И всей твоей хевре. Теперь, — это Денису, — ты. Я тебе что сказал? Американца беречь. Если б его эти волки порвали, ты бы куда пошел? Дружкам своим новым жаловаться? А ну как не дошел бы? Подойди. Вот так. Пригнись.Старик ухватил скрюченными пальцами ухо нагнувшегося Дениса и злобно дернул. Денис со свистом втянул воздух.— Покойник ты, — объявил Кондрат. — Могилкой от тебя воняет. Смердишь. А все о денежках думаешь, о благах мирских. А думать ты должен о том, как бы так сделать, чтобы я про тебя не вспоминал больше. Как я с тобой разберусь, еще не решил. Покамест. Так что делай, как приказано было. Оступишься еще раз, я про тебя вспомню.Старик отпустил Дениса и поднял к потолку слезящиеся коричневые глаза.— Испокон веков, — нараспев произнес он, — испокон веков суки и сявки ходили под ворами. Никогда на памяти моей не было по-другому. Может, время поменялось? Что-то я не понимаю. Как же это такое могло случиться, чтобы вор сказал вот так, а получилось совсем по-другому? Расскажи мне, милый человек, что же это такое невиданное в моей зоне приключилось?Зяма начал сбивчиво пересказывать события последних часов. Еще до того, как американец зашел к полковнику Таранцу, отборная полусотня вооруженных пиками и заточками воров окружила склад, усилив выставленный руководством взвод автоматчиков. На гвалт в административной части зоны охрана склада не реагировала, хотя это и беспокоило. А потом прибежал взмыленный Денис и закричал, что американца выдают в зону. Тогда он, Зяма, перебросил полусотню к комендантскому бараку, где она разметала толпу, положив троих, и вызволила пленного. Тут кто-то заорал, что мужики вскрыли склад и делят бумажки, за которыми приехал иностранный гость. Полусотня переглянулась и растворилась в темноте. За ними рванули все, кто еще находился в административной части, а Зяма, Денис и Таранец остались с американцем наедине. После минутной растерянности Зяма побежал к складу посмотреть, что там творится, и успел как раз к завершению шапочного разбора.— Там контейнеры, — сумрачно завершил он. — Тонн тридцать. Все в минуту размели. Софрон митинг устроил. Бумажками машет, орет про справедливость. Человек сколько-то стоят, слушают. Которые поумнее, те по баракам разбежались, захоронки делают. Теперь эти бумажки ни с каким шмоном не найдешь. А что я мог сделать?— С тобой понятно, — подвел итог старик. — Разберусь. Значит, картина такая. Бумажки в зоне. Верно?— Верно.— Скажи-ка мне, как тебя? — Кондрат поманил Адриана пальцем. — Вот ты мне что скажи. Эти бумажки твои сколько стоят? Только не ври, если жить хочешь.Врать Адриан и не собирался. С той самой минуты, как он узнал, что колчаковские деньги разлетелись по зоне, он испытал странное чувство облегчения. Отцовский проект, будь он неладен, можно с чистой совестью считать законченным. Можно было выбираться из этого проклятого места, где его били и где ему было страшно. А то, что зима и нет дорог, это не так уж и важно. Как нибудь — только домой.— Я точно не знаю, — сказал он. — Может быть, семьдесят миллионов. Может, даже больше.— Рублей?— Долларов. Но только если я их все привезу домой. В Соединенные Штаты. Здесь они ничего не стоят.— Да я! Да мы! — взорвался Таранец. — Кондрат, ты это… ты только моргни… Я сейчас всех под ружье! К утру все будет собрано, бля буду!— Будешь, будешь, — заверил его старик. — Я не для того зону под себя строил, чтобы ты тут беспредел наводил. Так они тебе и отдадут. Зяма! Подойди.Проштрафившийся Зяма осторожно подошел и нагнулся, не ожидая указаний. Старик схватил его за хрящеватое ухо.— Ежели ты, жидяра, не хочешь принять от моих рук кончину лютую и позорную, сделаешь так, чтобы народ сам все принес и сложил в надежное место. Как, что — меня не колышет. Но чтоб без крови и беспредела. А ты, фраер, знай, что ты мне здесь нужен только, когда бумажки есть. А когда нету — ты мне не нужен. Выдам в зону. Ты, сука, — это Денису, — сбережешь мне фраера до поры. Не соберутся бумаги, сам же его и закопаешь. А ты, служивый, делать будешь, что тебе прикажут. Глава 52Пиво для членов профсоюза Жил-был один олигарх, промышлявший автомобильным бизнесом. Фамилию называть не буду по двум причинам. Первая состоит в том, что свободно могут пристрелить за разглашение профессиональных секретов. А вторая — пойдут в суд и приговорят к чему-нибудь очень неприятному, за нанесение ущерба репутации. Вот эта вторая причина меня пугает намного больше. У меня есть любимый писатель — Чарльз Диккенс. В одной из своих замечательных книжек он написал примерно такую штуку. Предположим, на улице подойдет ко мне бандюган и скажет — давай, сука, кошелек. Я, будучи человеком несговорчивым, отвечу ему — не отдам. Тогда он мне скажет — нападу, падла, и отниму силой. Хоть я и не Аполлон какой-нибудь, но отвечу на это — а ну попробуй. Но ежели он мне пообещает, что подаст на меня в наш российский суд и заставит отдать ему кошелек по закону, то я тут же выну кошелек из кармана, вложу ему в руку, попрошу более не упоминать об этом досадном недоразумении и еще буду считать, что легко отделался.