"Господи, что я делала бы без детей? Когда слышу их голоса, когда смотрю на их лица, кажется, я самый счастливый человек на свете".Из соседней комнаты послышался детский крик. Нушаферин проворно встала, прошла в соседнюю комнату, накрыла одеяльцем младшего внука. Ариф, не открывая глаз, повернулся на бок и сладко зачмокал во сне. На личике играла улыбка. Нушаферин осторожно оттерла пот с лица ребенка, погладила его по головке. "Гаджибаба не оставил памяти по себе", – горестно подумала она и опять заплакала. 2 Осенью в Ленкорань и ее окрестности слетаются на зимовку из дальних холодных краев огромные птичьи стаи. На южном берегу Каспия тепло, как весной или летом. Даже зимой тепло, в декабре, в январе деревья, смотришь, еще несут на себе свой зеленый убор.Стаи птиц кружат над густыми лесами, над горами, над чайными плантациями, ищут корм.Возвращаясь из районной конторы кинопроката, ребята загляделись на птиц. Один пацан остановился и долго смотрел на вершину гигантской чинары. Потом побежал догонять товарищей.– Ты что рот разинул? – накинулся на него Полад. – Все время сзади плетешься.– Так… Знаешь, посмотрел на дерево и глаз отвести не могу. Никогда не видел таких птиц. – Таваккюль показал рукой на верхушку чинары. – Давай вернемся, посмотрим.– Ай Чапыг, именно сейчас надо тебе полюбоваться птицами? Помешался на них, что ли?Полад покосился на Рашида, назвавшего Таваккюля «Чапыгом».– Так, Рашид: ты нарушил обещание, которое мы дали тете Хавер. Передай коробку с лентой Таваккюлю, а сам убирайся.Рашид спохватился, опустил голову. Остальные молча стояли вокруг Полада, Таваккюля и Рашида.– Ну, кому говорю? – повторил Полад. – Тебе говорю, Рашид: отдай коробку Таваккюлю.– Ей-богу, это нечаянно вырвалось, Полад-джан, клянусь отцом, больше так не скажу. – Таваккюль был обескуражен.– Больше не скажет, – загалдели ребята.– Ладно, Полад, я прощаю его, – сказал Таваккюль.– Таваккюль прощает меня. Полад-джан, клянусь, я больше не назову его так…Гнев Полада прошел.В кинотеатре он с помощью своих добровольных помощников разложил ленты кинофильма и подготовил их к демонстрации. Но до начала первого сеанса оставалось еще несколько часов.Он пообещал ребятам пропустить их вечером бесплатно в кинотеатр и отправил по домам.Потом зарядил аппарат.И с первых же кадров понял, почему заведующий кинопрокатом, выдавая ему фильм, сказал: "Мы даем тебе замечательный киножурнал".Киножурнал этот был очерк о воинах Сталинградского фронта, танкистах Ази Асланова.Полад остановил аппарат, повесил замок на дверь кинотеатра и хотел уже уходить, когда появилась Хавер.– Есть новый фильм? – спросила Хавер.– Есть. Не новый, но хороший. «Крестьяне», как и указано в афише…– А журнал?– Новый, тетя Хавер, новый журнал. Я такой журнал принес, если бы вы знали!– Что за журнал?– Замечательный! Будем смотреть не насмотримся!– О чем он?– Сейчас не скажу. Сядьте в зале, я его для вас одной прокручу, а?– Некогда мне, спешу. Скажи только, о чем?Радость Полада заинтриговала ее, но у нее, конечно, и в мыслях не было, что она может увидеть своего мужа на экране.– О дяде Ази, о дяде Ази этот фильм, тетя Хавер! О нем и о его бойцах!– Об Ази? Ты не обознался? Правду говоришь?– Истинную правду, тетя Хавер!Хавер обняла Полада.– Нет, ты своими глазами видел, или в конторе сказали?– Своими глазами! Вот только что, здесь, дядя Ази стоял около танка. В полушубке, в папахе.Обессиленная Хавер присела на старую расшатанную табуретку киномеханика.