Девушка бежала, спотыкаясь в темноте. Когда она оказалась около двери их убежища, Косек схватил ее за руку и втолкнул внутрь подвального помещения. Она упала на пол. Эсэсовец увидел Косека, но не успел даже крикнуть. Клос только услышал звук падающего на цементный пол тела.
Клос и Косек наклонились над потерявшей сознание девушкой. Клос был сильно расстроен.
Неожиданно прибавилась еще одна забота. Мало того, что необходимо сменить место пребывания радиста, теперь придется тянуть за собой и эту девчонку! Если бы она была надежной, то можно было бы выпустить ее отсюда и не подвергать себя излишнему риску. Но как узнать, кто она?
Тем временем девушка пришла в себя.
Она огляделась вокруг, увидела автомат, лежавший на стуле, двух мужчин в немецкой форме и в страхе закрыла глаза.
— Не бойся нас, — проговорил сержант, — и успокойся. Так откуда же ты?
— Из Варшавы, — прошептала она тихо.
— Где работаешь?
— У профессора Глясса.
Это было невероятно…
Нелегко преодолеть недоверие Барбары Стецка (так звали девушку), ничего не говоря о себе и ничего не объясняя. Но Клосу в конце концов удалось убедить ее, что перед ней поляки «с той стороны». Сначала она объяснила, почему ее преследовал эсэсовец. Жена профессора Глясса послала ее в аптеку. Когда она добежала до центральной площади, завыла сирена, и она увидела наши самолеты — последние слова она особенно подчеркнула. Переждала налет в подъезде, а когда вышла, увидела на тротуаре листовки. На улице никого не было, и она подняла одну из них. Листовки на польском и немецком языках призывали местное население прекратить бессмысленное сопротивление… Она решила собрать их побольше, чтобы потом пронести на завод. И тут ее заметил эсэсовец. Убегая от него, она свернула на Кайзерштрассе, увидела этот разрушенный дом…
— Мне уже пора возвращаться, — забеспокоилась девушка. — Госпожа Глясс очень мнительная, во всем меня подозревает.
Чтобы принять окончательное решение, Клос хотел знать как можно больше подробностей о работе и быте профессора Глясса. Барбара отвечала с удивлением, не понимая цели этих вопросов. Когда Клос спросил о заводе, она на миг заколебалась.
— Послушай, девушка, — обратился к ней сержант, — ты догадываешься, для чего мы здесь? Хочешь нам помочь?
Она утвердительно кивнула головой и начала говорить:
— На заводе работают поляки, французы, русские, югославы… Никто из них не имеет права покидать лагерных бараков. Я многих из них знаю, знакома и с вахтерами, потому что довольно часто бываю на заводе: фрау Глясс посылает меня с поручениями к своему мужу. — Девушка рассказала Клосу о существующей на заводе нелегальной организации.
Возникал план операции, в которой Барбара Стецка должна была сыграть не последнюю роль…

Профессор Глясс с грустью наблюдал, как рабочие со знаками «П» и «Ост» на рукавах комбинезонов демонтируют оборудование завода. Перед войной на этом заводе выпускались радиоприемники, теперь он стал одним из важнейших предприятий военной промышленности. Это он, Глясс, разработал уникальную схему выпускаемой продукции и в своей лаборатории испытывал новые модели ракет. И вот теперь завод эвакуируют. Успеют ли? Ему казалось, что рабочие делают все слишком медленно, что они не успеют подготовить к отправке даже наиболее ценные станки. Безусловно, приказ об эвакуации следовало отдать раньше. Он сказал об этом Бруннеру, когда тот пришел к нему в кабинет.
— В половине четвертого я пришлю за вами грузовики, — сообщил Бруннер.
— Я не успею к этому времени подготовиться, — ответил Глясс, не глядя на гестаповца. Он презирал таких людей, как Бруннер, но старательно это скрывал.
— Вы должны успеть, господин профессор. А что не успеем эвакуировать, то уничтожим.
— Вы хотите уничтожить завод?
— Конечно. Все поднимем в воздух. А вы думали, что оставим полякам?
Это заявление Бруннера грубо напомнило Гляссу о жестокой действительности. До этого профессор все еще считал, что положение не столь катастрофично.
— Что будет с рабочими завода? — спросил он.
— О ком это вы, профессор? Об этом сброде? Я сам займусь ими…
— И все же я хотел бы знать, — настаивал Глясс. На самом деле это была чистейшая ложь, ему совершенно безразлично, что с ними произойдет, он только хотел заранее снять с себя ответственность…
Бруннер усмехнулся:
— Вам, профессор, следует больше думать о станках. Да и о себе тоже. Вы один из тех счастливчиков, которых мы обязаны эвакуировать. Прошу вас, господин Глясс, вовремя подготовить к эвакуации всю научную и техническую документацию и немедленно сжечь то, что не сможете взять с собой. — Штурмбанфюрер погасил в пепельнице недокуренную сигарету и вышел из кабинета.
