https://wodolei.ru/catalog/kuhonnie_moyki/iz-nerjaveiki/
Груди стояли торчком. Причина была одна. — Что будете пить?
— Джин с тоником. Кофе с молоком без сахара.
Кухонька была белая, чистенькая, с новейшей электроплитой, с банками импортного кофе, со снедью. Включили свечи-светильники. Джин официантка подала в каминной. Низкий стол с мраморной столешницей. На стене картина — белые мазанки в ночи. Соломенные крыши. В крайней хате светится окошко. «Ночь в селе…»
К кофе официантка подала свежие круассаны.
Охранник — молодой, длиннорукий — несколько раз входил в каминную, но садиться не решался. Его место было снаружи. Миха знал, что охранник тут же вернется, когда он поднимется наверх.
—За Мессию! — Имя спасителя он произнес как религиозный еврей, харедим. — За Машиаха!
Второй был истинно московский:
—За «Спартак»!
По скрипучей лестнице Миха поднялся наверх. Аккуратная спальня. Сбоку на прикроватной тумбочке комплект чистого белья. Рядом огромная кровать. «Может, на ней Юра Чурбанов трахал Галину Брежневу…» Галина представилась ему здоровой телкой, с огромным, как кресло, задом…
Кто-то рассказывал, что в светлой большой комнате, рядом с лестницей, застрелился бывший министр, обвиненный в кражах. Михе было все равно… «В следующий раз возьму эту официантку…» — ему нравились малоподвижные тяжеловатые телки с крупным выменем и коровьими губами. Он выключил свет. Не раздеваясь, лег. Внизу быстро наступила страстная тишина, В прошлый раз, больше года назад, когда он ночевал тут, официантка и охранник желали друг друга с такой же страстью.ь «Не натрахались за год? Или у них с тех пор смены не совпадали?! Может, другой охранник?!» Даже в темноте чувствовалось, как раскачивается люстра под потолком. Внезапно внизу раздался телефонный звонок. Звонили долго. Пара все не могла разъединиться. Миха снял ботинки, стараясь не скрипеть, в носках, осторожно спустился по лестнице. Не отпуская официантку, охранник поднял трубку:
—Слушаю… — Он не прекращал размеренных сильных движений туловищем. — Да. Спит. — Голос был сперт. Его словно душили. — Сейчас посмотрю…
Миха поднялся к себе. Бухнулся в кровать. Через несколько минут лестница внизу заскрипела. Охранник заглянул в спальню. Потом так же тихо удалился. Выждав несколько минут, Миха встал. Подошел к окну. Но дворе было тихо. «К чему эта проверка?»
Когда он ночевал тут в прошлый раз, в медовый месяц российской милиции и израильской миштары, Ерина и Шахаля, двух прежних министров, заигрывавших с ворами в законе, такого, насколько он помнил, не было. «Может, меня отдали? С нашими ведь не угадаешь…»
Генералы-отставники, над чьим бизнесом в Антверпене и Брюсселе Миха держал м а з у , были могущественны, но не всесильны. «Неизвестно, какие планы у нынешних — у Каалани с Куликовым. У них свой интересы…» Международный центр по борьбе с терроризмом и мафией на Ближнем Востоке держал его в своем компьютере. Закона о выдаче преступников между Россией и Израилем не существовало. Необходимость оставалась… «Мало ли что на уме у политиков… В Бутырку не отправят — иначе не увезли бы сюда на дачу».
У российской милиции могли быть претензии к израильской миштаре: концы нашумевших убийств терялись будто бы в Израиле — вспоминали Талькова, Листьева…
«А если отсюда — и в израильский следственный изолятор? На «Русское подворье ». В обмен на кого-то из новых русских или убийц, которых Израиль не спешит выдать России?!»
Прямо с самолета можно было угодить и в тюрьму «Шаата» — израильские «Кресты» или вильнюсские «Лукинишкес». Михе приходилось сидеть и там, и там. Не говоря уже о «Матросской тишине», Бутырке, «Костромской» — на Советской улице…
Российско-израильские полицейские связи, без сомнения, приведены в действие.
Он сделал умно, позвонив Соньке с Петровки, 38, и попросив ее связаться по оставленному Игумновым телефону.
«Пусть поставят свою машину на троллейбусном кругу 65-го в Серебряном бору. К с и в ы , картис , кэсэф — все в л о п а т н и к е …» Документы, билет, деньги с бумажником должна была доставить сестра. «Тут уж верняк!»
