Прошел годок, а тут вышел указ, чтобы
младенцев в полки не записывать. Так и вышло, что сверстники моего
Александра в двенадцать лет капралы, а он остался у нас на руках
недорослем.
— Да знаешь ли ты, что прежний указ потерял силу и можно теперь
недорослей записывать?
— Знаю, но не раньше тринадцати лет. Стало быть, так: опять
Александру год дожидаться...

ИСПЫТАНИЕ
Скача «в три ноги», в горницу ворвался Александр и положил на стол
перед Ганнибалом книжку, бережно завернутую вместо переплета в пеструю
обложку из цветной «мраморной» бумаги.
— Ба! Ба! — воскликнул Ганнибал, развернув книгу. — Так это твое,
Василий Иванович, переложение Вобана?
Истинный способ укрепления городов, изданный от славного
инженера Вобана на французском языке, ныне же переложен с
французского на российский язык Василием Суворовым, напечатася
повелением Его Величества Петра Великого, Императора Самодержца
Всероссийского, в Санкт-Петербургской типографии лета господня
1724 года.
Ганнибал положил перед собой на стол книгу и взирал на нее с видимым
удовольствием.
Преодолев застенчивую робость, Александр подошел к старику и
доверчиво припал к его плечу.
— Ты читал эту книжку, надеюсь, внимательно?
— «Истинный способ» я знаю от слова до слова! — пылко воскликнул
Александр.
Василий Иванович вставил:
— Я по Вобану учил его французскому языку. Он и на французском
наизусть знает.
— Хорошо. Проэкзаменуем. Отойди несколько назад. Стань там.
Ответствуй: что есть фортификация?
— По-французски? — спросил Александр.
— Нет, зачем же: русский язык будет повальяжней*.
_______________
* П о в а л ь я ж н е й — от «вальяжный»: полновесный, прочный,
добротный.
— «Фортификация, — бойко, по-солдатски, отчеканил Александр, — есть
художество укреплять городы рампарами, парапетами, рвами, закрытыми
дорогами, гласисами, для того чтобы неприятель такое место не мог добывать
без потеряния многих людей, а которые в осаде, могли бы малолюдством
против многолюдства стоять...»
— Отменно! — похвалил Ганнибал, проверяя ответ Александра по
книжке. — Что есть авангардия?
— «Авангардия есть часть армии, еже марширует перед корпусом
баталии».
— А что есть граната? — спрашивает по книжке Ганнибал.
— «Граната есть едро пустое, в которое посыпают порох, в ее же запал
кладут трубочку: употребляют оную для зажигания в местах тесных и узких и
чтоб врознь разбить солдат от того места, где бы они ни собралися».
Перебирая страницы, Ганнибал задавал вопросы и, выслушивая ответы
Александра, приговаривал:
— Отменно! Отменно! Можно только дивиться.
Василий Иванович сиял, слушая ответы Александра, а мать ревниво
усмехалась.
— Он и «Юности честное зерцало» от слова до слова знает, — решилась
она сказать. — Испытайте его, сударь мой.
— Ну что ж, — снисходительно сказал Ганнибал, — отроку не мешает
знать правила учтивости. А есть у вас «Зерцало»?
Принесли и эту книгу, и Александр без особой охоты ответил на
несколько вопросов о том, «како отроку надлежит быть».
Авдотья Федосеевна, женщина очень набожная, не преминула кстати
похвастаться тем, что сын прекрасно знает церковную службу. И Александр
лихо отхватил наизусть «Шестопсалмие».
Ганнибал, крещенный в семь лет царем-безбожником, был беспечен в
церковных делах; ему оставалось принять на веру, что Александр знает и
церковную службу не хуже, чем «Истинный способ укрепления городов».
— Дьячок, прямо дьячок! — похвалил Ганнибал. — Блаженной памяти Петр
Алексеевич поцеловал бы непременно отрока вашего. Позвольте мне это
сделать в память нашего отца и благодетеля.
Ганнибал достал шелковый платок, вытер губы и, закинув рукой голову
Александра назад, поцеловал его в лоб...
Испытание продолжалось. Оказалось, что Александр знает немного
по-французски и по-немецки, а по-русски пишет не хуже самого генерала.
Считал мальчик быстро, а память у него отменная.
— Ну, скажи: кем же ты хочешь быть?
Александр, потупясь, молчал.
— Матушка твоя, кажись, хочет видеть тебя архиереем?
Александр рассмеялся и, лукаво подмигнув матери, закричал:
— Кукареку!
— Ганнибалом?! — продолжал допрашивать генерал.
— С вами, сударь, их уже два. Я не хочу быть третьим.
— Ты хочешь быть первым? Ого! А хочешь быть солдатом?
— Да! — кратко ответил Александр.
— Посмотри-ка ты на себя в зеркало, герой! — воскликнула мать.
Александр взглянул на себя в зеркало, и все посмотрели туда.
— Да, неказист! — бросил сквозь зубы отец.
