Удобно магазин Wodolei.ru
.. И потом, что ни говори, в наше время деньги – главное. Все в конечном итоге основано на деньгах. Конечно, такие женщины, как ты, жены богачей, вольны думать, будто деньги сами бьют ключом из земли, ну, а я – дело другое. У меня нет наследственного состояния. Лежат в банке какие-то жалкие десять или двадцать тысяч, но тратить их я не могу, а на проценты, известное дело, не очень-то развернешься… Вот я и вынужден добывать деньги. Сама посуди, даже у императорской фамилии есть управление казной. А кому принадлежат пятнадцать банков? Неужели же не пристало зарабатывать деньги только потому, что ты родился аристократом?.. Довольно, оставим этот разговор. Сейчас все в жизни построено на деньгах. Будь ты хоть политический деятель, хоть ученый, как ты о себе много ни воображай, а если нет у тебя денег, так и пальцем не сможешь пошевелить. Возьми того же Иосимити-сан. Ну, что бы он собой представлял, если бы был бедняком? Грех сказать, ведь на него и плевка было бы жалко! Зато когда сейф у него ломится от денег, тогда, конечно, на все его безобразия люди готовы смотреть сквозь пальцы; даже политические деятели, так называемые «идейные люди», и те ему кланяются…
– Даже если все это верно, все равно…
– Нельзя жить нечестно, это ты хочешь сказать? Само собой разумеется… Что? Тот случай? Ну, тогда все началось из-за пустяков, а потом дело запуталось, дальше – больше, вот и получилась целая история… Не беспокойся, я уж не так безрассуден, чтобы пытаться разбогатеть мошенническим путем.
– Но ведь люди не всегда будут к тебе так снисходительны, как в тот раз, поэтому прошу тебя – будь осторожен! Если с тобой снова что-нибудь случится, ты уже не сможешь больше встать на ноги. Право, вспомнил бы ты об отце с матерью – ведь они смотрят на нас с того света. Будь осторожен! – взглянув на брата, лицо которого так живо напоминало черты покойной матери, графиня утерла глаза.
Она надеялась, что встреча с близким, родным человеком хоть отчасти утешит ее исстрадавшееся сердце, но и эта надежда, как все прошлые ее упования, оказалась напрасной. Она лишний раз убедилась в легкомыслии и безответственности брата, поняла, что на него полагаться нельзя. И при мысли, что этот брат – единственный родной ей человек, горькая тоска одиночества с новой силой охватила графиню.
Виконт, невозмутимо дымя сигарой, ковырял в ухе красиво подстриженным ногтем мизинца. «Знаем, знаем эту старую проповедь…» – казалось, говорило его лицо.
– Так что же это за планы, о которых ты начал мне говорить?
– Что? Планы? Планы у меня… э-э… Как бы это сказать… Так, сразу этого не расскажешь… Да нет, не волнуйся, все совершенно законно… Главное, основа у меня есть. Вот я давеча начал рассказывать тебе о том богаче – состояние больше миллиона. Так вот, я с ним сблизился в Киото. Нет, кроме шуток, я говорю тебе чистую правду – именно в связи с этим я и поехал в Токио. Но видишь ли, дело какого рода – в Киото я был очень многим ему обязан… Ну, и кроме того, он дал мне много ценных советов… Ну, естественно, я счел своей обязанностью показать ему окрестности Токайдо. Поехали мы с ним на курорт в Тоносава. И тут, понимаешь ли, немного кутнули, хватили лишнего, и я, по правде сказать, истратился дочиста. Разумеется, у него состояние огромное, ему ничего не стоит выбросить сто или двести иен… Но я считаю неудобным, чтобы все время платил он один…
– За этим ты и приехал? – со вздохом произнесла графиня.
– Вовсе нет, не только за этим. Я давно собирался побывать у тебя. Да… Вот, понимаешь ли, попал в затруднительное положение, не знаю, как и быть, честное слово! Вот положение… Отправился было на широкую ногу… – виконт громко засмеялся и взглянул на сестру.
Графиня сидела молча, погруженная в свои мысли.
