Что, если недавний враг согласится быть нашим союзником?
– О том позаботится князь Добрит, а от него узнаем и мы, – поспешил успокоить всех князь Волот. – На совете князей в Волыне решили, что киевский князь, как наиболее известный среди ромеев, поедет туда с посольством от всех антов и будет беседовать с самим императором. Это он берет на себя. Наше дело – позаботиться обо всем остальном. Так как вторжение падет прежде всего на наши головы, и, может, в недалеком времени, думаю, необходимо сделать вот что: во-первых, общины должны созвать и послать князю малое ополчение – по две сотни с каждой верви. Знаю, – заметил Волот движение среди старейшин, – ныне не то время, чтобы отрывать земледельца от нивы, а черных людей от ремесла. Да и я зачастил с повинностями. Но что делать – так нужно. Княжеская дружина и воины ополчения будут стоять на страже там, где всего скорее можно ждать вторжения. Это второе, что я должен был вам сказать на совете нашем. Третье относится к укреплению Тиры, названной недавно Белгородом, и Холмогорода, который построил воевода Вепр. Именно на эти пристанища направят обры свои силы, когда пойдут в ромейские земли. Здесь, думаю, и нужно поставить самые надежные наши сотни, а тех, кто их возглавляет, обязать сделать все, чтобы обры не прошли.
И снова загремела гридница одобрительно, а Волот, воспользовавшись оживлением, присматривался к Вепру: как он воспринял эту последнюю речь князя? Рад был, удивлен или возмущен тем, что услышал?
VIII
Долго, очень долго скачут всадники вдоль Днепра. Не замечают, как припекает солнце, не чувствуют весенней прохлады, которая в эту пору более желанна, чем жара. Дальняя, изнурительная дорога утомила их. Дядька и раньше был неумолим, с утра до вечера мучил отроков, обучая стрелять из лука, умению соскакивать на бегу с коня, на бегу садиться (с седлом и без седла), а еще держаться у оседланного и испуганного коня под животом, если он мчит полем во всю прыть. А теперь, когда поползли слухи об обрах, и совсем стал непоколебим. Ничем ему не угодить. Сказал, что не пустит к отцу-матери ни одного отрока – и не пускает, сказал: пойдем в понизовье, поживете в шалашах, как настоящие воины, – и пошли, идут и идут берегом, а куда, далеко ли, никто не знает.
– Вон там, наверное, и станем табором, – остановился наконец дядька и показал на поляну у берега.
– В такой пустыне? – засомневался кто-то из отроков.
– Это еще не пустыня. Видишь, – снова показал рукой вдаль, – лодьи стоят у берега. А если есть лодьи, значит, поблизости и жилье.
Разбили у рощи три шатра: один – для дядьки, два – для себя, развели, как водится, костер. Собрались было идти к Днестру по воду, чтобы сварить на открытом огне суп, да обнаружили, что забыли соль.
– Хорошие же из вас будут мужи ратные, – не удержался от упрека дядька. – Теперь пусть кто-то варит, другие же разыщут ближайшее жилье, добудут соли у поселян.
На поиски человеческого жилья вызвался идти Богданко, с ним еще двое.
– В лесу одному негоже плутать, – сказали ему.
Посовещавшись, сначала пошли к лодьям: там наверняка должна быть тропа к жилью. Тропа действительно начиналась у лодей, но вела в лес, и, сколько по ней ни шли, к жилью не вышли.
– Неужели мы сбились с дороги? – засомневался Богданко. – Может, не заметили, как стежка повернула в сторону?
Потоптались нерешительно, но все-таки повернули назад, к лагерю. Стоило ли из-за какой-то соли рисковать и плутать бог знает где? Дядька выслушал своих разведчиков, и не так был возмущен их неудачей, сколько удивлен.
– Так долго, так далеко, говорите, ходили и не нашли жилья?
– Ей-богу, далеко.
– Гм. Ну, хорошо. Придется есть несоленую пищу. В походах, чтоб знали, и такое бывает.
Поев, легли отдыхать. Но спали не долго. Дядька разбудил их в тот самый момент, когда тело блаженствовало в сладком сне и не хотело подчиняться никаким повелениям.
– Хватит, ребята, хватит спать! Забыли, зачем приехали? Седлайте коней, да скорей, скорей!
Что тут поделаешь? Стараясь прогнать сон, заспешили к коням, с конями – к реке.
– Здесь, – показал дядька на плес, – будете учиться, как одолеть реку в паре с конем.
– Такую широкую?
– Зато тихую. Потому что только начинаете осваивать эту науку. Потом и бурные реки будут.
Первым вызвался плыть Жалейко – сын воеводы Стодорки; за ним – еще один отрок, а уж потом Богданко с Бортником. Знал, Серый и речную ширь одолеет, и его, всадника, вынесет. Да и воды он сроду не боялся, а после того, как вода вернула ему зрение, и совсем был уверен: в реке не утонет.
– Кто не потеряет в Днестре сапог, – шутил дядька, подбадривая мальчиков, – тот может считать себя настоящим воином.
