Я говорю правду. Если не веришь, можешь убираться к черту! Но все-таки я тебе очень благодарна за то, что ты спас отцу ногу. А может, и жизнь.Джулиан улыбнулся:– Ты такая же обидчивая, как и мой кузен. Никакого такого особого тона. И благодарить меня не за что. Я говорил правду: я врач. На этой войне я не убиваю, а лечу.Райза молча кивнула.Он вздохнул. Поставил чашку на стол.– Жаль, что я не могу задержаться подольше. Я всегда любил этот город. И кофе здесь стал намного лучше с тех пор, как город оказался в руках у янки. Но… для меня это вражеская территория. Надо возвращаться к себе.– Джулиан, я хотела попросить тебя еще кое о чем. Мне нужна твоя помощь.– Да? – Он насторожился.– Как я уже сказала, боюсь, Джером никогда мне не поверит и не простит. Я тоже не могу простить ему того, что он так поспешно меня осудил. И все же я хочу, чтобы мой ребенок родился в фамильном гнезде Джерома. Не важно, какие чувства каждый из нас испытывает сейчас, мой сын унаследует эти земли, и я хочу быть там.Джулиан колебался.– А что скажет твой отец?– Он об этом не узнает. Джулиан наклонился к ней:– Райза, насколько мне известно, твой отец угрожал Финну тюрьмой за то, что тот доставил тебя на Юг, когда ты решила разыскать Элайну.– С Финном все в порядке. Он свободен как птица. Но я не могу снова обратиться к нему. Как я понимаю, корабль Джерома сейчас у его людей?– Да, наверное.– Ты не знаешь, они собираются на Юг? Джулиан, прошу тебя. Клянусь, ты можешь мне доверять.Он встал.– Если я смогу тебе помочь, дам знать.– Спасибо!Райза поцеловала его в щеку и еще раз поблагодарила за отца. Джулиан вышел.Райза осталась ждать. Отец продолжал уверять ее, что ничего не знает о том, как выследили Джерома. И Финн, и Остин Сэйдж выражали ей сочувствие, каждый по-своему, но и они не могли объяснить, что произошло.– Тебе не следовало выходить за него замуж, – заявил Финн. – И заманивать сюда тоже не следовало.– Я его не заманивала! А если ты действительно мне друг, то должен выяснить, как это произошло.Он порывисто обнял ее.– О, Райза! Если бы ты обратила внимание на меня, вместо того чтобы уплыть с этим мятежником, то не попала бы в такую переделку.Неделю спустя отец, который еще прихрамывал, но чувствовал себя почти нормально, отправился в Вашингтон, строго-настрого наказав Райзе немедленно следовать за ним. Она пообещала, правда, не назвала точную дату приезда.Через три дня к ней в дверь постучал незнакомый молодой человек, сообщивший, что «Леди Варина» отходит следующей ночью и будет держать курс на Бискайский залив. Райза поблагодарила его, и посыльный исчез. Райза смотрела ему вслед, чувствуя дрожь во всем теле. Может, у этой ночи тоже есть глаза… Однако все было тихо. Никого вокруг.
С наступлением зимних холодов бои стали более редкими и беспорядочными. Все готовились к весенней боевой кампании. На западном фронте генерал Грант, одержавший во всех прошедших сражениях больше побед, чем другие северяне, планировал поход на Виксбург на Миссисипи. На востоке армия Потомака начала продвижение к Фредериксбергу, довольно крупному процветающему городу в Виргинии, между Вашингтоном и Ричмондом.Джерома доставили в старую капитолийскую тюрьму, в самом центре Вашингтона. Информация там легко просачивалась сквозь стены, даже в первые недели, когда Джерома содержали в одиночке.Само тюремное заключение ему перенести было несравнимо легче, чем неотступные мысли о том, каким он оказался глупцом. Гнев его против Райзы не утих, но как будто ушел внутрь, в глубь его существа, и кипел там, словно дьявольский напиток, бурлящий в котле. Да и старую капитолийскую тюрьму – полуразвалившуюся, кишевшую крысами – приятным местом никак нельзя было назвать. К счастью, она находилась в самом центре Вашингтона, населенном не только политиками, но и многочисленными добрыми христианами, мужчинами и женщинами, которые ни за что не допустили бы жестокого обращения с пленными. Кроме всего прочего, в числе узников нередко оказывались их родственники или близкие друзья.В конце концов слухи о том, что Джером Маккензи находится в этой тюрьме, просочились наружу. Янки больше не заботились о том, чтобы хранить это в тайне. Обращались с ним не так уж плохо. Его содержали в одиночной камере размерами десять футов на десять, в которой имелись койка и старый разваливающийся умывальник. Он без конца мерил шагами эти десять футов и почувствовал облегчение, когда ему позволили общаться с другими заключенными. Общение проходило ежедневно в общей комнате в определенные часы. Ел он теперь тоже в компании. Им давали обычную тюремную еду, однако многие пленные конфедераты отмечали, что она намного лучше их армейского рациона. Существовали гораздо худшие тюрьмы, Джером об этом знал. Здесь нередко упоминали одно место, на севере штата Нью-Йорк, где каждый четвертый заключенный умирал от голода или болезней. Разумеется, это были лишь ничем не подтвержденные слухи. Охранники знали еще меньше заключенных.