Концовка текста добила меня:
«Внимание! У Вас есть право перепродавать программу другим. Вы заплатили деньги за информацию и поэтому можете воспроизвести все материалы, которые получили. Мы не оставляем за собой авторского права на эти материалы ».
...Люба утешала меня тем, что «хорошо, хоть только триста тысяч, могли потребовать и миллион»...
Меня, однако, такое положение вовсе не устраивало. Я был взбешен. Кинувшие меня не скрылись чинно-благородно, как и полагается жуликам. Они не поленились напоследок сунуть мне в морду жирный кукиш. Да еще посоветовали, как мне лучше утереться. Это было невыносимо.
Конечно, я не собирался куда-то жаловаться и кому-то мстить. Я понимал, что все эти хлопоты будут напрасными. Утерянного чувства собственного достоинства таким образом не вернуть. Но зато я понимал, что реабилитироваться можно только таким же образом, каким умудрился и облажаться.
Но просто последовать совету обманувших меня было противно. Я решил изобрести свой способ.
У меня в кармане была кое-какая мелочь, и я вышел в ближайший киоск за газетами. Дома разворачивал их одну за другой и тщательно изучал предложения о работе. В одной из газет я увидел объявление, которое меня заинтересовало:
«Вышлю бесплатно всем желающим каталог интересной информации — работа на дому. От вас: заявка, конверт с обратным адресом ».
Я соорудил из тещиной корреспонденции два конверта, написал заявку и бросил письмо в почтовый ящик.
Было интересно, по какому принципу меня постараются кинуть на этот раз.
И тут в голове моей шевельнулась идея. Если находятся дураки вроде меня, готовые за мифический бесплатный каталог пожертвовать два конверта, то, значит, нужно ориентироваться на конверты. Конверты — не деньги, хотя за деньги в конце концов и покупаются. И продаются.
Я взялся вырезать купоны бесплатных объявлений из купленных газет и писать в них так:
«Бесплатно вышлю каталог КАК ЗАРАБАТЫВАТЬ НА ЖИЗНЬ, НЕ ВЫХОДЯ ИЗ ДОМА. От вас — заявка +4 конверта ».
Я немного подумал и решил, что четыре конверта это слишком. Не хотелось уступать своим будущим лохам, но я все же благоразумно переправил четверку на тройку. Затем запечатал объявления в конверты и вышел на улицу, чтобы кинуть их в почтовый ящик...
Через несколько дней стал приходить первый улов.
Как сейчас помню, первые четыре письма были из Киева и Чернигова. И каждое письмо содержало в себе по три затребованных мною конверта. Кроме того, в них были еще и письма со стенаниями, что нет работы и моя помощь как нельзя кстати. Пишущие заранее благодарили, но я не мог читать такие вещи, потому что они излагались так доверчиво, что брали за душу. Словно я крал последние надежды.
Выбрасывать эти письма рука не поднималась. Я складывал их на шкафу, утешая себя мыслью, что, когда придет время, я отплачу этим несчастным с лихвой...
Треть от присланного оказалась негодной из-за отсутствия марок. Эти письма писали солдаты, которые надеялись обеспечить себе после дембеля обещанный мною заработок.
Конечно, я не был готов к такому положению, но и без того масса чистых конвертов была приличной. Тщательно отсортировал поступивший ко мне товар, разгладил как мог (все конверты без исключения были сложены вдвое, и на многих из них прослеживался довольно четкий след в месте сгиба) и помчался на почту, где сбыл свою первую добычу...
На счастье, мне попалась та же самая работница. Она меня узнала и выразила согласие приобрести товар. Пожелала только,чтобы конверты, по возможности, были без следов сгибов, но деньги отсчитала немедленно. И поинтересовалась, когда ждать следующей партии.
Дома меня ждала следующая партия писем. Я быстро распотрошил их и принялся за подсчет прибылей.
Я сдал сто пятьдесят конвертов по цене в десять копеек каждый (номинальная стоимость — двадцать шесть), то есть получил за них пятнадцать гривен. На эти деньги можно было тогда (да и сейчас, впрочем, тоже) сделать приличный базар. К тому же поток корреспонденции от жаждущих получить вожделенную работу на дому возрастал.
Но это означало и то, что наступит момент, и мне придется искать новые точки сбыта.
Вечером Люба испуганно сказала:
— Это плохо кончится....
Я и сам понимал, чем это кончится. Вернее, может кончиться, если я не придумаю афере какого-нибудь прикрытия. Но тогда я принялся успокаивать ее, что конверты — не деньги. Кто будет жаловаться в милицию за то, что его обманули на три конверта? Хуже, конечно, если выйдут на мои связи с почтой... Но это означает лишь то, что надо действовать осторожней.
