https://wodolei.ru/catalog/mebel/Opadiris/
— В конце концов, это его проблемы, а не мои. Если ему нужно, пусть сам подойдет ко мне и напомнит, где мы виделись.
А если он в самом деле наберется смелости и напомнит, подумалось мне, то я даже не знаю, что ему ответить. Никогда еще «читаемый» человек не ставил меня в такой тупик, как Уильям Василов. Он был уверен… нет, более того убежден, что встречал меня на Терре-Сицилии и что я, направив на него парализатор, предупредила о заложенной на «Отважном» бомбе. Вернее, о том, что она будет заложена.
Разумеется, если бы в то время я находилась на Терре-Сицилии и узнала о готовящейся диверсии, то наверняка постаралась бы предупредить команду корабля. Именно команду — так как не исключено, что в это мог быть замешан кто-то из руководства СЭК, и только люди, летевшие на «Отважном» и обреченные на гибель, были чисты от подозрений. Но я ни за что не доверила бы столь важную информацию вдребезги пьяному человеку, который к тому же так трясся за свое новое назначение, что едва не позволил неведомым диверсантам сделать свое дело. Я бы скорее сообщила обо всем коммодору Конте…
А впрочем, что толку от этих «если бы» да «кабы»! Предупредили все-таки Василова, и, по его твердому убеждению, это сделала я. У него были все основания так считать: судя по тем «картинкам», что я выудила из его мыслей, девушка, явившаяся ему в пьяном угаре, была точной копией меня. Настолько точной, что ею могла быть только я… или моя потерянная в младенчестве сестра-близнец. Последнее объяснение представлялось мне наиболее простым и разумным, не предполагавшим сногсшибательных и совершенно антинаучных теорий вроде путешествий во времени. Кроме того, такой вариант устраивал меня и по чисто личным мотивам. Я всегда мечтала о сестре или брате, которые обладали бы такими же способностями, как у меня, мечтала перестать быть такой одинокой в этом огромном мире, разделенном на две неравные части — меня и все остальное человечество. Если бы нас оказалось двое, мы могли бы опереться друг на друга, найти поддержку и полное понимание… Думать об этом было настолько соблазнительно, что я даже боялась — боялась поверить в свою мечту, а потом разочароваться.
Именно поэтому я предпочитала искать другие объяснения случившемуся. Например, что та девушка была просто похожа на меня — не так чтобы очень сильно, а лишь в общих чертах. Из-за своего состояния Василов плохо запомнил ее, но затем, увидев мое фото и уловив сходство, бессознательно перенес мои черты на тот смутный образ, что хранился в его памяти. А когда я появилась перед ним во плоти, он уже не сомневался, что видит перед собой ту самую загадочную незнакомку… Притянуто за уши, конечно, но вполне может быть. Человеческая психика — очень сложный и загадочный механизм. Кто-кто, а уж я — то об этом знаю не понаслышке.
Или, скажем, психокодирование. С какой-то целью Василову могли искусственно имплантировать воспоминания. Только тут одна загвоздка: современные методы внедрения психокода — как ложных воспоминаний, так и специальных команд, заложенных в подсознание, — еще слишком несовершенны и дают желаемый эффект только в краткосрочной перспективе. Как правило, искусственные воспоминания рушатся в течение нескольких дней, а команды быстро стираются или срабатывают от любого достаточно сильного возбудителя, зачастую принося результаты, далекие от прогнозируемых.
И все же допустим, что недавно в области психокодирования произошел мощный прорыв, и совершили его ученые с Терры-Сицилии — планеты, стабильно входящей в пятерку наиболее развитых миров Ойкумены (первое место тут занимает Земля, которая вообще вне конкуренции). Тогда вполне возможно, что на Василове испробовали новые методы долгосрочной имплантации памяти, а заодно внедрили в его подсознание команду, которая должна была подтолкнуть его к действиям — чтобы в нужное время он спустился в машинное отделение и осмотрел холодильный отсек маршевого генератора. Но опять же, такое объяснение не дает ответа на главный вопрос, зачем и почему. Зачем понадобилось маскировать предупреждение ложной памятью? Почему девушке, якобы сообщившей Василову об опасности, придали мой облик? Случайно? Ох и не верится мне в такие «случайности»!