Внизу, в гостиной, снова заскрипели пружины.
С ботинками в руках Миха спустился по лестнице, прошел по неосвещенному коридору. Дверь была незаперта.
Из Информационного центра «Лайнса». Пресса свидетельствует:
«Опубликована классификация надежности банков Москвы по состоянию на 1 апреля 1995 года. В высшую группу надежности (A3) вошли банки: Агропромбанк РФ, Внешторгбанк РФ, Мосбизнесбанк, Московский индустри альный банк, Промстройбанк РФ, Сбербанк РФ… В очень вы сокую группу надежности (А2) вошли: Агробанк, Воз рождение, Империал, Инкомбанк, Международный мос ковский банк, Онэксим-банк, Оргбанк, Токобанк, Уни комбанк…»
(Агентство WRS . Газета «Эпоха», Тель-Авив.)
Генерал Толян достал Бутурлина уже под утро:
—Ты где? Ни на работе, ни с женой…
После полуночи его поднял лично помощник министра и сделал втык по поводу неэффективности принимаемых в Москве мер по предотвращению убийств коммерсантов и промышленников.
—Десять виднейших банкиров и бизнесменов, понимаешь ли, обратились к президенту… — Толян был расстроен. — Теперь не до сна! И обстановка словно назло! Полный штиль! А то каждый день, как из мешка! Ни одного дела, отнесенного к компетенции РУОПа…
Такими считались убийства, вызвавшие определенный общественный резонанс; преступления в отношении лиц, прежде обращавшихся за помощью в РУОП; последовавшие за автодорожными происшествиями или в случае получения данных о связи потерпевших или преступников с правоохранительными или криминальными структурами.
—Кто у тебя на утро?
—Ниндзя. А что?
—Мокеич снова достает! Теперь с Савоном. «Что с ним? Где?» Заколыхал! Единственно, с чем нас можно поздравить… — Толян тихо засмеялся. — По оперативным данным ГУОПа, несколько московских уголовников сегодня ночью, как говорится, оставили пределы…
— Кто же это?
— Из известных — Афганец. Этот в Израиле! Туркмения…
— Выскользнул из рук!..
— Уже в Ларнаке! На Кипре!
— А кто еще?
— Никто. Плата — он в Турции. Варнава тоже на Кипре… Промптов! Баба с возу — кобыле легче!
Бутурлин по-блатному скрипнул зубами. «Ушли!»
Ничто не было Бутурлину мило в пасмурное это утро в грозном и свирепом мире. Уже в машине он обнаружил, что забыл сигареты. Синоптики обещали в первой половине дня дожди. Дребезжали выезжавшие из трамвайного парка напротив трамваи. Здание Регионального управления, скрытое деревьями и новым кирпичным забором, с тяжелой партийной символикой над входом и низкими окнами, с фасада выглядело скучным, непонятного назначения. Новости за сутки как две капли воды походили на предыдущие. Сообщения о минировании, к счастью оказавшиеся ложными. Неопознанный труп со дна Москвы-реки, подвязанный к скату от «ЗИЛа». Разбои… Незамиренные чечены. Перестрелка. Убийство супругов, множественные ножевые ранения. Частный секьюрити задержан при попытке вооруженного разбоя… Поднимаясь по лестнице, Бутурлин обнаружил отсутствие овцы. Он приехал слишком рано. В кабинете старший опер заканчивал сутки. Бутурлин поздоровался:
— Савельич ничего не передавал?
— Звонил: с утра — на встрече.
— Ниндзю доставили?
— Здесь он. Свое твердит, как попугай! «Между Нисаном и девкой Ковача что-то было, Ковач узнал…» Ниндзе дали команду, как говорить…
—Он тебе сказал это?
—Что ж он дурак, мне говорить?! Я сам.
Бутурлин взглянул испепеляюще, ничего не добавил. «Полный мудак…» Он взял документы, которые оставил, вернувшись от Рэмбо. Удостоверение, отобранное детективами «Лайнса» у чужого разведчика, топавшего за Игумновым, было с незаполненными графами. Фотография и печать тоже отсутствовали. «Чистый бланк…»
Бутурлин повертел в руках. Снаружи золотым тиснением по коже значилось: «Фонд психологической помощи».