На следующий день я проснулся от настойчивого звонка в дверь. Я не на шутку испугался. Был уверен, что за дверью милиция. Но звонила почтальонша. Она вручила мне прозрачный полиэтиленовый мешок, полный писем.
— В ящик не влазят, — сообщила она с осуждением в голосе. — Выложи, а торбу верни.
Я схватил торбу и вытряхнул ее содержимое на пол тут же, в прихожей. Вид кучи писем еще больше испугал меня.
Две гривны я все же почтальонше дал.
Ох и намучился же я! В этот раз мне пришло с разных концов Украины пятьсот писем. Тысяча пятьсот чистых конвертов, из них более тысячи — с марками. За них я мог получить столько же, сколько Люба зарабатывала за месяц.
И такие поступления ожидались каждый день. А я ведь дал объявления всего лишь в семь газет разных областей Украины. Но областей-то на Украине намного больше. И в каждой по несколько газет.
Тут уж я задумался крепко. Афера перехлестывала границы моего воображения.
Назавтра я «скинул» небольшую пачку конвертов, двести штук.
Но почтальонша вновь принесла груду писем. Правда, вдвое меньше вчерашней.
Я отправился на поиски новых точек сбыта.
Необходимо было срочно получить побольше денег, чтобы снять другую квартиру и перенести все дело из дому.
День был удачным. Я прошелся по всем почтовым отделениям в округе и сдал почти две тысячи конвертов. Полную, набитую доверху сумку! Все шло хорошо, одно только мне не понравилось — почтовики требовали конвертов без следов изгиба.
Еще одной претензией почтовиков к товару была его разношерстность. На Украине (впрочем, как и в России, и везде в мире) выпускают конверты с сотнями, а то и тысячами вариантов нанесенных на них рисунков.
Я взялся сортировать конверты. Поначалу это мало помогало. Но с увеличением объема писем проблему удалось решить. Для каждого почтового отделения я накапливал конверты с одним рисунком. Старался даже с таким же, с каким они получали конверты с почтамта.
Через некоторое время я снял по дешевке маленькую квартирку в другом конце города и перевел все производственные мощности туда. Попутно я познакомился с несколькими запойными пьяницами, которые никогда в жизни в свои почтовые ящики не заглядывали. Теперь в объявлениях, посылаемых в газеты, я указывал только их координаты. Для того чтобы у почтальонов, заполняющих эти ящики, не возникало ненужного любопытства, я расширил круг подобных знакомств до нескольких десятков.
На меня работало несколько вполне надежных человек, которые в нужные моменты опорожняли почтовые ящики и сносили все письма в одно указанное мною и тщательно замаскированное место.
О моей конспиративной квартире никто, включая Любу, не знал. Я не хотел, чтобы она имела к этому делу хоть какое-то отношение. Заработки уже позволяли ей уйти из поликлиники и спокойно заканчивать пятый курс. Но мое предложение поступить так Люба отвергла. Работа ей нравилась.
Со сбытом проблем почти не было. Я завел нужные знакомства почти во всех почтовых отделениях города, которых и сейчас насчитывается около двухсот, а также на Главпочтамте. Для начала поинтересовался пропускной способностью всех этих точек. Оказалось, что город с полуторамиллионным населением ежедневно расходует что-то около двадцати тысяч конвертов. Ежедневно! Так что мой вклад, достигавший всего двух-трех тысяч единиц продукции вдень, был хоть и крупной, но каплей в этом океане.
Я стал зарабатывать пятьдесят-шестьдесят долларов в день, но мне хотелось большего. Однако понимал, что для того, чтобы достичь этого «большего», необходимо основательно укрепить «настоящее».
Та цепь, которую я создал, могла в любом месте разъединиться. Сообщники, которые делали за меня основную часть черновой работы, в большинстве своем были гражданами законопослушными. Они не ведали, что творили, и потому малейший нажим на них со стороны представителей власти был чреват неприятностями.
Я работал один.
Наиболее слабыми звеньями были почтовые отделения. Заявляясь в то или иное отделение, я каждый раз ждал рокового события, знакомого по криминальным фильмам: задержание, наручники и прочее. Кустарь есть кустарь. Хоть суммы, получаемые мною, и были мизерными по сравнению со многими делами, которые в те времена вели власти, но, соединенные вместе, могли привести к катастрофе. За всем я уследить не мог, как ни старался. Мне нужен был помощник.
Я вспомнил о приятеле, с которым мы провернули аферу с дубленками. Долю с последней операции он мне так и не вернул, но только потому, что сам не получил денег. Перекупщики кинули его. Сейчас это не имело для меня значения. Размах аферы настоящей делал прошлые долги неактуальными.
Я сразу не решился, но сейчас подумал, что, пожалуй, могу про приятеля кое-что рассказать, не навредив ему.
Зовут его Боря Атанасов. Он уже в Америке, понемногу продувает в казино доходы, нажитые вместе со мною.
