Михаил Строганов
Заклинатель дождя



Михаил Строганов
Заклинатель дождя

Не забывай, что все это существует, что между луной и тобой возникают лучи и токи, что существует смерть, и страна душ, и возвращение оттуда, что на все явления и образы жизни ты найдешь ответ в глубине своего сердца, что тебе до всего должно быть дело, что ты обо всем должен знать ни капли не меньше, чем посильно знать человеку.
Герман Гессе



Глава 1
КАМО ГРЯДЕШИ?

Одни считают совпадения нелепой случайностью, другие видят в них скрытую волю высших сил, третьи их просто не замечают, четвертые… Четвертые, впрочем, не существуют, так как являются комбинациями, состоящими из первых трех.
Иван Храмов по своей натуре не был суеверным, но с раннего детства любил замечать все необычное, что случается вокруг. Эту привычку он называл «методом трансформера», позволяющим складывать разрозненные факты и происшествия в сложные звенья причинно-следственных связей. Вот и сегодня, в первое утро весенних каникул, Иван почувствовал, что в воздухе определенно «припахивало серой». Он еще не успел выйти из дома, как возле самых ног дорогу перебежала черная кошка; на автобусной остановке из-за пустой бутылки разодрались два пьяных бомжа, да и сам он направлялся в школу на задушевный допрос к психологу.
«Наверное, меня все-таки выгонят или на учет поставят», – усмехнулся Иван, поскользнувшись на ступеньках и чуть не сбив с ног выходящую из дверей уборщицу, кстати, с пустым ведром в руках.
Баб-Маня тяжело охнула, и из-под мясистого бородавчатого носа послышалось недовольное бормотание: «Все ходять и ходять, грязь топчуть, конфеты жруть. Хоть бы в каникулы провалилися к черту!» Иван попятился, снял с головы кепку и, виновато скомкав дежурное «драсьте», поспешил войти в школу…
Возле обитой черным кожзаменителем двери психологического кабинета Иван на минутку задержался, чтобы еще раз прочитать пожелание, выполненное красным, стилизованным под готику, шрифтом:
«Принимай жизнь такой, какая она есть, или будь готов измениться сам».
Под надписью была прикреплена отпечатанная на цветном лазерном принтере увеличенная визитка и табличка с расписанием работы: «Елена Леонардовна Горстева, психолог 13 разряда. Запись на консультации и прием – в любой будний день, кроме пятницы, с 8.50 до 13.00».
В кабинете густо пахло шафрановыми духами и парафином горящей свечки. Свет выключен, окна плотно зашторены, тихая музыка имитировала шум волн и крики чаек. За столом с зеленым суконным покрытием сидела молодая женщина в узких золоченых очках на лице, с гладко убранными волосами цвета железной окалины, тонкими, «в ниточку», губами, накрашенными пунцовой помадой.
– Ваня, догадываешься, почему мы с тобой сегодня встретились?
Храмов вздохнул:
– Вы делаете свою работу.
– Ну почему только я? – Елена Леонардовна улыбнулась и, опираясь на сложенные «в замок» руки, слегка наклонилась вперед. – Мы вместе делаем общее дело.
– Сегодня, выходит, я не при делах, – Иван пожал плечами и отвел в сторону взгляд. – Напрасно мы время тратим. Жалко, все-таки каникулы…
– Ну что ты, Иван. Человек отдыхает в общении, одновременно развиваясь внутренне и решая свои проблемы, – психолог наигранно улыбнулась, стараясь поймать прячущийся взгляд юноши. – Давай поговорим о чем угодно, откровенно. Хочешь?
– Откровенно? – оживился Иван. – «В двоих?»
Елена Леонардовна вопросительно выгнула бровь.
– То есть разговор останется между нами. И вы… и вы не припомните того лишнего, что я сейчас наговорю?
– Ваня, ну о чем ты! Конечно же! Запомни: все, что сказано в этих стенах, всегда бывает, как ты говоришь, исключительно «в двоих». Сядь поудобнее, расслабься. И не вцепляйся так в подлокотники. Уверяю тебя, кресло крепкое и устойчивое.
Они непроизвольно улыбнулись. Ваня почувствовал, как взамен напряжения пришло спокойствие и легкая сонливость. Елена Леонардовна встала из-за стола и пересела в кресло напротив.
– Расскажи, почему ты переехал в Немиров?
– Это обязательно? – Ваня перевел взгляд на окно. Непроницаемые зеленые шторы. – Если вам интересно… После того, как погиб мой отец, на его фирму буквально обрушились кредиторы. Мама продала все, что можно, но денег все равно не хватало. У нас появились проблемы…
Елена Леонардовна ласково погладила его по плечу:
– Все хорошо, Ванечка, все хорошо. Продолжай…
Иван глубоко вдохнул:
– Тогда папин друг, Борис Евгеньевич, предложил все уладить. Только вот нам пришлось из Перми уехать, возможно, надолго…
– А почему выбрали наш город? – Елена Леонардовна протянула ему стакан воды.
Иван сделал несколько больших глотков, поставил стакан на пол. Вода была тяжелой и затхлой, от горьковатого вкуса поднималась тошнота.
– Борис Евгеньевич здесь комнату в коммуналке купил, подальше от глаз. А маме подыскал работу делопроизводителя на немировском мясокомбинате.
– Значит, ты считаешь, что папин друг сподличал? – неожиданно прямо задала вопрос Горстева.
– Конечно. Он унизил маму, отобрал нашу квартиру, прибрал к своим рукам папино дело… – Ваня ударил кулаком по зеленому сукну стола. – Еще и считает, что мы его благодарить должны!
Елена Леонардовна покачала головой. Медленно провела пальцами по напряженной руке Ивана, коснулась сжатого кулака:
– Ваня, согласись, долги твоего отца – это проблема только вашей семьи, но никак не папиного друга. Поэтому все, что он сделал для вас, заслуживает если не благодарности, то хотя бы признательности. Он, в ущерб собственным интересам, пытается разгрести ваши дела.
– Больно надо! Тоже мне, доброхот нашелся!
Елена Леонардовна поправила очки и спросила по-учительски твердо:
– Как ты, Иван, думаешь, почему за две четверти, что ты уже проучился в нашей школе, ты так ни с кем и не сблизился? У тебя нет друзей, ты ни с кем не общаешься. А как ты проводишь свободное время?
– Я книги читать люблю. Или в коридоре с самодельной грушей боксирую… – Ваня медленно убрал со стола руку, отстраняясь от прикосновений. – В классе ко мне все относятся как к чужаку, да и я не понимаю, зачем сближаться с чужими для меня людьми? Все равно из Немирова скоро уеду. Навсегда.
– Тебе надо еще десятый класс окончить и в одиннадцатый перейти. А у тебя с учителями большие проблемы. Может, знаешь почему?
– Потому что я не хочу повторять ту чушь, которую говорят они, не хочу подчиняться дурацким правилам школьного распорядка. Знаете, – Иван пристально посмотрел в большие, по-медузьи мутноватые глаза психолога, – здесь очень странная школа. Понимаю, она с фольклорным уклоном, но зачем, вот скажите, на каждом шагу по стенам развешаны колдовские маски? Недобрые…
Елена Леонардовна пожала плечами:
– Ты просто не знаешь истории нашей школы, ее традиций, а пытаешься делать поспешные выводы и представить их как единственно верные. Теперь понимаешь, что твоя позиция в корне неверна? Не спеши с выводами, стань чуточку терпимее к чужому мнению, к другому образу жизни… Меня больше всего настораживают твои конфликты с одноклассниками. За пять месяцев учебы ты был инициатором пяти драк. Не многовато ли для самоутверждения?
– Да не хотел я драться, как вы не понимаете! В своей школе за девять лет пальцем никого не тронул, а тут… Полшколы отморозков. Разве вы сами не видите?
– Нет, Ванечка, не вижу. – Елена Леонардовна покрутила в руках маленький, похожий на елочную игрушку, серебристый шар. – Ребята у нас, конечно, разные, есть и с непростым характером. Присмотрись к ним получше, они все добрые и отзывчивые! Ты просто загнал себя в угол и боишься признать, что причиной конфликтов был сам. Доверься своим педагогам, смелее вливайся в коллектив, и мы поможем тебе, вот увидишь!
– Не нужна мне ничья помощь! Получить бы скорее аттестат и уехать отсюда… навсегда… – он снова наткнулся взглядом на непроглядную стену штор и безразлично махнул рукой.
– Ты поговори, а я послушаю, – улыбнулась Елена Леонардовна. – Только после. Пока отдохни, откинься на спинку кресла, закрой глаза и слушай музыку. Позволь ей завладеть тобой, растворись в ней.
Иван утопал в глубоком кресле, и реальность вправду таяла белыми воздушными облаками. Пламя свечи казалось то большой огненной бабочкой, то маленьким танцующим человечком, разбрасывающим золотые иглы. Крики чаек становились все отчетливее, морские волны играли волосами, ласково убаюкивая, погружали в сон. Иван почти не сопротивлялся подхватившему теплому течению, которое все дальше уносило его в туманный перекресток времени и пространства…
Елена Леонардовна раздвинула шторы и, посмотрев на удалявшуюся фигуру, послюнявила пальцы и быстрым движением погасила свечку. Достала чистый лист бумаги и каллиграфическим почерком вывела: «Заключение по результатам психологического обследования учащегося 10 класса немировской средней школы несовершеннолетнего Ивана Храмова».


