— Итак, господа, вы пока не нашли никого, кто бы видел группенфюрера Вольфа?
Американцы посмотрели на него с таким удивлением, как будто он свалился с луны.
— Может быть, вы, капитан, тоже его разыскиваете? — спросил наконец Карпинский.
— Удивительно то, — продолжал немец, — что никто не видел Вольфа.
— А те четыре эсэсовца? — не согласился с ним Робертс.
— Фаренвирст, Олерс, фон Любоф и Вормитц, да? Этого следовало ожидать, — ответил немец.
— Извините, — вмешался Карпинский, — кто здесь задает вопросы? Кто вы, собственно говоря? Ваше имя, капитан?
— Ганс Клос.
— Вы прекрасно говорите по-английски, — проговорил Робертс и предложил немецкому капитану сесть. — Из абвера?
— Так точно.
Робертс достал сигареты.
— Может быть, закурите, господин капитан? В данный момент мы являемся как бы коллегами, хотя не так давно боролись друг против друга. Вы армейский специалист, а мы ценим хороших специалистов. Я надеюсь, что мы получим от вас немало интересных сведений.
— Не думаю, — вежливо отклонил Клос это предложение. — Я могу быть вам полезным лишь в том деле, о котором вы только что говорили.
— Вот и хорошо. Считаю, мы с вами договорились, — сказал Робертс. — Где вы служили?
— В основном в Польше и в России, в связи с тем что… — Клос на мгновение заколебался: он не хотел сообщать американцам о себе ни на йоту более того, чем требовала необходимость. — В связи с моим знанием славянских языков, — закончил он.
— Вы имели неплохую разведывательную сеть на Востоке, не правда ли?
— Да, — ответил Клос. — Мы имели самую мощную армию, правили всей Европой; у нас был фюрер…
— Поговорим лучше о делах вашей разведки. Как у вас с памятью? — прервал его Робертс.
— Не очень хорошо, — пробормотал Клос. И подумал, что той информации, которая им так нужна, они наверняка от него не получат.
— В этом далеко на лучшем мире, — сказал Робертс, — ничего не делается быстро и задаром. Я прекрасно понимаю, господин капитан, что вашу память необходимо освежить. Я не думаю, что вам нравится долгое пребывание в этом лагере…
Воцарилась тишина. Карпинский, делая вид, что перебирает какие-то бумаги на письменном столе, с нескрываемой недоброжелательностью посмотрел на своего коллегу.
— Я думаю, что мы еще поговорим с капитаном на интересующую тебя тему, — остановил он Робертса. — А сейчас я предлагаю заняться другим.
— Группенфюрером Вольфом? Мне также хотелось бы поговорить на эту тему, — вставил Клос. — Хотя сейчас…
— А вас пока никто не спрашивает, чего вы хотите, — прервал его Карпинский.
Он почувствовал к этому немецкому офицеру ничем не объяснимую симпатию и не хотел рвать ту тоненькую нить доверительности, которая возникла между ними. Карпинский был зол на себя за то, что дал возможность втянуть себя в этот бесполезный разговор с немецким офицером, а еще больше на Робертса, который, конечно, не мог отказать себе в удовольствии продемонстрировать свою политическую дальнозоркость. Они не раз яростно спорили об отношениях с Россией в послевоенное время. Карпинский верил в идею Рузвельта о дальнейшем сотрудничестве двух великих держав, Робертс был ее ярым противником. «Мы помогали России, чтобы она победила Германию, но кто поможет нам справиться с Россией?» — обычно говорил он.
— Капитан Клос, знали ли вы группенфюрера Вольфа? — спросил Карпинский.
— К сожалению, нет.
— Почему «к сожалению»?
— Вольф — военный преступник. Он отдал приказ о расстреле польских и советских военнопленных.
— А также нескольких десятков итальянцев и англичан, — вставил Робертс.
— Прежде всего это были русские и поляки.
— Значит, вы знаете и об этом? — удивился Карпинский. — Откуда?
— Я пытался помешать этому преступлению, но, к сожалению, опоздал: приехал в лагерь через два часа после этой бойни. Я предлагал генералу Вильману начать с лагеря военнопленных, а потом уже захватить здание гестапо. Но Вильман настоял на своем. Он боялся, что если мы начнем с лагеря, то упустим гестаповцев и тогда вряд ли уцелеем.
— Мне кажется, — улыбнулся Робертс, — что вы являетесь противником гитлеровцев. С каких это пор?
— Вольф, — спокойно продолжал Клос, как будто бы не расслышав его вопроса, — вероятно, находится в этом лагере. Те четыре эсэсовца, о которых вы здесь упоминали, наверняка знают, под каким именем он скрывается. А может быть… — Клос заколебался и умолк.
— Я не уверен, что Вольф находится в этом лагере. В панике, которая охватила город в первые часы после нашего вступления, он мог легко ускользнуть. Но для чего вы, господин капитан, пытаетесь разыскать Вольфа? Может быть, это старые счеты абвера с гестапо? — допытывался Робертс.
