Если они делают положительное заключение и указывают на объект, в дело вступают специалисты по разведке месторождений. После разведки начинается работа по предварительному этапу проектирования, тоже со своими специалистами. После этого уже можно назвать общие характеристики будущего рудника. Если они устраивают компанию, она вызывает специалистов по продвинутому проектированию, таких, как я. Мы уже даем технические решения и цифры. После нас начинают считать экономисты. Если они уверены в прибыльности проекта, компания начинает вести переговоры с правительством страны. Потом проект отправляется на банковскую экспертизу. Потом финансирование, детальное проектирование, закупки оборудования, строительство, добыча.
Андрей подумал, что если бы Теймураз Казбекович когда-нибудь услышал об этой схеме, он не закопал бы столько денег в африканскую землю.
Больше всего бельгийца удивляло, что русские затеяли все производство ради нескольких сот килограммов золота. Андрей всегда считал, что несколько миллионов долларов – это большая сумма. Бельгиец развеял его иллюзии.
– Рассматривать месторождения как потенциально возможные к отработке можно начиная только со ста тонн, грубо говоря, с миллиарда долларов продаж. Меньше ста тонн мы даже не рассматриваем. Почему? Потому что большинство расходов имеют постоянную величину, они не зависят от размеров местрождения. Например, первые миллионы долларов уйдут на самое предварительное изучение. Просто послать эксперта на месяц – это уже тысяч пятьдесят (Андрей вздохнул – хотел бы он быть этим экспертом). Какой смысл все это затевать ради нескольких миллионов долларов продукции? Для работы компании нужен офис в Сонгвиле. Любой офис стоит примерно одинаково. Это дом, машина, телефон, директор, бухгалтер, секретарь. Самый маленький офис будет стоить в год тысяч двести, независимо от того, какие финансовые потоки через него проходят. Бухгалтер, который считает сто миллионов долларов, или считает сто долларов, стоит одинаково. Компания не может прожить без юридической защиты, она будет уничтожена (Андрей опять вздохнул, вспомнив конец «Ауры»), и цена защиты тоже не зависит от размеров компании. Здесь, на месте, независимо от размеров рудника, должно быть множество высокооплачиваемых специалистов, каждый с домом и автомобилем. Для обслуживания современной техники вы должны иметь дорогостоящих специалистов и комплект приборов, независимо от того, обслуживают они одну машину или сотню. Для рудника – большого или маленького – надо построить дорогу, поселок с электростанцией и водоснабжением. Надо давать взятки президенту и министрам, и это тоже почти не зависит от размеров предприятия.
Теперь Андрей понял, почему известные ему российские начинания в Африке провалились. Просто с тем капиталом, который русские могли себе позволить, это было невозможно. Его собственное экономическое существование было лишь счастливой случайностью.
Проезжали энтузиасты сохранения дикой природы – идеи, совершенно чуждой африканскому сознанию. Природу начинают беречь в постиндустриальном обществе, а африканцы жили в доиндустриальном. В любом национальном парке, если его не будут охранять белые с пулеметами, все равно будут пасти коров. Андрей приятно побеседовал с романтически настроенной разведенной американкой лет пятидесяти, которая уже вырастила детей, и хотела посвятить себя хорошему делу. Она приехала сюда пропагандировать солнечные печки, чтобы африканцы не вырубали деревья на дрова. Правда, образца или рисунка солнечной печки у нее с собой не было, а на словах она объясняла невнятно. Ее сопровождал молодой высокий негр, с которым она познакомилась в Сонгвиле. Он горячо уверял, что их начинание ожидает в будущем огромный успех и деревья перестанут вырубать.
Беспечное богатство западного мира поражало воображение. Как-то в Кайене Андрей познакомился с молодым французом, который встречал свой прибывающий из Дакара морской контейнер с оборудованием. Контейнер был набит современными, в прекрасном состоянии станками: токарными, фрезерными, сверлильными, и всякими другими, с полным набором инструментов и всего необходимого для работы, даже с запасом металла для заготовок. Все это он получил даром, в момент закрытия политехнического лицея. Франция не нужны были больше токари, она нуждалась в программистах и системных администраторах. На этих станках он собирался изготовлять в Сонгвиле сельскохозяйственные машины и запчасти. Андрей по необходимости хорошо знал станочный парк Сонгая. В основе его производственной мощи страны лежало паровозное депо, построенное французами в довоенный период и дополненное станками, привезенными из Советского Союза в шестидесятые и семидесятые. То, что француз вез, было для здешних условий огромной ценностью и мощным технологическим скачком.