Начальника отдела энергетики завода, инженера Альфреда Кроля, он застал в дежурке, когда тот через усилитель передавал распоряжения рабочим.
— Повторяю, — говорил Кроль, — что иностранным рабочим запрещено покидать предприятие без специального разрешения. Каждый самовольный выход будет считаться побегом. Напоминаю, что югославский, рабочий Христо Третнев за попытку к побегу был вчера приговорен к смерти. — Кроль выключил микрофон.
Бруннер усмехнулся и кивнул ему одобряюще.
— Все в порядке, инженер Кроль, — сказал он. — Об этом следует им повторять неустанно.
Кроль с трудом встал: два месяца назад в полевом госпитале под Минском ему ампутировали правую ногу и он еще не привык к протезу. Бруннер, конечно, знал о нем все: и то, что Кроль получил Железный крест за битву под Москвой, и то, что он не вступил в ряды национал-социалистской партии, и то, что у его двоюродного брата, работающего на этом же заводе, мастера Кроля, мать полька; Но, несмотря на это, необходимо было относиться к инженеру Кролю с достаточным уважением и одновременно держать его крепко в руках. Сейчас он был нужен, очень нужен.
— Вы закончили минирование завода?
— Так точно, — ответил Кроль. И добавил: — Я выполнил приказ.
— А теперь внимательно выслушайте меня: в половине четвертого прибудут грузовики.
— Так рано?
— В половине четвертого. — Бруннер посмотрел на часы. — До этого необходимо вооружить всех немцев, работающих на заводе. Оружие уже доставлено. Все они должны будут выехать на грузовиках в порт.
— А иностранные рабочие?
— Вы что, господин Кроль, шутите? Почему вас беспокоит судьба этих людей? — удивился Бруннер.
— Я работал вместе с ними. И многие из них хорошие специалисты.
— Ну хватит! — резко оборвал его Бруннер. — Все они останутся здесь.
— Не понимаю…
— Скоро все поймете. Только без глупостей. Здесь фронт, Кроль, а вы знаете, что на фронте приказы выполняются беспрекословно.
— Да, знаю. — В дверях он обернулся. — Это все? — недовольно спросил он.
— Все. Ключ от склада с оружием у начальника охраны завода.
— Знаю.
Бруннер покинул завод, а Кроль, опираясь на трость, пошел по заводскому цеху, вдоль станков, подготовленных к демонтажу. Он старался не смотреть на рабочих, даже прибавил шагу, хотя это удавалось ему с трудом. Он чувствовал на себе их пристальные взгляды, его охватывал страх, ненависть, жалость. Эти люди погибнут, и их смерть отяготит его совесть. В сущности, он не жалеет их. Просто не хочет лишних неприятных воспоминаний. В конце цеха, около выключенного пульта управления, отгороженного от машинного отделения стеклянной стенкой, он увидел своего, двоюродного брата Яна Кроля. Они не любили друг друга, но между ними существовала родственная связь, которую они не хотели или не умели порвать. Поэтому не было ничего удивительного в том, что их судьбы складывались по-разному. Альфред окончил военное училище, Яна исключили из университета. Альфред стал офицером и пошел на фронт, Ян был рабочим, позднее мастером на тольбергском заводе. Он стал осторожнее, все реже говорил о своем польском происхождении. Профессор Глясс отозвал его из армии как ценного специалиста.
Ян Кроль был широкоплечим, высоким мужчиной, с седеющими волосами. Он набивал свою трубку, когда в дверях пульта управления появился Альфред.
— В половине четвертого прибывают грузовики, — сказал он.
Ян предложил Альфреду присесть.
— А что будет с ними? — спросил Ян, указывая на рабочих.
— А как ты думаешь? — в свою очередь спросил инженер. — Их эвакуируют? Иди разрешат им остаться здесь?
— Третьего выхода нет.
— Нет, есть! — Альфред неожиданно зло рассмеялся. Чего он достиг за годы войны? Только потерял ногу, а каждый гестаповец называет его холуем. И он сделал то, чего раньше никогда бы себе не позволил: рассказал Яну, что ожидает рабочих завода.
Ян побледнел:
— Что ты сказал?.. Неужели они совершат это преступление? — почти беззвучно прошептал он.
— Не знаю, — спокойно ответил Альфред, и вдруг его охватил страх. Как он мог об этом рассказать? Именно ему, Яну! — Слушай, Ян, — тихо проговорил он, — это не наше дело. Еще осталось несколько часов… Прошу тебя, никому об этом ни слова… — Ян молчал. — Почему ты так смотришь на меня? Ну скажи хоть что-нибудь!.. — Альфред терял самообладание. — Я не преступник, я честный офицер…
— А что будет с тобой завтра? Или через два дня? Выдержишь? — спросил наконец Ян.
— Не знаю.
— Я тебя спрашиваю, выдержишь ли ты? Ты видел их преступления раньше и видишь сейчас. Война проиграна, и немцы за все должны будут ответить.
— Немцы?! — крикнул Альфред. — Какие? Я? Ты? Почему я? Я был только офицером! Ко мне тоже не было доверия — они всегда напоминали мне о твоих польских родственниках…
— Я мешал твоей карьере?