Александр скорчил в зеркало не то себе, не то Ганнибалу рожу и
отвернулся:
— Я не такой!
— Когда б он был записан в полк в свое время, то был бы теперь уж
сержант, а то и поручик! — досадливо заметил Василий Иванович.
— Время не упущено.
— Решено: запишу тебя, Александр, в полк! — стукнув по столу ладонью,
сказал Василий Иванович.
Александр быстро взглянул на мать. Она заголосила, протягивая к сыну
руки:
— Родной ты мой, галчоночек ты мой! Отнимают первенького моего от
меня!..
— Ну, матушка, отнимут еще не сразу. Годика три дома поучится. Полно
вопить... Достань-ка нам семилетнего травничку. Надо нового солдата
спрыснуть. Да и поснедать пора — час адмиральский!
Авдотья Федосеевна, отирая слезы, ушла, чтобы исполнить приказание
мужа.
— Ну, сынок, теперь ты доволен? — спросил Александра отец, когда мать
вышла.
Василий Иванович опасливо поглядел вслед жене.
Ганнибал заметил это и усмехнулся:
— Да что откладывать — еще передумаешь. Пиши, сударь, прошение, пока
государыня в Москве, я и устрою все это дело, — посоветовал гость.
— Сынок, подай перо и бумагу, — приказал отец.
Александр быстро принес из спальни ларчик, открыл его и подал отцу
чернильницу, песочницу, гусиное перо. Отец, обмакнув перо в чернила,
задумался.
— В какой же полк тебя писать? — задумчиво глядя на сына, спросил
Василий Иванович. — В Преображенский? И дядя твой, Александр Иванович, в
Преображенском, и я в Преображенском. Выходит, и тебе в Преображенский.
— Батюшка, — тихо сказал Александр, — пишите меня в Семеновский.
— В Семеновский? Почему же?
— Да мне матушку жалко стало: ей трудно со мной сразу расставаться.
Преображенский в Петербурге, а Семеновский полк в Москве квартирует... Все
ближе к дому.
— В Семеновский полк не напишут: у нас в Семеновском родни нет.
— А Прошка Великан? — напомнил Александр.
Василий Иванович усмехнулся.
— Кто же это будет Прошка Великан? — спросил Ганнибал.
— Прошка-то? Вы не знаете? — удивился Александр. — Его батюшка за то
в солдаты отдал, что он кобылу огрел оглоблей да спину ей сломал. К тому
же озорник. Все дрался: ударит, а мужик и с копыльев долой. Батюшка его и
сдал. Царица послала его с другими великанами к прусскому королю Фридриху.
А у Фридриха пушка в грязи завязла. Велел король своим солдатам пушку
тащить — десять вытащить не могут. Отступились. Прошка подошел, крякнул,
один пушку из грязи вынул да на сухое место и поставил. Только и сам
повалился около пушки — у него жила лопнула. А когда жилу ему срастили,
выходили, то отпустили его домой...
— Да как же Прошка с лопнутой жилой в строю?
— Да он ничего еще, только тяжелой работы не может.
— Чудо-богатырь! В Москве непременно погляжу на Прошку, — сказал,
рассмеявшись, генерал. — А ты еще не знаешь, Василий Иванович, что Никита
Соковнин в Семеновский полк вернулся?
— Неужто? Какой поворот судьбы! Никита Федорович Соковнин мне друг и
приятель. Истинно ты, Абрам Петрович, чудесные вести принес!

Г Л А В А  В Т О Р А Я
ЖРЕБИЙ БРОШЕН
Морозным утром Василий Иванович Суворов стоял в стеганом ватном
архалуке на покрытом инеем крыльце. Ключница сыпала курам из кошелки
горстями житарь*. Куры ссорились и дрались. Вороватые воробьи норовили
тоже клюнуть. Петух их отгонял, покрикивая: «Ты куда-куда? Пошел!»
_______________
* Ж и т а р ь — ячмень.
Василий Иванович не отрываясь следил за одной хохлаткой — она клевала
торопливо и жадно.
Ключница, вытряхнув из кошелки остатки зерна, сердито крикнула
барину:
— Каждое зернышко считаешь?
— А тебе бы что — украсти? — ответил Суворов.
Он в самом деле считал. Ключницу он взял на замечание давно. На
досуге пересчитал, сколько бывает зерен в гарнице житаря.
— Сто восемьдесят четыре... пять... шесть... А ты, жадюга! Все ей еще
мало! Кш! Кш! — закричал он на хохлатку.
Василий Иванович поднял палочку и швырнул в кур. Они всполошились и
разлетелись. Хохлатка вскрикнула, но не перестала клевать.
— Сто девяносто пять... шесть... семь...
В эту минуту ко двору подскакал верховой, соскочил с коня, привязал
его к воротному кольцу и, сняв шапку, подал боярину письмо.
Взглянув на печать, Суворов узнал, что письмо от Ганнибала. Василий
Иванович вскрыл пакет, пробежал письмо и велел нарочному идти в приспешную
и сказать, что боярин приказал поднести ему вина.