Да уж, лихо тут все закручено. Фабио Сантини затевает какую-то интригу с Микеле Трапани. Феличе Маццарино это не нравится, и он подсылает к адмиралу своих киллеров. Командование СЭК, преисполненное мрачных подозрений, решает внедрить в окружение Сантини своего агента и выбирает для этой роли самого популярного из офицеров Корпуса, героя и кумира молодежи, Марчелло Конте. Кто-то подкладывает на корабль бомбу, а кто-то другой, очень похожий на меня, предупреждаете диверсии. На Нью-Джорджии к компании сицилианских шпиков присоединяются двое дипломатов, один из которых действительно дипломат, а другой — лишь замаскированный под дипломата разведчик. Вполне возможно, что Келли Симпсон работала на Земную Конфедерацию и ее целью было лишь разведать обстановку, но теперь я об этом уже не узнаю — она исчезла в аэропорту Лос-Анхелоса, вскоре после встречи со мной.
И, наконец, я сама. Меня вербует Интерпол в лице братьев Янгов, а в тот же самый день, если я правильно сосчитала, и, возможно, в тот же самый час новоиспеченному лейтенанту-командору Василову спьяну мерещится встреча со мной на Терре-Сицилии. Затем, прилетев на Эль-Парадисо, я очень удачно попадаю на «Отважный» и вроде как меняю на боевом посту исчезнувшую Келли Симпсон. Но сначала меня пытаются убить — и едва не преуспевают в своих планах. Тут и речи не может быть о каких-то совпадениях, все это — нити одного клубка, который мне предстоит распутать…
Мы уже заканчивали разбирать мои вещи, когда к нам в гости пожаловал Мишель Тьерри. Вернее, пожаловал он к Еве с намерением рассказать ей то, о чем умолчал в разговоре с коммодором Конте — о своей последней встрече с Келли Симпсон в ресторане «У дона Педро». Поначалу мое присутствие сильно смущало Тьерри, но постепенно мне удалось расположить его к себе (это совсем нетрудно, если читаешь мысли человека), он проникся ко мне доверием и выложил все без утайки.
Для меня его рассказ был, конечно, не новостью. Я узнала об этом еще при нашей первой встрече, за завтраком, а сейчас просто следила за общим потоком его мыслей и тщательно исследовала область личных констант. В целом Мишель Тьерри оказался очень славным человеком; вместе с Лайонелом Янгом и коммодором Конте он принадлежал к тому редкому типу людей, «читать» которых мне было легко и приятно. Правда, я уловила в его разуме какую-то непонятную напряженность, словно он усиленно заставлял себя не думать о чем-то важном, — и, что самое удивительное, ему это вполне удавалось. При обычных обстоятельствах я бы, наверное, не обратила на эту странность никакого внимания, но загадочная история Уильяма Василова разбудила мою подозрительность и заставила меня более пристально следить за мыслями и эмоциями окружающих.
Выяснить, о чем же пытался не думать Мишель Тьерри, мне так и не удалось. В конце концов я пришла к выводу, что мне это просто почудилось, и присоединилась к обсуждению того случая в ресторане. Ева считала, что он имеет непосредственное отношение к исчезновению Келли Симпсон, и советовала рассказать о нем коммодору Конте. Тьерри признавал разумность ее доводов, но вместе с тем боялся навредить своей помощнице, если окажется, что она работает на земные спецслужбы, а ее неявка на корабль вызвана вполне невинными причинами — к примеру, ей стало плохо и она попала в больницу. Вслух он, конечно, приводил другие соображения, однако главной причиной его нежелания довериться коммодору была лояльность к Земле. К тому же Тьерри не без оснований полагал, что даже в том случае, если Келли попала в серьезную неприятность, его откровенность ничем ей не поможет, И он был совершенно прав.
В результате все уговоры Евы пропали впустую. По любому другому вопросу, не относящемуся к международной политике, Тьерри охотно уступил бы ей, но сейчас профессиональный долг возобладал над его личной привязанностью, и он уже пожалел, что вообще поддался слабости и рассказал нам про Келли. Единственно его утешало, что мы с Евой клятвенно пообещали держать рот на замке.