– Разве я не говорил вам, что рано или поздно дядю Ази покажут в кино? Вы мне не верили. С вас магарыч, тетя Хавер.– Хорошо, дорогой. Если правду говоришь, я сошью тебе шелковую рубаху. 3 До начала первого сеанса оставался еще час, а перед кинотеатром уже толпились люди. Женщин и детей здесь было, конечно, больше, чем мужчин. Над закрытым окошечком кассы висела большая табличка "Все билеты проданы". Прочитав объявление, люди все-таки не хотели уходить, толклись в толпе в надежде достать лишний билетик. Уже все знали каким-то образом, что в кино покажут танкиста Ази Асланова, их земляка.Старая Нушаферин никогда в жизни не видела кино. Она слушала рассказы своих детей о фильмах, но, сколько ее ни просили, ни разу не согласилась пойти в кинотеатр. Это, считала она, развлечение для молодых.Впервые придя в кино, она увидела здесь толпу людей и испугалась. Крепко держа за руку старшего внука, кое-как пробралась к дверям. Тут она увидала много знакомых и чуть-чуть осмелела. Люди подходили к ней, поздравляли, сверстницы обнимали и целовали.– Большое счастье, – говорили они, – иметь такого сына!– Спасибо. Дай бог, чтобы и о ваших сыновьях шли добрые вести.Матери и жены, которые с трепетом думали о своих близких, отвечали ей:– Да услышит это аллах, тетушка Нушу!Маленький Тофик удивленно смотрел на женщин, целовавших его бабушку, не понимая, зачем они это делают. Но незнакомые чужие женщины порой обнимали и целовали не только бабушку, но и его. Тофик боязливо прижимался к бабушке, прятался в складках ее широкой юбки.– Нанали, Нанали (азерб.) – бабуля, бабушка.

чего эти женщины хотят от тебя? Зачем они все идут к тебе, целуют тебя и меня? Почему не целуют других? – спрашивал Тофик.– Это они поздравляют меня, маму, тебя. Знаешь, с чем поздравляют? Сегодня твоего отца в кино будут показывать. Мы с тобой радуемся, и они радуются.– Они тоже любят моего папу?– Твой отец герой. А героев любят.– Тогда и я стану героем, когда вырасту. Хочу, чтобы меня тоже любили.– Расти героем, милый, расти, – старуха гладила голову внука.Стали впускать зрителей в зал; шум и гам усилились. Те, кто не достал билетов, в тесноте и давке протиснулись к дверям, но бдительный контролер сразу уловил их намерения.– Куда, куда? Дайте пройти тем, у кого есть билеты. Есть ведь и завтрашний день, кино от вас не убегает, кто не сможет посмотреть сегодня, посмотрит завтра!Но старика никто не слушал.– Дадите вы работать? – Старик сердился, отталкивал в сторону безбилетников, но все-таки многие из них проскочили в зал.Нушаферин стало не по себе, она хотела отойти в сторону и войти в зал после того, как все успокоится, все чин-чином рассядутся, но внук не давал ей покоя:– Нанали, почему стоим? И где мама? Пойдем, займем место, а то не достанется, будем стоять. Давай сядем впереди, в первом ряду. Я хочу видеть папу! – Тофик тянул бабушку за юбку. Нушаферин волей-неволей сделала шаг к дверям. И тут, к ее удивлению, толпа расступилась, и их беспрепятственно пропустили в зал.Зал был набит до отказа. Даже в проходе были поставлены стулья. В помещении стало жарко и душно. Зрители обмахивались платками и папахами, утирали со лба пот и то и дело говорили:– Ай Полад, начинай же!– Задохнемся от жары. Начинай!– Кого ждешь?Наконец, раздался третий звонок, и в зале воцарилась тишина.Полад, словно собираясь совершить героический поступок, с напряженным выражением лица, пустил в ход проекционный аппарат.Горя желанием скорее увидеть отца, Тофик то садился на подлокотники между стульями, то забирался на сидение, спрашивал то мать, то бабушку:– А когда, когда моего папу покажут?