Храм Бога Единого внутри очень красивый. Там висит большая занавеска, отгораживающая часть дома. Винитар говорит, что это алтарь. Туда женщин не пускают, а мужчин пускают, но редко.
В храме собрано много красивых вещей. Там есть один медный светильник, его Винитар с собой привёз из Скандзы Галилейской. Есть много посуды глиняной с узорами. Винитар зажигает в храме лучины и светильники, чтобы все переливалось и горело. А Оптила, сын Хродомера, – тот, что хорошо по дереву режет, вырезал для Винитара фигурку воина на коне. Хотя Оптила в Бога Единого не верит.
Фредегаст, сын Сейи, тоже хорошо из дерева резал. Фредегаст во время чумы умер. Винитар в храме хранит и подарки Фредегаста – звери невиданные, каких аланы любят вырезать. Давно уже нет Фредегаста, и род его весь вымер от чумы, а звери эти дивные как живые в храме обитают.
Ещё в храме есть уздечка и седло. Кархак-алан дал. Очень дорожил ими и потому подарил Винитару для Бога Единого. А Герменгильд пряжку подарил красивую. Её Винитар на ремне к потолку привесил. Когда лучину зажигает, на пряжке играет огонёк. Уздечкой, седлом и пряжкой Винитар особенно дорожит, потому что Герменгильд и Кархак первыми были, кто ему поверил. Годья Винитар говорит, что сейчас они в раю пируют. Что сидит Герменгильд справа от Сына, а Кархак – слева. И Сын им медовухи подливает, ибо любит Сын всякое веселье. И веселы Герменгильд и Кархак, сыты и пьяны. И вовеки веков такими будут, потому что когда наступит вечная зима и мир погибнет, то рай всё равно уцелеет.
Поначалу так было, что в храм мог прийти кто угодно и слушать всё, что годья Винитар рассказывает. Но потом, когда Герменгильд и Кархак стали вместе с Винитаром служить Богу Единому, всё изменилось. Стал Винитар выгонять остальных и со своими друзьями втайне какие-то дела вершить.
А тех, кто не уходил, звери лютые Герменгильд с Кархаком, выгоняли. И приговаривали: «Сказано – изыдите, значит, изыдите…» И зубы скалили.
Любопытно всем было, что такое Винитар и друзья его замышляют. Тарасмунд, отец наш, дядя Ульф, а пуще всех – дядя Агигульф и Валамир осаждали Герменгильда и Кархака и допытывались, что им такого годья говорит, когда всех прочих выгоняет. И иные воины допытывались. И много пива и медовухи в побратимов влили, но ответа не добились. Через то много драк было, но Бог Единый и вправду других богов сильнее, потому что побратимы всем кости намяли.
И не раз толковали и у нас в доме, и у Хродомера, что, должно быть, воинский союз собирает Винитар под своей рукой. Не иначе, зависть к Теодобаду снедает Винитара. И Бога себе такого нашёл, какой знает толк и в осаде бургов, и в прочей войне. Сам же рассказывал – хвастался.
После же, когда Винитар принял в свой союз Арпилу, Бавда, обоих Эорихов и Гаутемира, подозрения возросли. И многие глядели на Винитара косо. Решили Рагнарис с Хродомером к Теодобаду послать с известием, ибо верность военному вождю хранили. Но медлили пока что.
Вслед за Гаутемиром принял Винитар в свой тайный воинский союз старую бабку Мавафрею. И та тоже с остальными уединяться стала. Поняли тогда Хродомер с Рагнарисом, что не воинский то союз. Ибо бабка Мавафрея все село обошла и обо всём поведала, что Винитар делает, когда выгоняет лишних. Винитар особые слова говорит, которые чужим знать не положено.
А она, бабка, то знает. И через то ведение заноситься бабка начала и пыталась власть забрать над Хродомером и Рагнарисом. Но Винитар укротил бабку. И наказание ей определил. Прогневала бабка Бога Единого своей болтовнёй, сказал Винитар. Бойся, бабка! И бабка боялась.