Спустя полтора часа Тьерри неохотно покинул наше общество, а мы вернулись в спальню и принялись паковать в чемоданы вещи, которые я решила отправить в камеру хранения.
Ева молчала, целиком поглощенная своими, неведомыми мне мыслями. А я думала о том, что, пожалуй, немного покривила душой, говоря ей, что взгляды мужчин меня совершенно не трогают. Как правило, это было так — ни восхищенные взгляды, ни соответствующего содержания мысли не производили на меня ровно никакого впечатления, уж слишком они были привычны и донельзя однообразны. Однако сейчас, по всем признакам, у меня начинался очередной загул — сегодня утром я проснулась с мыслью, что если в ближайшие дни ни с кем не пересплю, то полезу на стенку. Подобные приступы нимфомании на фоне обыденной пассивности случались у меня крайне редко, но все-таки случались. И случались так, что только держись. В такие дни я из скромной и порядочной девочки превращалась в настоящую распутницу и вертихвостку, которую ни одни здравомыслящие родители не поставят в пример своим подрастающим дочерям.
На этот раз приступ сексуальной агрессии застал меня при весьма необычных обстоятельствах — ни на яхте, где не было с кем переспать (и тогда я действительно лезла на стенку), ни на планете, где у меня был широкий выбор потенциальных жертв. Здесь, на корабле, я встретила пока лишь двух пригодных к употреблению мужчин — и таковыми оказались коммодор Конте с Мишель Тьерри, на которых, судя по всему, имела свои виды и Ева. Я не собиралась вставать у нее на пути, но вместе с тем мне не очень-то хотелось лезть на стенку…
— А знаешь, Тьерри к тебе явно неравнодушен, — наконец отозвалась я, закидывая удочку. — Ты ему очень нравишься, если не сказать больше.
— Да, знаю, — коротко ответила Ева. Она села на край кровати и посадила себе на колени мою куклу Машу, наряженную в коротенькое светло-голубое платьице. — Ты представляешь, я еще в восемь лет забросила все свои игрушки. Полностью утратила к ним интерес. Боюсь, я слишком рано повзрослела.
У меня создалось впечатление, что Ева хочет увильнуть от разговора. Но я не стала поддаваться на провокацию, мне крайне важно было выяснить, кому из двоих — Тьерри или Конте — она отдает предпочтение.
— А ты как к нему относишься?
— К кому?.. А-а, к Мишелю? Ну, мне с ним интересно.
— И только?
Она ответила не сразу, а несколько секунд задумчиво смотрела на куклу.
— Не знаю, Вики. Честное слово, не знаю.
— Не можешь решить, кто тебе больше по душе он или Конте? Почему-то мне кажется, что твои чувства к коммодору посерьезнее, но ты пытаешься подавить их. Как и он, кстати. Подлинная причина того, что у вас не сложились отношения, лежит гораздо глубже банального недоразумения. И у тебя, и у него есть более веские причины избегать друг друга. Ева быстро взглянула на меня:
— А тебе что за забота?
— Как это «что за забота»? Ты же моя лучшая подруга, и мне небезразлично, что ты чувствуешь к другим людям.
— Ой ли? — скептически произнесла она. — А может, дело в другом? Может, ты сама положила на них глаз? На обоих сразу — и на Конте, и на Мишеля.
Я смущенно потупилась:
— Ну… допустим, что так. И я не хочу, чтобы мы поссорились из-за мужчин. Поэтому спрашиваю: кого из двоих ты готова мне уступить?
Ева покачала головой:
— Бери кого хочешь, Вики. Бери хоть обоих. Мне все равно.
Впрочем, я понимала, что ей далеко не все равно. Для этого не нужно было читать мысли.
Между тем Ева поднялась, подошла ко мне и взяла меня за руки.
— Мужчины, это мелочи, — сказала она. — Из-за них мы не поссоримся. Меня беспокоит другое — что ты опять можешь исчезнуть, как в прошлый раз. Без всяких объяснений, не предупредив меня… — Ева внимательно посмотрела мне в глаза. — Скажи мне наконец, Вики, почему ты не прилетела тогда на Терру-Сицилию? Почему прислала то дурацкое письмо — «мы с тобой такие разные», «у каждой из нас своя жизнь»? Почему?
