Посещение затягивалось. Хозяйка – с жесткими волосами и маленькими черными усиками – предложила выпить кофе, перекурить. Своего соседа – Александра Ивановича она безгранично уважала.
«Где я видел это лицо, распадающиеся на две стороны прямые волосы, усики? – вспоминал Денисов, отпивая маленькими глотками кофе. – Может, в старом муровском альбоме, когда показывал его Порываеву?»
Кира нашла в сумочке распечатанную пачку «Мальборо», щелкнула зажигалкой.
Денисов мог быть спокоен: она ничего не упустит. Сквозь наплывавшую дрему до него долетали обрывки разговора:
– …И перемолвиться не с кем. А приведись заболеть?
– ..Моя мама всегда держала квартирантов… Сколько себя помню!
– …Учитель он из Юрюзани. Хочет постоянно прописаться. Если придет, я вас познакомлю.
– Если? Если придет ночевать?
– Вы меня не так поняли… Илья Александрович – мужчина самостоятельный. Без баловства – ни знакомств, ни выпивок. Сессия у них! Засиживается допоздна, а то и ночует в общежитии. Как сейчас трудно стало учиться!
«Где я видел ее?» – думал Денисов, задремать ему так и не удалось.
– …Мы с мамой жили тогда в Севастополе. – Необычной, понятной ему одному интонацией голоса Кира настойчиво пригласила участвовать в разговоре. – Лучших квартирантов, чем моряки, пожалуй, не придумаешь. Любопытный народ, и никаких с ними хлопот – по нескольку месяцев в плавании…
– Люди бывалые, – промямлил Денисов.
– …Последний, помню, капитан дальнего плавания – красавец, весельчак. Как у нас говорили, жовиальный… Настоящий морской волк. Вам приходилось встречаться с такими?
Против потока Кириной доброжелательности было трудно устоять.
– Представьте: как раз сегодня раз говаривала!
– Что вы говорите?!
– Чего он только не знает! В каких морях-океанах не побывал!
«…Выходит, квартирант ни при чем?»
Кира снова вооружилась зажигалкой, пододвинула собеседнице сигареты. В эту минуту она напоминала хирурга в ответственнейший момент операции. Легкая испарина показалась у нее на висках.
Денисов не вмешивался: малейшая психологическая неточность могла все испортить. Найти верный тон для следующего вопроса!
– Кто же он? Капитан? Штурман?
У Денисова отлегло от сердца: так мог спросить только очень вежливый собеседник. Из любопытства. И только!
– У него одна звездочка на погоне. Маленькая.
– Наверное, штурман…
– Возможно. Позвольте еще чашечку…
– И мне, пожалуйста, – сказал Денисов.
Хозяйка поправила волосы.
Денисов вдруг вспомнил, где видел эту прическу, маленькие черные усики – фотоальбом здесь был совсем ни при чем! Кольбер! Министр финансов одного из Людовиков. Учебник по истории государства и права. Курсовая работа.
– Ему, вероятно, сказали, что здесь так мило – он решил снять комнату…
– Совсем не так.
– Какая-нибудь романтическая история.
Женщина с усиками а-ля Кольбер оживилась.
– Он привез Илье Александровичу его пальто. Ничего романтического…
«…И все-таки квартирант!»
– У вашего квартиранта блестящие связи.
– Оказывается, они вчера где-то встретились, и Илья Александрович предложил ему свое пальто. Понимаете, моряк! Все время в форме! В отпуске…
– Не думала, что южане проводят отпуска в Москве!
– Сегодня он уезжает.
– Жаль, что мы не встретились. Правда, Денисов?
– Правда, – с трудом выжал из себя Денисов. – Я только не пойму, как же ваш квартирант? Без пальто, в такой мороз…
– Видимо, взял куртку в общежитии. Моряк ждал его, чтобы поблагодарить, – Илья Александрович так и не приехал.
Кира завела длинный разговор о детстве, о Севастополе, о своем маленьком сыне, – когда они с Денисовым уйдут, только этот последний разговор и останется в памяти хозяйки, если она вздумает пересказать его Илье Александровичу.
В открытую дверь второй комнаты Денисову была видна кинокамера, лежавшая на софе.
– Я могу на нее взглянуть? – спросил Денисов.
Хозяйка, словно впервые заметила его – полную противоположность светской, жизнерадостной Колыхаловой.
– Только осторожно.
Денисов вошел во вторую комнату. На софе, застеленной спальным мешком, кроме кинокамеры, валялись исписанные четвертушки бумаги, запонки, пустая коробочка «Ювелирторга», шахматный учебник. Кинокамера оказалась не новой, с девятизначным номером. Денисову пришлось разделить его на две половины. Семизначный он запоминал целиком.
Когда Денисов вернулся в комнату, Кира даже не взглянула в его сторону. В такие минуты они без слов отлично понимали друг друга и как по нотам разыгрывали каждый свою партию.