— Я полагал, что он вам необходим больше, чем мне, — спокойно ответил Клос.
— Что это, предложение о сотрудничестве? — Робертс не скрывал иронии. — Мы готовы принять его, но не только по вопросу, касающемуся Вольфа. Надеюсь, вы меня поняли, господин капитан?
— Вы, господин Клос, упомянули о какой-то возможности, но до конца ее не раскрыли. Вы говорили также о тех четырех эсэсовцах, которые уже давно знают Вольфа и… — начал Карпинский.
— Понимаю, — прервал его Клос, — но я не имею никаких доказательств. Это только мое предположение. Хотя, может быть, один из них все-таки Вольф?
— А может быть, Вольф — это вы? — рассмеялся Робертс. — Вы соответствуете тому описанию, которое они дали. Ну хватит! — Он стал серьезным. — Мы остановились на вашем предложении о помощи в деле Вольфа. Но прошу вас, Клос, не забывать также о том, чего мы касались до этого. И советую вам, господин капитан, отнестись ко всему тому, о чем мы здесь говорили, со всей серьезностью. А теперь возвращайтесь к себе.
После ухода Клоса Робертс послал мотоциклиста за пивом.
— Мы должны немного отдохнуть, — сказал он Карпинскому. А потом, открывая консервную банку, спросил напрямик: — Как тебе понравился этот Клос из абвера?
— Кто знает, может быть, он действительно хотел нам помочь в розыске Вольфа? — в свою очередь спросил Карпинский. — Как ты думаешь, Робертс?
— Помнишь тот указатель, который приказал поставить старик Паттон, когда мы перешли голландскую границу: «Внимание, вы пересекли границу европейской цивилизации. С этого места начинается страна варварства». Ты страдаешь манией преследования. Этот Вольф не выходит у тебя из головы. Рано или поздно мы его найдем. Он от нас никуда не уйдет. Но нельзя забывать и о других, не менее важных делах. Этот капитан абвера хочет нам слишком дорого продать себя, а может быть…
— Что ты имеешь в виду?
— Немцы недооценили славян и их разведку. За это они дорого заплатили.
— Это ты, Робертс, страдаешь манией преследования, — улыбнулся Карпинский. — Допускаешь, что офицер побежденной армии должен радоваться предложению о сотрудничестве с победителями. Может быть, он отъявленный фашист и ненавидит нас или просто ему все уже надоело… Такое может случиться и со мной, — сказал он, немного помолчав. — Долго здесь не выдержу. Осточертела мне эта работа.
— Ты преувеличиваешь, старик, — махнул рукой Робертс. Он встал, походил по комнате и добавил: — Ну что ж, продолжим. В зале нас ожидают около тридцати человек.

В течение двух часов немецкие офицеры, вызванные на допрос, давали обстоятельные показания, отвечая на все вопросы Робертса и Карпинского. Их лица были хмурые, иногда равнодушные, а подчас откровенно враждебные. Одним из последних, кого допрашивали в этот день, был полковник Лейтцке. Карпинский начал с вопроса, который задавал всем:
— Что вам известно о Вольфе?
— Только то, что он возглавлял местное гестапо и теперь его разыскивают. Я не имею никаких причин, — добавил он через минуту, — чтобы покрывать таких людей, как Вольф, Он опозорил честь немецкой армии.
— Жаль, господин полковник, что вы раньше не пришли к такому умозаключению, — заметил Карпинский.
Лейтцке молчал, внимательно присматриваясь к американским офицерам.
— Вы, очевидно, антифашист? — рассмеялся Робертс.
— Я никогда не любил Гитлера, но я офицер и обязан был выполнять приказы.
— Все вы теперь так говорите, — вставил Карпинский и обратился к Робертсу: — У тебя есть к нему еще какие-либо вопросы?
— Что вам известно, господин полковник, о Клосе? Где его встречали? Не заметили ли чего-нибудь особенного в его поведении? — спросил Робертс.
Не догадываясь о цели этих вопросов, Лейтцке ответил, что знает Клоса не так давно. Ему известно только, что он служил в Польше и в России, получил Железный крест, что в абвере было не столь частым явлением.
— Больше ничего? А что вы лично о нем думаете?
— Ничего, — ответил Лейтцке. — У меня нет о нем определенного мнения, так как он не был в моем подчинении.
Робертс посмотрел на полковника с иронией:
— Можете идти, на сегодня хватит. Пройдет не так уж много времени, и мы научим вас кое-чему.
Лейтцке встал по стойке «смирно», отдал честь американским офицерам и, пристукнув каблуками, скрылся за дверью. Они остались одни. Робертс разлил коньяк по стаканам.
— Выпьем, Карпинский! — сказал он. — Я только что разговаривал с генералом по телефону. В штабе был офицер из русского представительства. Он заявил, что, по их данным, в нашей зоне находится этот самый группенфюрер Вольф. Они располагают весьма точной информацией. Что ты думаешь об этом?
— Если он здесь, — ответил Карпинский, — то мы должны его найти.