Я тихо вздохнула:
— Лучше не спрашивай, дорогая. Иначе я солгу. Или хуже того — скажу правду.
11
Игорь Поляков, адвокат
Первое судебное заседание по делу Алены Габровой было посвящено отбору присяжных. Тут мы с обвинителем проявили редкостное единодушие, и коллегия из «двенадцати честных граждан» (именно так говорится в нашем процессуальном праве) была сформирована в течение сорока минут. Судье Савченко понравилась наша оперативность, он очень не любил тягомотины по формальным вопросам, поэтому сразу проникся ко мне симпатией за то, что я не стал учинять кандидатам допрос с пристрастием, а просто заявил положенное мне число отводов, фактически согласившись с выбором обвинения.
Заместитель городского прокурора Богданович был доволен таким оборотом дел и наверняка счел меня наивным простачком. Такого же мнения придерживалась и Алена, которая отсутствовала в зале суда при этой технической процедуре, но имела возможность следить за заседанием через терминал в своей камере. Когда во второй половине дня я встретился с ней в тюрьме, она сказала:
— Мне, в принципе, безразлично, кто будет меня судить, любой состав жюри признает меня виновной. И все же досадно, что вы позволили прокурору выбрать самых предубежденных присяжных.
— Вы так думаете? — спросил я.
— А разве нет? Все двенадцать — отцы и матери семейств, у девяти из них есть дочери примерно моего возраста. Если вы намерены сыграть на их родительских чувствах и рассчитываете, что у вас это получится, то вы совсем не разбираетесь в людях. Они не будут видеть во мне своих обожаемых дочек, Боже упаси — как можно сравнивать меня, плохую и испорченную, с хорошими, послушными пай-девочками! В глазах этих людей я буду олицетворять все наихудшее что есть в их дочерях, с чем они борются многие годы, В итоге они бессознательно захотят отыграться на мне, наказать меня за все неприятности, которые причинили им собственные дети.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
А если он в самом деле наберется смелости и напомнит, подумалось мне, то я даже не знаю, что ему ответить. Никогда еще «читаемый» человек не ставил меня в такой тупик, как Уильям Василов. Он был уверен… нет, более того убежден, что встречал меня на Терре-Сицилии и что я, направив на него парализатор, предупредила о заложенной на «Отважном» бомбе. Вернее, о том, что она будет заложена.
Разумеется, если бы в то время я находилась на Терре-Сицилии и узнала о готовящейся диверсии, то наверняка постаралась бы предупредить команду корабля. Именно команду — так как не исключено, что в это мог быть замешан кто-то из руководства СЭК, и только люди, летевшие на «Отважном» и обреченные на гибель, были чисты от подозрений. Но я ни за что не доверила бы столь важную информацию вдребезги пьяному человеку, который к тому же так трясся за свое новое назначение, что едва не позволил неведомым диверсантам сделать свое дело. Я бы скорее сообщила обо всем коммодору Конте…
А впрочем, что толку от этих «если бы» да «кабы»! Предупредили все-таки Василова, и, по его твердому убеждению, это сделала я. У него были все основания так считать: судя по тем «картинкам», что я выудила из его мыслей, девушка, явившаяся ему в пьяном угаре, была точной копией меня. Настолько точной, что ею могла быть только я… или моя потерянная в младенчестве сестра-близнец. Последнее объяснение представлялось мне наиболее простым и разумным, не предполагавшим сногсшибательных и совершенно антинаучных теорий вроде путешествий во времени. Кроме того, такой вариант устраивал меня и по чисто личным мотивам. Я всегда мечтала о сестре или брате, которые обладали бы такими же способностями, как у меня, мечтала перестать быть такой одинокой в этом огромном мире, разделенном на две неравные части — меня и все остальное человечество. Если бы нас оказалось двое, мы могли бы опереться друг на друга, найти поддержку и полное понимание… Думать об этом было настолько соблазнительно, что я даже боялась — боялась поверить в свою мечту, а потом разочароваться.