– Я тебе правду говорю – все это на самом деле так и есть… – виконт встал, достал из своего бумажника, лежавшего в нише, какую-то бумагу, затем спохватился, оторвал от нее край и только тогда: протянул графине. Но графиня по-прежнему сидела молча, вся уйдя в свои мысли, и даже не взглянула на него.
– Да, положение пренеприятное… Не сможешь ли ты меня выручить? Хотя бы сто иен… Ну, если не сто, шестьдесят или семьдесят тоже меня устроят…
– Слышать ничего не хочу! – на исхудалых щеках графини выступил яркий румянец, устремленные на виконта глаза загорелись странным блеском сквозь застилавшие их слезы. – Знать ничего не желаю! Найди себе другую сестру, у нее и проси! Ты уже не мальчик. Стыда у тебя нет! Сколько раз мне уже приходилось из-за тебя унижаться. Да войди же хоть немножко в мое положение. Деньги! Ведь у меня нет ни гроша! А отчего я здесь, в этом Нумадзу? Если бы ты хоть немного подумал об этом, так, верно, написал бы из сострадания к сестре хоть одно письмо, справился бы обо мне… Может быть, ты воображаешь, что я приехала сюда для приятного отдыха на даче? Довольно с меня мучений! Я не прошу тебя, чтобы ты помог мне, так постарайся же хотя бы не доставлять мне новых страданий, сверх того, что мне и так приходится переносить!
6
Виконт недовольно надул губы.
– Значит, не можешь? Ну и не надо. Я вовсе не собираюсь требовать от тебя невозможного… Так вот, оказывается, ради чего я пересекал горы Хаконэ! – он захохотал, – конечно, я весьма благодарен вам за ваши нравоучения, но обычно я езжу в гости не для того, чтобы выслушивать проповеди. Покорно прошу прощения за беспокойство. Благодаря вам я лишусь теперь навсегда и хорошей репутации и чести. Ну-с, я отправлюсь. Друзья ждут меня в Тоносава. Желаю здравствовать!
– Постой… Подожди же! Что это, ты, кажется, превратился в настоящего вымогателя!
– Я – вымогатель? Я?!
– Зачем ты так кричишь?
– А почему бы и нет? Я не тайный посланец, никаких тайн тут не происходит. Вполне естественно, что неимущий брат приехал попросить немного денег у сестры, у которой их, кстати, чересчур много. Прекрасно, можешь называть меня вымогателем, проходимцем, как угодно! Я рано лишился родителей, остался совсем один на свете, а теперь даже ты готова считать меня негодяем… Хватит с меня, довольно! Можете все считать меня негодяем, вымогателем, кем хотите! Я сам знаю, как жить на свете!
Графиня в немом изумлении смотрела на своего рассерженного брата. Внезапно на глазах у нее навернулись слезы.
– Прости, если я обидела тебя. Пойми, у меня и так сердце разрывается от горя… Но разве я ошибаюсь? Боюсь, что нет…
– О, конечно, ты всегда права… И обидеть не обидела и денег не дала… Ну что ж, видно и впрямь нечего делать. Раз я негодяй – так пусть уж буду и на самом деле негодяем… Стану вымогателем – настоящим вымогателем… Ты упрекаешь меня в том, что я не вхожу в твое положение? Но пойми: сейчас дело идет о важном – потеряю я доверие или нет! И ты отказываешь мне в каких-то шестидесяти иенах! Это ты не хочешь войти в мое положение, а не я!
– Ты ничего не знаешь. Тебе, наверное, кажется, что шестьдесят иен – пустяковая сумма, но ведь я уже говорила тебе – у меня в руках совсем не бывает денег. Все деньги приходят от управляющего на имя слуги, и каждый грош тщательнейшим образом заносится в расходную книгу. Стыдно рассказывать, но пойми, так не было, даже когда я жила в Асабу… С тех пор как я здесь, положение мое ужасно… Хотя жизнь в деревне дешевая… Но все-таки – ужасно… Я пыталась возражать, но слуга отвечает, что так приказал господин…
– В таком случае, не лучше ли обсудить этот вопрос с Иосимити-сан?
Графиня отрицательно покачала головой и печально взглянула на брата.