— Удивительно, — заметил старший опер. — Пустой бланк в кармане…
— Он показывает его на входе. Понимаешь? Постоянные сотрудники на вахте известны, а разведку обычно в лицо не знают! — Это была конечно же чистая гипотеза.
Бутурлин взял в руки анкету, заполненную претендентом на работу в «Лайнсе».
«Гнеушев Александр Иванович…»
— Удалось что-нибудь проверить?
— Почти ничего!
«Скорее всего наименования подразделений, нумерация — все окажется правдивым. Еще адреса, телефоны. А так ничего! „В архиве сведений нет“, „Не значится…“ Стиль внутренней разведки…»
Заполнивший анкету знал, что не придет снова. Целью визита было ознакомление с расположением фирмы, организацией охраны, системой сигнализации. Для этого было достаточно, чтобы несоответствия не обнаружились в самом начале, во время ознакомления.
Вместе с анкетой Рэмбо передал и уже знакомую Бутурлину форму — компьютерное заключение о желаемых целях, сдерживаемых характеристиках и актуальных проблемах кандидата.
«Хорошая защищенность в отношении воздействия стресс-факторов обычных жизненных ситуаций, базирующаяся на уверенности в себе, оптимистичности и активности…» Зацепиться тут было не за что. Фотография никуда не годилась. Ее можно было смело уничтожить. Кандидат садился в машину, номера автотранспорта, правда, были отчетливо видны.
— Номера списанные. Паспорт Гнеушеву действительно выдавался. В Папе. Город такой… Вот: «Сообщить уточняющие данные не представляется возможным, поскольку в настоящее время на территории области не проживает…» Вы к себе?
— За сигаретами…
Бутурлин посмотрел на часы. Не хотел ли он спуститься снова, оттого что не встретил овцу?
—Давай Ниндзю. Вдвоем веселее.
За Ниндзей пришли в пять утра — любимое время ментов. Водитель жил в однокомнатной квартире, купленной ему Нисаном, небогато и одиноко. Пока он собирался, старший осмотрел углы, стены.
—Ты, что ли? — Опер показал на поясное фото в рамке. Лейтенант в куртке, в вязаной шапочке сфотографирован был рядом с бронетранспортером. Маленькая головка. Широкие плечи. Руки как из водолазного скафандра. Черепашка Ниндзя. Сбоку наверху наискось шариковой ручкой было обозначено: «Кандагар…» и дата.
—Ну…
В вещах копаться не стали, опер, в джинсовой паре, в кроссовках, с пистолетом за поясом — так они теперь одевались, — заглянул еще в туалет, осмотрел тахту, на которой Ниндзя спал. Оружия не было. Ни за бачком, ни под матрасом.
—К кому меня?
— К Бутурлину. Знаешь?
— Он подходил у дома Нисана. После убийства. А что?
— Не знаю, чем ты ему там угодил! Он просто мечтает с тобой разобраться… А тут что?
В ящике письменного стола ничего интересного не нашлось, кроме старого «Кавалера» — эротико-порнографичекого издания, претендовавшего на роль лидера на общероссийском рынке в своей сфере. Блондинка с обложки — дерзко выгнутая, вся в нежных округлостях, была схвачена объективом полураздетой, с поднятым коленом, пристегивающей паутинки-резинки к поясу Чуть приоткрытый рот с обернувшегося к фотографу лица, слегка вывернутое наружу колено сильной стройной ноги, нежная внутренняя поверхность бедра…
— Симпатяга, я б ей отдался…
Старший свернул журнал трубкой:
— В дороге почитаем.
—Есть новый… — Ниндзя выдвинул нижний ящик стола. — Бери, я его уже видел.
Он вернул старый «Кавалер» на место. Девица с обложки давно перестала быть для него чужой. Он знал ее всю от дерзких губ до нежнейшего лобка за узкой полоской бикини, интимные подробности нижнего белья… Была у него еще и другая периодика такого рода. Нисан иногда пользовался его квартирой вместе с Арканом. В пачке газет была обильно представлена реклама: «Секс по телефону». Сборники непристойных объявлений зарубежной русскоязычной прессы. «Кончишь с кем пожелаешь…», «У меня чувственный рот…», «Секс с двумя…», «Возбудись и кончи…»
Нисан и Аркан звонили девкам. Ниндзя — никогда.
—Жениться надо, отец… — Опер о чем-то догадался. — Ты ведь не старый! Сколько тебе?