Именно поэтому я предпочитала искать другие объяснения случившемуся. Например, что та девушка была просто похожа на меня — не так чтобы очень сильно, а лишь в общих чертах. Из-за своего состояния Василов плохо запомнил ее, но затем, увидев мое фото и уловив сходство, бессознательно перенес мои черты на тот смутный образ, что хранился в его памяти. А когда я появилась перед ним во плоти, он уже не сомневался, что видит перед собой ту самую загадочную незнакомку… Притянуто за уши, конечно, но вполне может быть. Человеческая психика — очень сложный и загадочный механизм. Кто-кто, а уж я — то об этом знаю не понаслышке.
Или, скажем, психокодирование. С какой-то целью Василову могли искусственно имплантировать воспоминания. Только тут одна загвоздка: современные методы внедрения психокода — как ложных воспоминаний, так и специальных команд, заложенных в подсознание, — еще слишком несовершенны и дают желаемый эффект только в краткосрочной перспективе. Как правило, искусственные воспоминания рушатся в течение нескольких дней, а команды быстро стираются или срабатывают от любого достаточно сильного возбудителя, зачастую принося результаты, далекие от прогнозируемых.
И все же допустим, что недавно в области психокодирования произошел мощный прорыв, и совершили его ученые с Терры-Сицилии — планеты, стабильно входящей в пятерку наиболее развитых миров Ойкумены (первое место тут занимает Земля, которая вообще вне конкуренции). Тогда вполне возможно, что на Василове испробовали новые методы долгосрочной имплантации памяти, а заодно внедрили в его подсознание команду, которая должна была подтолкнуть его к действиям — чтобы в нужное время он спустился в машинное отделение и осмотрел холодильный отсек маршевого генератора. Но опять же, такое объяснение не дает ответа на главный вопрос, зачем и почему. Зачем понадобилось маскировать предупреждение ложной памятью? Почему девушке, якобы сообщившей Василову об опасности, придали мой облик? Случайно? Ох и не верится мне в такие «случайности»!
Да уж, лихо тут все закручено. Фабио Сантини затевает какую-то интригу с Микеле Трапани. Феличе Маццарино это не нравится, и он подсылает к адмиралу своих киллеров. Командование СЭК, преисполненное мрачных подозрений, решает внедрить в окружение Сантини своего агента и выбирает для этой роли самого популярного из офицеров Корпуса, героя и кумира молодежи, Марчелло Конте. Кто-то подкладывает на корабль бомбу, а кто-то другой, очень похожий на меня, предупреждаете диверсии. На Нью-Джорджии к компании сицилианских шпиков присоединяются двое дипломатов, один из которых действительно дипломат, а другой — лишь замаскированный под дипломата разведчик. Вполне возможно, что Келли Симпсон работала на Земную Конфедерацию и ее целью было лишь разведать обстановку, но теперь я об этом уже не узнаю — она исчезла в аэропорту Лос-Анхелоса, вскоре после встречи со мной.
И, наконец, я сама. Меня вербует Интерпол в лице братьев Янгов, а в тот же самый день, если я правильно сосчитала, и, возможно, в тот же самый час новоиспеченному лейтенанту-командору Василову спьяну мерещится встреча со мной на Терре-Сицилии. Затем, прилетев на Эль-Парадисо, я очень удачно попадаю на «Отважный» и вроде как меняю на боевом посту исчезнувшую Келли Симпсон. Но сначала меня пытаются убить — и едва не преуспевают в своих планах. Тут и речи не может быть о каких-то совпадениях, все это — нити одного клубка, который мне предстоит распутать…
Мы уже заканчивали разбирать мои вещи, когда к нам в гости пожаловал Мишель Тьерри. Вернее, пожаловал он к Еве с намерением рассказать ей то, о чем умолчал в разговоре с коммодором Конте — о своей последней встрече с Келли Симпсон в ресторане «У дона Педро». Поначалу мое присутствие сильно смущало Тьерри, но постепенно мне удалось расположить его к себе (это совсем нетрудно, если читаешь мысли человека), он проникся ко мне доверием и выложил все без утайки.