– Право же, тебе лучше было бы разойтись с ним и потом снова выйти замуж по своему выбору, за кого понравится.
– Перестань говорить непристойности. Разве дочь Умэдзу способна на такую грязь?
– Да, но где это слыхано, чтобы графиня не имела денег даже на мелкие расходы?
– Но ведь как-никак я же не голодаю… И потом, я думаю, в скором времени все должно как-нибудь разрешиться… – графиня печально улыбнулась.
Виконт с размаху стукнул себя по колену.
– Поручи это мне. Я все устрою.
– Устроишь? Как же ты думаешь это устроить? – немного удивленная, спросила графиня.
– Переговорю с Иосимити-сан и приму меры, чтобы он переменил свое обращение с тобой… – с загадочной улыбкой произнес виконт.
Графиня отрицательно покачала головой.
– Бесполезно. Если бы это было возможно…
– Бесполезно? Но если смириться и оставить все как есть, то конца этому безобразию не будет… Поручи это мне, дурного я ничего делать не буду.
– Что же ты ему скажешь?
– Что скажу? Приму соответствующие меры – вот и весь разговор,
– Ты?
– А хотя бы и я… Ведь на свете много народа – и знакомых и адвокатов… И журналистов.
Лицо графини выразило тревогу, смешанную с подозрением.
– Я надеюсь, ты не собираешься выставлять мой позор напоказ всему свету?.. Нет, нет, оставь все это. Видно, такова уж моя судьба, я ни в чем никого не виню. Буду терпеть, пока жива, – и на этом конец. Такова уж доля женщины… Да, я всего-навсего женщина, а вот ты – дело другое, ты должен беречь себя, продолжать род Умэдзу. Молю тебя, всем сердцем молю, возьми себя в руки, иначе мне даже после смерти не будет оправдания перед покойным отцом и матерью…
– Послушай, да ведь это же глупо!
Графиня на короткое время задумалась.
– Когда ты предполагаешь вернуться в Токио?
– Как только раздобуду деньги, так сразу же уберусь из Тоносава…
– У меня к тебе только одна просьба: когда приедешь, попытайся все же обратиться к Сасакура, пусть мне разрешат хотя бы на один день – я не прошу больше – хоть одним глазком взглянуть на Митико… Если ему неприятно меня видеть, можно устроить свидание в доме Сасакура… Я прошу только один день. Взгляну на Митико и вернусь… В письме всего не скажешь… Прошу тебя, постарайся уговорить его! Хорошо? А больше ни о чем не смей говорить ни слова!
– Все это так, но без ассигнований на военные нужды вести войну невозможно…
Графиня вздохнула.
Вошла горничная и доложила, что ванна готова. Виконт встал с подушки, потирая затекшие от сиденья ноги.
7
– Прошу прощения!
Графиня испуганно вздрогнула и подняла голову. На пороге склонился в поклоне человек лет шестидесяти, с меланхолическим выражением лица. Это был Камада, слуга графини, известный своим честным и строгим нравом, а также пристрастием к рыбной ловле. Ему было приказано сопровождать графиню в Нумадзу; из всех обитателей виллы он единственный находил удовольствие от жизни в этой приморской деревне.
Изгнанники привязываются даже к слугам. В последнее время графиню все сильнее тянуло к людям. Но ока всегда строго придерживалась этикета, предписывающего господам не фамильярничать со слугами; в особенности строго соблюдала она этот порядок в отношениях с мужской прислугой, не позволяя себе откровенничать даже с таким старым, честней души человеком, как Камада. И Камада хорошо понимал это. Больше того – достоинство, естественно присущее графине, обладало гораздо большей притягательной силой и позволяло ей лучше управлять слугами, нежели крики и брань, которыми по временам разражался граф.
– Только что пришло сообщение из Токио…
Господин в недалеком времени собирается прибыть на виллу…
Глаза графини расширились от удивления.
– Господин? Он приедет один?
– Никак нет, с ним прибудут Фусако-сан и Ёсико-сан, и потом эта… Все вместе приедут…
Графиня на минуту задумалась.
– Дай письмо.