Пожалуй, больше всего Андрея удивил молодой голландский фермер, путешествующий по Африке в поисках места для сельскохозяйственного предприятия. Он объяснял так, что в Голландии больше не нужны фермеры. Земля все больше требуется для городов и парков. Запрещено использовать химию, поскольку голландская продукция должна быть образцовой в экологическом отношении. Существуют строгие нормы условий жизни для сельскохозяйственных животных и на их питание, потому что голландские куры и коровы должны быть счастливыми. Очень трудно найти рабочих, все хотят сидеть в офисах перед компьютерами. И при этом приходится конкурировать с продуктами из Франции, Испании, Польши, Эстонии, где нет таких ограничений. Теперь он хотел найти подходящее место в Африке, чтобы попробовать снабжать Европу отсюда. Андрей так и не узнал, что случилось с храбрым голландцем дальше.
Однажды утром Андрей отправился в Кундугу. На участке скопилось золото, и он хотел взять полицейских для сопровождения. Обычно начальник полиции, получавший хорошие чаевые с каждого транспорта, поднимался, завидев его, из-за своего стола, сердечно здоровался и сам спрашивал: «Ну, когда повезем золото?» Но сегодня что-то не сложилось. Начальник, извиняясь, сказал, что приезжает полицейское начальство, будет какой-то смотр, и все должны быть на своих местах. «Дня через два поедем,» – закончил он успокаивающим тоном. У Андрея были в городке еще кое-какие дела, и, прежде чем ехать по самой жаре домой, он завернул отдохнуть в бар. Хозяина он не встретил. Одна из девушек сказала ему, что он вот только что был, но куда-то ушел, по-видимому, по делам. Андрей уселся в приятной тени огромного дерева и задумался о своей жизни.
Работа на полигоне явно подходила к концу. Зачищались остатки песков, и в ближайшие дни приборы можно будет останавливать. Ночные смены были уже отменены. Большинство машин – молодец Николай – уже законсервированы и готовы к следующему сезону. Золота добыто достаточно, даже побольше обещанного, долги возвращены, данные им обязательства выполнены, и участок можно бросить навсегда. Но зачем? Эта техника может еще поработать, дать прибыль, если направить ее на подходящий объект. Собственно, и объект есть – участок Мусы Бубакара. Это было так очевидно, что Андрей удивлялся, почему Муса до сих пор не пришел к нему с предложением. Вероятно, ждет, когда мы сами к нему придем, чтобы выговорить условия повыгоднее. Переговоры будут нелегкими и продлятся не один день, но должны закончиться успешно, поскольку ни одна сторона в принципе не может осуществить проект в одиночку.
За годы, прожитые на участке, Андрей ко всему привык, стал как бы своим. Его все знали, он был уверен в прочности и безопасности своего положения. Он притерпелся к одиночеству, потому что его знания языков хватало для болтовни и деловых отношений, но не для дружеских. Собственно, он не был уверен, что в Африке существуют дружеские отношения в их российском понимании. Любое сближение с африканцем очень скоро означало для него новые обязанности, а для другой стороны новые права. Иногда это выражалось прямо: «Ты мне друг? Так дай мне денег». А предложения с его стороны о встречных дружеских уступках встречало искреннее недоумение: «Я же бедный, у меня ничего нет».
Возможно, дело было не в языковом барьере, а в более глубоких душевных различиях, разных взглядах, разном понимании. Как-то раз Леонтий говорил им об этом. Он сказал:
– Вот мы, белые, уверены в своем превосходстве над черными. Без враждебности, спокойно, доброжелательно, но твердо и непоколебимо уверены. Так?
Андрей с Николаем прислушались к себе. Потом оба кивнули.
– Вас это, вероятно, удивит, но можете мне поверить на слово. Черные так же – спокойно и твердо – убеждены в своем превосходстве над белыми. И никто не способен изменить свое мнение. Это данность мировоззрений.
Слушая тогда Леонтия, Андрей вспомнил о своих отношениях с Авой. Она всегда не то, что признавала, а настаивала на их неравенстве, на его превосходстве и своей подчиненности. Но при этом она часто говорила: «Ты ничего не понимаешь в Африке. Ты другой. И никогда не поймешь.»
Скажем, явно другим у здешних жителей было чувство юмора. В России Андрей не сомневался в своей адекватности: над его шутками смеялись, и он смеялся над шутками других. В Африке его шутки оставались абсолютно непонятными, его по несколько раз переспрашивали, честно пытаясь понять, что он имеет в виду, и он бросил это занятие. Успех он имел один раз, когда по недосмотру схватил рукой свежеприваренную железку и отдернул обожженную руку. Он чувствовал себя как Жванецкий после ударной репризы, народ буквально лег от смеха и восторга.
