Значит, типа, знаешь? А что насчет того, что ты стырил труп База у меня из подвала? Ты не заметил, что это было глупо? И что возил с собой это уебище по городу несколько дней? Вот это глупо.
– Я тебе скажу, что глупо. Держать его у себя в подвале – в первую голову. И убивать его. Тоже глупость.
– Ты… – Это было знакомое чувство. Меня настолько захлестнула ярость, что как будто все тело парализовало. Это было не только из-за того дерьма с трупом База. Мне в голову кучей полезли воспоминания; все те разы, когда Финни что-нибудь засирал, а я молчал. – Ты… Ты, блядь, жену мою сжег. Вот это глупо, это я понимаю. А? Как насчет этого?
Вдруг наступила тишина. Потом пара звуков у меня в ушах все-таки появилась. Дыхание. Стук сердца. Гул холостых оборотов мотора «Аллегро». У меня появилось странное чувство. Я хотел извиниться. Но какого хуя? Я не собирался извиняться перед Финни. Он убил Бет и рузрушил мою гребаную жизнь.
Ладно, ладно. Может, я и сделал второй звонок в ту ночь, когда сгорел «Хопперз». Все довольно запутано, к тому же у меня голова была забита, и я поэтому не могу быть полностью уверен, честно, не могу. Но не думаю, что что-то следует из того, что она поехала. Разве я мог ее убить? Да, я ее доставал иногда, да, иногда чего-то не делал. Но убивать? Она ведь женщина, типа. Нельзя убивать женщин.
– Ну, да, – сказал он. – Извини.
Я посмотрел на него. Он глядел на свои руки. Как я уже говорил, терпеть не могу, когда пацан страдает.
– Забудь, – сказал я. – Ты ведь не знал, что она внутри.
– Ага.
Я закурил.
– Ага? Что ага?
– Ага. Я знал, что она там.
– Повтори.
– Сказал, что слышал. Я знал, что она была в «Хопперз». Когда его поджигал.
– Как? Откуда?
– Я сам ее туда оттащил. Ты ведь этого хотел?
Я посмотрел на Фина. Он по-прежнему глядел на свои руки, ждал, пока я что-нибудь отвечу. И может, надо было что-то сказать. Что-то значительное, как полагается в такие моменты. Но в конце концов я сказал:
– Заткнись.
– Ну я ж, бля, для тебя это сделал, Блэйк. Ты ведь не был с ней счастлив. Она тебе не подходила. А я хотел, чтобы мои старые друзья вернулись. Я, ты и Легз. Как сейчас. Она тебе не подходила, Блэйк. Поверь мне.
Я посмеялся. Но смех был ненормальный.
– Ладно, Фин, хватит.
– Но я должен тебе рассказать, Блэйк, Я не могу это всю жизнь держать в себе. Я ударил ее по голове бутылкой виски и связал… понимаешь… хорошо так, крепко. Я все качественно сделал, Блэйк. Связал руки, потом ноги, потом перевернул ее и привязал руки к ногам.
– Фин, еб твою мать, заткнись.
– Она потом пришла в себя, типа, начала скулить. Ну, я тогда ударил ее ботинком по голове и заткнул ей рот своими носками. Облил керосином, оставил за барной стойкой и вышел… Я все это для тебя сделал, Блэйки… А потом поджег. Блэйк.
Блэйк? Послушай меня, Блэйк. Я должен был это сделать. Я…
– Заткнись.
– Не кричи на меня, Блэйк. Я, бля, тебе Одолжение сделал. Ты бы сам ее замочил рано или поздно. Я бы замочил, если бы моя жени ходила налево. У меня, правда, жены нет…
– Че?
– Блэйк.
– Ты че, назвал мою жену потаскухой?
– Блэйк, отпусти меня. Я так дышать не могу.
Лицо у Финни медленно багровело. Света было немного, Но я знал, что оно багровеет, потому что именно такое происходит с лицом, если схватить человека за горло. Он вцепился в мои руки, но я этого почти не заметил. Потом увидел за окном какое-то движение. Через дорогу.
– Видишь? – спросил я.
