У него появилась броня, защищающая от насмешек, – совсем иная, нежели та, которая с детства оберегала его тайну. И хотя в эту неделю в Хилбери-Мелкум случались странные вещи, они едва ли тревожили мечты двух влюбленных.
Но странные вещи все-таки происходили. Так, в среду, во время обеда, Дэккум, еще сильнее поседевший за годы, которые прошли с тех пор, когда он прислуживал мальчику в Итоне принес больше дюжины писем, доставленных в Эбботс-Гэп. Робин поспешил с ними наверх и положил их, не вскрывая, на столик у окна. Письма были очень важными для него и нуждались в тщательном прочтении. Но сейчас, когда обед остывал на столе, для этого не оставалось времени, и казалось разумным отложить их с несломанными печатями до тех пор, когда у Робина выдастся свободный час-другой. Однако за обедом последовала репетиция, и Робин сумел освободиться только в четыре часа. Он поднялся к себе в комнату, но, протянув руку за письмами, тут же опустил ее и с беспокойством огляделся вокруг, затем открыл комод и выдвинул пару ящиков. Все, как будто, было на месте и в прежнем порядке. И тем не менее письмо, которое лежало сверху пачки – он хорошо запомнил почерк – теперь находилось на другом месте.
Встревоженный Робин опустился на стул. Кто-то побывал в его комнате и рылся в этих письмах, пока он участвовал в репетиции в галерее этажом ниже. Юноша вновь просмотрел конверты, поднеся их к окну. Все они оставались запечатанными, и печати не пытались сломать. И все же кто-то проявил странное любопытство. Кто же именно?
Мистер Стаффорд, секретарь сэра Роберта, руководил репетицией. Робин был уверен, что до ее окончания он не покидал галерею. Освежив в памяти имена гостей, он счел одно из них наиболее подозрительным.
– Это капитан Фортескью, – решил Робин.
Фортескью, хвастун и авантюрист, своим громким голосом и щеголеватым нарядом слегка выделялся из всей компании. Он похвалялся знакомством с герцогом де Гизом – злейшим врагом Елизаветы во Франции – и с Бернардино де Мендосой, Робин, припоминая бахвальство Фортескью за ужином в первый вечер своего пребывания в доме, ощущал все большую тревогу. В конце концов, это был католический дом. Заговорщики, поставившие целью освобождение королевы Марии Шотландской Мария Стюарт (1542–1587) – шотландская королева. Лишенная престола после неудачной попытки восстановить в стране католичество, бежала в Англию, где за участие в заговорах против Елизаветы I была заключена в тюрьму, судима и казнена

и лишение трона Елизаветы, постоянно сновали между Англией и континентом. Юноша вспомнил, что когда сэр Роберт увел от стола капитана Фортескью, то он обращался с ним с труднообъяснимым почтением. Робин более внимательно обследовал печати. Они не были сломаны, а без этого никто не смог бы прочесть в письмах ни единого слова.
Заперев дверь своей комнаты, Робин прочитал письма. Хорошо, что капитан Фортескью не смог добраться до них, подумал он и сжег их в камине, хлопая кочергой по тлеющим хлопьям, пока они не превратились в неподдающуюся расшифровке кучку пепла. За ужином юноша наблюдал за капитаном, но тот ни словом, ни взглядом не обнаружил интереса к его корреспонденции.
Ночью произошло другое странное событие. Робин проснулся от стука копыт лошади, скачущей галопом. Он привык спать с открытым настежь окном и отодвинутыми занавесами, поэтому в ночной тишине стук прозвучал отчетливо и тревожно, становясь все ближе и громче. Кто-то в отчаянной спешке приближался к Хилбери-Мелкум.
Робин вскочил с кровати. Окна его комнаты выходили с фасада дома на портал с левой стороны. Он подбежал к окну, ощущая сильное сердцебиение. Все его тайные планы были готовы к осуществлению – об этом свидетельствовал пепел в камине. В течение следующей недели они воплотятся в жизнь, если только он не остановится в последний момент, подобно многим другим.
Луна была полной, и парк мирно спал в ее серебристом сиянии. Сквозь стук копыт Робин мог слышать, как в ста ярдах от дома лань щиплет траву. Секундой позже на опушке рощицы он увидел всадника, шатавшегося в седле, как пьяный. Подъезжая к дому, он продолжал нещадно хлестать лошадь, словно вез сверхсрочный приказ.
– Это за мной! – в отчаянии сказал себе Робин.
Долгие годы он жил для того, чтобы превратить свою мечту в действительность, и под конец попался в ловушку. Через минуту у двери послышится топот сапог всадника и приказ открыть, которому придется подчиниться.
Всадник подскакал к порталу, спрыгнул наземь, взялся одной рукой за поводья, а другой, как безумный, заколотил в дверь. Робин шагнул назад, чтобы его не заметили. Слыша задыхающийся голос незнакомца, он несколько успокоился – уж слишком много в нем звучало панического ужаса. Очевидно, приезжего постигло какое-то личное несчастье. Робин снова подошел к окну, уже собираясь крикнуть, что сейчас спустится, когда дверь открылась. Он увидел Энтони Бейбингтона и услышал его тревожный крик:
– Это Барнуэлл!