Для меня его рассказ был, конечно, не новостью. Я узнала об этом еще при нашей первой встрече, за завтраком, а сейчас просто следила за общим потоком его мыслей и тщательно исследовала область личных констант. В целом Мишель Тьерри оказался очень славным человеком; вместе с Лайонелом Янгом и коммодором Конте он принадлежал к тому редкому типу людей, «читать» которых мне было легко и приятно. Правда, я уловила в его разуме какую-то непонятную напряженность, словно он усиленно заставлял себя не думать о чем-то важном, — и, что самое удивительное, ему это вполне удавалось. При обычных обстоятельствах я бы, наверное, не обратила на эту странность никакого внимания, но загадочная история Уильяма Василова разбудила мою подозрительность и заставила меня более пристально следить за мыслями и эмоциями окружающих.
Выяснить, о чем же пытался не думать Мишель Тьерри, мне так и не удалось. В конце концов я пришла к выводу, что мне это просто почудилось, и присоединилась к обсуждению того случая в ресторане. Ева считала, что он имеет непосредственное отношение к исчезновению Келли Симпсон, и советовала рассказать о нем коммодору Конте. Тьерри признавал разумность ее доводов, но вместе с тем боялся навредить своей помощнице, если окажется, что она работает на земные спецслужбы, а ее неявка на корабль вызвана вполне невинными причинами — к примеру, ей стало плохо и она попала в больницу. Вслух он, конечно, приводил другие соображения, однако главной причиной его нежелания довериться коммодору была лояльность к Земле. К тому же Тьерри не без оснований полагал, что даже в том случае, если Келли попала в серьезную неприятность, его откровенность ничем ей не поможет, И он был совершенно прав.
В результате все уговоры Евы пропали впустую. По любому другому вопросу, не относящемуся к международной политике, Тьерри охотно уступил бы ей, но сейчас профессиональный долг возобладал над его личной привязанностью, и он уже пожалел, что вообще поддался слабости и рассказал нам про Келли. Единственно его утешало, что мы с Евой клятвенно пообещали держать рот на замке.
Спустя полтора часа Тьерри неохотно покинул наше общество, а мы вернулись в спальню и принялись паковать в чемоданы вещи, которые я решила отправить в камеру хранения.
Ева молчала, целиком поглощенная своими, неведомыми мне мыслями. А я думала о том, что, пожалуй, немного покривила душой, говоря ей, что взгляды мужчин меня совершенно не трогают. Как правило, это было так — ни восхищенные взгляды, ни соответствующего содержания мысли не производили на меня ровно никакого впечатления, уж слишком они были привычны и донельзя однообразны. Однако сейчас, по всем признакам, у меня начинался очередной загул — сегодня утром я проснулась с мыслью, что если в ближайшие дни ни с кем не пересплю, то полезу на стенку. Подобные приступы нимфомании на фоне обыденной пассивности случались у меня крайне редко, но все-таки случались. И случались так, что только держись. В такие дни я из скромной и порядочной девочки превращалась в настоящую распутницу и вертихвостку, которую ни одни здравомыслящие родители не поставят в пример своим подрастающим дочерям.
На этот раз приступ сексуальной агрессии застал меня при весьма необычных обстоятельствах — ни на яхте, где не было с кем переспать (и тогда я действительно лезла на стенку), ни на планете, где у меня был широкий выбор потенциальных жертв. Здесь, на корабле, я встретила пока лишь двух пригодных к употреблению мужчин — и таковыми оказались коммодор Конте с Мишель Тьерри, на которых, судя по всему, имела свои виды и Ева. Я не собиралась вставать у нее на пути, но вместе с тем мне не очень-то хотелось лезть на стенку…
— А знаешь, Тьерри к тебе явно неравнодушен, — наконец отозвалась я, закидывая удочку. — Ты ему очень нравишься, если не сказать больше.
— Да, знаю, — коротко ответила Ева. Она села на край кровати и посадила себе на колени мою куклу Машу, наряженную в коротенькое светло-голубое платьице. — Ты представляешь, я еще в восемь лет забросила все свои игрушки. Полностью утратила к ним интерес. Боюсь, я слишком рано повзрослела.