Поэтому давайте без фамилий.Олигарх привозил в Россию машины, на которых любили ездить другие олигархи, и с удовольствием им эти машины продавал. А они их покупали, потому что так им было положено, во-первых, и недорого получалось, во-вторых. За то, что было недорого, они этого олигарха уважали, хотя и не любили, потому что характер у него, с их точки зрения, был очень даже сволочной. Но за недорого вполне готовы были его терпеть.А вот олигарху приходилось несладко. Чтобы продавать олигархам и иным государственным людям приличные машины за недорого, ему постоянно приходилось что-то придумывать. Потому что государственные люди и другие олигархи все время изобретали что-то новенькое по части ввоза нужных им автомобилей в Россию, считая, что олигарх и так выкрутится, а бюджет надо пополнять. Чтобы государственным людям было из чего платить зарплату, а этим самым другим олигархам было что делить.Возьмут, например, и скажут, что с сегодняшнего дня на таможне надо платить вот столько много — и гуляй, Вася.А олигарх столько много таможне платить не хотел. Ему, конечно же, как и всем нам, за державу было обидно, но не настолько. Он хотел таможне поменьше платить. И тогда он придумал такую штуку.Он сперва придумал, что у него машины по всем таможенным документам стоят не как на самом деле, а в три раза меньше. От этого получалось, что платить таможне надо вполне приемлемые суммы. Ровно в три раза меньше, чем придумали государственные люди. Плюс еще немножко, чтобы его документам доверяли без лишних вопросов.Тут бы надо картинку нарисовать, но я попробую на словах. Вот приехала на таможню иностранная машина. Откуда-нибудь с Балеарских островов, хотя на самом деле произведена в Европе. В бумагах сказано, что стоит она тридцать штук зеленых. Таможенники выстраиваются почетным караулом, берут с олигарха пятнадцать тысяч, наперегонки ставят в нужных местах положенные печати, и машина с таможни тут же уезжает.Вообще-то машина стоит всю сотку, и таможне полагалось с олигарха полтинник состричь, но пятнадцать штук — тоже хорошие деньги.А вот теперь давайте посчитаем. По бумагам машина стоит тридцать, плюс пятнадцать на таможне. Всего сорок пять. А олигарху она обошлась в сто да в те же пятнадцать. Получается сто пятнадцать. И надо бы еще пятнадцать наварить, чтобы не было обидно — мы с державой работаем на равных. Ей половина и мне половина. Уже сто тридцать. Никак нельзя эту машину дешевле продать, потому что будет унизительно.Но ежели ее за сто тридцать продать, то практически всю разницу государство тут же и отберет. В виде налогов. Не потому что у нас налоги большие. Они у нас маленькие. У нас их просто много.Вот и получается, что хоть ты эту чертову машину за миллион продавай — ни шиша тебе не достанется. Не только пятнадцати штук не достанется, которые ты на ней наварить хотел, но и прямой получится убыток, так как на европейском заводе нашу арифметику понимают плохо и свои сто тысяч за проданную машину желают получить в любом случае. Им там все равно, как у нас налоги устроены.Рекбус. Кроксворд.Но олигарх был умный и начитанный, его в детстве правильно воспитывали. Он очень одну книжку любил, которая называлась «Золотой теленок». Пиво, было написано в этой книжке, отпускается только членам профсоюза.Олигарх взял и зарегистрировал компанию, которая выпустила много-много своих акций. Сколько собирался он машин продать, столько акций эта компания и выпустила. Причем интересно, что каждая акция стоила ровно восемьдесят пять тысяч долларов и ни копейкой меньше.А вот теперь внимание. Приходит к олигарху человек покупать иностранную машину. Почем, говорит человек, машина. Недорого, отвечают ему. Платите двести штук в кассу, и всего вам хорошего. Ни хрена себе недорого, говорит человек. Совсем, говорит он, оборзели вы, мужики. Это сколько же утюгов людям надо на животы поставить, чтобы такие бешеные бабки за машину платить. А подешевле нельзя?Почему же нельзя, отвечают ему. Очень даже можно. Были бы вы, уважаемый, акционером компании «ПупковЗадний», вы бы эту самую машину всего за сорок пять тысяч взяли.Вот это здорово, говорит человек. Это мне подходит. А почем обойдется стать акционером этой замечательной компании? Да всего-то ничего, говорят ему и подмигивают. В восемьдесят пять тысяч это обойдется. Восемьдесят пять прибавить сорок пять получится сто тридцать. И еще раз подмигивают.