Женщины успели обсудить достоинства газовых зажигалок, королевского мохера.
– …Илья Александрович как-то привез отрез чудесного фиолетового кримплена. В провинции все легче достать: и кримплен, и хрусталь.
«Мы эту провинцию давно знаем: там была еще фата, обручальные кольца, капроновый тюль…»
Денисов участия в разговоре не принимал.
Неожиданно ему открылась причина, по которой «моряк» оказался в его блокноте. Офицер флота после окончания училища получает не одну, а сразу две звездочки. Какое-то количество младших лейтенантов, может быть, и несет службу, но Денисов их никогда не встречал – ни в Москве, ни в Лиинахамари. Вечером тридцать первого декабря на платформе сознание непроизвольно это зафиксировало.
Наконец Кира решила, что пора прощаться.
– Придется приходить в другой раз: я думаю, Александр Иванович раньше полуночи не появится.
– Всегда заходите.
На улице, когда они вышли, было совсем пустынно. На неяркий зеленоватый свет фонарей слетали снежинки. За магазином, на бугре, жгли ящики. Там полыхало пламя.
Денисов ждал приговора ККК.
– Совсем забыла, – Кира вынула из сумочки конверт, – тебе у дежурного лежал.
Денисов не глядя сунул конверт в карман – сейчас было не до новогодних поздравлений.
– Где здесь телефонная будка?
Из автомата Кира позвонила начальнику розыска – не застала его на месте, набрала номер Холодилина. Операцией «Магистраль» он руководил лично.
– Докладывает капитан Колыхалова… – Кира чуть повернула трубку, чтобы Денисов мог тоже слышать.
Холодилин долго молчал, не прерывая и не поддакивая, и Денисову стало казаться вскоре, что на том конце провода никого нет. Наконец заместитель начальника управления взял разговор на себя.
– Пожалуй, это они… Повторите номер кинокамеры… Записал… Как его фамилия?
– Маевский Илья Александрович. Юрюзань, улица…
– Неясны пока обстоятельства обмена одеждой…
Телефонная трубка не была предназначена для переговоров втроем: голос Холодилина то пропадал, то появлялся снова. Денисов понял только, что он вместе с Кирой останется в засаде у дома. К ним присоединится опергруппа. После задержания Маевского опергруппа произведет обыск в его комнате.
– …Запрос в Юрюзань мы сейчас отправим, кроме того, вышлем самолетом оперативную группу. К утру придут первые ответы, – услышал еще Денисов. – Все ясно?
– Ясно, товарищ полковник. – Колыхалова обращалась к начальнику как-то особенно звонко и даже здесь, в темноте будки, словно чуть перегибалась в сторону воображаемого Холодилина.
Денисову это не нравилось: говорить надо со всеми одним тоном.
2 январи, 22 часа 10 минут
Лучший момент для того, чтобы завязать, исчезнуть, вернуться к тому, от чего ушел, было трудно придумать.
Илья понял это не сразу – лишь отшагав добрых километров пять по шоссе. Впереди, будто огромные зонтики, по линейке выстроились мачты светильников. Они вели в Москву. Мороз то усиливался, то отпускал снова – менялось направление ветра.
С Капитаном было покончено навсегда, все произошло само собой. Уверенный в том, что Илью арестовали, он наверняка бежал к себе в Одессу. Капитал у него был. Ничего не осталось после их недолгого сотрудничества. Только стихотворение: «…и порою в ночном дозоре глянешь за борт, и под тобою то ли небо, а то ли море…»
Для самого Ильи путь на вокзалы закрыт – ищут! Может, и к лучшему все? Хватило бы у него самого силы завязать ?
«Но почему я решил, что меня будут искать только на вокзалах? Из чего это следует?»
Таким образом, все сходилось на одном – срочно, сейчас же, надо переехать на дачу, исчезнуть, залечь, никому не давать знать о себе. Не выходить даже в магазин… Тогда… Тогда по истечении некоторого времени можно будет вернуться в Юрюзань таким же честным, свободным человеком, каким уехал на экзамены. И не только честным.
Переезд на дачу он перенес на ночь – больше такси, меньше людей. Оставалось как-то убить время – ходить по улицам было рискованно.
Вечер Илья провел в библиотеке. Копался в журнальных подшивках, перелистывал словари. Несколько книг попросил оставить за собой – «Оксфордский учебник» Хорнби, Джесперсена и одну историческую «Война с Ганнибалом» – о битве при Каннах.
Илья ушел из библиотеки перед самым закрытием. Милиционер у выхода проверил его контрольный листок, Илья оделся, пешком через пустой Большой Каменный мост подался в сторону метро «Новокузнецкая».
Особенная послепраздничная тишина стояла на набережной. Транспорт почти полностью отсутствовал. На Пятницкой, у магазина «Меха», Илья неожиданно наткнулся на группу женщин.
– Что-нибудь случилось?
Одна, побойчее, со свернутой в трубку школьной тетрадкой, в черном жакете, засмеялась, махнула рукой на витрину.