Незадолго до нашей первой аферы он вышел из тюрьмы, где отсидел пять лет за подделку лотерейных билетов. Вообще то дело тянуло на «червонец», но Борьку выручили связи.
Сейчас я разыскал его и выложил все начистоту. И я не ошибся в нем. Боря вдохнул новую жизнь в мое детище. Во-первых, он предложил разделить предприятие на две строго изолированные друг от друга части, или, как выразился Боря, на два отдела: отдел производства и отдел сбыта. Если власти вышли бы на один отдел, то его работу можно временно свернуть, не нарушая работы всего предприятия. В дальнейшем планировалось разбить и эти отделы на более мелкие подотделы. Работники одного подразделения не должны знать и даже подозревать о том, чем именно занимаются работники другого.
Я возглавил отдел реализации. Так как заниматься производством уже не приходилось, появились новые возможности реализовать свои фантазии. Я заслал коробейников в ближайшие крупные города — Николаев и Измаил.
Боря закинул удочки в российские газеты, и оттуда тоже немедленно хлынул поток почтовой продукции. Но возможности выйти на российский рынок у нас пока не было. И мы решили не развивать пока это направление.
Поток корреспонденции все нарастал, и для того, чтобы несколько «разгрузить» одесские точки, Боря арендовал абонентские ящики в нескольких близлежащих поселках.
Однажды я встретил в городе свою бывшую жену. Вернее, она сама посигналила мне из «Жигулей» и предложила подвезти. Оказывается, она вышла замуж за бизнесмена, у которого два небольших магазина. У нее, конечно же, все было хорошо. И ей даже предложили опять какую-то роль в кино. Я не удержался и пригласил ее к себе на кофе. Мне захотелось, чтобы она поняла, как ошибалась на мой счет.
Бывшая супруга с удивлением рассматривала обстановку нашей с Любой четырехкомнатной квартиры в престижном доме на Фонтане.
Но удовольствия от того, что она поражена, я не испытывал. Я думал о том, что у нас с ней все могло быть хорошо. И сказал ей об этом. И еще о том, как мне повезло со второй женой. Рассказал и о том, что именно благодаря Любаше мне удалось вылечиться.
Последнее смутило бывшую супругу, и она заспешила уходить.
Но даже когда, садясь в свои «Жигули», она увидела подъехавшую к дому на новой «Ауди» мою Любу, я не почувствовал злорадства.
Я только подумал: все, что ни делается, — к лучшему.
...Дело разрасталось. Однажды наступил такой момент, когда продукции, поставляемой мне Борей, стало не хватать. И дело не в том, что поток писем иссякал, — ничуть не бывало. Просто я развил такую деятельность, что он попросту не мог за мной угнаться. В среднем он получал от восьми до девяти тысяч конвертов ежедневно.
Учитывая, что Боря повысил тарифы с десяти копеек до пятнадцати, наши доходы составляли около десяти тысяч долларов ежемесячно. Но у нас на складе оседало огромное количество конвертов без марок, присылаемых солдатами. Мы их тоже сбывали, но за символическую плату.
В одну из недель Боря неожиданно завалил меня продукцией так, что я насилу справился со сбытом. На мой вопрос о причинах всплеска он не ответил, но многозначительно усмехнулся.
А через неделю опять же предоставил мне огромную партию конвертов. Только начав прием товара, я обратил внимание на то, что конверты не имеют едва заметного, но характерного следа изгиба.
И Боря, заметив мое недоумение, ошарашил новостью.
Оказывается, конверты, которые я сдал на прошлой неделе, те самые, солдатские. Боря наклеил на них марки и отдал на продажу. А марки изготовил сам.
Конверты, которые он принес мне на этот раз, уже не были получены по почте, а куплены. И марки, приклеенные к ним, фальшивые.
Боря втихаря от меня наладил изготовление фальшивых марок.
Я растерянно отодрал марку с Бориного конверта. Взял в другую руку марку настоящую. Сравнил. И огорчился: как я сам не додумался...
Беспечность почтового ведомства была просто поразительна. Марка вопила о том, что ее подделали... Бумага без водяных знаков, рисунок примитивный — что еще нужно для аферы?
С этого момента начался новый этап в нашей деятельности. В технологию изготовления марок я не вникал, но, судя по тому, с какой скоростью Боря выдавал фальшивки, она была отлажена.
Мы уже не рассылали писем. Мы закупали конверты без марок, снабжали марками и сдавали на почту.
От идеи сдавать почтовикам сами марки мы отказались. Это было чревато провалом. Конверты же с марками сомнениям даже не подвергались. Так мы работали год. Боря уехал в Штаты первым. Снабдил меня продукцией на несколько месяцев вперед и отправился готовить почву для меня и Любы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22