К Бейбингтону на аллее присоединился Джон Сэведж, а несколькими секундами позже – капитан Фортескью. Набросив халаты поверх ночного белья, они суетились вокруг вновь прибывшего. Этой ночью в Хилбери-Мелкум не у одного Робина трепетало сердце.
– Она говорила со мной! – крикнул всадник, которого они называли Барнуэллом. – Я был в саду у реки – выбирал место, когда появилась она. О Боже мой, она подошла прямо ко мне! Ей все известно! «Видите – я не вооружена», – сказала она, сверля меня глазами. – Мы погибли! – Его голос перешел в визг.
– Все следует отменить, – заговорил после паузы Бейбингтон. – Как вы знаете, я с самого начала сомневался, имеем ли мы право так поступать, или нам следует подождать, пока кто-нибудь сделает эту работу за нас…
– Меня уже тошнит от философских споров! – с раздражением прервал его Джон Сэведж. – Работу сделаю я. Меня выбрали для этой цели!
В этот момент Робин почувствовал за своим плечом чье-то дыхание. Он резко обернулся, словно его ударили. В комнате стоял мистер Грегори из Лайма, приложив палец к губам. Он был полностью одет.
– Я сплю в соседней комнате, – прошептал мистер Грегори. – Писал письмо, когда услышал шум. Слышали ли вы когда-нибудь такие безумные речи? Я – нет. – И он презрительно усмехнулся. – Однако, в словах любезного Барнуэлла было немало истины. Можете угадать, в каких именно? – И он вновь усмехнулся – на сей раз с холодной жестокостью, от которой у Робина кровь застыла в жилах.
Под окном лошадиные копыта медленно застучали по гравию. Грегори и Робин осторожно глянули вниз. Джон Сэведж отводил лошадь Барнуэлла в конюшню, остальные ушли в дом.
– Компания шутов думает, что потрясет мир! Ну, если умные люди часто собираются вместе, притягиваемые сходством характеров, то почему бы дуракам не поступать так же? – заметил мистер Грегори.
Внизу послышались шаги, и кто-то тихонько закрыл входную дверь.
– Несомненно, это Бог Облака, мистер Обри, хотя, к сожалению, у нас нет доказательств, – с горечью произнес Грегори. – Бэннет этой ночью не покажет носа, опасаясь, что кто-нибудь из честных людей его заметит. Роль Бога Облака ему весьма подходит. Вы, кажется, играете слугу, мистер Обри? Можем ли мы надеяться, что вам также подходит эта роль?
Теперь мистер Грегори говорил более доброжелательно. Он стоял перед Робином в комнате, залитой лунным светом.
– Вполне понятно, почему таких людей, как мы с вами, пригласили провести здесь неделю, мистер Обри. Мы призваны служить ширмой. В доме, полном протестантов, едва ли кто-нибудь заподозрит заговор.
– Заговор? – воскликнул Робин. – Помилуйте, мистер Грегори! Никто не станет участвовать в заговоре с таким хлыщом, как капитан Фортескью, а ведь он был в саду с другими.
– Капитан Фортескью! – снова усмехнулся мистер Грегори. – Ну да, для вас он капитан. В тот вечер он не выразил особого желания петь с вами дуэтом, мистер Обри.
Внезапно он умолк, поднеся палец к губам. За дверью заскрипели ступени, послышались шаги, и затем все смолкло.
– Конец – можем ложиться спать.
– Как будто ничего не произошло? – осведомился Робин, и Грегори, отойдя от двери, приблизился к нему.
– Вот именно, мистер Обри. Как будто ничего не произошло. Это ведь и в самом деле так – пока что. Поэтому выкиньте все из головы и постарайтесь заснуть, чтобы завтра всем казалось, что вы проспали всю эту суету.
Робин охотно подчинился. Он не понял разговора на аллее и причину ужаса Барнуэлла. Замечания мистера Грегори были для него загадкой. Для юноши наиболее таинственным элементом всей ночной истории оставался сам невзрачный мистер Грегори из Лайма. Почему он не спал и был одет? Как он смог так бесшумно пробраться к нему в комнату? Обладал ли он той властью, о которой могли свидетельствовать его слова? Какая загадка заключалась в трех столах, на которые мистер Грегори обратил его внимание? Задача должна быть решена до шести часов, иначе его оставят на два часа после уроков и ему придется выучить наизусть сто строк из Вергилия… Вергилий Публий Марон (70–19 до н. э.) – римский поэт

В этот момент Робин заснул, а когда проснулся, то солнце уже взошло, и птицы щебетали в деревьях.