Камада достал из-за пазухи письмо, подал госпоже и снова вернулся на свое место. Управляющий ставил Камада в известность, что, ввиду наступления жаркой погоды, граф намеревается приехать на виллу; управляющий давал распоряжения подготовить все к его приезду. Камада добавил, что позавчера отец О-Суми приходил из деревни Кануки в гости к Камада и рассказывал, что дочка скоро приедет… Таким образом, эти вести совпадают…
Лицо графини просияло от радости. В письме ни словом не упоминалось о графине, но ясно, что, когда граф и его спутницы приедут, она должна будет вернуться в Токио. На вилле довольно тесно, и граф, конечно, не захочет ее видеть. Графиня даже не обратила внимание на двусмысленность этого визита, столь похожего на свадебное путешествие. Для нее приезд графа означал только возможность в скором времени повидаться с Митико. И если ей предстоит вернуться в Токио, так лучше сделать это хоть минутой раньше. Больная девочка тоже, наверное, так истосковалась по ней! Конечно, надежда на брата слаба, но он сумеет рассказать Сасакура все, а выдастся удачный момент – обратится с просьбой и к мужу и ускорит ее возвращение. Такое несложное поручение под силу даже ему.
Графиня быстро приняла решение.
Впервые за долгое время вечер прошел довольно оживленно. Брат и сестра вспоминали о жизни в Токио, а наутро виконт Умэдзу, с кислой миной сунув за пазуху двадцать иен, которые с великим трудом раздобыла для него графиня, с ее письмами к семейству Сасакура и к мужу и с любимым лакомством Митико – коробочкой «дэмбу», Дэмбу – вяленая рыба, нарезанная ломтиками.
которую мать посылала девочке, чтобы немного скрасить стол больной, благополучно отбыл восвояси.
Жизнь на вилле вернулась в свою прежнюю однообразно-унылую колею.
Глава XI
1
Виконт Умэдзу принадлежал к той категории людей, которые органически не могут не лгать на каждом слове. Пустое бахвальство стало его неисцелимым недугом, ему словно не хватало чего-то, если он хоть немного не привирал, даже когда в этом не было ровно никакой нужды. В случае же необходимости он готов был на ложь самую беззастенчивую, наглую, виртуозную. Выражаясь вульгарно, соврать ему было, что раз плюнуть… В его словах о том, что он якобы пригласил какого-то богача осмотреть достопримечательности столицы, не содержалось ни малейшего намека на правду. В действительности, он загулял в компании своих беспутных приятелей, каждый из которых целился на кошелек другого. Вся ватага решила предпринять этакую экстравагантную поездку по Хаконэ. Но так как деньги у них скоро вышли, то жулики подбили виконта – пока еще зеленого новичка в их обществе – съездить к сестре и разжиться у нее деньгами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
– Даже если все это верно, все равно…
– Нельзя жить нечестно, это ты хочешь сказать? Само собой разумеется… Что? Тот случай? Ну, тогда все началось из-за пустяков, а потом дело запуталось, дальше – больше, вот и получилась целая история… Не беспокойся, я уж не так безрассуден, чтобы пытаться разбогатеть мошенническим путем.
– Но ведь люди не всегда будут к тебе так снисходительны, как в тот раз, поэтому прошу тебя – будь осторожен! Если с тобой снова что-нибудь случится, ты уже не сможешь больше встать на ноги. Право, вспомнил бы ты об отце с матерью – ведь они смотрят на нас с того света. Будь осторожен! – взглянув на брата, лицо которого так живо напоминало черты покойной матери, графиня утерла глаза.
Она надеялась, что встреча с близким, родным человеком хоть отчасти утешит ее исстрадавшееся сердце, но и эта надежда, как все прошлые ее упования, оказалась напрасной. Она лишний раз убедилась в легкомыслии и безответственности брата, поняла, что на него полагаться нельзя. И при мысли, что этот брат – единственный родной ей человек, горькая тоска одиночества с новой силой охватила графиню.
Виконт, невозмутимо дымя сигарой, ковырял в ухе красиво подстриженным ногтем мизинца. «Знаем, знаем эту старую проповедь…» – казалось, говорило его лицо.
– Так что же это за планы, о которых ты начал мне говорить?