Жила та бабка у Аргаспа, родня его была. С Аргаспом тогда ещё Одрих жил, брат его, силач великий.
Я помню, как Одрих к нам приходил и громко хохотал, рассказывая о бабке Мавафрее. Она дома ещё и древним богам молится, тишком от Бога Единого, чтобы уж не прогадать наверняка. Просит Вотана заступиться за неё перед Богом Единым, которого она, бабка Мавафрея, по неразумию своему прогневала.
Когда в село Теодобад наведывался, бабка всегда выходила ему навстречу, ругалась на чём свет стоит и Теодобада норовила клюкой достать. Ибо старая обида её глодала. В малолетство своё Теодобад с сыном одного раба из бурга проказу учинил. Наловили они лягушек и бабке в пиво напустили. А потом к Алариху, вождю, отцу Теодобада, пошли и рассказали, что, мол, бабка Мавафрея пива наварила. И захотел Аларих того пива отведать. И жаждой воспылал. И к бабке отправился. И дружинники с ним пошли. И опозорена была бабка Мавафрея. А Теодобад-малец и дружок его раб со смеху мёрли и через то были опознаны. И невзлюбила с тех пор бабка Теодобада.
Аларих при всей дружине высек обоих – и сына своего, и раба малолетнего, но веселился очень. Так дедушка Рагнарис рассказывает.
Бабке Мавафрее по старческому слабоумию её все кажется, что в бурге до сих пор Аларих вождём сидит, а Теодобад не иначе как озоровать в село приехал.
Новая вера, видать, не на всех одинаково сказывается.
Герменгильд с Кархаком, вроде, добрее стали, а вот бабка – какой была она, такой и осталась. Как ругалась на всех, так и продолжала. Я думаю, мало радости было Сыну, когда эта ворчливая бабка к нему на пир явилась. А уж Герменгильду с Кархаком и подавно.
Наш дядя Агигульф тоже поначалу подумывал в дружину Бога Единого с Винитаром пойти – по нему было видно. Но когда Винитар в дружину бабку Мавафрею взял, то плюнул дядя Агигульф и решение своё изменил.
Ещё в новую веру Агигульф-сосед перешёл и жена его.
Сам я плохо помню, как Винитар в селе появился и как побратимы с ним боролись и что дальше было. А Гизульф это хорошо помнит. Гизульф старше меня.
Когда в селе чума была, то почти все, кто новую веру принял, от чумы умерли. Но и среди тех, кто при старых богах оставался, многие умерли от чумы.
К годье Винитару в ту пору Одвульф прибился. Одвульф хотел занять место Герменгильда с Кархаком, которые от чумы умерли. Но не тягаться Одвульфу даже с половиной Герменгильда, не то что с обоими побратимами. Так ему сам годья Винитар говорит.
После чумы – так говорит дедушка Рагнарис, да и прочие тоже – наше село иным стало. Я старое село плохо помню, потому что был тогда ещё мал.
Наш отец Тарасмунд, наша мать Гизела, Гизульф, мои сёстры Сванхильда с Галесвинтой и я – мы все к Винитару позднее пришли и в храме его новую веру приняли. Старшая наша сестра Хильдегунда тоже хотела в храм ходить и истории годьи Винитара слушать, но отец наш Тарасмунд не позволил ей. Про это отдельный сказ.
У годьи Винатара много забот, поэтому он редко смеётся. Я думаю, когда прежде Винитар воином был, он был другим. И вот почему я так думаю.
Два раза в год, на другой день после Пасхи и на другой день после Пятидесятницы, годья Винитар устраивает всему селу добрую потеху. Ходит по селу в одних только штанах, до пояса голый и босой, себя по животу оглаживает и охлопывает и кричит, чтобы выходили, кто желает, бороться против него, годьи Винитара, и Бога Единого.