Забыв про кур, Василий Иванович вошел в дом. В горнице Александр
читал матери вслух из толстой книги в кожаном переплете житие благоверного
князя Александра Невского. На полу возилась с лоскутками Аннушка, наряжая
деревянную куклу.
— Оставь читать! — торжественно произнес Василий Иванович. — Ты
стоишь у меты* своих желаний.
_______________
* М е т а — цель.
Он прочитал матери и сыну письмо. Генерал писал, что премьер-майор
Соковнин снизошел к просьбе Василия Ивановича — прошение Суворова уважено.
«По сему господа полковые штапы* тысяча пятьсот сорок втором году
октября двадцать второго дня приказали недоросля Александра Суворова
написать лейб-гвардии Семеновский полк в солдаты сверх комплекта, без
жалованья и со взятием обязательства от отца его отпустить в дом на два
года. Он, недоросль Александр Суворов, имеет обучаться во время его в
полку отлучения на своем коште указным наукам, а именно: арифметике,
геометрии планов, тригонометрии, артиллерии, части инженерии и
фортификации, тако ж из иностранных языков да и военной экзерциции
совершенно, и о том, сколько от каких наук обучится, каждые полгода в
полковую канцелярию для ведома репортовать».
_______________
* П о л к о в ы е  ш т а п ы — полковое начальство: члены штаба
полка.
По-разному приняли известие, полученное от Ганнибала, Александр и его
мать.
Едва дослушав письмо до конца, Александр захлопнул книгу, закричал
петухом, запрыгал по горнице, затем кинулся обнимать отца, хотел выхватить
у него письмо, чтобы самому прочесть, за что получил подзатыльник.
Александр выпрямился и, стоя с протянутой рукой посреди комнаты,
возгласил:
— «Цазарь, стоя на берегу Рубикона и обратясь к приятелям, между
коими был славный Азинний Полоний, сказал им: «Мы еще можем вспять
возвратиться, но если перейдем сей мосточек, то надобно будет предприятие
до самого конца оружием довести. Пойдем же, куда нас зовут
предзнаменования богов и несправедливость супостатов наших. Жребий
брошен».
— Ах ты, Аника-воин! — с горестной насмешкой воскликнула мать. — Да
ты погляди на себя в зеркало, какой ты есть Юлий Цезарь!
Александр растерянно взглянул на мать и повернулся к зеркалу, откуда
ему в глаза глянул не Юлий Цезарь в уборе римского всадника, а
растрепанный, в затасканном тулупчике, невзрачный мальчишка с рыжеватой
челкой, спущенной на лоб.
Александр отвернулся от зеркала, кинулся к матери и припал к ней,
спрятав голову в ее коленях... Плечи его сотрясались: казалось, он плачет.
Мать, обливаясь слезами, приглаживала вихры сына. Аннушка бросила
куклу и громко заплакала. Отец приблизился к жене, опустился рядом на
скамью, обнял ласково, пытаясь ее «разговорить»:
— Полно-ка, матушка. Голиафа мы с тобой не породили. Эка беда! Не все
герои с коломенскую версту. Принц Евгений Савойский тоже был мал ростом,
но совершил великие дела. А звали его «маленький попик». Вот и тебя зовут,
сынок, барабошкой. Одно скажу тебе, Александр: у человека два портрета,
две персоны бывают — внутренняя и наружная. Береги, сынок, свою внутреннюю
персону — она поважней, чем наружная. Будь такой, каков есть. Не для чего
нам в зеркало глядеть. Мы не бабы.
Авдотья Федосеевна оттолкнула мужа:
— Поди прочь, Василий Иванович! Чует сердце мое: сложит Сашенька в
поле буйну голову!
Василий Иванович встал со скамьи:
— Не все воины, матушка, на поле брани погибают. Некий филозоф, когда
его спросили, что он почитает более погибельным: бездны ли земные, пучины
ли морские, хлады несносные, жары палящие, поля бранные или мирные пашни,
ответствовал тако: «Не утлая ладья среди бушующего моря, не скользкий край
пропасти, не поле брани, а ложе ночное — самое смертное и опасное место
для человека, ибо больше всего людей в кровати своей помирают. Однако мы
каждый вечер в постель без боязни ложимся».
— А чего до поры до времени натерпится в учении солдатском? Сам ты
Петровой дубинки не пробовал? А Ганнибал? А Головин Василий Васильевич?
Чего-чего он не вытерпел! Чуть ума не лишился, горячкой занемог...
— Да, немало Василий Васильевич в Морской академии натерпелся!
— Вышел в отставку, — продолжала причитать Авдотья Федосеевна. —
Кажись, ладно. И тут опять поганый немец Бирон его взял. Чего не
натерпелся Василий Васильевич в руках палача: на дыбу его подымали, под
ногами огонь разводили, лопатки вывертывали, по спине каленым утюгом
гладили, кнутом били, под ногти гвозди забивали.
1 2 3 4 5 6 7 8