– Что? Планы? Планы у меня… э-э… Как бы это сказать… Так, сразу этого не расскажешь… Да нет, не волнуйся, все совершенно законно… Главное, основа у меня есть. Вот я давеча начал рассказывать тебе о том богаче – состояние больше миллиона. Так вот, я с ним сблизился в Киото. Нет, кроме шуток, я говорю тебе чистую правду – именно в связи с этим я и поехал в Токио. Но видишь ли, дело какого рода – в Киото я был очень многим ему обязан… Ну, и кроме того, он дал мне много ценных советов… Ну, естественно, я счел своей обязанностью показать ему окрестности Токайдо. Поехали мы с ним на курорт в Тоносава. И тут, понимаешь ли, немного кутнули, хватили лишнего, и я, по правде сказать, истратился дочиста. Разумеется, у него состояние огромное, ему ничего не стоит выбросить сто или двести иен… Но я считаю неудобным, чтобы все время платил он один…
– За этим ты и приехал? – со вздохом произнесла графиня.
– Вовсе нет, не только за этим. Я давно собирался побывать у тебя. Да… Вот, понимаешь ли, попал в затруднительное положение, не знаю, как и быть, честное слово! Вот положение… Отправился было на широкую ногу… – виконт громко засмеялся и взглянул на сестру.
Графиня сидела молча, погруженная в свои мысли.
– Я тебе правду говорю – все это на самом деле так и есть… – виконт встал, достал из своего бумажника, лежавшего в нише, какую-то бумагу, затем спохватился, оторвал от нее край и только тогда: протянул графине. Но графиня по-прежнему сидела молча, вся уйдя в свои мысли, и даже не взглянула на него.
– Да, положение пренеприятное… Не сможешь ли ты меня выручить? Хотя бы сто иен… Ну, если не сто, шестьдесят или семьдесят тоже меня устроят…
– Слышать ничего не хочу! – на исхудалых щеках графини выступил яркий румянец, устремленные на виконта глаза загорелись странным блеском сквозь застилавшие их слезы. – Знать ничего не желаю! Найди себе другую сестру, у нее и проси! Ты уже не мальчик. Стыда у тебя нет! Сколько раз мне уже приходилось из-за тебя унижаться. Да войди же хоть немножко в мое положение. Деньги! Ведь у меня нет ни гроша! А отчего я здесь, в этом Нумадзу? Если бы ты хоть немного подумал об этом, так, верно, написал бы из сострадания к сестре хоть одно письмо, справился бы обо мне… Может быть, ты воображаешь, что я приехала сюда для приятного отдыха на даче? Довольно с меня мучений! Я не прошу тебя, чтобы ты помог мне, так постарайся же хотя бы не доставлять мне новых страданий, сверх того, что мне и так приходится переносить!
6
Виконт недовольно надул губы.
– Значит, не можешь? Ну и не надо. Я вовсе не собираюсь требовать от тебя невозможного… Так вот, оказывается, ради чего я пересекал горы Хаконэ! – он захохотал, – конечно, я весьма благодарен вам за ваши нравоучения, но обычно я езжу в гости не для того, чтобы выслушивать проповеди. Покорно прошу прощения за беспокойство. Благодаря вам я лишусь теперь навсегда и хорошей репутации и чести. Ну-с, я отправлюсь. Друзья ждут меня в Тоносава. Желаю здравствовать!
– Постой… Подожди же! Что это, ты, кажется, превратился в настоящего вымогателя!
– Я – вымогатель? Я?!
– Зачем ты так кричишь?
– А почему бы и нет? Я не тайный посланец, никаких тайн тут не происходит. Вполне естественно, что неимущий брат приехал попросить немного денег у сестры, у которой их, кстати, чересчур много. Прекрасно, можешь называть меня вымогателем, проходимцем, как угодно! Я рано лишился родителей, остался совсем один на свете, а теперь даже ты готова считать меня негодяем… Хватит с меня, довольно! Можете все считать меня негодяем, вымогателем, кем хотите! Я сам знаю, как жить на свете!
Графиня в немом изумлении смотрела на своего рассерженного брата. Внезапно на глазах у нее навернулись слезы.
