– спросил он, пристально глядя мне в лицо.
Я чистосердечно рассмеялась:
– Мелисса.
– М-м-м… оно связано с пчелами. Тебе нравится мед?
– Он слишком сладкий, – ответила я, – я предпочитаю более мужественные вкусы.
Он встряхнул головой, улыбнулся, и каждый из нас продолжил писать свое.
Вскоре он встал, чтобы выкурить сигарету, и я видела, как он смеялся и оживленно жестикулировал, разговаривая с другим парнем, тоже очень красивым, иногда на меня посматривал и улыбался, не вынимая сигарету изо рта. Издалека он казался более стройным и тонким, а волосы казались мягкими и надушенными: маленькие завитки цвета бронзы, мягко падающие на лицо. Он стоял, облокотившись о фонарь, передавая свой вес на одно бедро, поэтому казалось, будто он поддергивал брюки рукой из кармана, его рубашка в зеленую клетку выбилась из брюк и болталась; круглые очки дополняли образ интеллектуала. Его друга я уже видела многократно из окна школы, он распространял листовки на улице, всегда при этом во рту у него торчала сигара, горящая или потухшая, – без разницы…
После собрания я принялась собирать листы, разбросанные по столу, чтобы присоединить их к протоколу; в какой-то момент появился Роберто, пожал мне руку и попрощался, улыбаясь:
– До свидания, товарищ!
Я расхохоталась и призналась, что мне нравится быть названной «товарищ». Это уморительно.
– Эй, там! Чего болтаете? Не видите, что собрание закончилось? – сказал завуч, хлопая в ладоши.
Сегодня я довольна, у меня состоялось прекрасное знакомство, которое, надеюсь, на этом не кончится. Ты это знаешь, дневник, я могу быть настырной, если захочу. Сейчас я хочу получить номер его телефона и уверена, что смогу это сделать. Получив номер, я захочу того, о чем ты уже знаешь, а именно: занять место в его мыслях. Но до этого я еще кое-что должна сделать, и ты это тоже знаешь…

10 октября 2001 г. 17:15

Сегодня день мокрый и грустный, небо серое, а солнце – бледное и нечеткое пятно.
Сегодня утром моросил дождичек, а сейчас такие молнии, что вот-вот отключится свет.
Но это все неважно, потому что я очень счастливая.
У дверей школы, как всегда, стояли те стервятники, которые хотят втюхать тебе какую-нибудь книгу или захватить тебя какой-нибудь листовкой, им не до дождя. В зеленом плаще, с сигарой во рту, друг Роберто раздавал красные листки, на лице – застывшая улыбка. Когда он подошел ко мне, чтобы вручить листок, я посмотрела на него в нерешительности, так как не знала, что делать и как себя вести. Я робко пробормотала: «Спасибо» – и очень медленно пошла прочь, раздумывая о том, что такой редкой возможности, может, и не будет. Тогда я написала свой номер телефона на этом же листке и, вернувшись, протянула ему.
– Ты что же, отдаешь его обратно, а не выбрасываешь, как другие?
– Да, я хочу, чтобы ты его передал Роберто, – сказала я.
Он воскликнул удивленно:
– У Роберто сотни таких листков!
Я стала кусать губы и сказала:
– Роберто будет интересно то, что написано на обороте…
– А… я понял… – сказал он. – Будь спокойна, я его скоро увижу и все ему передам.
– Большое спасибо! – Мне захотелось чмокнуть его в щеку.
Я уже была далеко, когда услышала, что меня зовут; я обернулась, оказалось, что это он бежал за мной.
– Короче, меня зовут Пино. Приятно познакомиться. А ты Мелисса, да? – сказал он, запыхавшись.
– Да, Мелисса… вижу, что ты в курсе того, что написано на листке…
– Ну… что поделаешь… – сказал он с улыбкой. – Любопытство свойственно умным людям. А ты любопытна?
Я закрыла глаза и сказала:
– Очень-преочень.
– Вот видишь? Значит, ты тоже умная.
Подпитав свое эго и предовольная собой, я с ним распрощалась.
Я зашла на площадку перед школой, где все обычно встречаются, но сегодня там почти никого не было из-за плохой погоды. Сегодня я вышла из дому позже обычного и поэтому не поехала в школу на мотороллере, потому что движение в час пик ужасное. Через несколько минут зазвонил мобильник.
– Алло?
– Э-э-э… Чао, это я – Роберто.
– Чао!
– Знаешь, ты меня удивила.
– Мне нравится быть смелой. Я могла бы не напоминать о себе, но рискнула получить мордой об стол.
– Ты все правильно сделала. Иначе я бы сам тебя разыскал… Только вот что… Моя девушка учится в твоем лицее…
– А, у тебя есть девушка…
– Да, но… это неважно.
– И мне тоже неважно.
– Скажи, а почему ты меня искала?
– А ты почему хотел меня разыскать?
– Ну… я же первый тебя спросил…
– Потому что я хочу познакомиться поближе и провести с тобой время…
Молчание.
– Ну, теперь твоя очередь отвечать.
– То же самое. Но я тебя предупредил: у меня есть девушка.
– Я мало верю в обязательства, они перестают ими быть, когда перестаешь в них верить.
– Ты не против, если мы встретимся завтра утром?
– Нет, завтра нет, у меня занятия. Давай в пятницу, у нас забастовка.
– Где?
– Перед университетской столовой в 10:30.
– Я приду.
– Тогда чао, до пятницы.
– До пятницы, я тебя целую.