Дядька тоже взял с собой двух отроков и, повелев остальным оставаться на берегу и ждать своей очереди, поплыл с ними через речной плес, подсказывая и показывая, где должен быть дружинник, если хочет управлять конем как нужно, не мешать ему, а, наоборот, всякий раз подбадривать, давая понять, что он не один в бурной воде, рядом с ним его хозяин.
Богданко одолел Днестр, однако не все вышло удачно. Он так задергал Серого, что тот не мог понять, чего хочет всадник, и с середины реки повернул назад. Немало усилий пришлось приложить отроку, чтобы успокоить и себя, и коня, но все-таки развернул Серого и заставил плыть следом за теми, что вошли в воду первыми. Над ним не смеялись, никто и словом не обмолвился о неловкости княжича, но Богданко видел, какие торжествующие взгляды бросают на него товарищи. Поэтому даже не присел со всеми, а медленно побрел к берегу.
Не заметил, как приблизился дядька.
– Чем недоволен, княжич?
– Всем.
– Так уж и всем? А если бы не сегодняшняя неудача, если бы сейчас был не здесь, а где-то по дороге в Черн или Соколиную Вежу, так же переживал и терзался, как терзаешься сейчас?
Молчит княжич. Соглашаться не хочет, но и возражать негоже. Вот и молчит, смотрит на быстрину речную, как бы стараясь что-то отыскать в ней.
Перед тем как укладываться спать, дядька снова подозвал княжича к себе. Рядом стоял и Жалейко.
– Даю каждому из вас по шесть отроков и назначаю старшими над стражей. Ты, Жалейко, будешь охранять наше стойбище и коней, ты, княжич, смотри за лодьями у берега и за теми, кто подойдет.
Жалейко воспринял приказ как должное. Всегда так было: встали на ночь – нужна охрана. Богданко же удивился: почему он должен заниматься этим ночью. Не удержался и спросил:
– А зачем нам эти лодьи? Чего их караулить?
– Лодьи нам ни к чему, это правда. Нужны те, кто оставил их тут. Очень может быть, это тати и возвратятся они с тем, за чем отправились ночью. Будь внимателен, княжич, татьба всякая бывает и тати тоже разные. Потому поручаю тебе это дело, что знаю: кроме тебя, сейчас некому его поручить.
– Должен задержать их, если появятся?
– Если сможешь, задержи. А будут сопротивляться, действуй, как надлежит воину: ловко, беспощадно.
– Хорошо.
Богданко был встревожен и обрадован порученным ему делом. Не меньше волновались и отроки, которые пошли с ним. Тщательно выбирали место для засады, а когда выбрали, стали гадать, что за тати, куда пошли, с чем возвратятся.
– Узнаем, когда подойдут к лодьям, если не провороним, конечно, – вставил слово Богданко. – А чтобы не упустить и взять их, если придется, одной засадой не обойдешься.
– Думаешь, их много будет?
– Наверняка. Лодей две, в каждой по четыре весла. Вот и соображай: татей будет не меньше восьми, если не больше.
– Как же мы справимся с ними, если их и правда больше?
– Как-то должны справиться.
– Сказал бы дядька раньше, забрали бы весла, и все тут. Ведь они их где-то припрятали. Может, поищем все-таки?
– Ночью? Ну нет. Их и днем не так просто найти. Сделаем лучше вот что, братья. Пойдем сейчас и перегоним лодьи в другое место. Тати знают, где оставляли их, выйдут сюда, к поникшей над водой вербе.
– А что это даст? Пойдут на поиски и найдут.
– Вот и хорошо. Если начнут искать, разобьются на две, а то и на три группы. Нам только это и нужно. Насядем, приберем к рукам тех, кто останется с ношей, а потом и остальных.
– Правда твоя! – обрадовались отроки, соглашаясь со своим княжичем-предводителем. – Вот так мы их одолеем!
Проще всего было бы, конечно, оттолкнуть лодьи от берега и пусть себе плывут. Но нет. Может случиться, что их снова прибьет к берегу, и совсем недалеко. К тому же тати пойдут искать прежде всего пропажу вниз по течению. А это не годится. Так они быстро повернут к вербе и помешают планам поставленных на стражу отроков.
– Вяжите лини ближе к уключинам, – тихо велел Богданко. – Погоним лодьи против быстрины.
– Так и думаем поступить. Не первый раз перегоняем.
Было уже за полночь, когда они перепрятали лодьи и вернулись к месту засады. О сне никто не думал, все были встревожены предчувствием назревающих событий. Но постепенно беседа начала затихать. Богданко видел, что некоторым уже не под силу бороться со сном.
– Спите, – разрешил княжич, – а мы с Бортником понаблюдаем. Если тати придут сегодня, то придут не раньше чем на рассвете.
И наблюдали. Откуда им, молодым и доверчивым, было знать, что те, кого они ожидали, – выдумка наставника. Услышал, как говорили, что жилья поблизости нет, усмехнулся: «Плохо же искали, ребятки. А раз так, подкину-ка вам на ночь забот. Учитесь быть дозорными и смекалистыми дружинниками. А выспитесь днем, ведь „наука не идет без бука“.