— Тридцать шесть…
— И еще не надел хомут! Счастливец!
Ниндзя вспомнил маленького полковника в Афгане: «Мне хорошо: в меня не попадут!..» Тот подорвался на противопехотной мине. Сам Ниндзя пострадал в том же бою. Офицеры второго года, как правило, в операции по сопровождению не ходили. Так уж получилось. Мина разорвалась чуть позади, под идущей следом машиной. Ниндзя, тогда и не Ниндзя вовсе, а Рязанец — молодой лейтенант с Выши, Рязанской области, — попал вместе с другими. Всех разбросало. Каждый получил свое. В живот. В голову. Один из парней остался без ног. Ниндзе повезло. Осколок задел, как говорили в автороте, непосредственно по «клиренсу»… Нижней точке под кузовом. По поводу этого ранения при свете дня говорилось много смешного. Молоденькие сестрички в отделении травматической урологии в Душанбе, куда его госпитализировали, читали историю болезни. Прыскали беззлобно. Приглашали в женское отделение бани:
—Спинку потрешь! Не опасно!
Ночью становилось страшно. В книге Эрнеста Хемингуэя генерал, награждая изувеченных героев в госпитале, высказался:
—Вы потеряли больше, чем жизнь…
Ниндзе показали это место из книги, когда он с такими же бедолагами лежал в отдельной палате. Кто-то выдрал страницу, чтобы утешать прибывающих в отделение. Другие советовали героям повесить себе Красную Звезду на то самое место…
После госпиталя Ниндзя домой не вернулся. Работы в поселке на Выше практически не было, разве только в психиатрической больнице для хроников, которая славилась на всю область…
Осталась там родня, девчонка, с которой учился в одиннадцатилетке. Она ждала его, посылала в Афган незатейливые письма, открытки на День Советской Армии. Ниндзя после госпиталя двинул в Москву. На Курском встретился вербовщик, набиравший в инкассаторы. Дело было знакомым. Баранка. Пистолет. Казарма. Пришел с работы, лег спать. Многие только числились в общежитии, жили по квартирам. Никто не лез в душу. Один вернулся со смены, другой свалил.
Как-то, ожидая выручку, обратил внимание на банкира. Тот читал объявления в чужой русской газете. Ниндзя стоял рядом, случайно увидел:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— Джин с тоником. Кофе с молоком без сахара.
Кухонька была белая, чистенькая, с новейшей электроплитой, с банками импортного кофе, со снедью. Включили свечи-светильники. Джин официантка подала в каминной. Низкий стол с мраморной столешницей. На стене картина — белые мазанки в ночи. Соломенные крыши. В крайней хате светится окошко. «Ночь в селе…»
К кофе официантка подала свежие круассаны.
Охранник — молодой, длиннорукий — несколько раз входил в каминную, но садиться не решался. Его место было снаружи. Миха знал, что охранник тут же вернется, когда он поднимется наверх.
—За Мессию! — Имя спасителя он произнес как религиозный еврей, харедим. — За Машиаха!
Второй был истинно московский:
—За «Спартак»!
По скрипучей лестнице Миха поднялся наверх. Аккуратная спальня. Сбоку на прикроватной тумбочке комплект чистого белья. Рядом огромная кровать. «Может, на ней Юра Чурбанов трахал Галину Брежневу…» Галина представилась ему здоровой телкой, с огромным, как кресло, задом…
Кто-то рассказывал, что в светлой большой комнате, рядом с лестницей, застрелился бывший министр, обвиненный в кражах. Михе было все равно… «В следующий раз возьму эту официантку…» — ему нравились малоподвижные тяжеловатые телки с крупным выменем и коровьими губами. Он выключил свет. Не раздеваясь, лег. Внизу быстро наступила страстная тишина, В прошлый раз, больше года назад, когда он ночевал тут, официантка и охранник желали друг друга с такой же страстью.ь «Не натрахались за год? Или у них с тех пор смены не совпадали?! Может, другой охранник?!» Даже в темноте чувствовалось, как раскачивается люстра под потолком. Внезапно внизу раздался телефонный звонок. Звонили долго. Пара все не могла разъединиться. Миха снял ботинки, стараясь не скрипеть, в носках, осторожно спустился по лестнице. Не отпуская официантку, охранник поднял трубку:
—Слушаю… — Он не прекращал размеренных сильных движений туловищем. — Да. Спит. — Голос был сперт. Его словно душили. — Сейчас посмотрю…
Миха поднялся к себе. Бухнулся в кровать. Через несколько минут лестница внизу заскрипела. Охранник заглянул в спальню. Потом так же тихо удалился. Выждав несколько минут, Миха встал. Подошел к окну. Но дворе было тихо. «К чему эта проверка?»
