К моему ужасу, гиены стали карабкаться по стволу дерева
вверх за мной. Бросив отчаянный взгляд вниз, я понял, что эти
твари здорово отличались от земных гиен, как и все на Альмарике
отличалось от самого похожего на Земле. У этих зверей были
когтистые, почти кошачьи лапы, да и само тело, достаточно
гибкое, позволяло им лазать по деревьям, почти как рыси.
Я уже приготовился принять последний бой, когда заметил
нависший над головой выступ скалы, в который упирались ветви
дерева. Обдирая колени и локти, я вскарабкался по каменной
стене и, перевалившись через грань обрыва, лег на скалу, глядя
на своих преследователей. Они повисли на верхних ветвях дерева
и выли, словно души непогребенных покойников. Видимо, их
способность к лазанию ограничивалась деревьями. После одной
попытки перепрыгнуть на скалу и взобраться по ней, в результате
чего одна из гиен рухнула вниз с душераздирающим воплем, они
прекратили преследование.
Но уходить эти твари тоже не стали. Стемнело, на небе
появились незнакомые мне звезды, вышла большая, золотистого
цвета луна, но мои преследователи все сидели на ветках и на
земле под деревом, отвратительно завывая на луну, видимо,
жалуясь на неудачную охоту.
Ночь была очень холодной -- на камнях даже появился иней.
Я просто окоченел. Единственный лоскут ткани, прикрывавший мое
тело, я использовал как жгут, чтобы остановить делавшееся уже
опасным кровотечение из рану на ноге.
Никогда еще я не чувствовал себя таким жалким. Ночь я
провел, стуча зубами от холода, лежа на голых камнях. В
нескольких шагах горели холодным огнем глаза гиен. Где-то вдали
слышалось рычание и вой других, невидимых в темноте чудовищ.
Визги, крики, стоны и лай разрезали ночную мглу. И я лежал,
голый, израненный, замерзший, голодный, дрожащий от страха за
свою жизнь, словно один из моих далеких предков в палеолите на
моей родной планете.
Теперь я понял, почему наши предки обожествляли солнце.
Когда наконец холодная луна уступила место теплому солнцу
Альмарика, я был готов запеть от радости. Гиены подо мной,
полаяв и повыв еще немного, отправились на поиски другой, более
легкой добычи. Мало-помалу тепло проникло в мои закоченевшие
конечности и расслабило мои одеревеневшие мышцы. Я встал,
потянулся и поприветствовал наступление нового дня, как это
делал, дожив до нового рассвета, мой пращур на заре истории на
нашей планете.
Выждав немного, я спустился вниз из своего убежища и
направился к ореховым кустам. Решив, что лучше умереть от
отравления, чем от голода, я расколол несколько орехов и съел
их содержимое. Пожалуй, никакое блюдо на Земле мне еще не
казалось таким вкусным. Никаких симптомов отравления не
последовало, к тому же орехи оказались очень питательными. Я
начал адаптироваться к окружающим условиям. По крайней мере,
источник пищи был найден. Первое препятствие было преодолено --
я осваивался с жизнью на Альмарике.
x x x
Описывать в деталях дальнейшие несколько месяцев не имеет
смысла. Я жил среди скал и холмов, испытывая столько страдании
и лишений, сколько люди на Земле уже не испытывали много тысяч
лет. Осмелюсь утверждать, что только человек невероятной силы и
упорства мог бы выжить там, где выжил я. Но я не просто выжил,
я приспособился и освоился в этом новом мире.
Поначалу я не отваживался покидать свою долину, где, по
крайней мере, у меня была вода и пища. Я построил себе что-то
вроде гнезда из веток на площадке на выступе скалы, где спал по
ночам. Хотя можно ли назвать сном это состояние? Не думаю. Я,
скорчившись, лежал, дрожа от холода, коротая время до рассвета.
А днем я при малейшей возможности погружался в неглубокий,
чуткий сон и был готов проснуться от малейшего непривычного
шороха. Остальное время я проводил, бродя по окрестным холмам и
собирая орехи. Нельзя сказать, что эти прогулки были безопасным
занятием. Не раз и не два приходилось мне спасаться бегством и
находить убежище на крутых скалах и вершинах деревьев. Холмы
населяло огромное количество разных зверей -- и в основном
кровожадных хищников.
Именно поэтому я держался своей долины, где я был в
сравнительной безопасности. В холмы же меня гнала та же сила,
которая двигала во все века человечеством -- от первых
неандертальцев до колонизаторов-европейцев, -- поиск пищи.