Финн закашлялся и что-то пробормотал.
– Это ж блядская собака. Видишь? Там, у парка.
Я посветил туда фонариком, но Финни было не до того. Я открыл дверь и выскочил.
Перешел дорогу. На другой стороне остановился, чтобы прикурить, зажигалка щелкнула так громко, будто грузовик проехал через мост. Это было неправильно. Но выбора у меня не было. Псина должна быть где-то здесь. Я полез сквозь колючие кусты, цепляясь штанами за шипы.
– Пиздопроебина мандоблядская… – сказал я, ну, и еще кое-что. Наконец я выпутался, но у меня на штанах, под яйцами, осталась дырка в виде буквы L. Терпеть не могу портить одежду. Одежда пацана много что о нем говорит. Посмотрите на Финни. У него на шмотках большими буквами написано «уебок». Я посветил вокруг фонариком.
И увидел псину. Этот гад что-то вынюхивал в траве. Я был уверен. Во всем Норберт Грин двух таких собак не сыщешь.
Я шагнул к нему. Пес поднял голову, увидел меня и навострил единственное ухо. Я надеялся, что он нюхает коробку, но это была всего лишь куча старого собачьего дерьма. В общем да, глупо ожидать, что пес будет носиться с коробкой в зубах всю ночь. Нет, он ее где-то спрятал. Он потрусил по парку.
Я шел за ним. Он бежал очень медленно, как Лесси, когда она ведет какого-нибудь чувака с веревкой и блоком к старой шахте, в которую упал какой-нибудь засранец. Может, это дворняга знала, что мне нужно, и вела меня туда, где она это сныкала. Собаки иногда понимают такие вещи. Я как-то поставил десять фунтов, один к восьми, на собаку по имени Тед Флетч на стадионе Блендер. На половине последнего круга она шла второй и отставала. Я всем сердцем пожелал, чтобы лидер – черно-белая псина по кличке Свиногрыз – упал. Ну, и он упал. Слишком быстро вышел из последнего поворота и поскользнулся, сломав заднюю лапу. И это был конец Свиногрыза, зато я понял, что собаки подвержены телепатии. И выиграл восемьдесят фунтов.
Ну так вот, я шел за этим псом прям до угла парка. Потом он снова посмотрел на меня прям как Лесси и пролез в дыру в заборе.
Я встал на колени и заглянул в дыру. Похоже, за забором был обычный сад. Я слышал, как пес шел по дорожке, потом остановился – я надеялся, там, где он закопал коробку. Забор был высотой примерно шесть с половиной футов. Я подпрыгнул и схватился руками за верх. На мне была кожанка, так что я не боялся что-нибудь порвать. Но испортить одежду – это самый меньший геморрой из тех, что у меня были. Я попросту не мог перелезть через забор. Я закидывал ногу, но ботинок беспомощно скользил по дереву. Я пыхтел, потел, но отступить не мог. Еще и потому, что Лесси стоял там, по другую сторону забора и смотрел на меня, подняв ухо.
Он хотел, чтобы я перелез. Я, блядь, это точно знал. Он хотел, чтобы я перелез, потому что он был на моей стороне. Я подмигнул ему, набрал полную грудь воздуха и снова закинул ногу.
На этот раз мне удалось зацепиться. Я подтянулся. Это было ни хуя не удобно, семнадцать стоунов живого веса жопой на деревянной жердочке. Нужно было передохнуть, так что какое-то время я не двигался с места. Посмотрел вниз, чтобы как-то отвлечься от боли и узнать, куда безопаснее спрыгнуть. А потом забор подо мной рухнул.
Как кошка, которая всегда приземляется на лапы, я всегда приземляюсь на жопу. Есть, конечно, шанс ее отбить, но уж лучше жопу, чем голову. Особенно если голова и так не в порядке, как у меня, например. Ну вот, я отряхнулся и выпрямился, покачал головой и заметил, что забор рухнул по всему периметру. В доме одно за другим стали загораться окна, а Лесси начал на меня лаять.
– Ну, хороший мальчик, – сказал я, протягивая руку, как обычно обращаются с собаками. Он подошел и невозмутимо тяпнул меня за палец.