На экране один за другим возникали эпизоды военной жизни. Хавер, все внимание которой было приковано к ним, тихо уговаривала сына:– Не шуми, сынок, покажут папу. А вот если не будешь сидеть спокойно не покажут, и люди обидятся на тебя, скажут, что ты плохой мальчик.Тофик повернулся к бабушке, зашептал:– Нанали, ай нанали…Нушаферин обняла внука. Ей было понятно нетерпение ребенка: у нее у самой сердце билось, как ошалелое.– Почему папу не показывают, нанали? Я хочу видеть папу!– Сейчас покажут, родной, не спеши.По оживлению в зале Нушаферин поняла, что на экране что-то сменилось. Пошли какие-то тексты; неграмотная, она не могла их прочесть. Но вот непонятные строчки исчезли, и на зрителей надвинулся огромный заснеженный простор, перечеркнутый дорогой, по которой куда-то вдаль мчались со страшным грохотом приземистые машины. На экране возникла надпись "Отважные танкисты", а под ней мелким шрифтом фамилия оператора в черной рамке – "Махмуд Сеидзаде". "Других заснял, а сам погиб", – зашептались в рядах. Но танки, набирая скорость и поднимая облака снежной пыли, неслись по заснеженной равнине; на танках сидели бойцы в белых маскхалатах, с автоматами в руках. Ленкоранцы вглядывались в их мелькающие лица в надежде увидеть кого-либо знакомого. Но не было среди десантников земляков, не было среди них и Ази Асланова.Нушаферин не выдержала, наклонилась к невестке:– Дочка, а где же наш Ази? Или я плохо вижу?– Да вот он, мам, вот!– Где, где же?– Вон, видишь, в танке стоит, в башне. Видишь?– О господи, он! Вижу, вижу сыночка!Нушаферин узнала сына, но слезы мешали ей ясно видеть, все двоилось в ее глазах.Хавер в волнении смотрела на мужа. Хоть бы обернулся, глянул на них! Нет, смотрит куда-то вдаль.Все – как во сне. Только голос Тофика вернул их к действительности.– Мама, мамочка, нанали, видели моего папу? Вот он. Нанали, смотри, смотри, вот он! – радостно вопил Тофик, поворачиваясь то к матери, то к бабушке. – Это мой папа, нанали, мой папа!– Успокойся, детка!– Я хочу к папе. Папу, ау, папа! Смотрите, он услышал мой голос, услышал! – Тофик вскочил и рванулся к экрану, но Хавер удержала его за руку. Нушаферин, вытирая слезы, смотрела на своего преждевременно постаревшего сына.Хавер успокаивала ребенка.– Сыночек, папа ведь на фронте. Далеко он, а это кино…– Нет, это мой папа, не обманывайте меня, не обманывайте! Это не кино, вот он, папа, – и Тофик голосил во всю мочь. – Папа, папа, я хочу к тебе, они не пускают меня, возьми меня с собой!– Тихо! – прикрикнула Хавер. – Я тебе говорю, это кино, папа не тут.На крик Тофика кое-кто рассмеялся, иные из женщин расплакались.А танки неслись по исхлестанному полю сквозь разрывы снарядов. Один взметнул землю около танка отца, и Тофик вздрогнул – разрывом отца заслонило, а когда опала земля, командирский танк уже скрылся, из темноты, стреляя с ходу, наплыли другие машины, а по сторонам стояли немецкие танки с размотанными гусеницами и свернутыми набок, покореженными стволами орудий…… Нушаферин не осталась смотреть художественный фильм. Взяв за руку внука, она сказала Хавер:– Мы пойдем, а ты посиди, погляди.– Куда мы идем, бабушка? – спросил Тофик.– Домой, дорогой.– Нанали, я не хочу домой. Лучше отведи меня к папе.– Ой, какой ты еще непонятливый! Ты смотрел кино. Его снимали на фронте, а показывают здесь. Но папа твой остался там, где бьют этих проклятых фашистов.Вместе с Хавер они кое-как уговорили мальчика.