Когда он ночевал тут в прошлый раз, в медовый месяц российской милиции и израильской миштары, Ерина и Шахаля, двух прежних министров, заигрывавших с ворами в законе, такого, насколько он помнил, не было. «Может, меня отдали? С нашими ведь не угадаешь…»
Генералы-отставники, над чьим бизнесом в Антверпене и Брюсселе Миха держал м а з у , были могущественны, но не всесильны. «Неизвестно, какие планы у нынешних — у Каалани с Куликовым. У них свой интересы…» Международный центр по борьбе с терроризмом и мафией на Ближнем Востоке держал его в своем компьютере. Закона о выдаче преступников между Россией и Израилем не существовало. Необходимость оставалась… «Мало ли что на уме у политиков… В Бутырку не отправят — иначе не увезли бы сюда на дачу».
У российской милиции могли быть претензии к израильской миштаре: концы нашумевших убийств терялись будто бы в Израиле — вспоминали Талькова, Листьева…
«А если отсюда — и в израильский следственный изолятор? На «Русское подворье ». В обмен на кого-то из новых русских или убийц, которых Израиль не спешит выдать России?!»
Прямо с самолета можно было угодить и в тюрьму «Шаата» — израильские «Кресты» или вильнюсские «Лукинишкес». Михе приходилось сидеть и там, и там. Не говоря уже о «Матросской тишине», Бутырке, «Костромской» — на Советской улице…
Российско-израильские полицейские связи, без сомнения, приведены в действие.
Он сделал умно, позвонив Соньке с Петровки, 38, и попросив ее связаться по оставленному Игумновым телефону.
«Пусть поставят свою машину на троллейбусном кругу 65-го в Серебряном бору. К с и в ы , картис , кэсэф — все в л о п а т н и к е …» Документы, билет, деньги с бумажником должна была доставить сестра. «Тут уж верняк!»
Внизу, в гостиной, снова заскрипели пружины.
С ботинками в руках Миха спустился по лестнице, прошел по неосвещенному коридору. Дверь была незаперта.
Из Информационного центра «Лайнса». Пресса свидетельствует:
«Опубликована классификация надежности банков Москвы по состоянию на 1 апреля 1995 года. В высшую группу надежности (A3) вошли банки: Агропромбанк РФ, Внешторгбанк РФ, Мосбизнесбанк, Московский индустри альный банк, Промстройбанк РФ, Сбербанк РФ… В очень вы сокую группу надежности (А2) вошли: Агробанк, Воз рождение, Империал, Инкомбанк, Международный мос ковский банк, Онэксим-банк, Оргбанк, Токобанк, Уни комбанк…»
(Агентство WRS . Газета «Эпоха», Тель-Авив.)
Генерал Толян достал Бутурлина уже под утро:
—Ты где? Ни на работе, ни с женой…
После полуночи его поднял лично помощник министра и сделал втык по поводу неэффективности принимаемых в Москве мер по предотвращению убийств коммерсантов и промышленников.
—Десять виднейших банкиров и бизнесменов, понимаешь ли, обратились к президенту… — Толян был расстроен. — Теперь не до сна! И обстановка словно назло! Полный штиль! А то каждый день, как из мешка! Ни одного дела, отнесенного к компетенции РУОПа…
Такими считались убийства, вызвавшие определенный общественный резонанс; преступления в отношении лиц, прежде обращавшихся за помощью в РУОП; последовавшие за автодорожными происшествиями или в случае получения данных о связи потерпевших или преступников с правоохранительными или криминальными структурами.
—Кто у тебя на утро?
—Ниндзя. А что?
—Мокеич снова достает! Теперь с Савоном. «Что с ним? Где?» Заколыхал! Единственно, с чем нас можно поздравить… — Толян тихо засмеялся. — По оперативным данным ГУОПа, несколько московских уголовников сегодня ночью, как говорится, оставили пределы…
— Кто же это?
— Из известных — Афганец. Этот в Израиле! Туркмения…
— Выскользнул из рук!..
— Уже в Ларнаке! На Кипре!