— Да, мешал.
— А теперь послушай! — Ян набил трубку и закурил. — Слушай внимательно. Ты просто тряпка, дрянь…
Альфред вскочил с места.
— Сядь. Хочешь выжить? Конечно хочешь… Но если даже и выживешь, то после того, что здесь произойдет, тебя найдут везде, понимаешь?
— Никто меня не будет искать.
— Нет, будут, ты глубоко ошибаешься. Но я могу дать тебе шанс…
— Ты что, в уме? Кто ты такой?
— Да, могу. Хотя мне лично от тебя ничего не нужно. Речь идет только о тех, кого хотят уничтожить.
— Что ты хочешь от меня? — спросил с тревогой Альфред.
— Ты должен принести мне схему минирования завода.
— Я этого не сделаю.
— Подожди, не спеши с ответом. Скажи, в котором часу немцы, работающие на заводе, получат оружие и где это оружие сейчас находится?
— Я ничего тебе не скажу. Я ухожу. — Альфред схватил свой костыль и заковылял к выходу.
— Остановись и подумай. Ты всегда успеешь уйти… — И Ян спокойно добавил: — Я хочу спасти тебя, Альфред. Я всегда считал, что ты вообще-то порядочный человек. Ты можешь мне ничего не говорить.
Заметно волнуясь, Альфред стучал костылем по полу:
— Что ты намерен делать?
— Не знаю. Может быть, ничего.
— Неравноценный обмен — я даю тебе все, а ты…
— Я тоже дам тебе кое-что. Я видел списки на эвакуацию. Ты в них не включен. Профессор Глясс не считает тебя ценным специалистом. Ты только простой инженер-электрик…
— Это ложь! — вспыхнул Альфред.
— Это правда. Ты остаешься здесь… Понимаешь, что это значит?
Воцарилась тишина.
— Хорошо, — сказал наконец Альфред. Он тяжело опустился на стул около пульта управления. — Минирование завода уже закончено. Достаточно только соединить контакт в сейфе профессора Глясса, чтобы через три минуты произошел взрыв.
— Кто должен это сделать?
— Не знаю. Ему еще останется три минуты, чтобы покинуть территорию завода.
— Тебе прикажут это сделать, и ты не успеешь спастись… Ну а что с оружием? — деловито спросил Ян.
— Оружие хранится на складе у начальника охраны завода. В два сорок пять оно будет роздано тем немцам, которые считаются надежными.
…Тяжелые корпуса станков уже были сняты с цементных оснований. Два инженера в форме гитлеровской партии, Кох и Струдель, следили за приготовлением очередного транспорта и поторапливали рабочих. Глухие удары молотков сливались с криком, доносившимся из мегафонов.
Мастер Кроль, медленно идя по цеху, отыскивал в толпе тех рабочих, с которыми должен был поговорить. Поляк Станислав Огнивек, русский Толмаков, француз Пауль Левон… Эти люди были руководителями тайной организации, созданной два месяца назад на заводе. Началось все с простых приятельских отношений между этими людьми, с долгих вечерних бесед в бараке. Постепенно подобрали и других рабочих, на которых можно было положиться, и начали действовать; организовывали саботаж на заводе, побеги иностранным рабочим. Было нелегко… Профессор Глясс создал очень точный технический контроль, лагерь усиленно охранялся. Однако многие детали, изготовленные на заводе в Тольберге, шля в брак, в металлолом.
Станислав Огнивек перед войной был студентом политехнического института в Варшаве, Толмаков, уже пожилой человек, когда-то работал на одном из киевских заводов, а Левон был рабочим из Лиона. Но, несмотря на разницу в летах, различное образование и национальность, они отлично понимали друг друга.
Кроль нашел их среди рабочих, подозвал к себе.
— Вы все трое, — сказал он — пойдете со мной.
— Зачем вы их забираете? — спросил Струдель.
— Разобрать часы в помещении пульта управления.
— Тогда все в порядке, — махнул рукой немец.
Ян проинформировал их точно и кратко. Все были готовы к тому, что услышали, неоднократно обсуждали подобную возможность, хотя в глубине души верили, что ваши войска подойдут быстрее, чем немцы успеют эвакуировать завод.
— Что мы можем сделать, — вздохнул Левон, — погибнем ни за что…
— А ты хочешь, чтобы мы сидели сложа руки и ничего не делали? Шансов на успех у нас мало, но попробовать стоит, — сказал Огнивек.
Кроль и Толмаков были такого же мнения. Приземистый лысеющий Толмаков заявил, что нужно заняться конкретными делами, а не философствовать.
План действий был достаточно ясен: Огнивек, окончивший перед войной школу младших офицеров и поэтому считавшийся среди них военным специалистом, взял на себя руководство всей операцией. Точно в два сорок, то есть за пять минут до раздачи немцам оружия, он с двумя помощниками обезоружит начальника охраны завода и заберет у него ключи от склада.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35