14 октября 2001 г. 17:30

Я пришла, как всегда, намного раньше.
Погода такая же, как четыре дня назад, все невероятно занудно.
Из столовой доносился запах чеснока, а там, где я стояла, было слышно, как поварихи гремят кастрюлями и судачат о ком-то из своих. Какой-то студент, проходя мимо, посмотрел на меня и подмигнул. А я сделала вид, что не заметила. Я скорее прислушивалась к разговорам поварих, чем думала о своем; я была спокойна, ничуть не нервничала, я поддалась потоку внешнего мира и о себе почти не думала.
Он приехал на своей желтой машине, весь закутанный от и до, огромный шарф закрывал ему пол-лица, оставляя незакрытыми лишь очки.
– Это чтобы меня никто не узнал… знаешь, какая моя девушка… Мы поедем по переулкам, это займет чуть больше времени, но зато никакого риска, – сказал он, как только я села в машину.
Дождь хлестал по стеклу так сильно, что казалось, он хочет его разбить.
Мы направились за город, к отрогам Этны, в его деревенский дом. Сухие темные ветви выделялись на фоне серого неба, стаи птиц с трудом летали сквозь плотные струи дождя, в нетерпении долететь до более теплого места. И мне тоже захотелось полететь в какое-нибудь теплое место. Но не было во мне никакой тревоги, как будто я выехала из дому на новую работу: никаких эмоций. Работа достойная и трудная.
– Открой бардачок, там должны быть CD.
Я взяла пару штук и выбрала Карлоса Сантану. Мы поговорили о моей школе, о его университете, а потом и о нас.
– Я не хочу, чтобы ты плохо обо мне думал, – сказала я.
– Ты шутишь? Это все равно что плохо думать о себе самом… короче, мы оба делаем одно и то же одним и тем же способом. Даже не так, для меня это еще более бесчестно, так как у меня есть девушка. Но, видишь ли, она…
– Тебе не даст, – прервала я его, улыбаясь.
– Именно, – сказал он, тоже улыбаясь.
Он въехал в какую-то захудалую улочку и остановился около дома с зелеными воротами, вышел из машины и открыл ворота, затем снова сел в машину, и я отметила изображение Че Гевары на его майке, совершенно мокрой.
– Блядь!… – воскликнул он. – Всего лишь осень, а погода уже премерзкая.
Потом он повернулся и спросил:
– Ты что, немного волнуешься?
Я сжала губы и покачала головой, а потом сказала:
– Нет, вовсе нет.
Пока мы бежали до двери дома, я прикрывала голову своей сумкой. И под этим дождем мы смеялись, как два кретина.
В доме было абсолютно темно и холодно, я сразу ощутила ледяной холод. Я продвигалась с трудом в полной темноте, он же, наверное, к этому привык и, зная здесь каждый уголок, передвигался уверенно. Я остановилась в одном месте, где вроде было больше света, увидела диван и положила на него сумочку.
Роберто подошел ко мне сзади, развернул меня и поцеловал всем языком. Мне было немного противно от такого поцелуя, это было совсем не так, как с Даниэле. Роберто передал мне всю свою слюну, она даже стекла по моим губам. Я нежно отодвинула его, чтобы он ничего не понял, и обтерла губы ладонью. Он взял меня за эту же руку и повел в спальню, где было темно и холодно, как во всем доме.
– Можно включить свет? – спросила я, пока он меня целовал в шею.
– Нет. Мне больше нравится так.
Он меня положил на большую кровать, сел перед нею на колени и стал с меня снимать туфли. Я не возбудилась, но и не осталась невозмутимой. Мне казалось, что ему доставляет удовольствие все делать самому.
Он меня раздел, как манекена в витрине, когда продавец быстрыми и опытными движениями раздевает куклу-болванку.
Увидев мои чулки, он спросил с удивлением:
– Ты носишь чулки, не колготки?
– Да, всегда, – ответила я.
– Так ты похожа на большую свинью! – воскликнул он громко.
Мне стало неловко от его странного комментария, но еще больше я была поражена тем, как он из воспитанного и вежливого юноши превратился в мужчину грубого и вульгарного. Его глаза были горящими и голодными, а его руки шарили под моей кофточкой и трусиками.
– Хочешь, я в них останусь? – спросила я, желая соответствовать его желаниям.
– Конечно, оставайся одетой, так ты еще больше будешь похожа на большую свинью.
Я снова покраснела, но затем почувствовала, как постепенно загорается во мне огонь, а реальность постепенно удаляется. Ко мне начинала приходить страсть.
Я сошла с кровати и ощутила, что пол необыкновенно холодный и скользкий. Я ждала, что он меня возьмет и будет делать то, что хочет.
– Начинай сосать, свинья! – прошептал он.
Я не стала думать о своей робости, сразу ее прогнала и сделала то, что он мне сказал. Я почувствовала, как его член стал твердым и большим; он меня взял под мышки и поднял на кровать.
Он меня положил на себя, как безответную куклу, и направил свой длинный стержень к моему половому органу, который еще не был хорошо раскрыт и увлажнен.
– Я хочу, чтобы тебе было больно. Давай кричи, покажи, что я тебе делаю больно.
И в самом деле, мне стало больно, мне показалось, что стены горят в огне, и расширение произошло непроизвольно.
Я кричала, а холодная комната кружилась вокруг меня. Замешательство прошло, и вместо него появилось желание получить удовольствие для себя.
«Если я буду кричать, – думала я, – он будет доволен, потому что он это сам попросил. Я сделаю все, что он скажет».
Я кричала, и мне было плохо, и никакая ниточка удовольствия не пронизывала меня. Он же как будто взорвался, его голос изменился, слова стали грубыми и вульгарными.
Он их выкрикивал, они вонзались в меня с таким натиском, что это было похуже толчков его члена.
А потом все стало нормально. Он взял очки с тумбочки, взял салфеткой презерватив и выбросил его, затем неспешно оделся, погладил меня по голове, и в машине мы поговорили о бен Ладене и Буше, как будто перед этим ничего не случилось…