В тюрьме Джером пользовался уважением. При обсуждении различных проблем ему всегда предоставлялось решающее слово, хотя здесь находилось немало офицеров старше его по званию. К его удивлению, янки не испытывали к нему ненависти. Жена одного охранника однажды даже прислала ему котелок с ароматным тушеным мясом – за то, что он, как она пояснила, всегда по справедливости обходился с моряками захваченных им кораблей. В самом начале войны Джером, оказывается, высадил жену младшего брата одного из его охранников на Багамских островах, где ее вскоре подобрал корабль северян. Женщина до сих пор испытывала к нему благодарность. Такое отношение его немного удивляло: он-то сам никогда не считал, что война дает человеку право стать убийцей. Хотя, с другой стороны… кто же они все, если не убийцы?Большинство охранников оказались порядочными людьми, просто пытавшимися как-то пережить войну. Многие из них до смерти от нее устали и мечтали лишь о том, чтобы Север признал независимость южных штатов.Однако среди надзирателей попадались и садисты, получавшие удовольствие, например, от того, что опрокидывали ногой миску заключенного с драгоценной едой или сообщали ему плохие новости о родных и близких.В первые недели в тюрьме Джером почти не спал. Писк и чавканье крыс, их беготня по камере сводили его с ума. По большей части они разбегались от одного его резкого движения. Но попадались и такие, которые не пугались даже тогда, когда он запускал в них ботинком или миской. Одна крыса настолько осмелела, что забралась к нему на грудь, когда он ненадолго заснул. Джерому пришлось отдать ей остатки еды. Он даже дал ей имя – Боргард.В голове билась одна мысль – только бы пережить это время… только бы выжить…Дни складывались в недели. Джером слышал новости о продвижении войск по стране. Обследовал тюремные стены и решетки, дворик, куда их выводили на прогулку. Искал возможность бежать.Одним из самых жестоких был охранник Тэнди Ларсон. Ему никто не приказывал бить заключенных, но он всегда находил для этого повод. Если пленные недостаточно быстро двигались или оказывались не на той стороне двора, он бил их прикладом. Джером с самого начала вызвал ненависть Тэнди Ларсона тем, что схватил того за ворот, вырвал из рук ружье и разбил, после того как он начал избивать прикладом лейтенанта Энтони Хокинса с Миссисипи.Отовсюду сбежались другие охранники. Оказалось, что Джером лишь оттащил Ларсона от Хокинса, не причинив охраннику никакого вреда. Он не такой дурак и вовсе не хотел, чтобы его пристрелили в застенке. Отсюда должен быть выход, и он его найдет.С тех пор Тэнди Ларсон всячески вымещал на Джероме злобу. Однажды, вернувшись в камеру с прогулки, капитан Маккензи обнаружил на койке своего друга Боргарда мертвым. Крысе прокололи сердце шляпной булавкой. Конечно, скорбеть о крысе в то время, когда вокруг ежедневно гибли люди, было просто неприлично. К тому же обитатели тюрьмы сами пытались уничтожать крыс. Но Джером успел привязаться к зверьку, который порой казался храбрее многих мужчин. Он никому и словом не обмолвился об этом происшествии. В конце концов, он опозорил Ларсона перед всеми, и тот, конечно, хочет отомстить.Спустя примерно месяц Ларсон подошел к нему во время мессы. Джером сидел среди других заключенных.– Что-нибудь слышали о миссис Маккензи, капитан? Вы, может, и вправду герой Юга, но ваша женушка, скажу вам, воюет намного лучше. Сначала она провела вас, а теперь похитила ваш корабль. – И Ларсон отвернулся с издевательским смехом.В следующий миг Джером налетел на него как вихрь, повалил на пол, вырвал из рук ружье, придавил коленом горло.– Говори быстро! Если тебе в самом деле есть что сказать, выкладывай!Ларсон, задыхающийся, с выпученными глазами, издавал какие-то квакающие звуки. Джером чуть отпустил его горло.Хокинс подошел ближе.– Сюда идут другие охранники, с винтовками наготове.– Говори! – приказал Джером Ларсону. Тот побагровел как свекла.– Ваш корабль захватили у берегов Флориды, с вашей женой на борту.– Где сейчас моя жена?– Этого я не знаю. Думаю, офицеры-янки воздали ей должное за помощь в захвате корабля.– Где сейчас мой корабль? Где моя команда?– Кое-кого отпустили, других переправляют в тюрьму «Эльмира». Корабль будет переоснащен. Не знаю, куда его собираются перебросить.– Капитан! – воскликнул Хокинс.