Орехи в моем ущелье были почти все съедены. Разумеется, не я
один был виновником этого, хотя жизнь на природе и пробудила во
мне зверский аппетит. Полакомиться орехами приходили в мою
долину огромные животные, напоминающий медведей, и другие --
похожие на покрытых густым мехом бабуинов. Все они с
удовольствием пожирали орехи, но, судя по вниманию,
проявляемому ими к моей персоне, не чурались они и мясной пищи.
Избежать встречи с медведями было сравнительно легко. Эти горы
мяса не очень быстро двигались, не умели лазать по скалам и
деревьям, да и зрение у них было неважным. А вот бабуинов я
ненавидел лютой ненавистью и смертельно боялся. Эти твари
преследовали меня до изнеможения; они отлично бегали и лазали,
да и скалы не были для них препятствием.
Как-то раз они загнали меня в мое убежище, и один из
бабуинов перепрыгнул с ветки на выступ скалы вслед за мной. Эта
тварь не учла, что человек, загнанный в угол, становится куда
опаснее, чем можно ждать от него в другой ситуации. Я
взбунтовался, не в силах больше быть только объектом охоты.
Инстинкт защиты жилища заставил меня развернуться и выхватить
кинжал, который я изо всех сил вонзил в грудь бабуину,
фактически пригвоздив его к скале, -- острие клинка почти на
дюйм вошло в рыхлый песчаник.
Этот случай доказал мне не только отличное качество стали
моего клинка, но и то, что мои собственные мышцы стали намного
сильнее. Я, привыкший быть среди самых сильных на Земле, здесь,
на диком Альмарике, оказался слабаком. Но у меня был разум и
способность учиться и тренировать свое тело. Постепенно я стал
заново обретать уверенность в себе.
Для того, чтобы выжить, я должен был окрепнуть и
закалиться. Так и произошло: моя кожа, выдубленная солнцем и
ветром, стала менее чувствительной к холоду, жаре и боли. Мышцы
стали больше и эластичнее. В общем, я стал настолько силен и
вынослив, насколько не становился уже многие поколения ни один
житель Земли.
Незадолго до моего поспешного перемещения на Альмарик один
из известных экспертов по физической культуре назвал меня
идеально подходящим для жизни в дикой природе. Так вот, этот
эксперт и понятия не имел о том, что говорил. Впрочем, и я
тоже. Сравнить меня сейчас с тем, кого обследовал тот ученый,
-- так я был просто изнеженным хлюпиком и размазней.
А теперь я больше не синел от холода по ночам; острые
камни не ранили мне подошвы при ходьбе и лазании. Я мог с
легкостью обезьяны карабкаться по отвесным скалам, мог часами
бежать без передышки, а на коротких дистанциях перегнать меня
могла бы, пожалуй, только скаковая лошадь. Раны, единственным
лечением для которых была ледяная вода, заживали сами собой.
Все это я рассказываю лишь для того, чтобы показать, какой
тип человека формируется в дикой природе. Если бы она не
выковала из меня существо из стали и дубленой кожи, я ни за что
не смог бы уцелеть в кровавой схватке, которая называется
жизнью на этой планете.
С ощущением собственной силы ко мне постепенно вернулась и
уверенность. Я крепко стоял на ногах и уже с некоторым
презрением поглядывал на своих соседей -- жестоких, но
неразумных тварей. Я больше не убегал, сломя голову, от
одинокого бабуина. Наоборот, с этими зверюгами у меня была
настоящая война, будто основанная на кровной вражде. Я
относился к ним так, как к людям-врагам на Земле. Ведь они
поедали те самые орехи, которые я ел сам.
Очень скоро бабуины перестали преследовать меня, загоняя в
мое убежище. Настал день, когда я один на один встретился с
вожаком их стаи. Косматая тварь выскочила на меня из-за кустов,
сверкая полными ненависти глазами. Отступать было поздно, и,
увернувшись от нацеливавшихся разорвать мое горло рук, я вонзил
кинжал в самое сердце противника.
Но частенько в долину заглядывали и другие звери,
встречаться с которыми я не хотел бы ни при каких
обстоятельствах: гиены, саблезубые леопарды -- больше и
тяжелее, чем земные тигры, и к тому же более кровожадные;
огромные, похожие на лося звери с крокодильими челюстями;
гигантские вепри, покрытые толстым слоем свалявшейся щетины,
которую, казалось, было бы не пробить и самому острому мечу.
Встречались и другие чудовища, появлявшиеся только по ночам; их
мне рассмотреть подробно не удалось. В основном они двигались
почти бесшумно, лишь изредка издавая низкий вой или глухое
уханье. Неизвестное всегда пугает, поэтому ночные чудовища
казались мне более огромными и опасными, чем те, с которыми я
встречался при свете дня.