Он знал, ничего не случится там, возле лодей, потому и спал сном праведника. А Богданко и Бортник все наблюдали. Уже и Воз наклонил вниз дышло свое, уже над Днестром потянуло прохладой, отозвался лес, потревоженный ветром, а княжич все смотрел перед собой, тихонько переговариваясь с товарищем.
– Может, другие пусть покараулят, – напомнил Бортник, зевая, – а мы вздремнем.
– Хочешь спать?
– Хочу. Смотри, скоро светать начнет.
– А если те, кого разбудим, проворонят спросонья?
– Ну почему же?
– Ладно, – уступил княжич, – буди кого-нибудь, пусть станет на твое место. Я посижу до утра.
Только сказал это и сразу же замолчал: впереди послышался подозрительный шорох, а вслед за ним чьи-то шаги.
– Тати! Буди всех скорей!
Их тоже было шестеро. Двое шли впереди, оглядываясь и всматриваясь в заросли, четверо остальных несли что-то на носилках. В темноте трудно было разобрать, что именно, да и не это интересовало отроков: ждали, что будут делать тати, как поведут себя, не найдя лодей на том месте, где оставили.
Богданко подал отрокам знак: ни звука. Видел, тати удивлены. Остановились, замерли. Потом начали переговариваться, наконец заспорили.
«Уличи, – определил, услышав спор, Богданко. – Зачем пришли на нашу сторону, что у них на носилках?»
Как он предвидел, так и случилось. Двое пошли на поиски лодий по течению, двое – в противоположную сторону. Остальные остались караулить ношу. Дозорные княжича, видя, что татей осталось двое, почуяли в себе боевой дух и не замедлили выказать его перед княжичем.
– Сидите тихо! – приструнил Богданко. – Подождем, пока отойдут подальше.
Знал: тати в поисках лодей будут идти вдоль реки, не теряя надежды обнаружить их. В такой ситуации все можно думать: кто-то воспользовался отсутствием хозяев и погнал лодьи к своему пристанищу; могло случиться, что и они сами сбились с пути, возвращаясь назад. Впрочем, пусть думают, что хотят, лишь бы подальше отошли и находились вдали от тех, кто остался с ношей.
– Кажется, пора.
Богданко подал знак Бортнику и, когда тот приблизился, шепнул:
– Бери трех отроков и заходи оттуда, – показал рукой, – а я со всеми остальными зайду с противоположной стороны. Следи за татями, но и нас не выпускай из виду. Когда сблизимся, нападем на тех, что остались с ношей вместе.
Обходили и подкрадывались они бесшумно. Почти окружили своих противников, и вдруг под вербой послышался то ли стон, то ли сдавленный крик… Те, что следили за ношей, обернулись. Один из них сказал с издевкой:
– Чего тебе, девка? Зовешь на помощь? Зря, тут тебя никто не услышит. Не услышит и не придет, чтобы помочь. Чуть-чуть потерпи – и будешь там, где надо.
Тиверцы сразу все поняли. Обрушились на татей неожиданно – одни слева, другие справа – и направили на них мечи.
– Ни с места!
Те остолбенели от неожиданности, на какое-то мгновение утратив способность соображать, а пока приходили в себя, лишились оружия.
– Кто тут? – Богданко показал на носилки.
Тати тупо смотрели себе под ноги и молчали.
Не стал допытываться, наклонился и вызволил пленницу из корзна, вытащил кляп, которым забили ей рот.
– Богданко! – вскрикнула девушка с болью и испугом.
Не поверил своим ушам.
– Зоринка, ты?!
Развязывал, рвал на ней путы. Так спешил, словно предчувствовал: если не освободит сейчас, через мгновение-другое будет поздно, вот-вот возвратятся те, что пошли за лодьями, и он снова может потерять свою ладу, ту, что была для него самой дорогой на свете.
– Бортник! – обратился к товарищу, который, как ему казалось, был достоин большего доверия. – Оставайся здесь и следи за остальными татями. Я с этими, – указал на пленных, – возвращусь в лагерь. Но сразу же вернусь с подмогой.
Взял Зоринку за руку, расспрашивал ее, как все случилось, где и почему попала она, дочь Вепра, в руки татей из-за Днестра.
Девушка все еще не могла прийти в себя от страха. Рассказывала, всхлипывая и глотая слезы, крепко держась за Богданку. Она и сама не знает, как доверилась незнакомому человеку, но что случилось, то случилось. Кто-то постучал в их ворота. Челядница вышла спросить, кто и зачем пришел. Ей ответили: «Гость из далеких земель. Позови кого-нибудь из хозяев. Есть для них хороший товар».
Выслушав челядницу, мать Людомила повелела впустить гостя с товаром на двор. Сама вышла и позвала ее, Зоринку. Гость кланялся, расхваливая свой товар. Когда Людомила облюбовала парчу и пошла в терем за солидами, повернулся к Зоринке и тихо спросил:
– Ты и есть Зоринка Вепрова?
– Да, – подтвердила она.
– Выйди к лесу после, молодец тебя ожидает.
Она не переспрашивала, кто, мол, тот молодец. Во-первых, вышла мать, а во-вторых, она так ждала своего Богданку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61