С моря дул слабый ветерок. Издалека на зеленый берег катились волны; широко разбежавшись по отмели, затихали и гасли. Воздух, насыщенный пряным запахом моря, травы и еще не просохших водорослей, освежал и успокаивал.Тофик, переволновавшись, дремал на руках у бабушки.– Тяжелый стал, голубчик ты мой, – сказала Нушаферин, пронеся его немного, – а сил у меня нет прежних, устала. Давай, беги своими ножками.И опустила внука на землю. Внук понял ее, молча взял за руку и пошел рядом с бабушкой.Старая Нушаферин вела внука и думала о сыне: "Где ты сейчас, сынок, что делаешь?"Память перенесла ее в прошлое, и она вспомнила, как маленький Ази бежал навстречу отцу, когда тот возвращался с работы… Давно это было! Жизнь сделала большой круг; теперь она ведет за руку внука, как когда-то водила сына…Нушаферин наклонилась и поцеловала внука. "Сын сына моего, частица души моей!" – прошептала она, вытирая слезы.– Нанали, куда мы идем? Наш дом в той стороне, – Тофик указывал ручонкой направо.Действительно, задумавшись, Нушаферин забыла вовремя свернуть к дому.– Ах, голубчик ты мой, видно, от старости я поглупела, да и память не слушается меня. Тысячи раз ходила по этой дороге, и вот перепутала…– Вон наш дом, иди за мной!– Иду, детка, иду. – Хотя Нушаферин время от времени отвечала внуку, мысли ее витали в другом месте. "Эх, Ахад, Ахад… Если бы ты мог встать из могилы! Посмотрел бы на своего сына, порадовался бы. Чужие люди гордятся им, а ты и не знаешь".Тут она заметила, что внук устает, ноги у него заплетаются. С трудом нагнувшись, она взяла его на руки, и то и дело останавливаясь, чтобы перевести дыхание, понесла домой. Глава двадцать седьмая 1 Наутро необычайное оживление наблюдалось у стенда, где вывешивались свежие газеты. С первой полосы на читателей смотрел ясноглазый человек в военной форме, с открытым, тонким, одухотворенным лицом.Ни один человек не мог пройти мимо, чтобы не остановиться, не прочесть статью о подвиге этого человека, не посмотреть ему в лицо.В газетах были напечатаны указ о присвоении Ази Асланову звания Героя Советского Союза, его биография и рассказ о его службе и подвиге.И сегодня во всех уголках города – в учреждениях, школах, на базаре, в каждом доме говорили о нем. Встретившись на улице, люди спрашивали друг друга:– Ты слышал?– Слышал… Прославил нас Ази. И себя прославил. Сколько добрых дел успел сделать!.. А по делам и честь. Не каждый мужчина удостоится такой чести. Да пойдет ему впрок материнское молоко…– Достойный человек везде себя проявит…– Почти сразу и Героя получил, и полковником стал.Хавер, которую пригласили в горком партии, по дороге туда и обратно слышала эти разговоры, и ей было невыразимо приятно их слышать, и, незаметно для себя, она выпрямилась, шла уверенным, бодрым шагом, весь мир, казалось, расцвел для нее.Люди оборачивались ей вслед.– Видел? Это жена Ази.– Где, где?– Да вон пошла… Гордая такая… Прямо светится вся от счастья.– Что ж ты не сказал, поздравили бы ее.– Теперь не только ее, всех нас поздравить можно!Нушаферин по случаю радостных вестей готовилась варить плов, чистила рис.Еще вчера вечером слышала она по радио указ о присвоении сыну звания Героя Советского Союза. Весь день родня и соседи шли к ним с поздравлениями. От радости она не находила себе места, и только за кропотливой работой немного успокоилась.Но тут вошла Хавер, сняла с головы келагай.– Мама, ты знаешь? Колхозники приняли решение собрать деньги на строительство танковой колонны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49