Я помню, как однажды проснулся в своем убежище на скале от
ощущения того, что ночь погрузилась в напряженную тишину. Луна
уже зашла, и долина лежала в полной темноте. Ни вопли бабуинов,
ни похоронный вой гиен не нарушали зловещее молчание. По долине
двигалось что-то. Я слышал лишь шелестение травы, отмечавшее
движение какого-то огромного тела, но в темноте перед моими
глазами прошла лишь неясная гигантская тень -- нечто,
неестественно большее в длину, чем в ширину. Это неизвестное
существо скрылось за скальной грядой, и через несколько минут
словно вздох облегчения пронесся над долиной. Ночь снова
наполнилась привычными звуками, и я уснул, неясно осознавая,
что лишь случай спас меня и многих обитателей долины от
неведомого и наверняка опасного чудовища.
Я уже рассказывал, что соперничал с бабуинами в поисках
съедобных орехов. Вскоре мне пришлось покинуть долину, чтобы
найти пропитание. Я забирался на вершины холмов и спускался по
их склонам, перелезал через скалы и пересекал ущелья. Об этих
неделях я расскажу очень коротко. Я голодал и объедался до
отвала, убегал от хищников и защищал свою жизнь в кровавых
схватках, -- в общем, я жил обычной, полной опасностей жизнью
странствующего дикаря.
Я был один, без себе подобных, без книг, одежды, без
всего, что составляет цивилизованную жизнь. С точки зрения так
называемого культурного человека, моя жизнь была жалким
прозябанием. Но я так не считаю. Я самореализовывался в этом
существовании, рос и совершенствовался. Я уверен, что истинная
сущность человеческой жизни -- это борьба против враждебных сил
природы, а все остальное -- лишь иллюзии, не имеющие реального
значения.
Мою жизнь наполняли события и приключения, заставляющие
работать с полной отдачей мозг и тело. Просыпаясь утром, я
знал, что увижу закат только благодаря собственной силе,
выносливости и храбрости. Я научился понимать каждый шорох,
каждую тень, каждый след. Со всех сторон мне грозила смерть --
в тысячах проявлений. Даже во сне я не мог ослабить
бдительность. Закрывая глаза на закате, я не был уверен, что
открою их живым и невредимым утром. Я все время был начеку. Эта
фраза значит куда больше, чем кажется на первый взгляд. Ведь
обычно внимание цивилизованного человека рассеяно. Его
отвлекают тысячи вещей. Он даже не понимает, как многим ему
пришлось пожертвовать, борясь за развитие своего интеллекта.
Я понял, что я тоже был сыном своего времени, и мне
пришлось заново переделывать себя, перестраивать сознание,
учиться концентрировать внимание. И вот теперь я наконец стал
по-настоящему живым: от ногтей до кончиков волос я был напряжен
и готов к действию. Каждый мускул, каждая вена, каждая клетка
-- все мое тело пело, вибрировало, пульсировало жизненной
силой. Почти все мое время и силы уходили на то, чтобы добыть
пропитание и спасти свою шкуру, поэтому мне было не до
комплексов и долгих размышлений на философские темы. А тем
особо сложно устроенным умникам, которые посчитают такое
понимание слишком упрощенным, я позволю напомнить, что легко
рассуждать о сложных материях, когда о твоем пропитании и
безопасности позаботились другое. Да, моя жизнь и раньше была
не слишком усложнена, а теперь она и вовсе упростилась. Я жил
лишь одним днем, не задумываясь о прошлом и будущем.
Всю мою жизнь мне приходилось обуздывать инстинкты,
усмирять бьющую через край энергию. Теперь же я был свободен,
свободен использовать все свои силы в не ограниченной никакими
правилами борьбе за существование, и я знал, что о такой
свободе другие не могут и мечтать.
В моих странствиях -- с тех пор, как я покинул долину, --
я прошел огромное расстояние. И за все это время я не встретил
никаких следов деятельности человека или человекоподобных
существ.
x x x
В один из дней, когда я, поднявшись на вершину очередного
холма, оглядывал окрестности, мой взгляд неожиданно наткнулся
на фигуру человека. Встреча была абсолютно неожиданной.
Впрочем, замеченному мной чернокожему созданию, похожему на уже
виденного мной обитателя Альмарика, было не до меня.
У подножия холма, на поляне, густо поросшей травой,
человек вступил в неравную схватку с саблезубым леопардом.
Исход боя был мне ясен с самого начала: ни один человек не
может противостоять гигантской кровожадной кошке.
И все же в воздухе мелькнул занесенный кинжал, описав дугу
между зверем и его добычей. Судя по крови, заливающей шкуру
леопарда, это был не первый удар стального клинка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26