– Прости, если я обидела тебя. Пойми, у меня и так сердце разрывается от горя… Но разве я ошибаюсь? Боюсь, что нет…
– О, конечно, ты всегда права… И обидеть не обидела и денег не дала… Ну что ж, видно и впрямь нечего делать. Раз я негодяй – так пусть уж буду и на самом деле негодяем… Стану вымогателем – настоящим вымогателем… Ты упрекаешь меня в том, что я не вхожу в твое положение? Но пойми: сейчас дело идет о важном – потеряю я доверие или нет! И ты отказываешь мне в каких-то шестидесяти иенах! Это ты не хочешь войти в мое положение, а не я!
– Ты ничего не знаешь. Тебе, наверное, кажется, что шестьдесят иен – пустяковая сумма, но ведь я уже говорила тебе – у меня в руках совсем не бывает денег. Все деньги приходят от управляющего на имя слуги, и каждый грош тщательнейшим образом заносится в расходную книгу. Стыдно рассказывать, но пойми, так не было, даже когда я жила в Асабу… С тех пор как я здесь, положение мое ужасно… Хотя жизнь в деревне дешевая… Но все-таки – ужасно… Я пыталась возражать, но слуга отвечает, что так приказал господин…
– В таком случае, не лучше ли обсудить этот вопрос с Иосимити-сан?
Графиня отрицательно покачала головой и печально взглянула на брата.
– Право же, тебе лучше было бы разойтись с ним и потом снова выйти замуж по своему выбору, за кого понравится.
– Перестань говорить непристойности. Разве дочь Умэдзу способна на такую грязь?
– Да, но где это слыхано, чтобы графиня не имела денег даже на мелкие расходы?
– Но ведь как-никак я же не голодаю… И потом, я думаю, в скором времени все должно как-нибудь разрешиться… – графиня печально улыбнулась.
Виконт с размаху стукнул себя по колену.
– Поручи это мне. Я все устрою.
– Устроишь? Как же ты думаешь это устроить? – немного удивленная, спросила графиня.
– Переговорю с Иосимити-сан и приму меры, чтобы он переменил свое обращение с тобой… – с загадочной улыбкой произнес виконт.
Графиня отрицательно покачала головой.
– Бесполезно. Если бы это было возможно…
– Бесполезно? Но если смириться и оставить все как есть, то конца этому безобразию не будет… Поручи это мне, дурного я ничего делать не буду.
– Что же ты ему скажешь?
– Что скажу? Приму соответствующие меры – вот и весь разговор,
– Ты?
– А хотя бы и я… Ведь на свете много народа – и знакомых и адвокатов… И журналистов.
Лицо графини выразило тревогу, смешанную с подозрением.
– Я надеюсь, ты не собираешься выставлять мой позор напоказ всему свету?.. Нет, нет, оставь все это. Видно, такова уж моя судьба, я ни в чем никого не виню. Буду терпеть, пока жива, – и на этом конец. Такова уж доля женщины… Да, я всего-навсего женщина, а вот ты – дело другое, ты должен беречь себя, продолжать род Умэдзу. Молю тебя, всем сердцем молю, возьми себя в руки, иначе мне даже после смерти не будет оправдания перед покойным отцом и матерью…
– Послушай, да ведь это же глупо!
Графиня на короткое время задумалась.
– Когда ты предполагаешь вернуться в Токио?
– Как только раздобуду деньги, так сразу же уберусь из Тоносава…
– У меня к тебе только одна просьба: когда приедешь, попытайся все же обратиться к Сасакура, пусть мне разрешат хотя бы на один день – я не прошу больше – хоть одним глазком взглянуть на Митико… Если ему неприятно меня видеть, можно устроить свидание в доме Сасакура… Я прошу только один день. Взгляну на Митико и вернусь… В письме всего не скажешь… Прошу тебя, постарайся уговорить его! Хорошо? А больше ни о чем не смей говорить ни слова!
– Все это так, но без ассигнований на военные нужды вести войну невозможно…
Графиня вздохнула.
Вошла горничная и доложила, что ванна готова. Виконт встал с подушки, потирая затекшие от сиденья ноги.