Поздно. Подбежали с полдюжины охранников. Даже у тех, кто хорошо относился к Джерому, сейчас не было выбора. Приклад винтовки с размаху опустился на его голову. Перед глазами сверкнули искры. Потом наступила темнота.Очнулся он в камере. Неделю его продержали в полном одиночестве. Голова потом еще долго болела. Вместе с болью вновь вспыхнула ярость. Вначале он представлял себе Райзу на средневековой дыбе, потом на грот-мачте, а рядом – себя самого с девятихвостой плеткой. Однако все эти картины почему-то вызвали у него слабость и тошноту. Он осознал, что хочет лишь одного – встряхнуть ее как следует, а потом наглухо запереть в высокой башне, чтобы она больше никому не смогла причинить вреда. Но как все-таки ей удалось осуществить такой дерзкий план? Одно дело – провести его, мужчину, охваченного страстью, и совсем другое – перехитрить целую команду… Вероятно, она сумела пробраться на корабль – все-таки Райза его жена, ждет от него ребенка, – а потом сообщила командованию янки, куда направляется шхуна. Его люди всегда хорошо к ней относились. Матросы так просто обожали. А теперь половина из них гниют в тюрьме «Эльмира».Незадолго до Рождества он получил письма от родных. Сидни надеется обменять его на своего кавалериста-янки. Он окончательно поправился. Дядя Джаррет пытается апеллировать к старым друзьям в Вашингтоне, а Брент осаждает начальство в Ричмонде. Йен попытался добиться свидания с ним и получил ответ, что, возможно, свидания будут разрешены в феврале.И ни слова от предательницы-жены…В январе замерзающие пленники много разговаривали и вели свою войну – с холодом. Самой большой новостью стал Манифест об освобождении рабов Линкольна, разработанный им еще до Антитама, однако удерживаемый в тайне до какой-нибудь значительной победы северян. К январю слухи о Манифесте об освобождении распространились повсюду. В нем якобы провозглашалась свобода всех рабов в штатах, оппозиционных официальному правительству.– Но это же нелепость! – восклицал Норман Джей, артиллерийский капитан из Теннесси. – Как Линкольн может дать свободу рабам Юга! И почему тогда не освобождает рабов северных штатов тоже? Как может он провозглашать освобождение рабов во время военных действий!Джером, внимательно слушавший, пока читали Манифест, горько улыбнулся:– Мне неприятно это говорить, джентльмены, но, по-моему, этот документ – самое мощное оружие мистера Линкольна.Эти слова вызвали целую бурю возражений. Заключенные сидели или стояли облокотившись на стол в небольшом дворике. Все дрожали от холода, но прогулка для них была единственной возможностью собраться и поговорить, не опасаясь посторонних ушей. Охранники оставляли их во дворике одних.– Объясните, капитан, – обратился к нему Хокинс. – Что вы имеете в виду?– Линкольн – человек очень умный. Всем известно, что он не выносит никакого насилия, никакого принуждения. Не терпит, когда одних людей привязывают к другим. Многие северные штаты уже отменили у себя рабство. Но Линкольн не хочет рисковать, не хочет вызвать недовольство федеральным правительством в пограничных штатах. Мы все знаем, что в таких штатах, как Мэриленд, немало людей, сочувствующих конфедератам. Он считает, что на Антитаме федералы одержали серьезную победу, хотя мы с этим и не согласны. Я не обвиняю Линкольна в лицемерии. Он просто хочет сохранить страну и одновременно избавить ее от рабства. Согласен, в настоящее время он не может дать свободу всем рабам на Юге. Однако он только что одержал колоссальную моральную победу на Севере, убедив в своей правоте людей, уставших от войны. Возможно, он также сумел переубедить и европейцев.– Да черт побери, сэр! – воскликнул Грэнжер Оук, солдат из Джорджии. – У меня рабов нет. Мой отец не мог себе этого позволить. Но я все-таки считаю, что Бог дал нам право самим решать, что нам подходит, а что нет.– Грэнжер, мы прекрасно знаем, что рабов могут иметь только очень богатые люди. Да и те не всегда их держат. Мой дед выступил против рабства, и с тех пор никто из рода Маккензи никогда не владел рабами. Но мы бы слукавили, если бы взялись утверждать, что нас волнует не только проблема рабства, а еще и экономика. Ведь хлопок мы получаем благодаря труду рабов. Возможно, наш моральный долг и состоит в том, чтобы положить конец рабству. А если так, нам необходимо позаботиться об образовании и благополучии людей, которых мы так долго держали рабами.– Да будет вам, капитан! Вы что, забыли, о ком говорите? О черных!– Вот что я вам скажу, джентльмены, – нетерпеливо перебил Энтони Хокинс. – Я в своей жизни встречал немало умных и способных людей и среди краснокожих, и среди белых, и среди черных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46