Человек складывает. И вправду получается сто тридцать. Меньше чем двести. Ничего не понимает, но в кассу бежит вприпрыжку.Может, вы тоже чего не понимаете? Дело тут в том, что с продажи этой самой акции налоги, считай, никакие не платятся. Так что и завод при деньгах, и олигарх с наваром, и государство с бюджетом. И другие прочие на хороших машинах по Рублево-Успенской трассе шинами шелестят.И это вовсе не потому, что у нас законов мало. Просто они у нас правильные. Глава 53ОАО «Кандым» — Скажи мне, американец, — нервно допытывался Зяма, — вот, к примеру, у меня есть эта самая бумажка, за которой ты приехал. Ты точно мне говоришь, что она ничего не стоит? Отвечаешь за базар? Совсем ничего не стоит?— Ничего, — терпеливо объяснял Адриан. — Она ни цента не стоит. Эти бумаги стоят деньги, только когда они все вместе. Их надо отвезти в Соединенные Штаты. Там их надо отдать в один банк. И банк заплатит деньги. Семьдесят миллионов. Может быть, даже больше. Я точно не знаю.— Хорошо. У тебя бабки есть?— Бабки?— Деньги.— У меня были деньги. Три тысячи долларов. Немного больше. Но их отняли люди, которые меня сюда привезли и били.Зяма обернулся и крикнул через плечо:— Эй, кто там есть? Давай гони к Таранцу. Чтоб деньги американца сейчас здесь были. А то сам искать пойду. Рысью давай! А ты, американец, мне туфту не гони. Три штуки — это семечки. Если эти бумажки у зэков обратно выкупать, тут настоящие бабки нужны. Большие. Большие бабки есть?— Больших нет, — признался Адриан и опасливо покосился на сидящего рядом Дениса, который про надежно запрятанные в Москве двести шестьдесят тысяч должен был помнить.— Столько, сколько надо, нету, — неожиданно подтвердил Денис. — Тут по-другому решать придется. Слышь, Зяма. А что, если каптерку со столовой прикрыть? Пусть посидят без кормежки. Захочет какой-нибудь чмырь пожрать — только за бумажку с орлом.В совиных глазах Зямы мелькнуло оживление. Впрочем, оно тут же погасло.— Кондрат не разрешит, — со вздохом сожаления признался он.— Это еще почему?— Потому. Вохра этими бумажками затарилась по самое не могу. Они хоть и козлы, но с автоматами. Замучаешься не кормить. Таранец тут, кстати, не поможет. Пока он с нами у Кондрата был, ему в кабинет коробку картонную притаранили. Бараки и софроновскую шпану еще можно было бы к рукам прибрать, да вот только что с урками делать будем? Они тоже свои куски похватали. Знать бы, сколько у кого… А то шум поднимем, а окажется, что половины бумажек-то и нету. Тут другое надо.— Что другое?— А я откуда знаю? Слышь, американец, ты чего тут сидишь, как на троне? Тебя, между прочим, тоже касается. Не соберем бумажки, Кондрат тебя в зону выдаст. А тем все равно, за что бабки им придут — за бумажки эти или за твою задницу. Терзать будут, пока папа с мамой не выкупят. Так что шевели мозгой.— А вот у меня какой вопрос, — осторожно поинтересовался Адриан. — Предположим, я знаю, как собрать эти бумаги. Предположим, я сделаю всем джентльменам предложение. Они мне поверят? Как вы думаете?— Тут зона, — объяснил Денис. — Место такое особое. И народ здесь особый. Который ни Бога, ни черта не боится, да это бы еще полбеды. Беда в том, что никому и не верят. Тебе тем более. Ты кто такой, чтобы они тебе верили? Что с тебя взять?— А этот господин Кондрат? Он серьезный человек. Если он со всеми поговорит, ему поверят?— Ну Кондрату, к примеру, поверят. Только тут надо, чтобы еще он тебе поверил. Малость такую. А что, ты и вправду знаешь, как бумажки собрать?— Знаю.— Рассказывай.Адриан начал рассказывать, водя пальцем по столу. Когда он закончил, Денис захохотал гулким басом:— Понял, Зяма? А что? Вполне даже может получиться. Смех… Акционерная компания «Кандым». Вполне даже может получиться. Глава 54Летят перелетные зеки — Чего ты трясешься, дура? — с напускной свирепостью обратился командир воздушного лайнера Левон Ашотович к стюардессе Жанне. Он всегда считал, что женские выкрутасы лучше всего ликвидируются жесткими мерами. — Первый раз, что ли?— Так их же целый салон. Вы выйдите, посмотрите.— Видел уже. Ну и что? Они, во-первых, в наручниках, а во-вторых — под конвоем.— Я боюсь, — немотивированно заявила Жанна. — Меня трясет. И вообще, у меня уже две недели задержки. Меня тошнит.Левон Ашотович яростно выдохнул воздух. К воцарившемуся в воздушном флоте бардаку он не то чтобы привык — это было решительно невозможно, — но притерпелся. Частично. То, что в Иркутске пьяная в лоскуты наземная служба даже не подошла к самолету, а на подлете к Мирному выяснилось, что шасси никак не желает занимать нужную позицию, из-за чего посадка произошла не совсем гладко, — это бывает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40