7
– Прошу прощения!
Графиня испуганно вздрогнула и подняла голову. На пороге склонился в поклоне человек лет шестидесяти, с меланхолическим выражением лица. Это был Камада, слуга графини, известный своим честным и строгим нравом, а также пристрастием к рыбной ловле. Ему было приказано сопровождать графиню в Нумадзу; из всех обитателей виллы он единственный находил удовольствие от жизни в этой приморской деревне.
Изгнанники привязываются даже к слугам. В последнее время графиню все сильнее тянуло к людям. Но ока всегда строго придерживалась этикета, предписывающего господам не фамильярничать со слугами; в особенности строго соблюдала она этот порядок в отношениях с мужской прислугой, не позволяя себе откровенничать даже с таким старым, честней души человеком, как Камада. И Камада хорошо понимал это. Больше того – достоинство, естественно присущее графине, обладало гораздо большей притягательной силой и позволяло ей лучше управлять слугами, нежели крики и брань, которыми по временам разражался граф.
– Только что пришло сообщение из Токио…
Господин в недалеком времени собирается прибыть на виллу…
Глаза графини расширились от удивления.
– Господин? Он приедет один?
– Никак нет, с ним прибудут Фусако-сан и Ёсико-сан, и потом эта… Все вместе приедут…
Графиня на минуту задумалась.
– Дай письмо.
Камада достал из-за пазухи письмо, подал госпоже и снова вернулся на свое место. Управляющий ставил Камада в известность, что, ввиду наступления жаркой погоды, граф намеревается приехать на виллу; управляющий давал распоряжения подготовить все к его приезду. Камада добавил, что позавчера отец О-Суми приходил из деревни Кануки в гости к Камада и рассказывал, что дочка скоро приедет… Таким образом, эти вести совпадают…
Лицо графини просияло от радости. В письме ни словом не упоминалось о графине, но ясно, что, когда граф и его спутницы приедут, она должна будет вернуться в Токио. На вилле довольно тесно, и граф, конечно, не захочет ее видеть. Графиня даже не обратила внимание на двусмысленность этого визита, столь похожего на свадебное путешествие. Для нее приезд графа означал только возможность в скором времени повидаться с Митико. И если ей предстоит вернуться в Токио, так лучше сделать это хоть минутой раньше. Больная девочка тоже, наверное, так истосковалась по ней! Конечно, надежда на брата слаба, но он сумеет рассказать Сасакура все, а выдастся удачный момент – обратится с просьбой и к мужу и ускорит ее возвращение. Такое несложное поручение под силу даже ему.
Графиня быстро приняла решение.
Впервые за долгое время вечер прошел довольно оживленно. Брат и сестра вспоминали о жизни в Токио, а наутро виконт Умэдзу, с кислой миной сунув за пазуху двадцать иен, которые с великим трудом раздобыла для него графиня, с ее письмами к семейству Сасакура и к мужу и с любимым лакомством Митико – коробочкой «дэмбу», Дэмбу – вяленая рыба, нарезанная ломтиками.
которую мать посылала девочке, чтобы немного скрасить стол больной, благополучно отбыл восвояси.
Жизнь на вилле вернулась в свою прежнюю однообразно-унылую колею.
Глава XI
1
Виконт Умэдзу принадлежал к той категории людей, которые органически не могут не лгать на каждом слове. Пустое бахвальство стало его неисцелимым недугом, ему словно не хватало чего-то, если он хоть немного не привирал, даже когда в этом не было ровно никакой нужды. В случае же необходимости он готов был на ложь самую беззастенчивую, наглую, виртуозную. Выражаясь вульгарно, соврать ему было, что раз плюнуть… В его словах о том, что он якобы пригласил какого-то богача осмотреть достопримечательности столицы, не содержалось ни малейшего намека на правду. В действительности, он загулял в компании своих беспутных приятелей, каждый из которых целился на кошелек другого. Вся ватага решила предпринять этакую экстравагантную поездку по Хаконэ. Но так как деньги у них скоро вышли, то жулики подбили виконта – пока еще зеленого новичка в их обществе – съездить к сестре и разжиться у нее деньгами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43