25 октября 2001 г

Роберто часто мне звонит и говорит, что когда меня слышит, то наполняется радостью и желанием заняться со мной любовью. Эти последние слова он произносит тихо, он не хочет, чтобы их кто-нибудь слышал, и, конечно, ему неловко это признать. Я ему говорю, что я испытываю то же самое и что я тоже об этом думаю, когда себя трогаю. Это неправда, дневник. Я говорю это для его самолюбия, потому что он слишком самовлюблен и часто повторяет: «Я знаю, что я хороший любовник. Я очень нравлюсь женщинам».
Этот ангел хвастлив и неотразим. Его образ является передо мной многократно в течение дня, но я о нем думаю скорее как о воспитанном парне, а не как о страстном любовнике. А когда он преображается, я улыбаюсь и думаю, что он умеет быть в равновесии с самим собой и быть иным в другие моменты. В противоположность мне, которая всегда одна и та же, всегда одинаковая. Моя страсть присутствует во всем, как и мое лукавство.

1 декабря 2001 г

Я сказала, что послезавтра у меня день рождения, и он воскликнул:
– Прекрасно, вот мы его и отпразднуем по-особенному.
Я улыбнулась:
– Роби, мы с тобой только вчера его отпраздновали, и довольно успешно. Разве ты не доволен?
– Э, нет… Я же сказал, что твой день рождения будет особым. Ты ведь знаешь Пино, да?
– Да, конечно, – ответила я.
– Он тебе нравится?
Из страха сказать что-нибудь, что могло бы его отпугнуть, я немного помедлила, но решилась на правду:
– Да, очень.
– Прекрасно. Тогда завтра я за тобой приеду.
– Хорошо… – Я повесила трубку, во мне зародилось любопытство: с чего это вдруг такое волнение… Доверюсь ему.

3 декабря 2001 г. 4:30 утра

Mой шестнадцатый день рождения.
Я хочу здесь остановиться и больше никуда не двигаться. В шестнадцать лет я хозяйка своих поступков, но также и жертва случая и непредвиденности.
Выйдя из подъезда, я увидела, что в своей желтой машине Роберто сидит не один: в полумраке я заметила темную сигару и все сразу поняла.
– Ты могла бы посидеть дома хотя бы в день своего рождения, – сказала моя мать, тихо закрывая за мной дверь, но мне было наплевать на ее слова, и я ничего ей не ответила.
Самовлюбленный ангел смотрел на меня с улыбкой, а я села в машину, делая вид, что не заметила присутствия Пино.
– Ну что? – спросил Роберто. – Что-нибудь скажешь? – и указал головой на заднее сиденье.
Я повернулась и увидела Пино, вольно развалившегося, с покрасневшими глазами и расширенными зрачками. Я ему улыбнулась и спросила:
– Накурился?
Он утвердительно покачал головой, а Роберто сказал:
– Да еще и выжрал целую бутылку водки.
– Тогда он в порядке, – сказала я, – ему хорошо.
Городские огни отражались на стеклах машины, магазины еще работали: их владельцы в ожидании Рождества. По тротуару шли парочки и родители с детьми, они не знали, что в машине сижу я с двумя мужиками, которые везут меня неизвестно куда.
Мы пересекли улицу Этнеа, и я уже видела Дуомо в окружении величественных финиковых пальм, освещенный белым светом прожекторов. Под этой улицей протекает река, спрятанная в трубе из камней и кусков лавы. Она не слышна, незаметна. Как и мои мысли, непроизносимые вслух, и мифы, умело спрятанные под моим панцирем. Мои мысли текут и меня развлекают.
По утрам здесь работает рыбный рынок, и можно ощутить запах моря, исходящий от рук рыбаков; они берут воду из ведерка и разбрызгивают на холодные и блестящие тушки, еще дышащие и извивающиеся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15