Он уже твердо решил, если работа будет продолжаться, на следующий год привезти сюда жену. Их дети были уже в состоянии прожить год без родителей. Ей будет интересно, а ему много легче. В такой ситуации они вместе смогут убедить жену Николая сделать вторую попытку. Николай, правда, говорил, что не вернется, но Андрей был уверен, что полугодовая домашняя реабилитация изменит его позицию. Для невозвращенца он слишком тщательно приводил все в порядок. Тогда можно будет наладить нормальную жизнь.
После расставания с Авой Андрей выдержал немало атак со стороны местных девушек, часто прямых и откровенных. Например, с давних пор на участке сложился обычай, что пустой концентрат, из которого в участковой лаборатории извлекли золото, отдавали деревенским женщинам, которые подолгу возились с ним со своими калебасами и извлекали еще какие-то граммы. Почему-то женщины очень ценили это право и выработали сложную систему очередности, чтобы эта дрянь доставалась всем по справедливости. Только Ава, когда она переехала к Андрею, по-королевски уступила свою очередь своей младшей родственнице. Так вот, когда Ава покинула его, девушки, приходящие на участок перемывать отходы, стали одеваться и украшаться тщательно, как на праздник, и непременно пытались попасться Андрею на глаза. В одном или двух случаях дело даже дошло до разовых интимных связей, но здесь биолого-культурные барьеры оказались непреодолимыми, и попытки отношений вызвали у Андрея чувство, близкое к панике.
В Согвиле он получил интеллигентно выраженное предложение от молодой россиянки, которая, обучаясь в провинциальном институте, выскочила замуж за студента-африканца и уехала в Сонгай. Она довольно быстро поняла, во что влипла, развелась, и теперь работала регистратором в небольшом отеле, имея в виду выйти замуж за белого или по крайней мере заработать денег на билет в Россию. Она была симпатична, неглупа и дала понять, что будет не против поехать с ним на участок. Андрей был готов ей помочь, но от предложения деликатно уклонился, понимая, в какой клубок неразрешимых проблем он будет немедленно втянут.
Девушки из «Звезды Африки» тоже поначалу настойчиво пытались привлечь его внимание, но все-таки это были проститутки из дешевого грязного придорожного борделя. Как-то раз вечером они, хихикая, затащили Андрея в свой круглый домик, но единственным возникшим у него чувством в этом доме, освещаемом масляными плошками, с колыхающимися тряпочными занавесками под соломенной крышей, было ощущение неведомой, но грозной пожарной опасности.
Как ни странно, единственного человека в Африке, которого он мог назвать своим другом, он нашел здесь. Это была одна из девиц борделя, носившая малоподходящее для ее профессии имя София. Как миллионы африканских городских девушек, она имела Великую мечту: выйти замуж за белого и уехать с ним жить в Европу. О себе она выражалась почти пушкинскими словами: «Черт меня дернул родиться красивой и умной в Африке». Черных мужчин она терпеть не могла и охотилась только на белых, ожидая принца, который увезет ее с собой. Она могла позволить себе выбирать клиентов, не отказывая прямо, чего не позволяла этика ее профессии, но назначая неприемлемую для нежелательного поклонника цену. Она была родом из Дакара, а сюда ее занесло с каким-то датчанином, с которым они то ли поругались по пути, то ли он ее бросил, и она, решив, что здесь конкуренция меньше, чем дома, осталась поджидать свое счастье на большой дороге. Нелюбовь к мужчинам своей расы она приобрела благодаря отцу, который, живя в крайней бедности, наделал девять детей, включая ее, потом нашел хорошо оплачиваемую работу и тут же бросил семью ради новой молодой жены, с которой сделал еще шестерых, потом снова обеднел, состарился, был выгнан и вернулся в старую семью. Восприятие мужчин и женщин в глазах Софьи было в чем-то близко российскому. Женщины жили сами, торговали на рынках, горбились на огородах, на нищенские доходы поднимали детей, а мужчины хотели есть, спать, развлекаться и требовали заботы.
Она действительно была красивой и умной, свободно говорила на английском и французском, все со слуха, поскольку в школе не училась, могла объясниться по-немецки, по-испански и по-итальянски (следы ее разнообразных связей), не считая нескольких африканских диалектов. Они с Андреем быстро выяснили его бесперспективность как принца, но полюбили сидеть и болтать друг с другом в моменты, когда в баре не было других белых, привлекающих профессиональное внимание Софии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27