У меня создалось впечатление, что Ева хочет увильнуть от разговора. Но я не стала поддаваться на провокацию, мне крайне важно было выяснить, кому из двоих — Тьерри или Конте — она отдает предпочтение.
— А ты как к нему относишься?
— К кому?.. А-а, к Мишелю? Ну, мне с ним интересно.
— И только?
Она ответила не сразу, а несколько секунд задумчиво смотрела на куклу.
— Не знаю, Вики. Честное слово, не знаю.
— Не можешь решить, кто тебе больше по душе он или Конте? Почему-то мне кажется, что твои чувства к коммодору посерьезнее, но ты пытаешься подавить их. Как и он, кстати. Подлинная причина того, что у вас не сложились отношения, лежит гораздо глубже банального недоразумения. И у тебя, и у него есть более веские причины избегать друг друга. Ева быстро взглянула на меня:
— А тебе что за забота?
— Как это «что за забота»? Ты же моя лучшая подруга, и мне небезразлично, что ты чувствуешь к другим людям.
— Ой ли? — скептически произнесла она. — А может, дело в другом? Может, ты сама положила на них глаз? На обоих сразу — и на Конте, и на Мишеля.
Я смущенно потупилась:
— Ну… допустим, что так. И я не хочу, чтобы мы поссорились из-за мужчин. Поэтому спрашиваю: кого из двоих ты готова мне уступить?
Ева покачала головой:
— Бери кого хочешь, Вики. Бери хоть обоих. Мне все равно.
Впрочем, я понимала, что ей далеко не все равно. Для этого не нужно было читать мысли.
Между тем Ева поднялась, подошла ко мне и взяла меня за руки.
— Мужчины, это мелочи, — сказала она. — Из-за них мы не поссоримся. Меня беспокоит другое — что ты опять можешь исчезнуть, как в прошлый раз. Без всяких объяснений, не предупредив меня… — Ева внимательно посмотрела мне в глаза. — Скажи мне наконец, Вики, почему ты не прилетела тогда на Терру-Сицилию? Почему прислала то дурацкое письмо — «мы с тобой такие разные», «у каждой из нас своя жизнь»? Почему?
Я тихо вздохнула:
— Лучше не спрашивай, дорогая. Иначе я солгу. Или хуже того — скажу правду.
11
Игорь Поляков, адвокат
Первое судебное заседание по делу Алены Габровой было посвящено отбору присяжных. Тут мы с обвинителем проявили редкостное единодушие, и коллегия из «двенадцати честных граждан» (именно так говорится в нашем процессуальном праве) была сформирована в течение сорока минут. Судье Савченко понравилась наша оперативность, он очень не любил тягомотины по формальным вопросам, поэтому сразу проникся ко мне симпатией за то, что я не стал учинять кандидатам допрос с пристрастием, а просто заявил положенное мне число отводов, фактически согласившись с выбором обвинения.
Заместитель городского прокурора Богданович был доволен таким оборотом дел и наверняка счел меня наивным простачком. Такого же мнения придерживалась и Алена, которая отсутствовала в зале суда при этой технической процедуре, но имела возможность следить за заседанием через терминал в своей камере. Когда во второй половине дня я встретился с ней в тюрьме, она сказала:
— Мне, в принципе, безразлично, кто будет меня судить, любой состав жюри признает меня виновной. И все же досадно, что вы позволили прокурору выбрать самых предубежденных присяжных.
— Вы так думаете? — спросил я.
— А разве нет? Все двенадцать — отцы и матери семейств, у девяти из них есть дочери примерно моего возраста. Если вы намерены сыграть на их родительских чувствах и рассчитываете, что у вас это получится, то вы совсем не разбираетесь в людях. Они не будут видеть во мне своих обожаемых дочек, Боже упаси — как можно сравнивать меня, плохую и испорченную, с хорошими, послушными пай-девочками! В глазах этих людей я буду олицетворять все наихудшее что есть в их дочерях, с чем они борются многие годы, В итоге они бессознательно захотят отыграться на мне, наказать меня за все неприятности, которые причинили им собственные дети.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52