Но загадка мистера Грегори оставалась нерешенной. Незаметный человечек разговаривал с ним с властностью центуриона. Центурион – командир подразделения в древнеримском легионе

«Я говорю одному:» Иди «, и он идет, говорю другому:» Приходи «, и он приходит, говорю своему слуге:» Сделай это «, и он делает»… Именно так разговаривал с ним ночью мистер Грегори, и Робин повиновался ему, удивляясь сам себе. Однако, ему предстояло еще большее удивление. Была пятница, и хотя среди гостей не ощущалось сдержанности, все же в католическом доме развлечения были отложены. Никто не устраивал утренних увеселений на лужайках, и не танцевал в длинной галерее после ужина. Обитатели дома рано отправились в постель, и Робин уже крепко спал, когда чья-то рука вцепилась ему в плечо. Он с трудом проснулся и увидел у кровати мистера Грегори, державшего свечу.
– Что? Вы опять здесь? – сердито осведомился Робин. – Вы никогда не ложитесь?
– Я буду спать две недели, когда вернусь к себе домой в Лайм, – ответил мистер Грегори.
– Хотел бы я, чтобы вы оказались там сейчас, – проворчал Робин, поворачиваясь, чтобы свет не бил ему в глаза. Но мистер Грегори не угомонился. Усмехаясь, он снова потряс юношу за плечо.
– Эти мальчишки спят, как сурки! Целый день едят, бегают, развлекаются, а потом сразу же засыпают и готовы убить того, кто их будит! Я хочу кое-что вам показать.
– А я не хочу на это смотреть, – огрызнулся Робин.
– Вы будете жалеть всю жизнь, если не увидите это, мистер Обри.
– Жизнь полна сожалений, мистер Грегори. Кто я такой, чтобы уклоняться от своей доли? Ой!
В этот момент мистер Грегори прищемил фитиль свечи, и поднявшийся от него резкий запах заставил Робина вскочить в кровати.
– Так-то лучше! – с усмешкой сказал Грегори. – Не сомневался, что у вас обостренное обоняние. Если вы оденетесь, то я покажу вам, почему капитан Фортескью отказался петь с вами дуэтом в укромном уголке сада.
– Ну, ладно. Все равно вы от меня не отстанете.
Робин протер глаза и пригладил каштановые локоны. После этого он принялся завязывать шнурки. Одевание в то время было нелегким делом.
– Пожалуйста, наденьте туфли полегче, мистер Обри.
– Ну, не стану же я надевать сапоги со шпорами, мистер Грегори.
Волей-неволей он стряхнул с себя дремоту, но продолжал ворчать.
– Ночь, мистер Грегори, предназначена для сна.
– Так считаете вы, но вам придется расширить ваши знания, мистер Обри. По-моему, она также предназначена для заговоров и измен, для черных душ и кровавых убийств. Вы со мной согласитесь, прежде чем вновь ляжете в постель.
Грегори говорил спокойным будничным голосом, одновременно зажигая свою свечу. Однако, он снова пробудил в Робине мрачное тревожное чувство.
– Вы самый неудобный человек из всех, кого я когда-либо встречал.
– Надеюсь, что многие другие в этом доме вскоре скажут то же самое, – заметил Грегори. Подняв взгляд от свечи, он улыбнулся, но Робин был потрясен светившейся в его глазах беспощадной жестокостью. Грегори приоткрыл дверь, высунул голову и прислушался, а затем задул свечу, взяв Робина за рукав.
– Следуйте за мной без единого звука.
Дом был темен и молчалив. Мистер Грегори бесшумно двигался вперед, Робин шел за ним на цыпочках. Временами в коридорах становилось так темно, что только благодаря прикосновениям Грегори к его рукаву, юноша знал, что тот все еще идет впереди. Иногда лунный свет из высокого окна отбрасывал косой серебряный луч, на мгновение освещая им дорогу. Робину казалось, что они двигаются к восточному крылу дома, но он не был в этом уверен. Его вожатый, однако, уверенно продвигался вперед, не останавливаясь на поворотах, словно каждый уголок в доме был ему отлично знаком. На одном углу он все же остановился. Робин не мог видеть его лица, но почувствовал, как его рука вцепилась в его плечо.
– Слушайте! – еле слышно произнес Грегори.
Робину казалось, что он слышит удары грома, так сильно сердцебиение отдавалось в его ушах. Но вскоре до него издалека донесся какой-то звук. Это был не тот звук, который он ожидал услышать, – скрип ступеньки или удар о сундук или табурет – а странный гул, похожий на жужжание пчел над ульем, становящийся то громче, то тише, а на краткие секунды иногда прерывавшийся вовсе. С их приближением громкость увеличивалась, достигнув высшей точки, когда Грегори осторожно повернул ручку двери и открыл ее. Звук шел снизу.
– Тише! – шепнул Грегори.
Он опустился на колени, и в стене, к которой почти прикасались их лица, появился луч света. Стена оказалась створками дверей. Грегори потянул одну из них к себе. Щель расширилась, и Робин увидел внизу большую домашнюю часовню. Дверь находилась у ее потолка, и если бы юноша сделал шаг вперед, то свалился бы на каменный пол, находящийся сорока футами ниже. На алтаре горели свечи, и маленькая группа людей стояла, преклонив колена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32