– Шубы стережем! Для вашей жены не требуются?
Илья поколебался.
– Записывайтесь, пока желающих мало.
Жене, безусловно, понадобится шуба: на Рижском теперь показываться рискованно. Но ведь он хотел исчезнуть уже сегодня ночью?
– Это ведь вас ни к чему не обязывает! Хотите – приходите, хотите – нет! – Она угадала его сомнения.
– Пишите: Маевский.
– Между прочим, мужские шапки тоже будут.
– У меня есть.
Он не покупал себе ничего, кроме самого необходимого, презирал мужчин, придававших значение своим туалетам – «внизу с разрезом, здесь две пуговицы…» Не это, считал, главное.
Главное… Всегда вперед и было главное!
Так и шло: «Сначала перейди в следующий класс!», «Поступишь в техникум, будешь получать стипендию – делай как знаешь!», «Вот сдашь сессию…», «Сначала получи распределение!», «Женишься…»
Наверное, были и другие наставления. Даже определенно – о чести, о порядочности. Но ведь дети усваивают от родителей не то, о чем им чаще приходится слышать, а прежде всего то главное, порою даже незаметное, что родители часто и не предполагают в себе, только догадываются и бывают страшно удивлены, обнаруживая много лет спустя в своих детях.
«…Живут люди. Фибиков хапнул десять тысяч… Сейчас кум королю, сват министру… Машина. Дача».
«Хабибулина помните? Уже в Москве живет! Вызвал мать, будет записывать дачу на нее – восемь комнат, ванная, гараж. Газ подведен, вторую половину записали на золовку…»
Собственно, жизнь с ее будничными радостями отодвигалась все время на неопределенный срок. Не хватало всегда какого-то существенного компонента, чтобы начать дышать полной грудью, по-настоящему.
За седьмым классом грозно вставал восьмой с его четырьмя сложными экзаменами, за одним днем рождения – другой, казалось, еще более значимый, а там уже самостоятельная жизнь со своими вехами – рубежами… На выпускной вечер в десятом классе не пошел: если уж отмечать, то поступление в институт!
На приемных экзаменах в институт – сразу после школы – срезался…
Сегодняшний день не имел веса, потому что был как бы только ступенькой к завтрашнему, праздничному. А завтрашний никак не приходил: чего-то не хватало. Много раз думал об этом: «Сколько же можно ждать?»
Заочный педагогический институт, работа в школе – все было лишь временным… Институт иностранных языков обещал впереди вполне определенные реальные перспективы.
Постоянное ожидание давалось нелегко. Илья срывался на мелочах, не мог заставить себя садиться за учебники. У него вошло в привычку приезжать на сессии в Москву без подготовки, на авось, слоняться вечерами у витрин магазинов, ресторанов. В институте его несколько раз предупреждали, он давал последнее слово – жена ни о чем не знала. И вдруг как снег на голову два заваленных экзамена, приказ по институту, список отчисленных.
«Если Илья Маевский только тростник колеблющийся, пусть погибает, а если это человек мужественный – пусть пробивается сам!» В тот самый день судьба послала ему Капитана.
Неожиданно Илья подумал о жене. Эмоционально она была раскованнее его. Когда Илья улыбался, она уже смеялась, когда ему было только смешно – хохотала. Она плакала, когда Илья бывал лишь расстроен. Она не умела лгать.
«Что же с ней будет, если она все узнает?!» – впервые вдруг с особой отчетливостью подумал Илья.
Странный одинокий прохожий прошел мимо по направлению к собору, держа в каждой руке по бумажному пакету с картофелинами. Откуда он шел ночью? Почему с картофелем? Неожиданно один из пакетов прорвался – картофелины, как шарики для пинг-понга, запрыгали по тротуару.
«Что же с ней будет? Как она посмотрит на меня: ведь красть-то действительно низко… Никуда от этого не денешься!»
– Товарищ! Никак вас не догоню!
Илья обернулся. Женщина, записывавшая в очередь за шубами, махнула ему тетрадкой.
– Забыла сказать: перекличка перед открытием магазина! В десять сорок пять!
– Спасибо!
Женщина повернула обратно. Ее шаги гулко слышались за углом, у огромного собора, занимавшего с половину квартала.
2 января, 23 часа 40 минут
Начальникам отделов
транспортной милиции
(согласно перечню).
Срочная. ОПЕРАЦИЯ «МАГИСТРАЛЬ».
Произведенным дактилоскопическим исследованием установлено, что отпечатки пальцев, изъятые на внутренней поверхности чемодана, оставленного преступником на Астраханском вокзале, принадлежат вору-рецидивисту Филину Константину Федоровичу, уголовная кличка Камбала. Фотография и описание примет направляются фототелеграфом. Прошу срочно ориентировать на розыск преступника весь личный состав.
Начальник Управления
транспортной милиции МВД СССР.
Дополнение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22