— А кто еще?
— Никто. Плата — он в Турции. Варнава тоже на Кипре… Промптов! Баба с возу — кобыле легче!
Бутурлин по-блатному скрипнул зубами. «Ушли!»
Ничто не было Бутурлину мило в пасмурное это утро в грозном и свирепом мире. Уже в машине он обнаружил, что забыл сигареты. Синоптики обещали в первой половине дня дожди. Дребезжали выезжавшие из трамвайного парка напротив трамваи. Здание Регионального управления, скрытое деревьями и новым кирпичным забором, с тяжелой партийной символикой над входом и низкими окнами, с фасада выглядело скучным, непонятного назначения. Новости за сутки как две капли воды походили на предыдущие. Сообщения о минировании, к счастью оказавшиеся ложными. Неопознанный труп со дна Москвы-реки, подвязанный к скату от «ЗИЛа». Разбои… Незамиренные чечены. Перестрелка. Убийство супругов, множественные ножевые ранения. Частный секьюрити задержан при попытке вооруженного разбоя… Поднимаясь по лестнице, Бутурлин обнаружил отсутствие овцы. Он приехал слишком рано. В кабинете старший опер заканчивал сутки. Бутурлин поздоровался:
— Савельич ничего не передавал?
— Звонил: с утра — на встрече.
— Ниндзю доставили?
— Здесь он. Свое твердит, как попугай! «Между Нисаном и девкой Ковача что-то было, Ковач узнал…» Ниндзе дали команду, как говорить…
—Он тебе сказал это?
—Что ж он дурак, мне говорить?! Я сам.
Бутурлин взглянул испепеляюще, ничего не добавил. «Полный мудак…» Он взял документы, которые оставил, вернувшись от Рэмбо. Удостоверение, отобранное детективами «Лайнса» у чужого разведчика, топавшего за Игумновым, было с незаполненными графами. Фотография и печать тоже отсутствовали. «Чистый бланк…»
Бутурлин повертел в руках. Снаружи золотым тиснением по коже значилось: «Фонд психологической помощи».
— Удивительно, — заметил старший опер. — Пустой бланк в кармане…
— Он показывает его на входе. Понимаешь? Постоянные сотрудники на вахте известны, а разведку обычно в лицо не знают! — Это была конечно же чистая гипотеза.
Бутурлин взял в руки анкету, заполненную претендентом на работу в «Лайнсе».
«Гнеушев Александр Иванович…»
— Удалось что-нибудь проверить?
— Почти ничего!
«Скорее всего наименования подразделений, нумерация — все окажется правдивым. Еще адреса, телефоны. А так ничего! „В архиве сведений нет“, „Не значится…“ Стиль внутренней разведки…»
Заполнивший анкету знал, что не придет снова. Целью визита было ознакомление с расположением фирмы, организацией охраны, системой сигнализации. Для этого было достаточно, чтобы несоответствия не обнаружились в самом начале, во время ознакомления.
Вместе с анкетой Рэмбо передал и уже знакомую Бутурлину форму — компьютерное заключение о желаемых целях, сдерживаемых характеристиках и актуальных проблемах кандидата.
«Хорошая защищенность в отношении воздействия стресс-факторов обычных жизненных ситуаций, базирующаяся на уверенности в себе, оптимистичности и активности…» Зацепиться тут было не за что. Фотография никуда не годилась. Ее можно было смело уничтожить. Кандидат садился в машину, номера автотранспорта, правда, были отчетливо видны.
— Номера списанные. Паспорт Гнеушеву действительно выдавался. В Папе. Город такой… Вот: «Сообщить уточняющие данные не представляется возможным, поскольку в настоящее время на территории области не проживает…» Вы к себе?
— За сигаретами…
Бутурлин посмотрел на часы. Не хотел ли он спуститься снова, оттого что не встретил овцу?
—Давай Ниндзю. Вдвоем веселее.
За Ниндзей пришли в пять утра — любимое время ментов. Водитель жил в однокомнатной квартире, купленной ему Нисаном, небогато и одиноко. Пока он собирался, старший осмотрел углы, стены.
—Ты, что ли? — Опер показал на поясное фото в рамке. Лейтенант в куртке, в вязаной шапочке сфотографирован был рядом с бронетранспортером. Маленькая головка. Широкие плечи. Руки как из водолазного скафандра. Черепашка Ниндзя. Сбоку наверху наискось шариковой ручкой было обозначено: «Кандагар…» и дата.
