – около тысячи рублей. И в конце дождливого уральского августа, вместо того, чтобы «на картошку», они сбежали в Анапу…
Целый месяц прожили в саманном домике на улице Кати Соловьяновой. Двор утопал в цветущих розах и наливавшемся пьяным соком винограде. С рассветом они оставляли снятую у старой казачки веранду и убегали на пляж, навстречу жаркому, почти тропическому солнцу, навстречу прогретому до самого дна морю, в прозрачных водах которого мелькали серебристые стайки рыб и парили обжигающие розоватые медузы…
Автобус резко затормозил и, вздрогнув на дорожной колдобине, столкнул насупившихся пассажиров.
– Эй, мудло, не дрова везешь! – раздался одинокий окрик еще не успевшего протрезветь работника мясокомбината. – Смотри, куда рулишь…
Через минуту все снова стихло, и под убаюкивающее урчание мотора Елизавета Андреевна продолжила сладко грезить о прошлом…
Окруженные дельфинами, они неслись на прогулочном катере к Джемете. Никита вдруг предложил достать с морского дна жемчужину.
– Здесь нет жемчуга, – она улыбнулась. – Это всего лишь Черное море, а не Индийский океан.
– Тогда я достану для тебя морскую звезду! – Никита, смеясь и, к неописуемому ужасу экскурсовода, не раздеваясь, на полном ходу спрыгнул за борт.
Он достал для нее потрясающей красоты ракушку и был несомненным героем в глазах всех женщин, с завистью посматривавших в сторону Елизаветы…
– Остановка «Мясокомбинат». Конечная! – зычно выкрикнула кондукторша вслед заскрипевшим автобусным дверям.
Люди торопливо выходили из автобуса, щурились играющему в небесах солнцу, выкидывали из карманов билетики, спешно шли по мощеной дороге, ведущей к красным стенам бывшего Богоявленского монастыря.
Из возвышавшихся башен без куполов, покрытых оцинкованной жестью, нелепо торчали антенны, над которыми с карканьем кружились стаи ворон.
– Раскудахтались, суки! Жахнуть бы по ним картечью, чтобы только перья вдрызг, да говна по небу! – обогнавший Елизавету Андреевну мужик в телогрейке хамски подмигнул и пальцем приподнял козырек поношенной драповой кепки.
Наверно, мясник. Или боец со скотобойни… Елизавета Андреевна изо всех сил попыталась вернуть ускользающее видение далекого сказочного августа. Еще немного, хотя бы мгновение… Еще не время просыпаться!
По вечерам они ходили в кинотеатр «Победа», где под открытым небом крутились засмотренные до дыр ленты о Фантомасе и приключениях жандарма. Они беспрестанно целовались и весело вспоминали, как в школьные годы прорезали в резиновых шапочках для бассейна глаза, пугая друг друга вездесущим и неуловимым злодеем. А знаменитая надпись, которой были исписаны все парты, все стены в туалетах: «Мне нужен труп – я выбрал вас. До скорой встречи. Фантомас…»
Потом – бесконечно нежный анапский вечер. Запасшись в ближайшем винном погребке «Черными глазами» или «Букетом Анапы», взявшись за руки, они бежали на городской пляж купаться в свете луны и танцующих на волнах звезд. В раскинувшейся над ними вселенной, в ласковых волнах ночного моря, позабыв обо всем на свете, они любили друг друга…
Тяжелые металлические двери лязгнули за ее спиной, и, зайдя в плохо освещенный узкий коридор проходной, Елизавета Андреевна направилась к турникету. Поравнявшись с выдающей пропуска вахтершей, вздрогнула, поняв, что забыла свой номер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30