* * *

Еле брезжащее с утра солнце к полудню выхолостилось набежавшими тяжелыми снежными облаками. Наступивший день, готовящийся по-весеннему разгуляться, потух, съежился, медленно переползая в пасмурный вечер. Над мощеной с незапамятных времен серым булыжником главной улицей имени Павших Красногвардейцев, рассекающей Немиров надвое, пронесся внезапный порыв ветра. Автобусная остановка имени Патриса Лумумбы, сложенная из белого силикатного кирпича и покрытая листовым шифером, растрескавшимся от забиравшихся на крышу гопников, с трудом вмещала озябших, одетых уже по-весеннему людей. В ожидании автобуса они напряженно молчали, понуро переводя взгляды вниз, под ноги, стараясь не глядеть друг другу в лица…
Ветер обжег ледяной крошкой, насквозь продувая ненадежный спандекс демисезонной куртки. Иван поежился. После уютного кресла и убаюкивающей музыки трудно возвращаться под совсем не весеннее небо, раздираемое белыми всполохами северных ветров. На миг Ивану даже показалось, что кружащийся снег то и дело складывается воздушными пазлами в маски, наподобие тех, что висят в школьном этнографическом музее. Он пытался удержать видение, сфотографировать в памяти, но тщетно. Картинка рассыпалась, и сознанию достались только набегающие снежные волны.
Голова шла кругом. Поднявшийся жар душил, захлестывая на горле незримую удавку, сбивал с пути, заставляя безоглядно следовать за мелькавшими перед глазами яркими серебристыми искрами. С трудом перебарывая охвативший озноб, Иван подошел к зияющей выломанными кирпичами остановке и поспешил протиснулся внутрь, укрываясь в спасительном тепле человеческих тел.
– Смотри, куда прешь! – рявкнула прокуренным голосом подвыпившая блондинка в поношенном кожаном плаще и видавших виды модельных сапогах конца восьмидесятых.
– Извините, – Иван осторожно продвинулся к скамье. – Мне только бы пройти…
– Иди, иди, соплячок, – хмыкнула блондинка, подталкивая к испещренной надписями кирпичной стене. – О жизни почитай. Может, и найдешь в ней чего хорошего…
Скамья оказалась доской, расщепленной по всей длине и стянутой в двух местах проржавевшей колючей проволокой. Иван не рискнул на нее присесть, прислонился к ледяной кирпичной кладке. Исписанная незатейливыми словами стена уплывала, нанизывая на размытые граффити старательно выведенные черепа и жирные угольчатые кресты, сползающие вниз.
Иван тряхнул головой, прогоняя навязчивые образы, скользнул взглядом по угрюмым, неподвижным лицам и снова отвернулся к стене, цепляясь за вращающиеся круги, разрисованные перекрещивавшимися трезубцами и перевернутыми звездами…
Старый ПАЗик притормозил загодя и, дребезжа разболтанными стеклами, приткнулся к остановке. Замерзшие люди, толкаясь и перебраниваясь, бросились занимать свободные места, и через минуту забитый до отказа автобус тяжело отчалил от «Лумумбы», пробиваясь в глубь Немирова сквозь слепую снежную пелену.
Зажатый раздвижными дверями, болтавшийся на подножке Иван смотрел, как откуда-то сверху, словно в кино, на лобовом стекле вырастают слои мокрого снега, и как снующие автобусные «дворники» без устали его размазывают, скидывая грязную жижу прочь.
– Эй, ты! Чего висишь?! – низкорослая и полноватая кондукторша ткнула в плечо. – Сейчас небось на «Парке» выскочишь, а за проезд не заплатишь!
– Я до Красных казарм еду… Руку зажало. Освободится салон, сразу билет куплю.
– Знаем, как вы, наркоманы, платите! Поглядите-ка на него! От кайфа зенки-то остекленели, а врать ума не отшибло! Билет оплачивай или выметайся отсюда! – ища поддержки, кондукторша окинула пассажиров взглядом, но они безучастно отворачивались.
– Или оплатишь сам, по-хорошему? – уже неуверенней спросила кондукторша, испугавшаяся остаться один на один с наркоманом, дерзко смотрящим на нее исподлобья.
С трудом пошарив по карманам, Иван вытащил пятерку и протянул кондукторше.
Она недовольно взяла монету и, словно ожидая обнаружить подвох, повертела ее перед глазами. Молча оторвала от тугого мотка билет и сунула его в руку Ивана…
Через пятнадцать минут он уже сидел в опустевшем автобусе и, чтобы случайно не встретиться с кондукторшей взглядом, разглядывал выпавшие номера на билете. «Жаль, несчастливый. Встреча выпала… Еще одна встреча… Не много ли за сегодняшний день?»

Глава 2
ГОРОД НЕМИРОВ, КАК ОН ЕСТЬ

Выйдя из автобуса, Иван скользнул ногой по обледеневшему бордюру, рухнул вниз, едва не угодив под колеса отъезжавшего ПАЗа.
Боль пронзила мозг и, пробежав по венам маленькими искорками, вспыхнула в глазах ярким калейдоскопом из тротуаров и домов, тонущих в потоках дорог людей и проезжающих машин. Город стал совсем незнакомым, а тело – далеким, непослушным, чужим… Поднявшись и отряхнув с себя липкое, пережеванное колесами снежное месиво, он побрел домой наугад, не закрываясь от жестких снежных волн нарастающей бури.
Не успев отойти от остановки и на сотню шагов, Иван окончательно сбился с пути, утрачивая реальность происходящего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30