—Ну…
В вещах копаться не стали, опер, в джинсовой паре, в кроссовках, с пистолетом за поясом — так они теперь одевались, — заглянул еще в туалет, осмотрел тахту, на которой Ниндзя спал. Оружия не было. Ни за бачком, ни под матрасом.
—К кому меня?
— К Бутурлину. Знаешь?
— Он подходил у дома Нисана. После убийства. А что?
— Не знаю, чем ты ему там угодил! Он просто мечтает с тобой разобраться… А тут что?
В ящике письменного стола ничего интересного не нашлось, кроме старого «Кавалера» — эротико-порнографичекого издания, претендовавшего на роль лидера на общероссийском рынке в своей сфере. Блондинка с обложки — дерзко выгнутая, вся в нежных округлостях, была схвачена объективом полураздетой, с поднятым коленом, пристегивающей паутинки-резинки к поясу Чуть приоткрытый рот с обернувшегося к фотографу лица, слегка вывернутое наружу колено сильной стройной ноги, нежная внутренняя поверхность бедра…
— Симпатяга, я б ей отдался…
Старший свернул журнал трубкой:
— В дороге почитаем.
—Есть новый… — Ниндзя выдвинул нижний ящик стола. — Бери, я его уже видел.
Он вернул старый «Кавалер» на место. Девица с обложки давно перестала быть для него чужой. Он знал ее всю от дерзких губ до нежнейшего лобка за узкой полоской бикини, интимные подробности нижнего белья… Была у него еще и другая периодика такого рода. Нисан иногда пользовался его квартирой вместе с Арканом. В пачке газет была обильно представлена реклама: «Секс по телефону». Сборники непристойных объявлений зарубежной русскоязычной прессы. «Кончишь с кем пожелаешь…», «У меня чувственный рот…», «Секс с двумя…», «Возбудись и кончи…»
Нисан и Аркан звонили девкам. Ниндзя — никогда.
—Жениться надо, отец… — Опер о чем-то догадался. — Ты ведь не старый! Сколько тебе?
— Тридцать шесть…
— И еще не надел хомут! Счастливец!
Ниндзя вспомнил маленького полковника в Афгане: «Мне хорошо: в меня не попадут!..» Тот подорвался на противопехотной мине. Сам Ниндзя пострадал в том же бою. Офицеры второго года, как правило, в операции по сопровождению не ходили. Так уж получилось. Мина разорвалась чуть позади, под идущей следом машиной. Ниндзя, тогда и не Ниндзя вовсе, а Рязанец — молодой лейтенант с Выши, Рязанской области, — попал вместе с другими. Всех разбросало. Каждый получил свое. В живот. В голову. Один из парней остался без ног. Ниндзе повезло. Осколок задел, как говорили в автороте, непосредственно по «клиренсу»… Нижней точке под кузовом. По поводу этого ранения при свете дня говорилось много смешного. Молоденькие сестрички в отделении травматической урологии в Душанбе, куда его госпитализировали, читали историю болезни. Прыскали беззлобно. Приглашали в женское отделение бани:
—Спинку потрешь! Не опасно!
Ночью становилось страшно. В книге Эрнеста Хемингуэя генерал, награждая изувеченных героев в госпитале, высказался:
—Вы потеряли больше, чем жизнь…
Ниндзе показали это место из книги, когда он с такими же бедолагами лежал в отдельной палате. Кто-то выдрал страницу, чтобы утешать прибывающих в отделение. Другие советовали героям повесить себе Красную Звезду на то самое место…
После госпиталя Ниндзя домой не вернулся. Работы в поселке на Выше практически не было, разве только в психиатрической больнице для хроников, которая славилась на всю область…
Осталась там родня, девчонка, с которой учился в одиннадцатилетке. Она ждала его, посылала в Афган незатейливые письма, открытки на День Советской Армии. Ниндзя после госпиталя двинул в Москву. На Курском встретился вербовщик, набиравший в инкассаторы. Дело было знакомым. Баранка. Пистолет. Казарма. Пришел с работы, лег спать. Многие только числились в общежитии, жили по квартирам. Никто не лез в душу. Один вернулся со смены, другой свалил.
Как-то, ожидая выручку, обратил внимание на банкира. Тот читал объявления в чужой русской газете. Ниндзя стоял рядом, случайно увидел:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45