— Конечно. Но откуда русские об этом узнали? Мы должны это установить.
Карпинский сел за письменный стол и начал перекладывать какие-то бумаги.
— Не могу забыть, — вдруг тихо проговорил он, — как выкапывали изо рва трупы военнопленных. Их изуродованные лица, окровавленные тела, изодранная в клочья одежда… Страшное зрелище. Зачем Вольф приказал это сделать?
— Мне кажется, — пренебрежительно заметил Робертс, — что ты, Карпинский, совершил непростительную ошибку, поступив на службу в контрразведку американской армии.
— А может быть, это ты, Робертс, допустил ошибку? — спокойно ответил Карпинский.
Робертс промолчал. Он подошел к окну и посмотрел на огромный двор, где 1-й лейтенант Левис муштровал своих подопечных. Перед ним стояли в строю военнопленные, вооруженные ведрами, щетками, метлами. Строй был такой ровный, подтянутый, что даже самому строгому капралу не к чему было бы придраться.
— На кра-ул! — кричал Левис.
Военнопленные поднимали перед собой метлы, щетки и ведра. Левис прохаживался вдоль строя с выражением крайнего удовольствия, пристально всматриваясь в застывшие лица военнопленных.
— Неплохо, неплохо, — бормотал он. — Из вас можно будет сделать людей. Наверное, когда-нибудь мы составим из вас целую армию.
Потом они бегали по двору, ползали по-пластунски, атаковали казарменные постройки.
— Левис неплохой парень, — заметил Робертс.
— Вымещает на них свою» злобу, — сказал Карпинский, подходя к окну. — Это не метод воспитания.
— А какой бы ты предложил метод? — спросил Робертс. — Что бы ты с ними делал? Это они выполняли приказы Вольфа. Забыл?.. Может быть, ограничиться только тем, чтобы они вовремя вставали в строй? Или приказать готовить из них будущих капралов?

Лейтцке возвратился в казарму и застал там Клоса, наблюдающего в окно за забавами Левиса.
— Я уже насмотрелся на это, — проговорил Лейтцке. — Отвратительно. Унижает человеческое достоинство.
— А что может случиться с ними за этот час, — спросил Клос, резко отвернувшись от окна, — после стольких лет войны? А если бы вместо Левиса все это делал немецкий капрал, то, видимо, вы, господин полковник, были бы довольны.
Лейтцке молчал. Он присел на нары и старательно делил сигарету на три части.
— Давайте не будем об этом, Клос, — проговорил он. — Я прекрасно понимаю, что это было бы таким же свинством.
— С каких пор вы стали это понимать? После Сталинграда, где нас здорово потрепали?
— А вы, господин Клос, когда изменили свои взгляды? — спросил Лейтцке.
Клос молчал.
— Давайте вообще не будем говорить на эту тему, — предложил Лейтцке, подавая Клосу треть сигареты. — Война проиграна, но это еще не последняя война Германии. Мы не должны допускать, чтобы унижали немецких солдат. Они еще будут нам нужны.
— Какой вздор, — прервал его Клос. — То, что вы говорите, господин полковник, верно по отношению к солдатам, а не к бандитам и убийцам, которые почти сплошь составляют нашу армию.
— Я думаю, — возразил Лейтцке, — об очищении наших рядов от преступников.
— Не поздно ли?
— Нет, это никогда не поздно. Американцы разыскивают Вольфа. Его необходимо выдать им, чтобы к тем, кто — останется, относились так, как они того заслуживают. Мы должны узнать, где он находится и под каким именем скрывается.
— Вы тоже, господин полковник, — рассмеялся Клос, — хотите иметь в руках козырь, да?
— Нет, я хочу спасти честь немецкой армии.
— Вы шутите, полковник. Никто из нас теперь уже ничего не спасет.

Клос бродил по двору, по коридорам зданий, заглядывал в лица офицеров и солдат, слушал, о чем они говорят, угощал сигаретами. Кто же из них Вольф? Многие, переодевшись сейчас в солдатские мундиры, наверняка служили в СС и СД, убивали и отдавали приказы об убийствах, и Вольф легко мог укрыться среди них.
Карпинский продолжал допрашивать пленных немецких офицеров. Их ответы в большинстве своем были однообразны.
Американцы выходили из себя, теряя терпение и надежду узнать что-либо существенное о группенфюрере.
Вольфа видели только те четыре гестаповца, а они, казалось, только насмехались над теми, кто их допрашивал.
Штурмбанфюрер Олерс на большинство вопросов отвечал: «Не знаю».
— Я ведал только административно-хозяйственными делами. Мне ничего не известно о взрыве на фабрике. Вольф лично отдал об этом приказ.
— Какой невинный младенец! — кричал Карпинский. — А как был доставлен газ «циклон» в лагерь? Кто подсчитал, сколько потребуется газа и во сколько обойдется убийство каждого военнопленного?
— Я был лишь простым служащим, — стоял на своем Олерс. — Работал за письменным столом и занимался этим только теоретически.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35