И много находится всегда охотников схватиться с Винитаром. Но редко бывает, чтобы побили годью в этих поединках. Почти всегда годья всех побеждает. Это потому, что ему помогает Бог Единый. Так говорит годья Винитар.
Бавд – он потом от чумы умер – когда побил его Винитар и объяснил, откуда у него, Винитара, такая сила, сразу уверовал в Бога Единого. Ещё синяки с тела не сошли, которые ему годья Винитар наставил, как пришёл уже Бавд в храм и сказал, что хочет обратиться в винитарову веру. И крестил его Винитар.
Как-то раз дядя Агигульф на дворе учил нас с Гизульфом искусству ратному. Показывал, как с копьём управляться. А годья Винитар по улице тогда шёл, против нашего двора остановился и смотреть стал. Дядя же Агигульф увидел, что годья Винитар смотрит, и пуще прежнего уменьем своим гордиться стал. И так повернётся, и эдак. Все старался, чтобы Винитар получше разглядел его, Агигульфа, какой он молодец.
Нас с Гизульфом, как щенков, в пыли возил. Едва успеешь на ноги подняться, как дядя Агигульф – вот он, точно вихрь, налетает и вновь в пыль тупой жердиной повергает.
Седмица или около того миновала; шли мы с Гизульфом мимо храма Бога Единого, и позвал нас годья. Увёл нас за храм, подальше от любопытных глаз, и там тайно показал несколько воинских хитростей, как ловчее дядю Агигульфа жердиной достать.
И наказал все в тайне хранить. Сказал нам годья Винитар, что Бог Единый нарочно обучил его, Винитара, разному бою и всяким хитростям боевым, дабы внятнее слово истинной веры до народа нашего доходило. А если приведётся веру Бога Единого среди гепидов возглашать, то тут особенно воинское искусство потребно.
Дали мы слово тайну Бога Единого, какую нам годья Винитар поведал, хранить и беречь. И ушли мы с Гизульфом.
И вызвали мы дядю Агигульфа на поединок. Мы с Гизульфом так рассудили, что у меня сил не хватит против дяди Агигульфа выстоять, а вот у Гизульфа может и хватить. И потому вышел против дяди Агигульфа мой брат Гизульф и сумел дядю Агигульфа уязвить и в пыль повергнуть тем самым образом, как годья Винитар научил.
И пал дядя Агигульф в пыль; и доволен был дядя Агигульф.
Приставать стал к Гизульфу. Откуда, мол, Гизульф приём этот знает. Гизульф же, тайну Бога Единого выдавать не желая, сказал, что своим умом дошёл.
Я думаю, годью этому искусству в Скандзе Галилейской учил по повелению Бога Единого либо сам Нехемья, либо Йезос Ниван, которого называют ещё Злой Йезос. Это тот, который в рога так трубил, что тын у бурга осыпался. Нам про него годья тоже любит рассказывать.

ДРУГ ДЯДИ АГИГУЛЬФА – ВАЛАМИР

Дядя Агигульф к своему другу Валамиру идти собрался. Я увязался за ним. Дядя Агигульф меня не прогнал. Когда дядя Агигульф к Валамиру ходит, всегда занятно получается.
Гизульфа со мной не было, потому что его отец за какой-то надобностью задержал.
Дядя Агигульф и Валамир хотели потолковать с годьей Винитаром и все у него про ту историю выспросить: и как Нехемья медовухой вождя вражеского напоил, и как вождь вражеский спьяну его отпустил и телегу дал, и как Нехемья с другими людьми своего племени каменный тын ставил. Да и вообще пусть бы рассказал, как каменный тын ставят. А то, чует сердце дяди Агигульфа (да и валамирово сердце тоже), не поставят вокруг села тын Хродомер с Рагнарисом; им – Валамиру с Агигульфом – работу эту оставят. Вот и хотят молодые воины узнать все про тын, чтобы не простой возвести, не из брёвен да земли, а каменный, как великие герои ставили, вроде того Нехемьи. Чтобы сравняться с Нехемьей в славе, а если получится – то и переплюнуть его.