Когда я уже протянул руку, чтобы ухватить его за ухо, задняя дверь открылась, и из дома вышел чувак в клетчатом халате и тапочках. Он показался мне знакомым. Собака побежала и начала прыгать около него.
– Кто? Что? Кто ты, черт тебя дери? – сказал он. И по голосу я понял, что этот тот парень с кладбища, которого я видел пару дней тому.
– Ну, – сказал я, пытаясь вспомнить, что я тогда ему гнал. Но я не помнил. Помнил только, что нужно было избавиться от него как можно скорее, пока он не наткнулся на База. Хуй знает, как мне это удалось. – У тебя столбы заборные неправильно вбиты, – сказал я. Наверное, этого было мало. – Поэтому упал весь забор, а не одна секция. Ты их недостаточно глубоко вбил.
Он жался и мялся, как будто не знал; то ли ему выйти и что-нить со мной сделать, то ли уйти в дом. А такое сомнение пацан может попользовать, выжать досуха. – Эта собака, – сказал я, показав на дворнягу, которая теперь терлась мордой, об халат хозяина, – твоя, да?
– Бэзил? Да, он м… а что? Что тебе нужно от Бэзила?
– Если ты его хозяин, то ты по уши в дерьме. Понимаешь, собака не отвечает за свои действия. Она считает, что весь мир у нее в миске, и такого понятия, как собственность, не существует.
– Погоди секунду. Э… – Он засунул голову в дом и сказал: – Ма, оставайся там, Потом опять повернулся ко мне и спросил; – Что он в этот раз натворил?
– Что он натворил? Не говори мне, что ты не знаешь. Это…
– Откуда мне знать-то? Я не знаю, чем он там занимается. Он не… Он ведь не начал опять кусать за задницы? Людей то есть?
– Ну, если честно, то начал. Он укусил меня. И еще кое-что.
– Твою мать, – сказал он, оглядываясь, чтобы убедиться, что мать его не слышит. – Ну что я могу сказать, мистер? Извини уж, что так вышло. Это худший пример собаки как друга человека на этой земле. Ему уже четырнадцать. Я б его давно закопал под теми розами, если б не мамаша. Это ее собака. И ей кажется, что Бэзил ничего плохого сделать не может. Он даже меня однажды за жопу укусил, так она сказала, что я это заслужил.
Он подошел поближе и прошептал:
– Когда папаня покинул эту грешную землю, она вышла и нашла щенка, который родился в тот самый день. В тот день, когда умер папаша. Ну, короче, Бэзил – это папаня и есть. То же имя и все такое. Мамаша у меня верит в переселение душ и прочую фигню. Типа, что посеешь, то пожнешь.
– Охуеть не встать, – сказал я, покосившись на Бэзила с уважением. – А ты что про это все думаешь?
– Про переселение душ? Да фигня все это. Но иногда я смотрю на него, и у меня мурашки по спине бегают. Понимаешь, он ведет себя как папаша. Похож на него, вплоть до…
– Чего? Уха, что ли?
Он оглянулся и подошел ближе:
– Он тогда еще щенком был. Однажды возвращаюсь я домой, а у него голова забинтована. И что ты думаешь? Остался без уха. Без того же, что и папаша.
– А как папаша ухо-то потерял?
– Так же, как и этот. – Мы оба посмотрели на дом: из окна кухни на нас смотрела старушенция, мы оба вздрогнули. Я так точно.
– Слушай, друг, – сказал я. – У тебя никаких проблем не будет, если ты поможешь мне разобраться с тем, что он еще сделал.
– А что еще?
– Он меня ограбил. Гоп-стоп, в натуре. Подбежал сзади. Появился из ниоткуда, пока я себе спокойно шел. Подбежал и укусил меня за задницу. Я заорал, типа, от боли. И уронил то, что нес. Коробку. А Бэзил схватил и унес, пока я пытался просечь, что к чему. Я его с тех пор ищу. Поэтому здесь и оказался.
– Коробку, говоришь?
– Ага.