Вот какие героические мысли переполняли дядю Агигульфа с Валамиром, когда они пива в кувшин отливали, чтобы с тем угощением к годье идти.
Пока пиво искали, валамирова раба потревожили. Спал старый валамиров раб у очага, кости грел. Но так шумели герои, что пробудился и, охая, на лавке сел. Этот старый раб Валамира вырастил и сопляком его помнил (о чём часто напоминать любил). Силки на птицу учил его ставить и иному тоже учил. И к первой девке тоже он Валамира свёл, тайком от родителя валамирова.
Валамир говорит, что с годами дядька этот на диво ворчлив и сонлив стал, либо спит, либо им, Валамиром, недоволен. Все благолепие в Валамире наблюдает, все ворчит да воркует недовольно, как голубь по весне.
Перед походами дядька особенно несносен делается. Все указывает Валамиру, что он в походе должен творить и как себя он должен в походе вести и какую добычу желательно в походе взять. Ходит и бормочет о всяком разном, что в хозяйстве нынче требуется. Вот, мол, и лемех у плуга… и одежда уже не нова, прорехами так и светится…
Валамир говорит, что иной раз от одной дядькиной воркотни в походы уходит и смерти себе на поле брани ищет.
Вот и сейчас, едва ноги с лавки спустил, так сразу недовольство выказал. Куда, мол, хозяин с кувшином пива направляется? Опять, мол, хозяин с синяком под глазом явится, а поутру плакать будет, что голова у него болит?
И на дядю Агигульфа посмотрел неодобрительно, явно подозревая источник всех бед хозяина своего именно в дяде Агигульфе. Наш дедушка Рагнарис точно такими же взглядами Валамира одаривает.
Валамир рабу долго говорить не дал. Рявкнул грозно: мол, Марда где?
Марда – рабыня валамирова, девка-замарашка, одних лет с нашей сестрой Сванхильдой, а может и младше. Валамир её из похода привёз и быстро к веселью приставил. Марда родом из герулов. Валамир говорит, что благодеяние Марде сделал, избавив её от злобных и скудоумных единоплеменников.
Её Мардой звали, потому что на хорька лицом была похожа. А другие её Фанило называли, то есть «Грязнулька». Она на любое имя откликалась, даже на «эй, ты».
Марда явилась, как всегда, встрёпанная и с виду будто бы перепуганная. Валамир велел ей кувшин взять и сыр и нести все это туда, куда он, Валамир, и гость его и друг Агигульф, сын Рагнариса, направляются.
Дядька-раб спросил, куда это Валамир направляется с другом своим Агигульфом, сыном Рагнариса. Мол, вдруг надобность объявится хозяина искать, если хозяин домой не придёт. Вдруг придётся хозяина пьяного на себе нести. Или подерётся с кем-нибудь хозяин неудачно – хотя бы даже с Агигульфом, сыном Рагнариса, другом своим? Надо же ему, дядьке верному, знать, под каким плетнём хозяина искать нынче вечером, а то ведь зима стоит, замёрзнуть можно…
Валамир объявил, что идут они с Агигульфом, благородным воином, к годье Винитару. Хотят поучиться у годьи Винитара мудрости и знанию.
Дядька валамиров годью Винитара весьма чтил и часто посещал храм Бога Единого, куда Валамир сам не захаживал и Марде ходить не велел. И потому, услыхав такую новость, только рот разинул и замолчал.
Дядька валамиров в новую веру крестился две зимы назад, по осени, когда хозяин его Валамир в походе был. Дядька и Валамира к тому же склонить пытался, но Валамир наотрез отказался отеческих богов оставить. И Марду совращать запретил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12