– Какая коробка?
– Ну, он была… квадратная, да. И довольно маленькая, собака может взять в зубы. Но не слишком. Да, и тяжелая еще. Вполне можно отбить палец, если пнуть. А ты че, знаешь, где она?
Он скрестил руки и быстро глянул через плечо. Когда он повернулся обратно, жевал губу и смотрел вниз.
– А что, че-то ценное?
– А тебе-то что?
– Эээ… Эта штука… Она у меня была.
– Да ну? И где она теперь?
– Ну, я… – Он отступил назад. – Слушай, мистер, ты б то же самое сделал. Откуда мне было знать? Он…
– Кто? Что?
– Спокойно, мистер, – сказал он, поднимая руки. – Сюда раньше еще один кекс пришел, вот. Где-то в полдесятого – в десять. Сказал, что собака убежала с его коробкой, и он проследил за ней досюда. Ну, он, типа, казалось, приличный такой чувак. Я и отдал ему. А что было делать? Ты б то же сделал.
Но я его уже не слышал. Даже не видел его. Я видел только себя, как я сижу за стойкой в «Хопперз», в дорогом костюме, с сигарой, киваю пацанам и лапаю всех девах, до которых могу дотянуться. Но теперь все это исчезало. Картинка исчезала.
– А что там было? Бутылка виски или еще что? А? Может, Библия? Что-то ценное? Я больше ничего не могу придумать. Ну, что скажешь?
– А как тот чувак выглядел, а?
– Ну… – Он улыбнулся, думая, что сорвался с крючка. Ну, он, собственно, и сорвался. Если бы я его отпиздил, хреновину бы это мне не вернуло, так, нет? Я ж не отморозь какая-нибудь. – Он был такого примерно роста, волосы у него. И длинные брюки.
– Длинные?… А волосы какого цвета?
– Не помню. Темные.
– Какого роста?
Он снова поднял руку, только разница с прошлым разом была в фут где-то.
Мы еще постояли, я придумывал вопросы, а он дрожал в своем халате. Но это было бесполезно.
– Извини за забор, – сказал я.
– А, забор, – ответил он. – Забей. Ты ж с этим уже ничего не сделаешь. К тому же ты прав. Столбы недостаточно глубоко вбиты. – Но я уже уходил.
Я остановился как раз перед упавшей секцией забора, услышал, что он еще что-то говорит.
– Чего?
– «Регал»! – снова закричал он. В соседних домах на верхних этажах начал загораться свет. – Он курил «Регал».
– Точно?
– Да, абсолютно. Точно, как и то, что моя мамаша жива и ее не сбил автобус, как ты тогда сказал.

Я видел с другой стороны улицы, что в машине Финни никого нет. Я оглядел парк, может он где ссыт или срет за кустом. Но и там его не было. На улице было пусто, никакого движения. Даже кошки какой-нить. Или одноухой собаки. Я дернул дверь со стороны водителя.
Финни считал, что его «Аллегро» – предел мечтаний любого вообще чувака. Он думал, что при одном виде «Аллегро» в какой-нить офисной крысе проснется преступник, и он, проходя мимо, попробует дернуть за ручку. Не могу сказать, что я был с ним согласен. Вот «Капри» – это первоклассная тачка, с этим мало кто поспорит. Но запирать дверь – все равно хорошая идея, даже если ты водишь «Хиллман Имп». И Финни это знал. Поэтому, когда дверь открылась, я зачесал репу.
Внутри ничего такого не было. Только сигареты и зажигалка Финни на торпеде и ключи в зажигании. Я сел в машину и запер дверь. Он скоро вернется. Наверное, увидел Бэзила и рванул за ним. А Финни может часами за собакой бегать, если из виду не потеряет.
Да, точно, так все и было.
Меня снова начал доставать запах. Я закурил и приоткрыл окно. Потом посмотрел на ключи и подумал, что надо поискать Финна. Было темно и тихо, чудесная ночь, все такое. Передо мной болтался желтый месяц. Голова, вместо того чтобы болеть, начала неметь. И когда я на секунду закрыл глаза, мне стало очень хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30